Я в который раз склоняюсь над унитазом. Сонливая и уставшая даже после полноценного сна, но не способная спать из-за тошноты. Она заканчивается так, как и была должна, учитывая мой токсикоз первого триместра беременности. Меня фактически выворачивает наизнанку. Семечко теперь уже фасолинка. Тринадцать миллиметров и почти грамм веса. Так утверждает книга по беременности и родам, которую я приобрела в электронном формате.

Новый позыв изнутри неосознанно заставляет меня сильнее вцепиться в фарфор. Эдвард выбирает именно это мгновение, чтобы войти в ванную комнату. Я вижу мужской силуэт краем глаза прежде, чем чуть меняю положение, надеясь, что так он увидит гораздо меньше.

- Изабелла, детка, давай я подержу твои волосы, - руки на кончиках оказываются раньше появления у меня возможности возразить и отказаться от подобной поддержки. Да и вообще нахождения Эдварда здесь. Уверена, что из моего рта пахнет ужасно. И я тоже наверняка выгляжу не лучшим образом.

- Всё в порядке, - говорю я, опуская крышку и отклоняясь назад, сжимая рукав белой деловой рубашки, - не переживай. С нами всё будет хорошо. У тебя важный день.

В нижней части спины возникает тянущее ощущение, когда она прижимается к твёрдой груди. Спазмы в животе потихоньку стихают, в то время как лёгкие насыщаются запахом Эдварда, лишённым примесей парфюма. Несколько дней назад мне сделалось плохо от аромата в воздухе, и с тех пор флакон куда-то подевался.

- Мёрдок может немного и подождать. Я принесу тебе воды.

Я нажимаю на кнопку смыва, пока Эдварда нет. И подхожу к раковине, намереваясь почистить зубы, обнаруживая его в отражении зеркала с наполовину наполненным стаканом. Меня обнимают, напоминая о том, что я нужна, защищена и не внушаю неприятных эмоций. Даже когда мой рот наполнен зубной пастой, и она пенится между губами.

- Спасибо.

- Может быть, тебе позвонить Розали и сказать, что сегодня не лучший день для того, чтобы она пришла в гости?

- Нет. К обеду мне непременно станет лучше. Так всегда бывает.

- Хочешь знать, что уже стало лучше? - и, не дожидаясь ответа, Эдвард засовывает свою руку мне под кофту, прижимая меня к себе, - твоя грудь увеличилась. Кажется, что на целый размер. Она не болит?

Он смотрит мне в глаза в отражении зеркала. Я не могу удержать мысль, что мы... красивы рядом с друг другом. Что есть что-то особенное в том, как левая рука скользит вниз по моему предплечью, пока не оказывается на животе поверх светлой домашней кофты. И всё это, несмотря на то, что я никуда не собираюсь, а Эдвард полностью одет для офиса.

- Нет, не болит.

- Тогда позволь мне прикоснуться, - горячий шёпот пробирает всю меня насквозь. Обосновывается мурашками на моей коже, достигающими низа живота, в то время как Эдвард уже проникает кончиками пальцев под правую чашечку лифчика. Не встретив никакого сопротивления, зажимает моё тело между собой и раковиной, когда острое желание, вспыхивающее внутри меня, лишь усиливается за счёт нежности, с которой мужчина стискивает упругую окружность.

- Эдвард... - от исступления мой голос превращается в стон. Ноги сводит блаженной негой. Цепляясь за манжету на рубашке, я чувствую чуть ли не оргазм в ответ на прикосновение к соску. Но вместе с тем и вибрацию в правом кармане брюк, и именно она разрушает весь момент.

- Дьявол. Мне всё-таки пора, - рука оставляет меня в покое слишком рано... Преуменьшает ощущение утраты лишь то, что Эдвард снова устанавливает между нами зрительный контакт:

- Мы хорошо смотримся вместе. У нас будет красивый ребёнок.

