Я обескуражена. Пребываю в глубоком смятении. Потому что это двоякая ситуация, в которой есть не только понимание того, что в моём окружении больше не найдётся другого человека, способного помочь мне подобным образом и вроде как на безвозмездной основе. Это лишь одна моя сторона, тогда как другая говорит, что мне нельзя соглашаться. Что по моральным и этическим соображениям я просто обязана отказаться. Это не несколько долларов, которых не хватает на мелкую покупку. Речь о баснословной для моей семьи сумме, и это недопустимо. Неправильно. Эгоистично. И неважно, как сильно я хочу уехать.

- Это немалые деньги, Эдвард, - говорю я, поворачивая форму по часовой стрелке. Просто так, без всякой цели. - Обучение стоит примерно двадцать тысяч в год. Я ценю то, что ты хочешь сделать для меня, но не могу это принять. Это... дорого.

- Для меня нет, - возражает он, - я в состоянии это себе позволить, и потому моё предложение остаётся в силе. Не отказывайся окончательно вот прямо сейчас. Сначала подумай. Столько, сколько будет нужно.

- Хорошо, я подумаю.

После приготовления панкейков мы едим их с найденным мною в одном из кухонных шкафчиков клубничным сиропом, сидя напротив друг друга. Я использую только вилку, тогда как Эдвард применяет и нож, чтобы резать блинчики. Причём нож находится в правой руке, а вилка в левой. Мне представляется, что это неудобно. Хотя по Эдварду этого не скажешь. Как и всегда в подобные моменты, он замечает то, куда направлен мой взгляд.

- В первый раз сложно, но чем больше практики, тем раньше перестанешь задумываться о том, что и в какой руке держать. Мне кажется, тебе надо учиться, колибри. Однажды непременно потребуется для посещения ресторана.

- И с чего, на твой взгляд, нужно начать? - спрашиваю я, уже заочно нервничая. Как-то раз я смотрела «Красотку» за компанию с Элис и помню, как героиня Джулии Робертс считала зубчики на вилках, находясь за одним столом с главным героем во время его деловых переговоров, пока пожилой мужчина не поддержал её словами, что тоже вечно путается, и не взял свою еду руками вопреки всем правилам этикета. Вивиан поступила точно так же буквально через секунду, но это лишь кино, красивая картинка. Не то, что разумно делать в реальности на глазах десятка посторонних людей и официантов.

- Если кратко, то двигайся от тех вилок и ножей, которые лежат дальше всего от тарелки, к тем, что располагаются ближе.

- То есть дальше от тарелки лежат те приборы, которые понадобятся первыми?

- Да, колибри, именно так, - подтверждает Эдвард с улыбкой, пополняя свой стакан из кувшина с соком, стоящего в центре стола, - если ты не заказываешь какое-то блюдо, то официант уберёт ненужные приборы сразу же или когда принесёт еду, поэтому переживать о них нет особого смысла. Кроме того, к десертам, фруктам и дорогим блюдам в случае необходимости подаются особенные приборы.

- Особенные приборы? - этого ещё только не хватало. - И от них никак нельзя отказаться?

- Боюсь, что нет. Например, чтобы положить к себе в тарелку кондитерское изделие, используются щипцы. Если так подумать, то с бургером проще всего, - он пожимает плечами со всей серьёзностью прежде, чем, изображая профессионала в области этикета, садится ровно и по-деловому обращается ко мне, - а сейчас, мисс Свон, пришло время узнать по-настоящему важные сведения, чтобы поддержать диалог с персоналом заведения и при этом не сказать ни слова. Будьте так добры, смотрите внимательно и не отвлекайтесь, - тарелка Эдварда уже пуста, но в соответствии с правилами он вновь берёт в руки вилку и нож и смотрит на меня наверняка в желании убедиться в моей сосредоточенности. Я прикрываю рот кулачком, чтобы, если что, не засмеяться, учитывая данную эмоцию, назревающую внутри, и наблюдаю за тем, что будет дальше. - Итак, если во время приёма пищи возникла необходимость отлучиться, но ты намерена продолжить начатое блюдо по возвращении за стол, принято класть приборы поверх тарелки таким способом, чтобы их концы соприкасались, - Эдвард демонстрирует это наглядно так же, как и следующие положения, - если же ты закончила с блюдом, то приборы кладутся параллельно друг другу, и это становится сигналом для обслуживающего персонала. А вот так, скрестив приборы таким образом, что нож окажется между зубчиков вилки, ты можешь рассказать о том, что блюдо тебе не понравилось, а если всё наоборот, то порадовать официантов и поваров можно путём размещения приборов перпендикулярно бортику стола и направления острия вправо, - я и сама не замечаю, когда всякое желание смеяться полностью исчезает, а на смену ему приходят старания запомнить всё то, о чём рассказывает Каллен. Уверена, это лишь малая часть, и в интернете с лёгкостью найдутся ещё десятки правил, что категорически нельзя делать, если не хочешь оставить о себе неприятное впечатление, но без практики даже основные моменты рискуют задержаться в моей голове крайне ненадолго. - И, кстати, тканевая салфетка в ресторане это не просто предмет декора. Никогда не игнорируй её. Она должна находиться на коленях всегда, когда ты за столом. Отлучаясь, клади её слева от тарелки. То же самое и в конце ужина.

