Я шел по бесконечному узкому коридору, погруженному в кромешную тьму, двигаясь вдоль стены в надежде найти выход. Когда отчаяние уже сжало мне горло тугой удавкой, и я потерял всякую надежду на спасение, мои пальцы наткнулись на обжигающе-холодный металл дверной ручки. Не веря собственному счастью, я дернул дверь на себя и решительно вошел внутрь.

Яркий свет заставил меня на минуту зажмуриться, и, открыв снова глаза, я увидел Беллу. Она стояла возле распахнутого окна и пристально вглядывалась вдаль. Теплые солнечные лучи весело играли в волосах любимой, а легкий ветерок раздувал ее девственно-белое шифоновое платье, делая Белз похожей на прекрасного ангела, спустившегося с небес, чтобы спасти меня.

Я стоял и, словно завороженный, любовался ею, боясь даже дышать, чтобы не нарушить очаровательность момента.

Видимо, почувствовав мое присутствие, Белла медленно повернула голову и ласково улыбнулась мне, от чего мое сердце сладко сжалось в груди. Я улыбнулся любимой в ответ и сделал шаг в ее сторону, стремясь, как можно скорее, заключить Белз в кольцо своих рук.

Но стоило мне только пошевелиться, как все вокруг стало расплывчатым, эфемерным, а вскоре и вовсе исчезло, подобно миражу в пустыни.

В мгновении ока я оказался совсем в другой комнате – той, которую я так старательно пытался забыть уже столько лет, той, которая неустанно преследовала меня каждую ночь. Это была спальня родителей…

Я хотел крепко зажмурить глаза и бежать отсюда без оглядки, но мои ноги словно приросли к полу, отказываясь подчиняться мне. Я не хотел смотреть в сторону широкой кровати с коваными розочками на спинке, не должен был туда смотреть… Но мои глаза уже сами нашли в полумраке комнаты этот запретный объект…

Сегодня кровожадные демоны решили нанести мне сокрушительный удар: то, что я увидел, было хуже всех моих прежних кошмаров, вместе взятых.

Поперек кровати в неестественной позе лежала Белла, одетая все в то же платье, что и минуту назад, только теперь потяжелевшая от крови ткань уже не была белоснежной, а в руке она сжимала цветок орхидеи, очень похожий на те, что я когда-то подарил ей.

Я готов поклясться, что в этот момент физически ощутил, как тысячи острых иголок вонзились мне в сердце. Мое тело замерло, словно окаменело, превратившись в надгробное изваяние. Но моя душа билась в агонии, кричала, стонала и плакала, пытаясь вырваться на свободу, чтобы где-то там, высоко, воссоединиться с прекрасным ангелом – Беллой. Вот только глупая душа не знала, что ей никогда не воспарить в облака, ее место глубоко под землей – в преисподней.

- Нет, пожалуйста, нет… - прохрипел я, протягивая к любимой руку, в которой, непонятно как, оказался зажат нож с длинным, острым лезвием и рукояткой из дорогой слоновой кости – тот самый нож…

Содрогнувшись от ужаса, я попытался разжать пальцы, чтобы выпустить нож, но у меня ничего не вышло: он словно прирос к моей руке, став ее жутким продолжением…

И тогда я закричал… я кричал долго и пронзительно, словно раненый зверь, вкладывая в этот крик адскую боль, отчаяние, безысходность и панический страх - все те чувства, что обрушились на меня мощной лавиной, жестоко сметающей все на своем пути…

…Я проснулся и осознал, что все случившееся не больше, чем просто зловещий сон, но эта мысль не принесла мне и сотой доли облегчения.

Кошмар был таким реальным, что я чувствовал, как судорога пронзала каждую клетку моего тела, пульсировала в венах, несясь с сумасшедшей скоростью по кровотоку, захватывая меня всего в бездну отчаяния.

- Это сон, только сон, все в порядке, я здесь, рядом с тобой, теперь все пройдет, все будет хорошо… - дрожащим голосом сбивчиво шептала Белла.

Я обхватил ее хрупкое тело руками, словно любимая могла меня спасти, цеплялся за нее, как утопающий за соломинку. Одно только ощущение теплого, мягкого, нежного тела Белз успокаивало, даря дурманящую негу забытья. Ее пальчики мягко перебирали мои волосы, пробегались сквозь упрямые завитки, она касалась губами моей макушки, целуя, шепча, заговаривая…

Окруженный ее ароматом, я сходил с ума, чувствуя, как где-то в глубине нарастает непреодолимое желание обладать ею, делать своей вновь и вновь, будто это могло излечить меня. Я не понимал, что творю, отчаянно нуждаясь в ней до боли.

