Всего четыре дня назад в моей жизни все было понятно. Моя жизнь принадлежала мне.

У меня были друзья, жена, работа, родители, мой дом.

За последние четыре дня я узнал, что мой лучший друг больше года скрывал от нас свою девушку, что моя жена почти двенадцать лет не знала, что такое «лучший секс», мои родители считают меня занудой, друзья делают ставки на мою семейную жизнь, мой член мне не подчиняется, а коллеги считают придурком.

Хорошо, Каллен, допустим, про Джаспера ты мог бы и догадаться, он постоянно где-то пропадал, при встречах отшучивался, словом, если бы мы были чуть внимательнее, то могли бы заметить изменения, произошедшие в нем.

Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что уже год не видел Красавчика ни с одной девушкой, он стал как-то собраннее, с ним стало приятно договариваться, он начал вовремя приходить на встречи и, что главное, заранее их планировать.

Другой вопрос, почему Джас скрывал Элис от нашей Компании. Но и здесь я не могу его винить. Элис восемнадцать. Самой младшей из нас – Розали – двадцать семь. Я даже не представляю, как эта мелкая Заноза может вписаться в нашу Компанию. Присоединится к Тане и Роуз в их еженедельных вылазках в спа, или будет вместе с Эмметом сравнивать условия перелетов разными авиакомпаниями, или спорить с Таней о преимуществах отдыха на Бали…

Ей восемнадцать. Ее не интересуют котировки, сервис, дивиденды, споры с клининговой компанией, цены на антиквариат и покрытие страховки.

Ей восемнадцать. Чем руководствуется Джаспер, впуская ее в свою жизнь? О чем он думал весь этот год, раз за разом приезжая к ней в ее маленький городок? Сейчас она студентка, и ей все интересно. Она будет гулять и развлекаться пока учится. А, окончив университет, сбежит от тогда уже тридцатипятилетнего Джаспера, которому к тому времени захочется семью и детей.

Я всегда стараюсь все предусмотреть и спланировать. Авантюризм и спонтанные решения – это не для меня. Когда мои планы оказываются нарушены, я, недовольно морщусь, и строю новые.

В тот день, когда моя жена благодарила меня, давайте называть вещи своими именами, за секс не с ней, я получил по яйцам. И в прямом и в переносном смысле. Коленка Беллы прочно впечаталась в мой пах и память, но еще глубже проник в меня ее голос, впервые произнесший мое имя. И сейчас, четыре дня спустя, я чувствую ее губы и дыхание возле моего уха, и дрожь пробегает по моему телу. И, да, я все еще взращиваю в себе девочку-подростока, которая вздыхает и играет с бабочками в животе.

В тот день и моя жена, моя прекрасная Нимфа, нанесла мне удар, которого я не ожидал.

Мы никогда не вели себя как несдержанные подростки, с самого первого раза, в нашей постели мы занимались любовью. На шелковых простынях не было места грубости и нетерпению. Мы прислушивались к каждому движению и отзвуку тела друг друга. Мы наслаждались каждым моментом близости. У нас впереди всегда была вся жизнь.

Я просто физически не могу трахать свою жену. Женщину, которая родит мне детей, с которой я разделю всю свою жизнь и состарюсь, я могу только любить.

Но, оказывается, моей Женщине было недостаточно того, что я ей поклонялся, что я готов положить на алтарь к ее ногам весь мир. Моей Нимфе оказалось нужно, чтобы ее оттрахали как какую-то девку, при этом, называя ее чужим именем, оскверняя ее тело прикосновениями к другой. Как мало я знал о женщинах.

Видимо нужно было все-таки иногда прислушиваться к Эммету…

Конференция в Чикаго стала своего рода спасением. Когда я вернулся от родителей с болью в паху и гулом в голове, на столе в кухне я нашел записку от Тани, что она уехала к сестре, ей жаль, что она не дождалась меня, целует, любит, ждет с нетерпением моего возвращения.

Именно из-за последней фразы я и не поехал из аэропорта домой.

Я кружил по городу, вспоминая эти два дня в Чикаго. Я был непозволительно не собран. Мой доклад, впервые за время моей практики, разнесли в пух и прах. Я не смог внятно ответить ни на один вопрос коллег, ни на одно язвительное высказывание оппонентов. В моей голове звучала одна фраза. Она шумела во мне, перекатывалась по моему позвоночнику и струилась вдоль вен. «До встречи, Эдвард».