- Тебе не странно, что у какого-то пятнышка появляются ручки, ножки, тело, лицо, глаза, нос, внутренние органы и реснички?

- Это не странно. Это... волшебство, Изабелла, и я очень хочу увидеть твой животик как можно скорее. Но, пожалуйста, сохрани для меня два кусочка торта.

- Мы не съедим и половины, сладкоежка, - улыбаюсь я.

- Тем лучше. Мне больше достанется. Я закрою дверь сам. Кстати, от тошноты помогают крекеры. В интернете об этом пишут почти повсюду. Я поехал. Но звук на телефоне выключать не буду, - он выходит за дверь, провожаемый моим взглядом. Я иду на кухню, всё ещё немного удивлённая. От того, что он выяснил, как мне можно действенно помочь, и хоть и оставил невымытую тарелку после своего завтрака, но нашёл в моих ящиках пакет с печеньем и положил его на видное место. Нехитрая еда реально выручает меня, когда, нарезая салаты или запекая птицу, к моему горлу иногда поступает тошнота, не давая ей снова одержать верх над перестраивающимся организмом.

К двум часам, когда примерно должна прийти Розали, на моём столе каких только вкусностей нет. Я проверяю, все ли столовые приборы лежат на своих местах, лишь бы занять руки, но заканчиваю с этим, как только без пяти минут два раздаётся звонок в дверь. Она открывается мною мгновенно и без взгляда в глазок, но переступает мой порог вовсе не лучшая подруга. Я же просто молча делаю шаг назад, и сознание вмиг становится спутанным. Так же, как и эмоции. В голове остаётся лишь желание сберечь жизнь, и ладонь в защищающем жесте обретает пристанище сбоку живота.

Вошедшая женщина одета практически во всё чёрное, как будто у неё траур. Пальто прямого покроя имеет ту длину, которая выгодно подчёркивает стройные ноги, и они кажутся ещё тоньше в чёрных колготках. Некий диссонанс в данную картину вносит лишь проглядывающее под воротником и полами пальто светлое платье и белокурые волосы длиной до плеч. Глаза же скрыты солнцезащитными очками, несмотря на то, что погода этого не требует, и я невольно задумываюсь, не плакала ли Таня Каллен прежде, чем проделала весь этот путь и приехала сюда. Я никогда не представляла себе, что мы встретимся вот так. И уж точно не ожидала испытать... вину. И жалость. И парадоксальный порыв позаботиться о женщине, которую я даже не знаю с хорошей стороны.

- Так вот какая ты, Изабелла Свон, - говорит Таня, останавливаясь около шкафа, к которому когда-то прижимал меня её пока ещё муж. Она не может знать, что это происходило, но теперь мне становится чуть ли не паршиво по поводу прошлого и того, какой я была. Хочется немедленно отправиться в душ и смыть с себя всю ту грязь. Грязь любовницы, сознательно спутавшейся с чужим супругом, а теперь верящей в искреннее счастье с ним, невзирая на, возможно, слёзы и отчаяние оставляемого человека.

- Откуда вы знаете моё имя? - ты повторяешься, Изабелла. Задаёшь этой женщине тот же вопрос, что когда-то услышал от тебя её состоятельный супруг. Чёрт побери, могла бы и выразиться иначе.

- О, это было очень просто. Нанять детектива, чтобы следить за своим мужем, установить, куда он едет после работы и в какую квартиру входит, а дальше дело техники, - женщина осматривается вокруг себя, выглядя уставшей. Чувствующей себя ненужной никому, несмотря на двух прекрасных детей. Но скрывающей это за тёмными стёклами очков и покручивающей золотое кольцо на том самом пальце.

- И что вам нужно?

- Рассказать тебе, какой он.

- Я и так это знаю, - отвечаю я, но она лишь останавливается на полушаге и разворачивается лицом ко мне, наконец снимая очки и осматривая меня с ног до головы. В голубых глазах... почти насмешка. Насмешка над моей наивностью.