Теплые губы покрывали мое лицо поцелуями, порхали вдоль скул, очерчивали линию подбородка, касались ямочек на щеках, пальчики гладили брови, прогоняя морщинки, бороздившие лоб. Единственная утешала меня, будто понимая, что спасает меня от самого себя.

Я чувствовал каждый изгиб ее манящего теплого тела через тонкую ткань моей вчерашней рубашки, невесть как оказавшейся на Белле, что была единственной невыносимой преградой между нами. Порывисто, сумбурно, жестоко я срывал с нее последнюю ненужную оболочку. Когда рубашка с плачущим стоном упала на пол, перед моими глазами открылся простор, которым я владел безраздельно.

С маниакальной жадностью я впитывал в себя каждую черту, изгиб, плавную линию тела желанной, любимой женщины, жертвующей собой ради меня. Белз была почти обнажена предо мной; в первых лучах утреннего солнца, просачивающегося сквозь занавески в комнату, ее фарфорово-сливочная кожа сияла, слегка подернутая россыпью мурашек, оттененная легкой розовой дымкой смущения. Белла еще не привыкла быть обнаженной передо мной, хрупкие руки взметнулись к нежным округлостям груди, но мгновение спустя потянулись ко мне. Ее руки, губы, тело, звали меня…

Я с жадностью набрасывался на нее, пробуя на вкус, наслаждаясь ароматом, который усиливался в ямочках за ушками, прячась в изгибах локтей, сводя с ума на упругой плоти груди, отбирал последний крупицы разума в дурмане потаенной женственности. Я целовал, кусал, дразнил, забирал ее всю без остатка, оставляя красные следы на белизне кожи, причиняя боль, каждый мой поцелуй обжигал. Целуя губы любимой, врываясь языком в тепло ее рта, я вновь и вновь узнавал Беллу, вспоминал, запоминал. В её сладкий вкус вдруг влился новый оттенок, он был солоноватым, едва ощутимым, дарующим новую гамму чувств.

Мои ладони обхватывали родное лицо. Я гладил большим пальцам щеки, подернутые розоватым, палевым, как лепесток розы, румянцем и говорил, как она нужна мне, прося отдаться, спасти, зная, что моя любимая не оттолкнет, не откажет…

Я обрушивал свои поцелуи на личико Беллы, рисуя заново ее черты, захватывая мочку ушка в жар рта, оттягивая, покусывая, обводя языком крохотную жемчужину ее сережки. Время от времени я ненадолго замирал, вслушиваясь в сбивчивое дыхание, ощущая дрожь ее тела, чувствуя, как с каждым вздохом вздымается грудь Белз, выгибается ее поясница, соприкасаются наши бедра, разделенные лишь маленьким гладким кусочком кружева ее белья.

Моя рука устремилась к этой последней преграде, мгновенно снимая, отбрасывая в сторону, освобождая мою Беллу для меня. Я исступленно гладил ее тело руками, сжимая пальцы, сдавливая, ощущая всю её хрупкость, осознавая затуманенным мозгом, что, сдави я чуть сильнее, и драгоценная девушка рассыплется в моих руках, как тончайший хрусталь. Но мое тело было неподвластно разуму. Уткнувшись в грудь любимой, я целовал каждый миллиметр кожи, ощущая губами, руками ее персиково-бархатистую мягкость, прикусывая бусины сосков, перекатывая их, срывая приглушенные стоны с губ Белз.

Ее ручки вплетались в пряди моих волос, оттягивали их до боли, вжимали меня, моля: «Еще… еще…» Она притягивала меня к себе, подчиняясь заданному сумасшедшему ритму. Ладони крепко обхватывали ее точеную фигурку, пальцы пробегались вдоль ребер, отбивая на них рваный ритм эклектичной мелодии. Я приподнимал ее тело, желая больше, еще больше…

Я был ненасытен, как изголодавшееся животное. Мои пальцы инстинктивно сжались на талии Беллы, царапнув кончиками ногтей чувствительную кожу, очерчивая прерывистую линию, стремящуюся все ниже, туда, где мне хотелось быть больше всего. Ее вкус, запах, мягкость усиливались стократно, она, отдававшаяся мне, была создана меня, чтобы спасти, помочь забыться, своей любовью унять мою боль.

