- Так ты говоришь, что он постучался к тебе в дверь, и вы просто пообщались минуту или около того?

- Да, именно это я и говорю, Роуз.

Я втягиваю через трубочку освежающий смузи, когда в компании подруг выхожу на уличное пекло из нашей любимой кондитерской. Элис и Розали в свою очередь пьют лимонад, а в крафтовом пакете в руках у Элис находятся несколько пончиков. Сегодня мой полноценный выходной, и я наконец позволила себе выйти за территорию. Да, именно позволила, потому что Эдвард Каллен тоже покинул съёмочную площадку. Причём ещё накануне поздно вечером. Я тоже могла бы не ждать утра, но не решилась никого обременять, подозревая, что он вряд ли вызвал себе обычное такси, а значит, и меня в случае чего тоже захотят доставить домой безопасно и с проверенным водителем. Но, переночевав в трейлере, поутру я как раз-таки добралась до квартиры самостоятельно.

- Но больше это не повторялось? Ну, вечерами? - спрашивает Элис, идя чуть впереди по тротуару, но оборачиваясь на меня.

- Нет.

То, что Эдвард Каллен подошёл к моему трейлеру перед пробежкой, было действительно ни чем иным, как проверкой окружающей обстановки. По крайней мере, мне так кажется. Ведь на протяжении последующих четырёх дней мне случалось слышать приветствия при встрече, вопросы про настроение или о том, остаюсь ли я по соседству снова, но, несмотря на то, что я оставалась, мужчина никак не показал и ничем не выразил то, что мы могли бы, например, поужинать вместе. Каждый со своей едой, заказанной самостоятельно, просто как коллеги, просто несколько минут с кем-то. Я же думала об этом и достаточно много, но так и не заикнулась. Потому что, если бы Эдвард Каллен и согласился, вряд ли бы мне удалось избавиться от мысли, что я просто навязалась, а он не разобрался, как вежливо меня отшить.

- А как он на тебя смотрел?

- Да обычно, Роуз. Как на человека.

- Или как на женщину. Ты могла и не понять.

Меня бесит поддразнивание в голосе Розали. И вообще я начинаю злиться на неё. Или на себя за то, что делюсь всем этим. Ведь знала же, что так может быть, и всё равно открыла рот.

- Ты не понимаешь. Мне скоро изображать из себя маму с реальным ребёнком в возрасте одного года, а я вообще никогда не имела дел с детьми, не говоря уже о малышах. У Эдварда Каллена же такого опыта более чем достаточно. Некоторые его друзья уже родители. И у него даже есть крестник.

- Просто не урони мальчика, - говорит Элис нравоучительным тоном, как будто ей самой известно то, как держать младенцев, ухаживать за ними или успокаивать их. Но нет, она в этом столь же несведуща, что и я. Мы все единственные дети в своих семьях. За исключением Розали. Вот у неё есть брат, но он старше её, так что и она не сможет посоветовать ничего по-настоящему дельного.

Не то чтобы мне или нам с Эдвардом Калленом предстоит действительно заботиться о чьём-то ребёнке, пока он находится на площадке, ведь для этого у малыша есть любящая мама, но в кадре её не будет, и что, если я сделаю больно просто тем, что прикоснусь к девочке как-то не так? Или если она почувствует, как я дико нервничаю и боюсь её? В соответствии со сценарием малышка должна быть на моих руках гораздо чаще, но я не знаю, что из этого выйдет в действительности. Нам дадут несколько дней, в течение которых мы будем просто проводить время с ней, и только потом начнутся съёмки соответствующих эпизодов. И я уже заранее в ужасе от всего.

- Девочку, Элис. По сюжету у моей героини дочь, а не сын.

- Уверена, Эдвард Каллен и с девочками умеет обращаться. Сходи к нему или просто посмотри в интернете видео, как держать годовалых детей. И не усложняй. Тебя никто не убьёт, если чужой ребёнок будет реветь просто потому, что видит тебя впервые в жизни.