- Это могло бы быть правдой с кем-то другим, но только не с Эдвардом Калленом, - качает головой Таня. - С ним недостаточно просто появляться на людях и жить вместе. Думаешь, сходила с ним в ресторан, и всё, вы вместе навсегда?

- Хотите, чтобы я что? Рассталась с ним? - я даже не могу представить себе и мысли об этом, не говоря уже о её претворении в жизнь. Нет. Не вариант. Никогда. И не по причине беременности. И без ребёнка Эдварда Каллена внутри меня я вся его. Полностью и безраздельно.

- Нет. Может быть, мне просто всегда хотелось посмотреть на ту женщину, которая заставит его притормозить. Хотя для него изменить это как почистить зубы. Рано или поздно он обязательно возьмётся за старое. Просто чтобы ты знала, - даже ощущение от пощёчины не оказалось бы столь выворачивающим душу, как эти слова. Но я лишь смотрю на то, как уверенно держится на ногах Таня, на её правую руку, сжимающую небольшую чёрную сумку с золотыми пряжками, и на очки в левом кулаке и думаю, что из этого реально свидетельствует о внутренней силе, а что является отрепетированной фикцией.

- Вам... любопытно?

- А тебе нет? Скажи честно, разве тебе не доводилось вводить моё имя в поисковую строку браузера? Просматривать мои и наши с ним совместные фотографии? Представлять себе день, когда ты, возможно, окажешься на моём месте?

- Нет, я этого не делала.

- В любом случае теперь он твоя проблема, Изабелла, - совершенно серьёзно говорит Таня. Так, что мне не приходит и мысли сомневаться, но я всё равно не понимаю всего. Лишь отстранённо смотрю на прикосновение к дверной ручке и не смею сдвинуться с места. На тот случай, если женщина передумает уходить или и вовсе пересмотрит своё решение.

- Что это значит?

- А ты сама как думаешь? - она моргает несколько раз подряд. Словно ей в глаз что-то попало. Я испытываю жалость, хотя Таня Каллен скорее ударит меня, узнав, чем возрадуется тому, что кто-то увидел её эмоциональную нестабильность. Кто-то, кто... враг. Преграда. Серьёзное препятствие, возникшее из ниоткуда после десятков женщин, которые исчезали в небытие так же быстро, как и появлялись, едва ли успевая действительно отразиться на жизни и отравить её. - Я не могу заставить его быть со мной. Но наши мальчики... Мои дети при этом никуда не денутся. И я всегда буду их матерью. Просто имей это в виду.

- Конечно, будете, - сильнее обнимая свой живот, говорю я. Невинные дети, о которых мы обе думаем и переживаем, выросли прекрасными людьми в том числе и благодаря ей. Это не только заслуга Эдварда. Каждый вложил в них что-то своё. И мне не сложно признать обоюдный вклад в процесс воспитания. - Они ваша плоть и кровь. Вас никто и никогда не заменит, и они будут любить вас, что бы ни было.

- Думаешь, я нуждаюсь в этих твоих словах?

- Очевидно, нет. Просто я не хочу, чтобы между нами возникло недопонимание.

- Я тебя предупредила, и это всё, - и Таня Каллен выходит за дверь, оставляя её распахнутой. Меня настигает внезапная слабость, пока стук каблуков стихает вдали, и я сажусь на пуфик, безразличная к необходимости запереться. Нахожу в себе силы только прикрыть глаза и уткнуться лбом в стык шкафа с шёпотом на губах:

- Всё хорошо, малыш. Всё у нас с тобой хорошо. Она ушла... ушла. Мамочка никому не позволит тебе навредить.

- Белла? Почему твоя дверь нараспашку? - я вздрагиваю, встрепенувшись, но сердце вспоминает про Розали. Что это чуть задержавшаяся подруга. Мои веки приподнимаются, и секундой позже взгляд фокусируется на её лице. Голова более не кружится, предоставляя мне возможность мыслить здраво и ясно. - Белла, что с тобой? Ты в порядке?