Привстав на колени, я крепко обхватил ладонью изящную щиколотку бесконечной ножки Беллы, охватывая губами стопу, пробуя на вкус каждый пальчик, посасывая их, прикусывая покрытые алым лаком ноготки, царапая подушечки пальцев, обжигая поцелуем мягкую пяточку. Резко согнув ножку в колени, я устремился к любимой, накрывая ее своим телом, обволакивая собой, своим жаром, страстью, неутолимой потребностью в ней.

Руки Белз взметнулись ко мне, обнимая, зовя, коготки царапнули кожу, когда она пыталась сомкнуть ладони на моей спине. С моих губ сорвался гортанный рык, ее свободная ножка обвила мое бедро, вжимая в себя, словно говоря: «Я не могу больше ждать, не мучай!»

Мы сливались воедино быстро, стремительно, отдавая и забирая, впитывая друг друга, выпивая все до последней капли. Моя ладонь скользила по ножке Беллы, закинутой на мое плечо, задерживаясь на тонкой щиколотке, сжимаясь в прочные оковы. Вновь и вновь я целовал маленькие пальчики, кусал подушечки… Я потерял разум, растворяясь в ней. Распахнутыми глазами я смотрел, как с ее розовых губ слетает сумбурный шепот, в котором смешивались стоны удовольствия и мое имя. Каштановые локоны спутанной волной разметались по белой наволочке, в них прятались лучи солнца, высвечивая кроваво-красные пряди, ресницы любимой дрожали, будто пели в унисон с ее телом, моим телом. Она металась подо мной, отдаваясь без остатка.

Спустя сотню мгновений, я держал спящую Беллу в объятиях. Сейчас, уже полностью успокоившись, я с ужасом смотрел на следы своей безудержной страсти, смешанной с желанием заглушить душевную муку.

Сливочная кожа моей девочки была подернута красноватыми следами, повторяющими очертания моих пальцев, в некоторых местах были видны красные следы укусов. Стоило мне прикоснуться к ним, как я ощущал, как пульсирует пораненная кожа. В уголке ее губ была спрятана крохотная ранка, капелька запекшейся крови, подобная ягоде… Боже, это ее солоноватый вкус я ощущал!

Вся моя любимая девушка была покрыта следами моей боли, которую она забрала себе. Сквозь меня прошла волна осознания того, что я сотворил. Я стал мягко гладить ее голову, пропуская каждый спутанный локон сквозь пальцы, легонечко целуя их, расправляя, распутывая. Лаская губами, нежную кожу на лица Беллы, словно извиняясь, я очерчивал губами контур ее губ, прося прощения за боль у запекшейся ранки. Я лелеял любимую в своих руках.

Белла во сне откинулась на подушки, ее кулачки разжались, отпуская меня, дыхание было тихим, ровным, я слышал каждый удар сердечка. Сейчас я мог просить прощения у ее тела.

Я не обошел вниманием ни одну оставленную мной метку, ни один укус, разглаживая, нежа, лаская, моля извинить меня. Гладя на обнаженное тело Белз, всматриваясь в нее, осознавая, как сильно люблю, я шептал, что такое больше не повторится.

Оставив россыпь поцелуев вдоль всего простора обнаженного тела, я вернулся к губам любимой, слегка приоткрытым во сне, снова целуя, ощущая теплоту размеренного дыхания и гармоничную мелодию звуков ее сердца.

Маленькие ладони коснулись моих волос, пальчики закружили в бронзовых локонах, я кожей уловил, как изменился ритм ее сердцебиения, звук дыхания. Тихий голосок пропел мое имя, зовя к себе.

Встретившись с омутами глаз Беллы, я увидел в них то, в чем нуждался больше всего: любовь, понимание, прощение и разделенную боль. Обняв ее, я перекатился на спину, так, чтобы она с комфортом устроилась на мне.

Любимая всматривалась в мои глаза, я слушал мелодичный голос, наслаждаясь лаской нежных пальчиков, которые знали каждый потаенный уголок моего тела. Белла любила меня, принимая всего без остатка, зная всех моих демонов, понимая - в ее силах изгнать их всех, наполнив меня любовью, обожанием.

Мы смотрели в глаза друг другу, будто заново познавая всю глубину наших чувств. Я осторожно обнимал ее, боясь причинить даже каплю боли. Глаза обожаемой мною женщины светились, в них плескались ласковые искорки, легкая улыбка скользила на губах, а ладошки гладили мое лицо.