- Видимо, это целая наука.

- Если это тебя утешит, то первый раз, когда я оказался в ресторане, был связан с делами, и тогда я даже не подозревал, что нужно как-то готовиться, и вообще на тот момент мне просто очень хотелось есть. Но люди, с которыми я встречался, почти сразу же приступили к главному, попросив официантку убрать столовые приборы, поэтому с одной стороны я был благодарен, так как, учитывая их количество, я бы точно сделал что-то не так, а с другой из-за ощущения голода я еле-еле сосредоточился на сути. После той встречи я как раз-таки и отправился туда, где можно было съесть обычный бургер, просто держа его в руках.

- Но потом ты всё равно всё изучил, - вставая, чтобы собрать и помыть посуду, рассуждаю я. Эдвард кивает и подходит ко мне со своей тарелкой в мгновение включения мною воды.

- Да, Белла, изучил, и ты тоже сможешь. Я хочу посмотреть новости. Ты не против?

- Совсем нет.

Вскоре из гостиной до меня доносятся звуки, сопровождающие заставку выпуска. Телевизор включён не слишком громко, но достаточно, чтобы я слышала репортаж о съездах Республиканской и Демократической партий соответственно, на которых были официально объявлены кандидаты в президенты и вице-президенты от каждой из конкурирующих сил. Я присоединяюсь к Эдварду почти в самом окончании сюжета.

- Напоминаем, что первый раунд дебатов пройдёт двадцать девятого сентября, а сами выборы назначены на третье ноября. Основным соперником действующего президента Дональда Трампа несомненно является кандидат от Демократической партии Джо Байден. А теперь к другим новостям.

- Думаю, что Трампу не удастся переизбраться на второй срок, - Эдвард говорит об этом, придвигаясь ближе и вытягивая руку вдоль спинки дивана так, что эта рука оказывается справа от меня, а мои стопы соприкасаются с правой ногой Каллена. - Он, конечно, многого достиг, спору нет, и не только потому, что стал президентом, но домыслы о несчастной Мелании (прим. авт.: имеется в виду Мелания Трамп, американская фотомодель словенского происхождения, дизайнер наручных часов и ювелирных изделий, а также супруга Дональда Трампа), на мой взгляд, уже всех достали. Ну, неидеальные у них, допустим, отношения, как пишут психологи и эксперты по языку тела, но разве общественность не должен больше заботить политический курс, а не личная жизнь?

- Я не знаю. Я не интересуюсь этим вот прямо сейчас. Ну, политикой. Я даже ещё ни разу не голосовала.

- Вот же чёрт, я и не подумал, - приглушая звук на телевизоре, Эдвард концентрирует взгляд на моём лице, - представляешь, в этом году будут твои первые выборы. Ты станешь полноправным членом общества. Это невероятно важно.

- Разве один голос что-то изменит? - отвечаю я с мыслями о своих родителях, которые уже давно держатся в стороне от разных избирательных кампаний. Каллен хмурится, будто ему не по душе то, как я рассуждаю, что подводит меня к тому, что его ожидания по поводу моей реакции, вероятно, не совсем оправдались. В противовес мне он был искренне воодушевлен и взбудоражен, узнав, что я впервые смогу внести свою лепту там, где речь касается страны, и потому теперь я чувствую себя так, словно подвела лично его. Но он нежно проходится пальцами по моему колену, не привнося в своё прикосновение ничего отягощающего.

- У одного голоса, и правда, совсем крошечный шанс решить судьбу выборов, но это не означает, что голосовать не нужно. Речь ведь не только о выборах президента, Белла. На местном уровне при выборе органов власти и один единственный голос способен склонить чашу весов в пользу одного из кандидатов. В очень редких случаях такое всё же случается, - Эдвард задумывается на несколько мгновений, которые предназначаются для того, чтобы вспомнить, - несколько лет назад в новостях упомянули небольшой городок, кажется, в штате Висконсин, с населением вроде бы меньше пятьсот человек. Не уверен, кого точно там тогда выбирали, но мне запомнилось то, что выигравший кандидат набрал сто один голос, в то время как его оппонент сотню.

- Представляю, в каком напряжении были они оба, - отвечаю я, - и как всё это одновременно невероятно и обидно.

- Да, но это жизнь. Кому-то всё равно везёт меньше, чем другому. По-моему, даже надеясь и рассчитывая, что у него больше шансов завоевать голоса и победить, в минуты внутренней слабости или обычной усталости человек всё равно будет переживать, что он может проиграть, и что всё фактически окажется зря. Потраченное время, силы, нервы, деньги.

- Звучит так, словно ты думал о том, чтобы стать президентом или кем-то в этом роде.

- Нет, колибри, не думал. Во мне нет настолько много желания изменить жизни других людей к лучшему и сделать что-то, от чего выиграет вся страна, - со всем присущим ему достоинством говорит Эдвард в ту же секунду, как выключает телевизор, - к тому же исторически больше половины президентов имели юридическое образование, чего обо мне не скажешь, а большинство кандидатов перед выдвижением уже занимали какой-либо выборный пост.

