Глава 4.

- Моя, моя Белла. – И, наконец-то открыв глаза, вижу перед собой, покрытое бисеринками пота, идеальное лицо моей жены Тани.

***

Я тяжело дышал, уткнувшись в подушку. Сердце гулко пробивало дыру в матрасе. Моя жена, повернувшись на бок, смотрела на меня. Я не видел ее лица, но знал, какой у нее взгляд: удивленный и немного сочувствующий.

Когда-то мы обсуждали вероятность измены. Мы посчитали, что от этого никто не застрахован, и решили сразу обговорить наше поведение. Мы договорились, что, если такое случится, то это останется вне нашего дома, мы не будем это обсуждать и упрекать друг друга. Мы знали, что ни один из нас не сможет полюбить другого человека. Такое просто невозможно. Полюбить, впустить в свою жизнь кого-то чужого, на это мы никогда не пойдем. Мы с Таней любим друг друга и наша семья идеальна, наша жизнь устраивает нас обоих, мы подходим друг другу как парные фужеры из муранского стекла.

И теперь, из-за моей пьяной выходки тонкое стекло грозит треснуть, больно ранив самую прекрасную женщину в мире.

Я поднял тяжелую голову с подушки и перевел взгляд на Таню. Она смотрела на меня своими сапфировыми глазами и на лице ее блуждала улыбка. Обнаженная Таня, вытянувшаяся рядом со мной, была воплощением удовлетворенной страсти.

- Давно ты меня так не называл…

Ее низкий голос звучал чуть хрипло. Ее слова с трудом просачивались в мое сознание. Ее грудь вздымалась, и мой взгляд скользил по затвердевшим соскам и следам моих зубов на белой коже. Моя Таня, моя красивая жена. La mia bella. Единственная фраза, которую я выучил во время нашего медового месяца в Италии.

- Вставай, любимый. Эммет заедет за тобой через два часа.

Таня провела ладонью по моим ягодицам и соскользнула с постели. Обнаженная и прекрасная. Покрытая следами моих зубов и отпечатками моих пальцев. Словно вещественное доказательство моей измены. Каждая отметина на ее коже была чужой, не ей предназначалась эта страсть и боль, которую я неизвестно откуда принес в наш дом, в нашу постель.

- Эдвард. Эдвард! Вставай!

- Что ты говорила про Эммета?

- Он заедет за тобой, чтобы отвезти в аэропорт. Ты помнишь, что сегодня возвращается Карлайл?

- Я возьму такси.

- Медвежонок хотел с тобой поговорить. Не знаю, мальчики, что вы вчера не поделили, но я горжусь тобой, любимый. Розали сказала, что синяки у Эммета сойдут не скоро. Спускайся завтракать.

Она вышла из комнаты и полы шелкового халата распахнулись, обнажив ее длинные ноги, также покрытые следами моих рук. Я помню, как раздвигал ее колени, как закинул ее ногу себе на плечо, чтобы глубже проникнуть в нее. Я чувствовал, как ее зубы впились в мою шею, как ее бедра двигались мне на встречу.

Я все помню. Только все это я делал не со своей женой. Не ее тело я терзал своими руками, не в нее я врывался в попытке познать ее всю, не на ее коже я оставлял свои метки, чтобы больше никто не посмел усомниться в том, что она моя.

Моя, моя Белла. Гребаное имя, так удачно подошедшее к давним счастливым воспоминаниям моей жены. Гребаный кареглазый ангел.

Гребаный Джаспер. Чертов Эммет.

Я поднялся с постели и потащился в ванную. Все тело болело. В зеркале над раковиной отразились синяки, царапины, следы зубов и ногтей, все это великолепие покрывало мою бледную кожу, покрасневшие глаза окружали  желто-синие «мешки». Красавчик. Хотя нет – это роль Джаса, но и на обычного Зануду я со своим поведением сегодня не тяну.

Принять душ, смыть с себя это наваждение. Мне кажется, что на моих руках перемешались два запаха: сирень и яблоки. Нимфа и Ангел. Таня и Белла. Моя жена и моя… Кто она? Она никто для меня – случайная пьяная ошибка, помешательство.

Из всего нужно извлекать положительное. Таня, кажется, очень довольна моей вспышкой страсти. Может нам как-то разнообразить наш секс, добавить игрушек, ролевые игры, что там еще делают. Надо спросить у Эммета, они с Роуз в этом профи.