В воздухе над нами витала новая волна страсти, но в ней уже не было места боли, все было расцвечено желанием, томлением, предчувствием, блаженством от медленного соития, когда тела и душа сливаются в гармоничной музыке, и каждая нота важна, так как она подчеркивает линейку звуков, делая ее совершенной.

В залитой светом комнате, на большой кровати, в сбитых простынях мы любили друг друга.

________________________________________________________

Белла лежала на груди у Каллена, слушая чистый и уверенный ритм его сердца. Теперь она знала, что у счастья есть свое звучание – это стаккато сердцебиения любимого. Девушка приподняла голову и, упершись подбородком в грудь Эдварда, взглянула на него.

Он тут же ласково улыбнулся ей, но поперек лба парня все еще пролегала задумчивая морщинка.

- Я люблю тебя, - медленно произнесла Белла, словно пробуя каждую букву на вкус. Она уже столько раз говорила эти слова Джейку, но только сейчас, с Эдвардом, поняла их истинное значение.

- Я тоже люблю тебя, мой ангел, - отводя со лба Беллы прядь волос, прошептал Каллен, - только не пойму, за что мне такая награда? Почему ты со мной, несмотря ни на что? Ты стала всем для меня, с тобой я чувствую, что живу! Но что Я могу дать тебе взамен?

- Себя и свою любовь! Мне большего и не надо! – подтянувшись на локтях, Белз запустила свои пальцы в спутанные волосы парня и слегка оттянула их. – Никто и никогда не смотрел на меня так, как ты… Поверь, для женщины это много значит! Я чувствую себя самой любимой и желанной, единственной и неповторимой! Я счастлива, Эдвард! Так что не смей больше задавать мне такие идиотские вопросы!

- Но эти кошмары, а вдруг я… - начал, было, Каллен, но девушка тут же закрыла ему рот своей ладошкой.

- Тшшш… это неправда, ты ни в чем не виноват! Полиция же…

- Белла, полицию можно купить, живя в Чикаго, я не раз убеждался в этом! – поморщился Эдвард, убирая пальцы девушки со своего рта.

- Но зачем?! Кому это могло понадобиться?!

- Мой дядя… - Каллен ненадолго замолчал, собираясь с мыслями, - Карлайл всегда был добрым самарянином, считавшим, что каждый в этом мире заслуживает второй шанс. Он вполне мог бы пустить в ход все возможные способы, чтобы, скажем, не позволить упечь меня в психушку, даже если сам не был уверен в моей невиновности, ведь я тоже заслуживал второй шанс на нормальную жизнь.

- И давно в твоей голове поселилась эта жуткая мысль? Уж ни поэтому ли ты так холоден с Карлайлом и Эсми? – высказала свою догадку Белла.

- Даже и не помню… уже очень давно это не дает мне покоя, как-то слишком резко тогда прекратились все мои мучения, допросы… Прошло уже столько лет, но каждый раз, когда я смотрю на дядю, все мои страхи обостряются, нервы звенят, словно натянутая струна, в голове начинает пульсировать навязчивая мысль: «А что, если это все-таки я?» Не знаю, Белла, как тебе объяснить, но мне действительно больно даже находиться рядом с Карлайлом!

- Но, Эдвард, не проще ли было бы уже давно откровенно поговорить с ним, прояснить все раз и навсегда?!

- Я часто думал об этом, но если дядя все же заплатил копам за то, чтобы они сфальсифицировали результаты экспертизы, неужели он вот так вот возьмет и признается в этом?! Конечно же, Карлайл до последнего будет все отрицать! Но с другой стороны, я до судорог боюсь, что дядя скажет правду, которая вобьет последний гвоздь в крышку моего гроба, потому что я не смогу жить с мыслью, что это сделал я! – Эдвард замолчал и со свистом втянул воздух сквозь крепко сжатые зубы.

- Но ты ведь не веришь в свою виновность? - с надеждой в голосе спросила Белла.

- Не верю, - покачал головой Каллен, - если бы я действительно верил в это, то давно бы сошел с ума. Но страх и сомнения навсегда поселились в моей душе, они подтачивают меня изнутри, рвут мне сердце острыми когтями, и это никогда не кончится, не отпустит меня, мне придется жить и умереть с этим.

- Не говори так! – Белз взяла лицо Эдварда в свои ладони и посмотрела ему прямо в глаза. – Я с тобой! Я всегда буду с тобой! Вместе мы со всем справимся, я знаю это!