- Но не Дональд Трамп.

- Верно, колибри, не он. Тут ты меня подловила, - Эдвард склоняется ко мне с сексуальной усмешкой, и расстояние между нашими лицами становится до прекрасной необратимости ничтожным. - Необязательно быть в прошлом сенатором или конгрессменом. Просто всё проще, если у тебя уже есть много друзей и давних сторонников, которые на начальном этапе дадут тебе свои голоса и помогут со сбором подписей в других штатах, и, может быть, даже профинансируют избирательную кампанию. Без поддержки со стороны или собственных ресурсов ничего не получится.

- Я бы не смогла что-то оплатить, но, если потребуется, с подписями тебе есть на кого рассчитывать.

- А я бы ничего у тебя и не взял, Белла. Ни единого цента, - он целует меня, начиная медленно, но потом его рука пробирается мне под платье, и вместе с тем моя кожа словно вспыхивает. Незримо тлеет всюду, где прикосновения следуют всё выше и выше, обхватывая меня, притягивая ближе и наконец совсем прижимая. Я и сама не замечаю, как Эдвард оказывается сверху, и мы уже не сидим, а лежим. Мне становится жарко, тяжело дышать, темно из-за того, что фактически весь дневной свет заслоняется им, даже когда мои глаза ещё открыты, но я думаю лишь о желании почувствовать оголённую кожу мужской груди под своей рукой и удовлетворяю его в момент превращения поцелуя во что-то особенно значительное и потрясающее. Во что-то, что кажется занятием любовью, но только в одежде.

Эдвард задевает мою левую грудь, когда поцелуй становится совсем глубоким и страстным, сопровождаясь влажным соприкосновением наших языков в моём рту. Незнакомые и уже известные ощущения сливаются воедино настолько внезапно, что я вздрагиваю, и в следующую же секунду Каллен немного отдаляется от меня. Лишь лицом, не более того, тогда как приятный вес его тела по-прежнему остаётся со мной и надо мной, несмотря на то, что мои ноги обхватывают его с меньшей силой, чем мгновение назад.

- Ты в порядке? - с едва сдерживаемым желанием спрашивает он. Оно понятно даже мне. Очевидно, что ему хочется продолжить. Посмотреть, как далеко мы сможем зайти, и как долго я позволю, чтобы это длилось. Может быть, здесь и сейчас наши желания абсолютно взаимны, просто я ещё не знаю об этом? - Я остановлюсь, если что-то слишком для тебя. Только скажи.

- Нет. То есть да, я в порядке. Не нужно останавливаться, - я нахожусь на тонкой грани между паникой и страхом, нервничая из-за того, что у него наверняка столько же ожиданий, сколько и интимного опыта, но мне не особо хочется думать об этом. А может быть, и вовсе не хочется. Если я хочу лишь стать ближе. Хотя бы немного по сравнению со вчерашним днём. Ощутить больше Эдварда Каллена. Больше его кожи, больше его прикосновений, больше того мужчины, каким он являлся с теми женщинами, с которыми был до меня. Мне не станет мгновенно совершенно не стыдно так, чтобы полностью уютно и свободно, но я… я хочу двигаться дальше.

- Ты позволишь мне коснуться?

- Да.

Снова целуя меня с нежностью, от которой сердце словно увеличивается в размерах, Эдвард начинает с боковой части моей груди. Он медленно проводит всей ладонью, и я вздрагиваю от того, как расслабляюще и ласково гладят пальцы поверх материала купальника. Тактильный контакт ощущается ещё больше прежнего, едва они перемещаются к основанию моей груди, чуть приподнимая её. Я чувствую, что так она смотрится более привлекательно. Эдвард не убирает руку, но останавливается в своих действиях, и его взгляд, сосредоточенный на моём лице, усиливает моё состояние, то физически-психологическое удовольствие, которое я испытываю. Это тепло буквально повсюду. Не только там, где именно Каллен дотрагивается до меня, но и в животе, откуда оно плавно перемещается ниже, обосновываясь между ног, и даже на кончиках пальцев. А потом... потом моё тело настигает ощущение, о котором я только читала и видела соответствующие сцены в кино. Но если в первом случае приходится полагаться на своё воображение, а во втором посторонние друг другу актёры лишь имитируют секс, как бы искренне и эмоционально он не выглядел в силу их профессионализма, то в реальной жизни всё действительно по-настоящему. И твёрдости, которая соприкасается с моим левым бедром, есть одно единственное объяснение. Это Эдвард. Это его... достоинство. Я не могу прочувствовать его полностью из-за слоёв одежды между нами и, наверное, даже рада этому, но всё это, и правда, происходит со мной. Вот что я делаю с ним и как влияю на него. Иначе он бы ведь не реагировал на меня подобным образом? Не... возбуждался?

Осознанно или нет Каллен перемещается так, что его новое для меня состояние становится ещё более очевидным. И скользит рукой вверх по моей ноге, отодвигаясь совсем немного и шепча хрипло сквозь учащённое дыхание:

- Ты вся раскраснелась, но мне нравится. Ты невероятно чувствительная.

- А тебе... тебе больно?

- Больно?

