Глава 5.

Карлайл Каллен был раздражен и капризничал. Слушая, доносящиеся с заднего сиденья, его причитания по-поводу качества еды в самолетах, я погрузился в свои мысли.

Если отбросить все нюансы, то Эммет дал исчерпывающую характеристику тому, что произошло вчера: у меня снесло крышу и я пытался изнасиловать Беллу.

Я задумался о том, как прочно обосновалось ее имя в моей голове. Словно всегда там существовало. Белла. Мне хотелось произнести ее имя вслух. Почувствовать движение губ и языка. Ее имя словно поцелуй, у него есть вкус, есть ритм, гармония, и обязательно должна быть отдача, ответ.

Ей удивительно подходит ее имя. Bella. Красивая. Она действительно очень красивая девочка, но меня окружает множество красивых женщин, и почему-то ни одна из них не вызывала у меня желания стукнуть ее по голове каменным топором и утащить за волосы в свою пещеру.

Я никогда не убегаю от проблем. Лучше все как следует продумать и просчитать, чтобы выйти из сложившейся ситуации с минимальными проблемами.

Эммет прав, прощения просить придется, и выглядеть при этом нужно раскаявшимся, неуверенным, угнетенным. Девчонка наверняка будет плакать, и обвинять меня во всех смертных грехах, но, думаю, дорогой букет и плитка хорошего шоколада ее утешат. И ни в коем случае нельзя говорить, что запал на нее исключительно по-пьяни, у женщин от этого развиваются какие-то комплексы, особенно у семнадцатилетних.

С Элис сложнее, нам с ней еще долго и часто предстоит сталкиваться, как у Джаса, так и в дальнейших совместных мероприятиях нашей Компании. Поэтому, мелкой, я скажу все как есть, перепил, снесло крышу, в конце концов, намекну, что давно не было секса из-за постоянных дежурств в операционной, и она меня даже пожалеет, а Красавчик никогда не поставит под сомнения мои слова.

И, еще нужно дать Элис понять, что мои встречи с Беллой крайне нежелательны, чтобы не травмировать девушку тем, что у меня жена и между нами ничего не может быть.

У меня жена. Между нами ничего не может быть. Картины того, ЧТО могло бы быть между нами, заполнили мою голову и штаны.

- Как ее зовут? – Отец стукнул меня по голове тубусом, который не выпускал из рук с момента выхода из самолета.

- Что? Кого?

- Как зовут ту, из-за которой мой сын приобрел человеческое выражение лица? Твой обычный калькулятор, который ты являешь миру, можешь оставить там, где ты его потерял.

Эммет изобразил коронный орангутанговый смех и, развернувшись «дал пять» моему отцу.

- Придурки. – Фыркнул я и отвернулся к окну.

- А я знал, что надо было усыновлять Эммета и сдавать тебя в интернат. С ним веселее. Но Эсми сказала, что если она каждый раз будет возбуждаться при виде собственного сына то, кто-то может сказать, что это не нормально.

-Вау, миссис Каллен?! – Нет, нашего Медвежонка ничем не смутить.

- Эй, вы говорите о моей матери!

- Не будь занудой, Эдвард. Твоя мать распланировала наш секс на ближайшие 4 года и, поверь мне, там не фигурирует никто из твоих друзей.

- Если что, вы знаете, где меня найти, мистер Ка. – Кстати, вздрагивать от смеха Эммета вы перестаете примерно после двух лет.

- Но я все еще не услышал про НЕЕ…

- Отец, нет никакой НЕЕ. У меня банальное похмелье. Кстати, благодаря вашему любимчику Эмми.

- И где вы гуляли?

Иногда я жалею, что мой друг такой простой и прямолинейный чувак.

- В женском общежитии Университета Вашингтона.

Мне не нужно было оборачиваться, чтобы увидеть, как правая бровь моего отца медленно ползет вверх, неизбежно притягивая за собой уголки губ. Ухмылка Каллена. Если она попала на лицо, то отец перешел в режим «Поиск информации».

В течение следующих десяти минут Карлайл знал все о Элис и Джаспере, о ДД – «Дурашке Джессике»,  об испорченной рубашке и заднем сидении такси, и о доставке моего невменяемого тела домой.  Ни о происхождении наших синяков, ни о Белле ПОКА Эммет не произнес ни слова, и я решил взять нить разговора в свои руки.

- Отец, Таня просила передать тебе привет и приглашение на ужин.

- Спасибо, поцелуй ее от меня. Но на ужин я предпочитаю ходить туда, где мне не нужно будет волноваться из-за пролитого вина на «скатерть ручной работы, я нашла ее на блошином рынке, после трех месяцев поисков, купила за двенадцать долларов и отреставрировала за двести, а в химчистку такие вещи отдавать нельзя там их испортят».

Отец столь похоже изобразил речь моей жены в один из их последних визитов к нам, что я не мог сдержать улыбку, ну а Эммет опять заржал.

- Ладно-ладно, я все понял, мы пара зануд, которые не достойны принимать у себя великого писателя Карлайла Каллена и его придворного шута МакКарти. – Я получил одновременный тычок по ребрам со стороны Эммета и удар тубусом с заднего сидения.

- Итак, Элис, Джессика, а как, ты говоришь, зовут третью?

- Белла.