- Да... Да. Просто ненадолго стало плохо. Ничего страшного.

- Ты не поверишь, кто вышел из лифта на первом этаже. Супруга Эдварда Каллена собственной персоной. Я тебе точно говорю, что это была она.

- Роуз?

- Да?

- Скажи честно, я сейчас бледная? - я чувствую, что почти дрожу. Будто вся перекачиваемая сердцем согревающая тело кровь вмиг застыла и перестала двигаться по кровеносным сосудам. Хочется забраться под самый тёплый на свете плед с бокалом, от которого исходит пар, и не вылезать до самого конца беременности. Чтобы не допустить выкидыша и благополучно родить ребёнка. Чёртов окружающий мир.

- Разве что немного.

- Нальёшь нам, пожалуйста, чаю? Я должна кое-что тебе рассказать.

Мы перемещаемся на кухню, где мною после отъезда Эдварда было проведено немало времени. Но сейчас я просто не могу видеть всю эту еду и сижу на его привычном месте, обернув руки вокруг чашки с дымящейся жидкостью. Она светло-зелёная, содержит травы мелиссы и источает слабый цветочный аромат.

- Белла, ты точно в порядке? Может быть, вызвать врача?

- Она приходила ко мне. Таня Каллен была здесь из-за меня, - призвав всю храбрость, что есть внутри моего испугавшегося тела, признаюсь я. Больше не могу молчать. Не тогда, когда правда подобралась столь близко. Рано или поздно она всё равно станет известна. Живот начнёт увеличиваться, и это уже будет не скрыть. Ни то, кто отец, ни наши совместные желания и планы.

- Не поняла. Ты знакома и с ней тоже? Не только с её мужем?

- Всё это потому, что я встречаюсь с ним, Розали. Со дня того благотворительного мероприятия, на котором оказалась с Элис. Скажи же что-нибудь.

Роуз отодвигает нетронутый бокал в сторону. Хватает вилку и, игнорируя ложку в салатнице и свою тарелку, начинает поглощать салат прямо из общей посуды. И даже не смотрит на меня. Я успела достаточно изучить её, чтобы понять, когда ей трудно найти слова. Мне и самой стыдно. Не было ни разу до этого момента, но теперь весь груз ответственности за связь с женатым навалился на меня буквально в одночасье. Почти пять месяцев. И лишь сейчас я эмоционально угнетена. Несмотря на то, что не преследовала Каллена и не навязывалась ему. Он сам захотел и выбрал меня. Но всё равно я...

- Давай всё проясним. Ты говоришь мне, что спишь с миллиардером из списка Форбс с лета, и теперь его жена нанесла тебе визит?

- Я знаю, это неправильно, Роуз. Что я поступила отвратительно, проникнув в семью, и мне нет оправдания. Я никогда не думала, что стану одной из таких женщин. Ты так восхищалась всеми ими, что теперь наверняка ненавидишь, - я провожу рукой по волосам в нервном жесте и хочу отвернуться на тот случай, если на лице подруге ничего, кроме осуждения, но сдерживаю порыв, направленный на самозащиту, - скажи честно. Я не обижусь.

- Я не могу ненавидеть тебя и никогда не буду, Белла. Но что теперь? У него ведь дети, и...

Слова вырываются сами по себе. Левый кулак стискивает низ кофты, а правая рука опускается на грудную клетку чуть ниже шеи. Я едва успеваю набрать полные лёгкие кислорода.

- Я люблю его, Розали. И не собираюсь лишать их отца. Ты и сама видела, какие они замечательные. Я хочу... я тоже хочу быть в жизни мальчиков.

- Он об этом знает?

- О том, что я принимаю то, что они у него есть, да.

- А об остальном?

- Нет.