Моё смущение усиливается от того непонимания, которое содержится в ответном вопросе. Стараясь придумать, как объяснить и не покраснеть ещё больше, я кусаю собственную губу, на что Эдвард аккуратно высвобождает её из-под переднего зуба, и истинное сосредоточение становится невозможной в достижении вещью.

- Я... я о том, что ты чувствуешь... сейчас. О... тебе. Это больно?

- Но тебе ведь не больно.

- Нет, - не думая, нужно ли действительно отвечать, тихо выдаю я, хотя, скорее всего, это был не вопрос. Выпуклость у моей ноги больше не чувствуется, и я не понимаю, как именно можно совладать с этим мысленно, не делая ничего, о чём я читала в книгах, но точно знаю, что для меня это запретный вопрос.

- Так почему мне должно быть?

- Просто ты... у тебя... Просто ты устроен иначе.

- Я устроен иначе, да, но в остальном со мной всё так же естественно, как то, что ощущаешь ты. Просто физически у тебя всё проявляется внутри, не снаружи, - пока он говорит, мне становится жарко. От движения мужской руки к животу, от того, как кончики пальцев нащупывают рёбра у меня под кожей, а выпирающая косточка на запястье примыкает к выемке пупка. Будто задыхаясь от слов, действий и касаний, я способна лишь на поверхностные вдохи, и мой живот опадает и вновь поднимается соответственно чаще, чем при нормальном дыхании. Я смотрю немного вниз, потому что... потому что куда-то на мои ноги смотрит и Эдвард, и я не могу не нервничать. Не думать, а что, если он решит прикоснуться ко мне где-то... там, уже не спрашивая, в то время как меня охватывает столько новых мыслей и чувств, отличных от всего того, что я знала и испытывала раньше. Хотя, как бы я ни реагировала и что бы ни делала, пытаясь разложить всё внутри себя, он явно осведомлён об этом больше моего. О сексе, о моей физиологии и про способы... успокоить самого себя.

- Я всё ещё... красная?

- Совсем немного. Но за домом всё ещё есть озеро. Мне нужно проверить, как идут без меня дела, но я приду к тебе позже.

- Хорошо.

Оставшись одна, даже уже находясь в воде, в которой обычно так легко ни о чём не переживать, я задумываюсь об Элис впервые за эти несколько часов со времени её звонка. Мне хочется знать, где она сейчас, что делает, как и с кем проводит время, и волнует ли её наша размолвка так же сильно, как меня, или же подруга уже на что-то отвлеклась. При мысли о том, что скоро у нас выпускной, а нам не удастся помириться до тех пор, становится неприятно и больно. Я не готова отпускать и терять дружбу, что у нас возникла, ещё до отъезда в колледж. Вряд ли это станет легче тогда, но сейчас я особенно не в силах и, неспособная притворяться, выбираюсь на берег, чтобы позвонить. Без понятия, что конкретно сказать, я просто набираю номер. Элис отвечает через шесть тягучих гудков. Но, по крайней мере, это даёт мне надежду, что между нами не всё испорчено безвозвратно.

- Привет.

- Привет, - говорит Элис, и дальше возникает предсказуемая тишина. Тишина напряжённого ожидания, когда всё зависит только от меня. Я понимаю, почему подруга не говорит ничего, кроме одного единственного слова. Потому что я это позвонила ей, по идее всё обдумав, зная свои мотивы, и, хотя всё не так, Элис ведь это неизвестно.

- Ты, вероятно, думаешь иначе, но я не хотела тебя обидеть, - вдохнув, начинаю я. - У меня... у меня есть причина скрывать какие-то вещи...

- Я не знаю, какой может быть причина отдалиться от меня вот так, но это не просто вещи, Белла, - протестующе и даже как-то зло обрывает меня Элис с несомненным упрёком в громком голосе. - Это человек. После всего я почти уверена, что не знаю его, и с моей стороны это не связано с заботой о ком-то чужом, но ты будто его стыдишься. Стыдишься выбора, который сделала.

- Элис.

- Нет уж, послушай. Я тоже хочу и имею право выговориться. Давай откровенно. У меня нет проблем с тем, что ты кого-то встретила и хочешь быть с ним. Я лишь желаю, чтобы моя подруга была честна со мной, и всё. Или ты думаешь, что я стала бы манипулировать нашей дружбой, давить на твою совесть или что-то подобное, узнав, что время в отсутствие родителей ты собираешься провести не со мной, а с тем, кто тебе сейчас важнее?

- Это Эдвард, - внезапно устав, просто шепчу я. Шепчу, устав от обвиняющих, хотя, наверное, и заслуженных слов. Устав в каком-то смысле от самой себя. Но по причине тихого голоса моё признание, то, что я столь долго носила внутри, боясь сказать и теперь нервничая уже по поводу сделанного, остаётся неуслышанным. Точнее становится осознанным не сразу. Да, так, наверное, правильнее.

- Будто я могла тебя остановить, встать в дверном проёме и попросить тебя не ехать, и ты бы согласилась. Это просто бред. Ты ведь должна знать, что я не такая, - Элис продолжает говорить ещё несколько секунд, а потом... - Ты это про что? Причём здесь Эдвард?