Несмотря на то, что Розали, говоря о девочках, выглядит так, словно подразумевает женщин и умения Эдварда Каллена в… постели, её слова немного успокаивают меня. Но только до того дня, когда я впервые вижу девочку у неё дома, куда мы приезжаем, чтобы познакомиться. Эдвард Каллен дарит ей мягкого зайца в платье в горошек, милыми ушами и забавно выпирающим под тканью хвостиком, и девочка, уже умеющая ходить, с уверенной силой хватает игрушку за лапу, находясь в объятиях своей мамы. Каллен отпускает подарок, а я понимаю, что даже не подумала о том, чтобы порадовать малышку. И мне становится почти стыдно. И ещё возникает чувство, что я уже всё испортила. Вероятно, с течением времени так начинает думать и Эдвард Каллен, потому что Дейзи тянется к нему, они играют на ковре, и я тоже сижу рядом, но просто сижу, потому что не знаю, что делать с ней. Даже моё обычное прикосновение к детской ручке приводит к тому, что малышка просто жалобно смотрит на меня и отползает в сторону Каллена, который протягивает ей зайчика с милой и подкупающей улыбкой. Дейзи улыбается «папе» в ответ, прижимая нового друга к себе обеими ручками. Она такая хорошенькая и наверняка приятно пахнет, что мне тоже хочется её обнять и основательно прикоснуться к ней. Как Каллен, готовый подхватить малышку, если потребуется, когда она приподнимается с пола, сначала упираясь в него ладошками, чтобы оттолкнуться.

- Вот так, Дейзи. Молодец, - Эдвард Каллен не сюсюкает, а говорит, как со взрослой. Я смотрю на них и невольно задумываюсь, что он будет замечательным отцом. Точнее, он уже наверняка замечательный с тем ребёнком, который является его крестником, но однажды станет и прекрасным папой для родного малыша. Дейзи устремляется мелкими шажками к мячику, лежащему чуть поодаль, и Каллен раскручивает его, чтобы тот вращался. Малышка издаёт нечленораздельные звуки, вызывающие у него новую улыбку. - Да, это мячик. Он красный. Белла, ты можешь присмотреть за ней? Я… Мне нужно отлучиться на минуту.

Эдвард Каллен поднимается, уже одним этим заставляя меня чувствовать психологическое давление. Потому что я сижу, а он стоит, и это сказывается эмоционально. Хочется либо самой встать, либо чтобы он ушёл, и если ему именно нужно, то, вероятно, это связано с определёнными потребностями.

- Конечно, разумеется.

И мы с девочкой остаёмся один на один. Её левый кулачок сжат вокруг столбика кроватки, пока Дейзи наблюдает за дверью, через которую вышел Эдвард, будто ждёт, что он вот-вот войдёт обратно. Так вроде бы поступают взрослые, играя в прятки с малышами. Уходят совсем ненадолго, чтобы вскоре появиться перед ними снова. Но Каллен не спешит возвращаться. Дейзи вновь произносит что-то на своём языке, и я решаюсь прижать крошку к себе. Обхватить её руками и усадить рядом с собой. На ней бежевые носочки длиной до коленок и милое светло-коричневое платье, а чёлка закреплена заколкой с правой стороны. Кроха ёрзает, но сидит тихо до тех пор, пока я не беру её на ручки, разворачивая к себе лицом и немного подбрасывая малышку в воздух. Эдвард тоже делал так, и она улыбалась. Но со мной она хмурит брови. Признак того, что ей, вероятно, неприятно. Что в моих движениях что-то не так по сравнению с тем, как вёл себя Каллен, наверняка игравший с детьми родственников и друзей десятки раз уж точно. Дейзи хмурится ещё больше, я усаживаю её к себе на колени, надеясь, что этого будет достаточно, чтобы она успокоилась, но она начинает надрывно плакать. Всего несколько секунд, и её мама уже здесь. Наклоняется к дочери, шепча, что всё хорошо. Я поднимаюсь на ноги, лишённая понимания, говорить что-то или молчать, в то время как блондинка явно старше меня задерживает на мне взгляд, от которого становится тяжело дышать и совестно. Я хочу выйти, уйти куда угодно, сбежать отсюда, но не успеваю, потому что в комнате появляется Каллен, едва Хлоя, так зовут маму, выходит из детской.

- Девочка плачет. Что ты сделала с ней?

Мужчина практически рычит на меня, словно животное. И выглядит он соответствующе. Широко раскрытые глаза, линии, пересекающие лоб, и складка между бровями. Внешний вид, наполненный гневом и злостью, который я прежде видела лишь на экране и в ролях Каллена, теперь становится моей реальностью, а его эмоции прекращают быть игрой. Здесь и сейчас нет камер. Есть только он и я. И всё это не сценарий.

- Я ничего не делала. Точнее, делала. То же самое, что и ты. Немного подбросила её вверх, - я инстинктивно отступаю на шаг, потому что сейчас мне не по себе рядом с Эдвардом Калленом. Его реакция едва ли не хуже, чем реакция матери. Нет, не едва ли, а действительно хуже. Она не требовала у меня ответов, просто взглянула, и пусть взгляд было трудно выдержать, не отвернувшись, я справилась с ним, но ожесточённость мужчины, совершенно новая для меня, как часть характера, словно убивает в Эдварде Каллене то, каким я видела его на видео и своими глазами и что думала о нём после личного знакомства.