Иногда я жалею, что мой друг такой простой и прямолинейный чувак. А иногда я жалею, что он мой друг, и я не могу его убить.

Отец с довольной улыбкой расслабленно откинулся на сиденье, и больше не произнес ни слова до самого дома.

***

В привычной борьбе «руки или кресло» победило упрямство Карлайла. Если честно, то эти споры между мной, им и матерью из-за нежелания отца даже трех метров до крыльца преодолеть на руках у меня и Эммета, скорее дань традиции, чем реальный спор. Каждый раз мы трое пререкаемся, а Эммет молча достает из багажника инвалидное кресло, и протягивает руки к отцу со словами: «Пойдемте, мистер Ка, а то они до вечера нас тут голодом заморят со своим упрямством».

Дом родителей полностью оборудован под нужды моего отца. Он часто говорит, что если бы во времена его детства у него было столько возможностей, то он бы «избавился к чертям от этих трех букв в медицинской карте». ДЦП. Нарушения в ходе родов, отсутствие средств на реабилитацию, ограниченность методов лечения. Моя бабушка сделала невозможное. После месяца реанимации ей на руки отдали еле дышащего ребенка весом два килограмма, со словами: «Он никогда не будет питаться самостоятельно». На следующий день после выписки она выкинула зонд для кормления и взяла в руки бутылочку, ребенок начал есть. Восемнадцать лет бабушка практически не жила дома, дедушка вкалывал в три смены на двух работах. Неисчислимое количество курсов реабилитации во всех имеющихся на то время центрах и клиниках. Километры диагнозов. Разбитые надежды. Слезы. Отчаяние. И снова надежда. К пяти годам удалось снять спастику в руках, в семь лет отец начал более-менее разборчиво говорить, к восемнадцати стало ясно, что он никогда не сможет самостоятельно ходить. Он устроился на работу в городскую библиотеку. Ночами, на древней машинке, перепечатывал тексты хроник. Тогда в его жизни и появились две главные, после его матери, женщины: моя мать Эсми, просиживавшая в библиотеке целые дни «из-за загадочного красавчика за дальним столом», и История, превратившаяся под руками моего отца в литературу высшей пробы.

Единственное, что долгое время омрачало быт писателя Каллена, это нарушения в головном мозге, из-за которых он просто не в состоянии писать тексты без грамматических ошибок. Иногда он путает буквы, чаще пропускает запятые, окончания. Для этого в его жизни последние годы есть я. Но я, кажется, об этом уже рассказывал.

Сегодня отец, вернувшись с очередного курса лечения в Германии, попав в дом, направился не в гостиную, как обычно, а позвал меня в свой кабинет.

Кабинет моего отца для меня маленького был хранилищем всех тайн и любимым местом в доме. Отец никогда не запрещал мне здесь играть, и я частенько забирался в большое кресло с высокой спинкой, и молча, наблюдал за тем, как он стучит по клавишам.

Я уселся в то самое кресло и приготовился ко всему. Нужно знать Карлайла, чтобы понять, что он абсолютно непредсказуем.

- Эдвард, я решил нанять ассистента.

- Опять? – Я усмехнулся, памятуя о последнем и единственном бедолаге.

- Я серьезно. У меня в работе два романа, ты вычитываешь третий. Эсми требует освободить год на отдых. Я ее понимаю, мы лет десять уже никуда не ездили. Поэтому я попросил твою маму подобрать человека, который бы взял на себя правку моих текстов.

- Но я, кажется, еще ни разу тебе не отказал! – Я встал и начал мерить шагами кабинет. – Ты мог просто сказать, что нужно вычитать быстрее, я откладывал, потому, что не думал, что все так срочно.

- Эдвард, к чему такие эмоции? Это всего лишь ассистент, я не собираюсь переписывать на него авторские права или наследство.

- Причем здесь это? Ты впустишь в дом постороннего человека? У нас налаженная жизнь, мы всегда справлялись, и сейчас не исключение.

- Эдвард, это решенный вопрос. – В голосе отца появились, так проявляющиеся в мой адрес, жесткие нотки. – Человек найден. Сейчас она в гостиной, ждет, когда я с ней поговорю.

- Она?

- Да, Эсми порекомендовали ее, как терпеливого, усердного и грамотного работника.

- Что ж, удачи с новым ассистентом. – Последнее слово я практически выплюнул.

- Еще ничего не решено, она может оказаться пустышкой. Хотя что-то мне подсказывает, что она достойна внимания.

- В любом случае, отец, ты знаешь, что я всегда готов помочь тебе. Я рад, что ты вернулся, и что вы задумываетесь о длительном отдыхе.

- Не уходи, сын, мне интересно твое мнение об этом кандидате.

Не знаю, из-за чего я больше злился, из-за того, что он не посоветовался со мной или из-за того, что отказывался от моей помощи. Я так и остался стоять, держась за спинку кресла, стоя спиной к открывающейся двери.

- А вот и она. Проходите, мисс, не стесняйтесь.

Улыбка отца вызывала ассоциацию с улыбкой змея-искусителя, протягивающего запретный плод любопытной паре. Знакомый запах обжог мои легкие. Я втянул его глубже носом, и, повернувшись к двери, прошипел сквозь зубы:

- Здравствуй, Белла.