- Он и я... Я... с ним. Вот моя причина, Элис. Я не знала и боялась, как ты можешь отреагировать.

- О, - её голос становится тише. Трудно судить по одной произнесённой букве, но я ожидаю, что позже он будет более внятным вместо порывистого и сдавленного из-за накопившихся мыслей, переживаний и эмоций, которые потребовали выхода. - Всё это время это был... мой брат?

- Я не знала, кто он, в нашу первую встречу, - я смотрю на строение, в котором находится Эдвард. Потом у меня не останется иного выбора, кроме как сказать ему, что теперь Элис всё известно, но это будет потом. Чуть позже. Не прямо сейчас. Если он воспримет это не лучшим образом, я всё равно никак не могу повлиять на то, что ещё даже не произошло. Но то, как я заранее нервничаю... это уже имеет место быть. - Я... Он ехал мимо в тот вечер, когда я ушла с вечеринки без тебя, и предлагал подвезти меня до дома. Но я отказалась. Мы просто... общались, пока я не дошла.

- А потом?

- Давай поговорим, когда я приеду.

- Когда вы приедете.

- Да, точно. Мы, - только теперь полноценно осознаю я. - Это так странно. Что я вроде одна, но не одна. Или всё это глупости?

- Так вы с ним..? У вас что-то было?

- Нет, я... - я не договариваю. С Элис всё так же сложно, как мне и казалось, что будет. Она моя подруга, но ещё и сестра мужчины, который целуется со мной, трогает меня и хочет большего, чем даже самых смелых прикосновений. Теперь-то я уж точно в этом уверена, но говорить с ней о нём в таком ключе это... слишком. Это тот случай, когда она в первую очередь родственница.

- Ты боишься?

- Элис. Я бы не хотела, учитывая всё...

- Ты меня не смутишь. Мы с ним не росли вместе под одной крышей, и мысленно я могу отделить своего брата Эдварда от той стороны, с какой его воспринимаешь ты.

- Но ты живёшь с ним сейчас. Как раз-таки под одной крышей, - я различаю невольный скепсис в своём голосе и не особо верю Элис. Ей наверняка хочется знать... детали. Что-то наподобие того, что рассказывала Анжела Джессике в том разговоре, свидетелем которого я стала. Но в моей... нашей ситуации это не кажется нормальным.

- Послушай, если ты боишься ощущений или не уверена в своих возможностях и в том, как себя вести, то выпей бокал вина. Чтобы расслабиться. Лишь бокал, не более, - понизив голос, Элис почти переходит на шёпот. Даже хорошо, что это разговор по телефону. Каково было бы сидеть напротив неё или просто в одном месте, видеть её реакцию в те или иные моменты и гадать, чего на самом деле ей стоит изображать из себя лишь мою подругу? Вряд ли бы я смогла смотреть ей в глаза на протяжении этого времени. - Знаешь, я думаю, это то, что просто надо вроде как пережить. Пройти через это.

- Пережить?

- Ну да. Как определённый этап. Как что-то, что рано или поздно непременно происходит со всеми. И необязательно будет больно. Просто постарайся... не напрягаться. А так Эдвард... он... ну, опытный. Если мы с Джаспером однажды... то мы оба не... образованы, но Эдвард...

- А если из-за этого ему со мной... не понравится? Если он не испытает того, чего ожидает и к чему... привык?

- Я бы не думала об этом в... первый раз, - успокаивающе говорит Элис, - мне представляется, что мужчинам тоже волнительно, если девушка совсем неопытная, и тогда им хочется как-то облегчить всё для неё. Я уверена, Эдвард... позаботится о тебе. Я знаю его не слишком сильно по очевидным причинам, но мне кажется, он бы не был с кем-то, если бы этот человек не нравился ему по-настоящему. Это как со мной и моей семьёй... Он бы не приехал просто потому, что это нужно мне или нашему отцу.

Новый вдох даётся мне слегка тяжело, потому что, с одной стороны, однажды Эдвард так и говорил, что его невозможно действительно принудить, но с другой, в ту ночь, когда мы встретились, я слышала совершенно другое. Что он находится там, где должен, и всё. Я не уверена, что из этого больше похоже на правду. Хотя, может быть, ко мне это не имеет никакого значения. Я не его семья, которую невозможно выбрать, и в которой он появился на свет, потому что его родители захотели ребёнка, хоть впоследствии и не смогли сберечь чувства. Я одна из многих, и это вроде как вопрос именно личного выбора. Выбора между «да» и «нет». В пользу того, что симпатия достаточно сильна, чтобы захотеть посмотреть, как всё будет дальше, или же наоборот.

- Спасибо, что ты всё ещё моя подруга. Что вообще ответила на звонок. Я думала, что ты можешь этого не сделать.

- Я злюсь не настолько сильно, Белла. Ни на одного из вас. Но ведь больше никто не знает?

- Только ты, - подтверждаю я с ощутимой радостью внутри тела. Рассказать Элис хоть что-то... освободило меня. Сняло с души тот груз, который возник там одновременно с мыслью о предательстве мною дружбы. Судя по тому, как мне стало лучше, я бы не выдержала этого своего состояния ни днём больше.