Конференция прошла как в тумане. Ехать было некуда. Дома меня с нетерпением ждала жена. Видеть лица Эммета или Джаспера, выражающие осуждение или, еще хуже, понимание, было невыносимо. Единственным местом, где я всегда мог спрятаться, была моя комната в доме родителей.

***

- Эдвард, милый, это ты? – Голос мамы доносился с кухни вместе с ароматами выпечки, значит можно избежать встречи, она все равно оттуда не выйдет пока не закончит свой черничный пирог.

- Да, ма, я приму душ и спущусь, - крикнул я, и направился вверх по лестнице. Мама, что-то сказала мне в ответ, но я уже не слушал. Моя комната. Мой уголок спокойствия. Лечь на кушетку и включить The Beatls, скорее всего Revolver – самый экспериментальный и самый психоделический альбом знаменитой группы. Просто лежать и ни о чем не думать. А потом, прослушав четвертый раз Eleanor Rigbi, сесть и составить план. Разложить все по пунктам и таблицам. Понять, как все вернуть на места. Да, все должно быть на своих местах.

Зайдя в комнату, я споткнулся о стопку книг у порога.

Отпрыгнув в сторону, я наступил на что-то мягкое, оказавшееся впоследствии подушкой из гостиной.

Я отпрянул в сторону шкафа и наткнулся на столик, который раньше стоял у окна. На столике задребезжала чашка с недопитым чаем.

Я метался по комнате, не понимая, где я нахожусь. Часть моих дисков оказалась свалена на пол около колонок музыкального центра. Взгляд зацепился за нарисованные портреты ливерпульской четверки.  Revolver. Кажется, он мне пригодится. Хотя «битлы» не имели ввиду оружие.

Я выбежал из комнаты и, слетев с лестницы, ворвался на кухню:

- ГДЕ ОНА?!

- Если ты имеешь в виду Беллу, то она на чердаке. - Вывести мою маму из равновесия какими-то истошными воплями и истериками невозможно. – Но не советую ее убивать, иначе мы с твоим отцом никогда не поедем в отпуск.

Я уже не слушал. Перед глазами, как в фильмах про терминатора, появилась новая цель.

Объект: Белла Свон.

Местонахождения: Чердак дома семьи Каллен.

Цель: Не определена из-за множества вариантов.

***

Чердак в родительском доме – это место хранения воспоминаний. Мои старые игрушки, мамины книги, отцовские дневники, семейные фотоальбомы. Все аккуратно разложено по коробкам, сундукам и шкатулкам, подписано и расставлено по полкам стеллажей. Мама говорит, что «воспоминания должны быть упорядоченными».

Иногда наша Компания забирается сюда и, сидя на, покрытом мягким ковром, дощатом полу, мы пересматриваем старые фотографии, перечитываем письма, которых здесь скопилось немало.

 В одних коробках хранятся все письма старших Калленов, сохранившиеся с тех лет, когда бабушка возила моего отца по клиникам. Рядом с ними, коробки с пространными письмами отца к матери, и ее коротенькие записки в ответ – это с тех пор, когда отец, вскоре после моего рождения отправился в Южную Америку за материалом для своего романа. Здесь же и мои письма к родителям из студенческих поездок, командировок, свадебного путешествия.

Здесь вся жизнь семьи Калленов. И, какого черта, здесь делает Белла Свон?

Видимо, последний вопрос я задал вслух, так как, упомянутая мисс, сидящая на вершине стремянки около одного из стеллажей, выронила из рук альбом и на пол посыпались пожелтевшие фотографии.

- Ой… Привет…

Ну и что ты прикажешь мне с тобой делать, невыносимая девчонка? Если от одного взгляда в эти раскрытые от испуга глаза я забыл, зачем пришел сюда.