- Но он живёт здесь? Не смотри на меня так. Если те чёрные кожаные перчатки в прихожей твои, то по размеру они наверняка пойдут и мне, - Роуз улыбается, и я расслабляюсь. Как говорят в таких случаях, словно камень падает с плеч. Я никогда толком и не понимала того, что при этом чувствует человек, но сейчас однозначно ощущаю, как они расправляются. Перестают быть сгорбленными и напряжёнными. У меня возникает желание тоже поесть. Накормить себя и ребёнка.

- Я думаю, она отпустит его. Но будет буря, Роуз. Когда все узнают и заговорят об этом. Тишина... не навсегда.

- Эта буря пройдёт, Белла, и если у тебя всё к нему серьёзно, и у него к тебе тоже, вместе вы справитесь. Я же всегда поддержу.

- Спасибо, Розали, - выдыхаю я, благодарная за эти слова, которые были мне так нужны, - это значит для меня невероятно много.

- Ты что, плачешь?

- Нет. Нет, - но тут по моей щеке скатывается слеза из левого глаза и исчезает между губами солёным вкусом. Он задерживается на рецепторах прежде, чем перемещается в голову, давая мне понять, какой сентиментальной я могу стать.

- Белла.

- Не обращай внимания. Давай лучше поедим. Я достану курицу из духовки. А ты расскажешь мне, как там Эммет, и как твоя работа консультантом по юридическим вопросам.

Спустя время мы сидим на диване в гостиной, наслаждаясь вкусом буквально тающего во рту торта. Шоколад и ягоды вишни изумительно сочетаются друг с другом, и я представляю, как их наверняка оценит Эдвард. Особенно вместе с предпочитаемым им кофе.

- Ты не слышишь?

- Что?

- Задумалась, да? Тебе пришло сообщение.

Как у вас дела? Розали ещё с тобой?

Да. Едим торт. Он потрясающий. Тебе понравится.

Не тошнит?

Нет. А что там с Мёрдоком?

Издательство теперь моё. За четыреста миллионов. Нужно будет подумать над новым названием.

Вместе?

Конечно, вместе.

Поздравляю с покупкой.

Спасибо. Шампанское тебе нельзя, но, может быть, отметим это соком?

Да.

- Это от него, да?

- Да.

- Ты счастливая.

- Думаешь?

- Нет, не думаю, - качает головой Розали, убирая опустевшее блюдце на журнальный столик, а потом поясняет уверенным голосом, - утверждаю. Он красивый, у него есть деньги...

- Они для меня не главное, Роуз, - почему-то раздражаюсь я спустя одну несчастную секунду. - И мне всё равно, если когда-то он прикупил несколько предметов искусства. Я хочу не их, а его.

- Прости.

- Всё в порядке. Правда. Ты имеешь право так думать. В том смысле, что для многих богатство ассоциируется с защитой. Я понимаю это. Но надеюсь никогда не измениться. Не поставить его превыше своих человеческих качеств.

- Я ударю тебя, если замечу, что тебя заносит. Ты же не против?

Мы начинаем смеяться одновременно. И одинаково громко. У меня даже возникает небольшое давление в мышцах живота. Оно заставляет испугаться и умолкнуть, чтобы прислушаться к себе. После ничего не происходит. Ни спазмов, ни боли. Но я всё равно остерегаюсь, делаю пару глубоких успокаивающих вдохов и встаю в намерении отнести посуду на кухню. Роуз помогает мне, уходя вскоре после ещё одной чашки чая с кусочком торта для Эммета.

- Ты звони, и я тоже буду.

- Спасибо, Розали, за всё.

- Передашь привет своему? Хотя он вряд ли знает обо мне.

- Нет. Он знает, что это с тобой я ходила на выставку. Поэтому передам, - мы крепко обнимаем друг друга прежде, чем подруга уходит. Я убеждаюсь, что в холодильнике осталось достаточно еды для Эдварда, и, запивая витамины водой, сажусь перед ноутбуком за своим туалетным столиком.