- Ты не обязана говорить, но, может быть, это не секрет? То, где вы?

- В том домике у озера, куда ты меня тогда звала, а я не поехала.

- Чёрт, я бы с удовольствием туда вернулась. Там классно.

- Поговори с родителями. До отъезда в университет ещё достаточно времени. Может быть, Карлайл поменяется сменами в больнице, или, если нет, Эсми уж точно сможет поехать.

Мама Элис работает в основном дистанционно. Ей не нужно непременно сидеть в офисе, чтобы проектировать линии электропередач. Достаточно иметь под рукой нужную программу и подключение к интернету, и выполнять профессиональные задачи можно будет и на другом конце света. Перед тем, как Каллены перебрались сюда из Нью-Йорка, чтобы отдохнуть от бешеной суеты мегаполиса, Эсми думала о том, что придётся уволиться и искать что-то уже на месте, но работодатель не захотел терять её, как сотрудника, и предложил перейти на удалёнку. Элис рассказывала, что для её мамы это стало невероятным облегчением, потому что она и сама не хотела покидать компанию.

- Точно, ты права. Спасибо, Белла.

- Пожалуйста.

- Ты звони, если что, и вообще просто звони.

- Я позвоню.

Мы заканчиваем разговор на однозначно хорошей ноте. Я вижу, как на другом берегу взлетает птица и быстро поднимается в воздух, устремляясь влево. Где-то вдали слышно двигатель моторной лодки, когда я оборачиваюсь назад, привлечённая звуком шагом по пирсу. Эдвард садится на край, соприкасаясь своей левой ногой с моим бедром.

- Привет, колибри.

- Привет, - покрываясь мурашками в месте физического контакта и не только, я как можно незаметнее осматриваю себя, а точнее свой влажный купальник. Соски, к счастью, не торчат. Вроде бы. - Ты сделал всё, что хотел?

- С тобой нет, а с рабочими вопросами да.

Жар приливает к моим щекам в мгновение ока. Я отворачиваюсь и дополнительно опускаю взгляд, будто вот так краснота точно спадёт. Глупость, не иначе. Она не спадает. Неловко ли мне? О, как никогда.

- Извини, я не... хотел, колибри.

- Ты хочешь, - я будто впервые вижу свои бледные коленки. Обдуманно это было сказано им или случайно, не суть важно. Мне жарко даже в районе макушки головы и кончиков пальцев ног, хоть они и находятся близко к воде, от которой исходит дивная прохлада.

- Смущать намеренно нет. А тебя... да, - негромко, но уверенно говорит он. Я и не ожидала другого. Предположим, вялости или нетвёрдых слов. Мне они приятны, важны и необходимы, просто я всё равно пока не могу не молчать и отвечать так, как он себе это представляет. - Ладно, что ж, - и он отвлекает меня от нахождения в моей же голове тем, что шумно соскальзывает в воду прямо в шортах, выныривая у моих ног и хватаясь за пирс по обе стороны от меня напрягающимися от прилагаемой силы руками. Я стараюсь смотреть на лицо, но внимание привлекает капля воды ниже подбородка. Она сексуально скользит к груди и ниже по телу Эдварда, пока не возвращается в озеро. - Иди сюда.

- Я уже купалась.

- Не со мной, - недовольно напоминает он отрывистым тоном. - Давай же, скажи, о чём ещё ты думаешь. Я вижу тебя насквозь. Когда внутри тебя много мыслей, ты говоришь что-то, лишь бы сказать и тем самым спрятать своё беспокойство. И, скорее всего, такая ты только со мной.

- Да... - я и сама замечала за собой подобное. Быстрые ответы при ситуациях, находящихся вне зоны моего комфорта. Или то, как много слов одновременно исходит от меня. Если Эдвард застаёт меня врасплох или спрашивает что-то личное, я всякий раз прячусь за нагромождением фраз или наоборот за их скудностью, но ещё ни разу это не отпугнуло его, отбив желание разговаривать со мной и узнавать, что я думаю, чувствую или о чём конкретно тревожусь.

- И?

- Я позвонила Элис и призналась ей про нас.

Я жду всего, начиная от выражения удивления или растерянности и заканчивая проявлением гнева и отчуждения в виде упрёков и укоряющих слов, но, взирая на меня снисходительно, а может, так здесь и сейчас выглядит его понимание, Эдвард кажется равнодушным, пока ободряюще не улыбается мне:

- Ты поступила правильно, колибри.

- То есть ты не злишься?

- Сейчас нет. А вот когда ты захотела уехать, лишь бы тебя не увидели со мной твои приятели, я злился и злился сильно. Потому что я готов открыться перед всеми, перед кем ты захочешь, хоть завтра, Белла, но стараюсь уважать то, что тобой движет. Ты понимаешь, что я пытаюсь сказать?

- Да.

- Замечательно. А теперь давай, прыгай в воду.