- Я сейчас все соберу…

- Сиди, где сидишь. – Рявкнул я, и начал собирать фотографии. Только бы не смотреть на то, как она теребит пальчиками край футболки, как покраснели от смущения ее щечки, как треклятые джинсы обтягивают ее ножки и то, что выше, то-о-чем-мне-нельзя-думать…

- Эсми разрешила мне найти старые записи Карлайла, а альбомы меня просто заинтересовали, там столько старых фотографий. Это же так здорово, словно путешествуешь во времени. И все эти лица, в них столько жизни, они будто смотрят на тебя со страниц альбома и оценивают.

Я сидел на полу, в окружении фотографий, и слушал ее голос. Я представлял, как встану, подойду к ней, протяну руки и, взяв ее за талию, сниму со стремянки. Я представлял, как проведу ладонями по ее спине, и она прогнется, прижимаясь ко мне грудью. Как откинет назад голову, и я прижмусь губами к ее шее. Ну вот, опять…

- Ты можешь просто помолчать? – Прошипел я.

- Извини. Я всегда начинаю много болтать, когда волнуюсь. То есть это не то, что я волнуюсь из-за того, что мы здесь вдвоем или… ой, нет… Я хочу сказать, что ты так неожиданно появился и я …

- Я. Понял. Не. Надо. Ничего. Говорить. – Я стиснул зубы, и понял, что с такой же силой сжимаю в руках собранные фотографии.

В тишине я собирал фотографии, даже не вглядываясь в лица, изображенные на них. Обычно, я люблю их рассматривать, но сейчас я мог думать только о девушке, следящей за каждым моим движением. Я чувствовал ее взгляд, и мне казалось, что она смеется надо мной и моей реакцией на нее. Не удивительно, я и сам бы посмеялся, если бы не эта невыносимая тяжесть в паху и абсолютный туман в мыслях.

Ну же, Каллен, тебе тридцать один год, ты провел более ста успешных операций за последние полгода, тебя не смутит какая-то семнадцатилетняя девчонка.

- Когда у тебя день рождения? – Это сейчас я спросил?

- В следующий вторник. Извини, на вечеринку не приглашаю. – Она точно надо мной смеется.

- Эй, а что же мне делать с подарком? – Перейти на шутливый тон оказалось проще, чем я думал.

- А ты купил мне подарок?

- Еще нет, и не думаю, что когда-нибудь захочу сделать это.

- Эй, ты решил прокатить меня с подарком?

- Но ведь ты меня не приглашаешь. Не думаю, что ты заслужила даже оберточную бумагу за такое пренебрежение.

- Оу, ты жесток…

- А ты невыносима.

- Ну, конечно, Мистер Для-Всего-Есть-Система.

-Что?

- Я провела в твоей комнате три дня. Как ты мог жить там годами? Твоя система расстановки дисков совершенно сумасшедшая.

- Да тебе никогда не понять этой системы!

- Неужели. – Она рассмеялась и протянула ко мне руки. – Помоги слезть и я докажу всю ничтожность твоего Великого Плана.

 Я фыркнул, и хотел, уже было, сказать что-то вроде «сама справишься», но, тут я представил, какой вид мне откроется, когда она, повернувшись ко мне спиной, начнет спускаться со стремянки, я протянул ей руку.

Лучше бы, мать вашу, я эрегировал на ее задницу.

Когда ее маленькие ладошки оказались в моих руках, я понял, что испытывают мои пациенты под дефибриллятором. Когда от мощного разряда сердце сжимается, а потом начинает медленно и тяжело раскрываться, пропуская кровь, постепенно возвращаясь к нормальному ритму.

Знал ли я, когда-нибудь, какой на самом деле верный ритм моего сердца. Знал ли я, что оно может биться так ровно, так правильно, так полно. Чувствовал ли я, когда-нибудь, как разгоняется моя кровь, опаляя мои органы, очищая их, словно создавая нового меня из этого пламени, рожденного в месте соприкосновения наших рук.

Я не знаю сколько это длилось, мгновение или вечность. Но если бы у меня был выбор, то я бы попросил продлить. Но кажется эта девчонка задалась целью никогда не оставлять мне выбора:

- Каллен! Что? Опять? – Оперевшись о мои руки, она спрыгнула со стремянки, разорвала прикосновение наших рук и, отряхнув джинсы, пошла к спуску с чердака. – Пошли, маньяк. Эсми не простит, если я лишу ее сына потомства, регулярными ударами между ног.