- Белла… - выдохнул парень и мягко коснулся губами ее губ, вкладывая в этот поцелуй всю свою нежность, любовь, всего себя.

Прервав поцелуй, Каллен прижался лбом ко лбу девушки и прошептал:

- Ты права, у нас все получится…

- Конечно, я права! – улыбнулась Белз.

Она резко поднялась на ноги, стаскивая с Эдварда простынь и обматываясь ею, тем самым оставляя парня обнаженным. С минуту Белла стояла на кровати, слегка пружиня ногами матрац и невольно любуясь телом Каллена, совершенство которого не портили даже шрамы.

- Мне нужно домой, - закусив нижнюю губу, с сожалением проговорила Белла, - сегодня же поговорю с Джейком.

- Да, с этим нельзя тянуть, но это будет непростой разговор. Он никогда не поймет и не смирится с тем, что ты выбрала меня. – Эдвард поднялся с кровати и принялся неспешно одеваться.

- Это уже его проблемы, - поджала губы Белз, натягивая на себя платье и стараясь при этом не дать простыне сползти.

- Хорошо бы, если только его, - многозначительно протянул парень, любуясь своей девушкой, которая выглядела сейчас невероятно трогательно в своей стеснительности.

- Джейкоб слишком сильно любит себя, чтобы унижаться и опускаться до мести и мелкой подлости, - с сомнением проговорила она, пытаясь разгладить руками складки на своем помявшемся платье.

- Ты считаешь это унизительным, а у Блэка может быть другое мнение на сей счет. Он вообще странный парень, - пожал плечами Эдвард.

- Давай не будем больше о Джейке, - поморщилась Белла, - я и так жутко волнуюсь перед предстоящим с ним разговором.

- Все будет хорошо. Если я мог бы, то был бы рядом с тобой в этот момент, но вы должны поговорить наедине, - Каллен притянул Белз к себе и коснулся губами ее макушки, осторожно прокладывая дорожку из поцелуев от виска любимой вниз, к лебединой шее.

- Мне нужно ехать… - неуверенно пробормотала она.

- Я сам отвезу тебя домой… - он еще раз вдохнул теплый, солнечный аромат волос любимой и неохотно отстранился от нее…

Эдвард вел машину очень медленно, даже медленнее, чем того требовали дорожные знаки, хотя всю свою жизнь презирал тихую езду, гоняя, порой, словно сумасшедший. Но сейчас парень намеренно оттягивал минуту расставания с Беллой. Будь его воля, он стал бы ее тенью и повсюду следовал за ней, но это было невозможно… К тому же Каллен не хотел таким образом перекрывать любимой кислород, делать ее своей вечной заложницей. У нее всегда должен был быть выбор и право на личное пространство, а еще капелька свободы… но только капелька…

Эдвард остановился возле дома Беллы и взял ее за руку, переплетая их пальцы.

- Знаешь, я никак не могу найти в себе силы, чтобы расстаться с тобой даже на какое-то время… - с ноткой грусти в голосе прошептал он.

- Но мы ведь увидимся вечером? – с надеждой спросила Белз, заглядывая ему в глаза.

- Не получится, сегодня я играю в ресторане, - с сожалением покачал головой парень, - но завтра – обязательно!

- Я хочу послушать, как ты играешь… Возьмешь меня с собой? – кокетливо состроила глазки девушка.

- Сегодня там какая-то частная вечеринка, но при первой же возможности непременно возьму тебя с собой! – улыбнулся Каллен, наклоняясь к Белле, и медленно поцеловал ее, наслаждаясь каждой ноткой вкуса мягких, теплых губ. – Я люблю тебя, моя родная!

- Я тоже люблю тебя! Так люблю! – Белз порывисто обняла Эдварда, обвивая его шею своими руками, однако тут же отстранилась от него. – Но нужно взять себя в руки и идти домой, иначе я так и просижу с тобой в машине до конца дня.

- Хорошо, только позвони мне сразу же, как поговоришь с Блэком.

Белла кивнула и вышла из машины, но прежде чем уйти, просунула голову в открытое окно и с самым серьезным видом произнесла:

- Береги себя для меня!

- Ты тоже, - улыбнулся Каллен и тронулся с места.

Девушка проводила взглядом удаляющийся автомобиль, затем достала из кармана мобильник и, морщась, словно от зубной боли, набрала телефонный номер Джейкоба.

- Нам нужно поговорить! Приезжай ко мне прямо сейчас! – на одном дыхании выпалила она и нажала кнопку отбоя.