И я прыгаю. Точнее, как и Эдвард, соскальзываю вниз. Он помогает мне держаться на воде, пока мы целуемся, но, несмотря на всё наслаждение поцелуями даже в не располагающей к контролю над собственным телом среде, главным образом я осознаю, что в одних местах целоваться комфортнее, чем в других. Некоторое время после мы просто плаваем, причём иногда он заставляет меня нервничать тем, как довольно долго может сдерживать потребность сделать вдох, пребывая под водой, и потому в определённом отношении я даже рада, когда Эдвард говорит, что выходит. Я наблюдаю за ним, откидывающим влажные волосы прочь ото лба, и задумываюсь, сложно ли будет снять шорты, учитывая, как сильно они облепили фигуру. Но эти мысли об Эдварде рождают во мне минимум нервозности по сравнению с пониманием того, что рано или поздно я тоже буду вынуждена ступить на берег. В мокром купальнике и с телом полностью в каплях. И быть при этом без полотенца, которое притупило мои аналогичные утренние переживания. Я решаюсь двигаться в направлении суши, лишь когда уже дрожу какое-то время, вероятно, от начинающегося замерзания. Хотя знаю и помню, как физически ощутила, что нравлюсь Эдварду во многих смыслах, мысленно я проговариваю себе не закрываться руками и стараться вести себя обычно. Как если бы я была на отдыхе с родителями.

- Полотенце?

- Моё осталось на пирсе, - неловко пожимаю плечами я, останавливаясь на мелководье. Эдвард не моргает, и взгляд его сосредоточен на мне, как никогда. Думаю, он... восхищённый и... красноречивый. Капли устремляются вниз по моим плечам от волос, но не успевают проделать весомый путь, собранные полотенцем Эдварда, которым он окутывает меня столь бережно, будто я кукла, которую может сломать неаккуратное обращение. Его поцелуй сулит обещание большего, если я только позволю.

Мы ужинаем тем, что не было съедено накануне вечером, но ещё до того я выпекаю капкейки к чаю и после их остывания формирую шапочки из крема на верхушках. Войдя на кухню в этот момент, Эдвард прижимается ко мне, из-за чего я едва не порчу завершающий виток, хотя благодаря появлению Каллена у меня возникает возможность спросить так, чтобы он мог судить о сути наглядно:

- Чем бы ты хотел, чтобы я украсила их сверху? Ягодами, посыпкой, тёртым шоколадом или орехами?

- Точно не орехами, - он по-прежнему прижимается ко мне, и его тело, крепкое, твёрдое и мягкое одновременно, столь близко, что мне тесно между ним и столешницей. Я дышу прерывисто и всё равно при каждом новом вдохе чувствую всё больше Эдварда. То, как он выдыхает у моего уха, то, как смотрит на мои руки и, может, не только на них, то, что единственная преграда между нами это одежда, да и то она не всё способна скрыть.

- У тебя аллергия? - не знаю, каким образом мне удаётся не сбиться в своих словах, когда Эдвард отодвигает край моей майки и смело, не медля, вжимает меня в себя, прикасаясь к низу живота. Там словно что-то закручивается, будто вихрь. Ощущения, говорящие о том, каким может быть удовольствие, если преодолеть то, что Элис назвала этапом?

- Нет, не аллергия. Просто не люблю. И вообще лучше ничем не украшай. Любые ягоды вкуснее сами по себе, а всё остальное обычно слетает и сыпется.

- Я тоже не люблю орехи.

- Тогда зачем предложила?

- На тот случай, если любишь ты.

Непосредственно за ужином Эдвард говорит, что помимо орехов не любит пиццу, газировку и фастфуд. Я запоминаю, потому что это кажется важным для него, чтобы я знала. Экран телефона освещается маминым звонком, вклиниваясь в прекрасный момент, наполненный доверием и теплом, и заставляя меня подскочить от неожиданности. Эдвард озадаченно хмурится, стоит мне встать из-за стола.

- Извини, я должна ответить. Это мама. Да, мам, - я выхожу в коридор и на улицу, чтобы оказаться вне зоны слышимости. - Привет.

- Привет. Дома всё хорошо?

- Да, конечно. А как вы?

Мама рассказывает о жаре в Финиксе, о том, что снаружи буквально невыносимо, но проблемой это является только для них с отцом, а бабушка не избегает проводить время по дворе. В моём понимании это вопрос привычки в отношении климата, и я так и говорю. Бабушка берёт трубку, только чтобы сказать, что ждёт не дождётся нашей встречи, а потом я снова слышу маму.

- Ты сделала всё, что нужно? Прибралась?

- Ещё нет, но уберусь. Вы приезжаете только через три дня.

- Хорошо, что ты помнишь.

- Я помню. Почему тебе порой обязательно нужно всё усложнять? Я ответственная, мама. Возможно, не в той степени, в какой была ты в моём возрасте, когда готовилась выйти замуж за папу, или позже, когда родила меня, но ответственная.

- Я знаю, что ты ответственная. Просто твоя бабушка... Сложно быть с ней столько времени.

- Я возьму её на себя, когда приедете. Всё будет хорошо, вот увидишь.

После окончания разговора я вновь иду на кухню, где Эдвард, кажется, ничего не ел из своей тарелки, пока меня не было. Он тихий и лишь снова берёт столовые приборы в руки вслед за мной.

- Ты в порядке?

- А ты?

- Да, ничего такого. Всё, как обычно.