Скажи честно, разве тебе не доводилось вводить моё имя в поисковую строку браузера? Просматривать мои и наши с ним совместные фотографии? После загрузки браузера пальцы набирают два слова столь стремительно, что я никак не успеваю подготовиться к отображению результатов. И в итоге вижу множество фото. Больше, чем возможно сосчитать. Повседневных и официальных, в платьях и нет, с собранными и распущенными волосами, строгих и улыбающихся. Я захлопываю крышку, словно она обильно смазана ядом. Мне не нужно это. Не нужно что-то знать.

- Я дома, - на часах тридцать семь минут шестого, когда я слышу звук вращающихся в замке ключей, а потом и слова, делающие всё за пределами квартиры не стоящим внимания. - Изабелла.

- Я на кухне.

- Привет, - приблизившись, Эдвард скользит широкими ладонями мне на живот. Прямо под кофту, из-за чего я чуть вздрагиваю от прохлады мужских рук, что не очень хорошо, учитывая нож в моём правом кулаке, нарезающий хлеб к ужину.

- Осторожнее. Я могу тебя ранить.

- Не ранишь, а даже если вдруг, сама же и остановишь кровь. Меня это не пугает, - обволакивая шею нежными прикосновениями, пальцы чуть запрокидывают мою голову назад, и я доверчиво опускаю её на плечо. От мужчины пахнет улицей и искренностью. Знаю, она не имеет запаха, но я ощущаю её в том, как мы близки и гармоничны друг с другом.

- Мой руки, и будем ужинать.

- Как тебе название «Феникс Паблишинг»? Нравится хотя бы немного? - спрашивает Эдвард, когда мы садимся за стол. Видя приподнятое настроение, я задумываюсь, говорить ли о Тане и о том, что она была здесь, и не сразу справляюсь с внутренними чувствами, чтобы дать ответ.

- Почему оно пришло тебе в голову?

- Может быть, потому, что это долгоживущая птица, возрождающаяся после гибели из собственного пепла. Никто не способен жить вечно, и я тоже не буду, но, встретив тебя, я чувствую себя словно обновлённым, понимаешь? Мне хочется это как-то отразить. Даже если со стороны ни один человек не узнает нашу историю, скрывающуюся за этими словами. Так что ты думаешь?

- Я... я не думала, что всё произойдёт так быстро. Мне казалось, вы будете вести переговоры некоторое время, - говорю я, - но название... красивое. Хотя нет, оно замечательное. Я поддержу тебя всем, чем только смогу, Эдвард.

- Ты уже поддерживаешь, Изабелла. Ты носишь моего ребёнка и будешь заботиться о нём не только девять месяцев, но и всю оставшуюся жизнь, Это дар, за который я никогда не смогу выразить тебе достаточно благодарности. Но скажи, что с тобой, - Эдвард протягивает руку ко мне через стол и ласковым движением прикасается к левому запястью, - ты сидишь рядом, я слышу твой голос и вижу твоё лицо, но ты словно не здесь. Твоя подруга тебе что-то сделала?

- Нет. Что ты? Лишь передала тебе привет перед уходом. Теперь Розали знает о нас.

Всё тут же претерпевает изменения. Водружая локти на стол, Эдвард смыкает руки в замок и смотрит на меня с неподдельным удивлением. Я мечтаю понять всё по этому взгляду, чтобы не требовалось что-то обсуждать, но сейчас не тот случай. Совершенно не тот...

- Мы ведь не говорили об этом, Изабелла. Хотя мы вроде партнёры, и подобное решение должно было быть совместным.

- Я знаю это. Мне следовало подумать дважды, но я... - мой голос невольно становится громче, в то время как я начинаю осознавать, вероятно, собственную глупость. Было так нелепо не сдержать себя. Учитывая, что, оглядываясь назад, это кажется мне вполне реальным. Таня ведь не сделала со мной ничего дурного, что бы заставило меня вдруг возжелать дружеской поддержки, без которой я как-то обходилась раньше. - Я не должна была так поступать. Даже несмотря на визит твоей жены. К тому же мирный. Розали столкнулась с ней у лифта, и я не смогла... не смогла промолчать.