В конце концов, я не так уж и люблю яблочные пироги, чтобы сходить по ним с ума, даже если они покрыты глазурью шоколадных глаз и присыпаны пудрой веснушек.

Мать твою, Каллен, мы это уже обсуждали, тебе тридцать один год, ты ведущий хирург, ты не подросток в пубертатном периоде, и твой гребаный член напрягся до боли, при воспоминании об этой девчонке.

Я не дрочил восемь лет. Но видимо, это как с велосипедом, навыки не забываются…

***

Эммет вел машину так, словно участвовал в конкурсе на идеальную домохозяйку. Его манера вождения никак не вязалась с разбитой губой и синяком на подбородке слева. Эммет молчал. Он молчал, когда я сел в машину, когда мы ехали по автостраде, когда я задавал ему вопросы.

Когда я понял, что ответов не будет,  то начал рассуждать вслух. Кому-то это может показаться странным, но для меня поведение Эммета было закономерностью. Когда я вытаскивал его из запоев и откачивал после пьяных дебошей, я так же на утро молчал, давая ему возможность выговориться и самому понять, что он натворил.

 - Эм, я не знаю, что на меня нашло. Я перепил. Ты же помнишь, как я напился на выпускном, мне нельзя смешивать напитки. Черт, я знаю, что мне не семнадцать. Я знаю, что могу выпить и больше…  Б**ть, Эм, она сама этого хотела. Все ее взгляды, эти поглаживания, якобы случайные прижимания ко мне. Какого черта я повелся на девчонку? Эммет, мне тридцать один, я реально никогда не западал ни на одну женщину, ты же знаешь, что у меня после знакомства с Таней никого кроме нее не было… Б**ть, я так ее хотел. Да какого черта, я и сейчас ее хочу! Вот прямо сейчас в твоей гребаной машине у меня такой стояк, какого не было с пятнадцати лет… Эммет, я реально сделал ей больно? Что с ней? Скажи мне, мудак, что с ней?

- Она в порядке, синяки, пара укусов, я вернулся ее осмотреть, после того как отвез твое пьяное тело домой. Кстати, ты должен мне триста баксов за мою рубашку и заднее сиденье такси. И, да, я нормально, ничего не болит, спасибо, что спросил.

- Поплачь, Медвежонок. Ладно, давай уже, я понял, что я полное д***мо. Что там вчера со мной произошло?

- Если в двух словах, то ты, пьяное мудило, пытался изнасиловать семнадцатилетнюю девочку.

- Б**ть… Ладно, неудачно и неправильно понял намеки. Девочки не пьют вискарь стаканами и не заманивают взрослых дяденек в душевые кабинки.

- Каллен, никто, мать твою, тебя не заманивал! Она вела себя с тобой точно так же как и с нами. Все это придумал твой пьяный член. – Медвежонок превратился в разъяренного медведя гризли. – Ты пустил слюни как только она села рядом с тобой. Думаешь, я не видел, какими глазами ты на нее смотришь? Мы с Джасом весь вечер пытались тебя отвлечь от нее. Но ты же – неотразимый доктор, б**ть, Каллен.

- Эм, послушай…

- Нет, это ты меня послушай. – Палец Эммета уперся мне в висок. – Сейчас мы встречаем твоего отца, отвозим его домой, и едем к девчонкам. И там ты на коленях просишь прощения у Беллы и Элис.

- А у мелкой-то за что?

- За то, мудак, что она – девушка нашего друга, а значит одна из нас, и ты, мудак, обидел ее лучшую подругу.

- Ладно, понял, я – д***мо, девчонка – ангел.

- Нет, Каллен, просто ты – Зануда, у которого снесло крышу. Мы знали, что это когда-нибудь случится.

- Вы что?

- Да, мы с Розали два года назад поспорили, кто из вас с Таней первый изменит. И я вчера чуть не проиграл из-за тебя, придурок.

- Вы поспорили на нас? – Мне казалось, что я прокричал это, но слова застряли в горле, вырвавшись лишь в виде полушепота.

Я был поражен. Наши друзья терпеливо ждали, когда кто-то из нас оступится. Они не верят в нас. Мы где-то ошиблись или просто семья Маккарти такие извращенные дебилы.

- Кстати, Джаспер тоже поставил на тебя.

Вот так, в семейном джипе моего друга рухнули мои представления о тех, кто меня окружает, больно ударив по похмельной голове.