- Спасибо за ужин, - благодарит он позже, убирая свою тарелку со стола. - Ты ешь, не торопись. Я пока схожу в душ. И, кстати, на тот случай, если капкейки были посчитаны, я не удержался и съел один, пока ты разговаривала по телефону. Они потрясающие.

Я мою посуду после того, как доедаю сама. И слышу воду и в ванной комнате, а не только воду из кухонного крана. При мысли о том, что Эдвард там разделся и совершенно голый, и касается своего тела подобно мне, когда я моюсь, но, может быть, всё же немного иначе, я... Нет, я не готова видеть его таким во всех подробностях, да ещё и при свете, но думать о том, как он выглядит, использует мочалку или нет и имеет ли привычку стоять под струями просто так, это совсем другое. Я не могу не думать. И при этом мне словно совестно...

Этим вечером я иду в нашу комнату в привычное для себя время около десяти часов, не возражая против молчаливого желания Каллена досмотреть фильм на военно-историческую тематику, и возобновляю чтение на той странице, где остановилась. Оно настолько поглощает меня, что я пугаюсь от случайного осознания, что в дверном проёме кто-то стоит. Сердце успевает начать колотиться, как бешеное, но это всего лишь Эдвард. Я кладу книгу на тумбочку близ лампы, служащей единственным источником освещения.

- Всё уже закончилось?

- Да.

И мужчина присоединяется ко мне в кровати. Прямо сверху, размещаясь между моих ног, прижимая меня к матрацу. Мы самозабвенно целуемся, трогаем друг друга выше пояса, сбивчиво дышим. Я закрываю глаза, чувствуя воодушевление, эмоциональный подъём, страсть, то, что всё так, как и должно быть, когда Эдвард маняще устремляется рукой под верх моей пижамы.

- Тебе приятно?

- Да... Да.

- А если я поглажу здесь? - он направляет ладонь вниз по коже. Мимо пупка в сторону линии шортиков. Я неосознанно выгибаюсь навстречу трепетно-пламенным прикосновениям. Мне немного волнительно, что, может быть, Эдварду не нравится моя реакция, моя... упоённость им, но он смотрит заинтересованно и тепло, и это успокаивает меня.

- Хорошо, - шепчу я. Его нежный пыл заводит меня. И мне уже значительно менее страшно. Даже когда Эдвард вдруг перемещается вдоль моего тела в сторону ног, я только ощущаю, как касаюсь простыни сминающим движением прежде, чем слышу поцелуй там, где была мужская рука. У меня подрагивают даже кончики пальцев на ступнях. Это слишком хорошо, чтобы не желать ещё. Не желать продолжения. Это похоже на то, что мои внутренние тревоги, комплексы и ограничения могут не устоять перед желанием просто покориться происходящему.

- Ты такая отзывчивая и темпераментная, - со странной мукой шепчет Каллен, возвращаясь к моему лицу и также поступая в отношении своих прикосновений. Я лишь смотрю, будто растворяюсь в бездне глаз, падаю в неё, и всё потому, что думаю, что он вот-вот дотронется до меня уже без преграды в виде лифчика. Доподлинно мне ничего не может быть известно, но это не затмевает осознания, что я не хочу мешать. Не хочу останавливать. Он всё ближе к моей груди. Так невероятно близко. И наконец достигает её. Но лишь самую малость. Проводя пальцами только по нижней части, да и то едва-едва. - Я должен прекратить, пока ещё могу.

- Нет, я... - я провожу рукой по его лицу. По той щеке, которая значительно скрыта в тени. Свет слева от нас и, будучи неярким, освещает детально лишь лицо Эдварда. Или я думаю так, потому что для меня оно становится словно центром притяжения. Словно всё прочее вокруг просто исчезло. - Ты не должен. Я... я хочу тебя.

Он кажется ошеломлённым. Нервный глоток воздуха, сопутствующее этому движение горла, многозначительный взгляд. Есть в нём что-то... жадное. Так смотрят на нечто, что очень желанно.

- Белла... - Эдвард совершенно замирает сразу после того, как неосторожно передвигается. Это движение даёт мне прочувствовать всю степень его... возбуждения. Кожа ладони, которой я всё ещё касаюсь щеки, кажется, потеет, но я просто перемещаю руку к кончикам мужских волос. - Ты уверена?

- По-моему, да.

- Я скоро приду, - тихий голос, будто что-то, сказанное громко, может заставить меня передумать. Но я не думаю, что это произойдёт. Решимость, желание, понимание, что вот он, человек, с которым я хотела бы испытать всё... Все эти эмоции наполняют и переполняют меня. - Нам нужен... презерватив.

- У тебя... есть?

Чуть смущённая улыбка в ответ. Мягкая и милая. Я даже не успеваю задуматься над тем, что, возможно, спросила глупость, или над тем, что вообще не могу назвать какие-то вещи предназначенными для этого словами. Конечно, у него всё есть. Когда он возвращается в кровать, ласково прижимаясь ко мне, не шевелившейся в ожидании него, то его слова осмысленные и вкрадчиво-успокаивающие:

- Ты просто останови меня, колибри, если что-то станет слишком для тебя, и я обещаю, что немедля прекращу.