Ножки стула с нажимом проходятся по полу, едва я договариваю. Звук сотрясает воздух подобно гулу оповещающей о цунами сирене. В голове разом возникает столько мыслей о том, что может сделать Эдвард, но он лишь дышит, смотрит мне в глаза и, наверное, думает.

- Почему ты не написала? И не сказала, как только я пришёл?

- Потому что не хотела, чтобы это испортило тебе настроение. Ты был так рад своему приобретению, что я...

- Бизнес не важнее тебя и нашего будущего ребёнка, Изабелла. Что она тебе сказала?

Я тоже встаю со стула и быстро преодолеваю расстояние до мужчины. Мне кажется, он сердится. Негодует. Возможно, даже чувствует себя обманутым, но если всё так и есть, то в моих силах помочь ему справиться с этим. Прикосновениями к лицу и любовью в них.

- Ничего, что было бы важно.

- Что. Она. Тебе. Сказала.

- Что ты никогда не изменишься. Но меня не волнует то, что я услышала. Она всё равно мать твоих детей, и я не хочу ещё больше всё усложнять. Быть той, кто вроде как жалуется. Ради тебя... ради тебя я готова на всё, какова бы ни была цена.

Безудержно Эдвард прижимает меня к себе, почти грубо обхватывая ягодицы, и целует не менее яростно. Я жадно хватаю воздух, едва всё слишком скоро заканчивается.

- Почему ты остановился? - еле дыша, спрашиваю я. Мужская грудь часто вздымается, и сердце в ней бьётся быстро и лихорадочно. Его учащённый темп прямо под моими руками.

- Потому что тебе надо питаться. Давай посмотрим что-нибудь по телевизору после ужина.

- И ты никому не станешь звонить? - естественно я знаю, что подразумеваю его жену. И даже более того. Вижу, что Эдвард также отлично знает, о ком мои мысли здесь и сейчас. Мне кажется, ему хочется выпустить пар. Вероятно, поругаться с Таней, как у них, возможно, давно заведено. Но если я ошибаюсь, то для меня это исключительно в радость.

- Нет. Это единственное место, где я хочу сейчас быть.

Он целует меня куда-то в волосы около левого виска на одиннадцатой минуте фильма. Губы касаются тихо и неслышно по сравнению со звуками на фоне, но диалоги и саундтрек словно перестают существовать. Эдвард обнимает меня вокруг плеч и живота, и я откидываю голову назад, чтобы быть ближе. Прижимаюсь спиной к мужской груди, чувствуя себя любимой. И что моё сердце навсегда отдано Каллену. Без него я потеряна. Он словно компас для меня. Единственное, что указывает мне верный путь.

- Эдвард?

- Да, Изабелла? Что-то болит? - его голос настороженный и тихий. Будто, если спросить громче, у меня, и правда, возникнут поводы для беспокойства о своём физическом состоянии. Ведь мысли, как говорят, материальны. Но я в порядке. Никогда не чувствовала себя лучше.

- Рядом с тобой это невозможно. Я... Я тебя люблю, - это странно, учитывая ребёнка во мне, но только теперь во мне сполна проявляется ощущение, что всё станет другим. Что всё уже стало таковым. В ту же самую секунду, как я сказала особенные три слова. И пути назад больше нет.

- Я хочу сесть, Изабелла.

Я выбираюсь из объятий и поднимаюсь с дивана, только чтобы ощутить руки на пояснице. Ладони сжимают, разворачивая меня лицом, и Эдвард утыкается лбом мне в живот. Это как акт поклонения. Возможно, даже подчинения. Символизирующий, что я обладаю властью.

- Ты не обязан...

- Прекрати, - Эдвард поднимает голову и обнимает мою шею правой рукой, задевая мочку уха, - ты удивительная женщина, и моя жизнь стала гораздо лучше с тех пор, как ты вошла в неё. Если бы ты только видела, как глупо я улыбаюсь в телефон, когда получаю твои сообщения. Я люблю тебя, Изабелла.

- Ты... улыбаешься?

- И не могу, да и не хочу это контролировать. Иди сюда.

Уже в следующую секунду уверенные и нежно-сильные руки несут меня в спальню. У нас было множество поцелуев. Трепетных и медленных, страстных и во многом граничащих с насилием, но тот, который касается моих губ сейчас, невозможно описать одним словом. Он сочетает в себе всё и одновременно заставляет желать большего. Потому я не медлю, оказавшись в кровати, а сразу дотягиваюсь до лишней сейчас одежды в стремлении избавиться от неё в кратчайшие сроки.

- Скажи, если вдруг будет больно. Ты поняла, Изабелла?

- Да... Да, - два слога срываются затруднённым дыханием, когда Эдвард чуть отстраняется, чтобы дать мне ответить. Его тело граничит с моим в каждой клеточке, но каким-то образом это не мешает нам раздевать друг друга. Я чувствую всё больше и больше кожи под подушечками пальцев, они впиваются в неё, едва обычных прикосновений становится недостаточно, но это лишь подстёгивает Эдварда действовать быстрее. Хаотичнее. Перестать контролировать себя и много думать. Не глядя, он стягивает мои красные трусики по бёдрам и опускается у меня между ног, оставляя на мне только идущий в комплекте лифчик с чёрными узорами поверх однотонной ткани. Я думаю и верю, что нам точно не грозит стать скучными и предсказуемыми друг для друга. Чтобы интим приелся и стал невероятно редким явлением.

- Ты так сексуальна, детка, - Эдвард говорит это так, что мне кажется возможным кончить, просто услышав фразу несколько раз подряд. А потом, установив зрительный контакт, погружается в меня сразу на всю длину. Но тут же замедляется, давая нам обоим привыкнуть к ощущениям. Подавляет в себе хищное начало и счастливо целует.

Спокойные, неторопливые толчки сближают нас ещё больше, и так же сильно я скрещиваю ноги, чтобы он словно похоронил себя во мне. Я чувствую почти неприятное давление на грудь, но ничего не могу сказать, способная лишь на эмоции, желание слиться фактически воедино и ошеломительно тесно и потребность скользнуть за край вместе. Дрожь зарождается внутри моего живота и одновременно подкрепляется тем, как Эдвард особенно наваливается на меня, вспотевший и невероятно красивый в своей физической и душевной обнажённости. Мы обнимаем друг друга повсюду, где хватает рук, и ненадолго застываем на грани прежде, чем волна жара распространяется по нашим телам от места соития. Сердце колотится, словно я пробежала марафон, и я еле нахожу в себе силы переместить левую руку, чтобы прижать голову Эдварда ближе к коже, настолько мне нравится ощущать его затруднённое переживаемым экстазом дыхание.

- Я хочу ещё.

Мужчина смеётся мне в левое плечо, но вскоре почти давится собственным же смехом прежде, чем спрашивает полностью серьёзно:

- Как ты хочешь?

- При свете. И почувствовать твой рот на своей груди. Я не имела в виду прямо сейчас, - я сжимаюсь вокруг Эдварда сильнее, едва улавливаю в нём намерение отстраниться. - Полежим так ещё немного.

- Тебе не тяжело?

- Нет. Мне приятно.

Он утягивает меня за собой, по-прежнему оставаясь внутри, и проводит указательным пальцем по правой бретельке бюстгальтера и дальше вдоль чашечки.

- Я уже не так хорош, как в молодости.

- Для меня ты лучший на свете, Эдвард Каллен. Во всём.