- Как бы то ни было, ты должна исправить это. Ты пойдёшь к Хлое и убедишься, что малышка в порядке.

Он смотрит на меня так, словно я одно сплошное разочарование и не заслуживаю ни капли снисхождения. Это... унизительно и больно. Потому что я не могу заставить чужого ребёнка ни любить себя, ни хотя бы переносить мои прикосновения или запах. Я не контролирую это и, наверное, могла бы отказаться брать вину на себя, но ощущение её и так уже сидит внутри меня, поэтому я делаю то, что велит мне Эдвард Каллен. Точнее, пытаюсь понять, как это сделать, с чего начать разговор, и что сказать женщине, которая защищала ребёнка ещё задолго до того, как тот появился на свет. В силу естественных причин я далека от того, чтобы осознать все её чувства и эмоции, и потому просто стою в дверном проёме, слыша, как причмокивает Дейзи, пока мама кормит её из бутылочки.

- Это ведь ваш первый раз, когда вам случается контактировать с ребёнком?

- Мне очень жаль, Хлоя. Вы видите меня впервые и не обязаны верить, но я не делала Дейзи больно.

- Да, думаю, что не делали, - Хлоя, чуть покачивая Дейзи, поворачивается ко мне боком. - Просто у моей дочери уже есть характер, и порой мы с её отцом сами не можем объяснить, отчего зависит то, что кому-то она симпатизирует, а кого-то словно боится. У нас с вами ещё есть время. Не сегодня, но я помогу вам, Белла. Всё будет хорошо. Увидимся завтра вечером.

Хлоя и Дейзи провожают нас минут через десять. Нам с Эдвардом Калленом предстоит ехать на съёмочную площадку в одном джипе, на котором мы и приехали сюда. Водитель уже ждёт внизу вместе с ассистентом, в обязанности которого входит организовывать подачу машины в случае перемещений по городу. Девушка звонила Каллену, когда мы ещё были в квартире, и я не слышала, что именно он говорил в ответ, но злой голос слышала. Голос того, кто явно не в духе. В ожидании лифта я пытаюсь игнорировать ощущение того, что Эдвард Каллен словно вот-вот закипит, но всё тщетно. Сглотнув в очередной раз, я хочу пойти к ступенькам, потому что его слова звучат как никогда холодно.

- Можешь прекратить так громко дышать? Тебя саму это не раздражает, нет?

- Нет, не раздражает, - с неожиданной для себя храбростью и желанием дать отпор отвечаю я. - Ты тоже дышишь не слишком и тихо, но я же ничего не говорю.

- Значит, ты просто лицемерка, не способная сказать в лицо, что не устраивает, - Эдвард Каллен смотрит на меня колючим взглядом. Совсем недолго, лишь чуть повернув голову, но всё же. - Чёртов лифт. Он вообще едет или нет?

- Вероятно, и ты был лицемером, когда казался милым и добрым, - слова про лифт фактически проходят мимо моих ушей. Лицемерка? Это я лицемерка? В это самое мгновение мне как никогда хочется, чтобы Эдвард Каллен очутился в моём теле или хотя бы вспомнил себя, когда только делал первые шаги на актёрском поприще, но, может быть, он уже и не думает про те дни и про то, как, вероятно, сам боялся сказать хоть слово более именитым коллегам и предпочитал особо не светиться, находясь где-то на заднем фоне. Может быть, так удобнее жить. Притворяясь, что ты всегда был там, где находишься сейчас. А может быть, он и не тревожился даже тогда.

- Сказала та, которая вряд ли разбирается в людях в свои детские годы.

- Мне двадцать. Я уже давно не ребёнок.

- Так рассуждают и пятнадцатилетние, расставаясь с девственностью, что не делает их действительно взрослыми. Поэтому не обманывай себя, девочка из глубинки, - жёстко продолжает Эдвард Каллен, и это во многом переполняет чашу моего терпения.

- Ты не знаешь, откуда я.

- Нет, не знаю, да и плевать, если честно. Но по тебе и так всё видно. В Лос-Анджелес приезжают тысячи таких, как ты, а остаются лишь единицы. Я не против тебя лично, наверное, Лоуренс увидел в тебе что-то, что сделает тебя восходящей звездой, и всё такое, но ты не для этого фильма. Ты не умеешь общаться с детьми, и ты сама сказала, что у тебя нет жизненного опыта в расставаниях. Я просто не понимаю, зачем ты вообще подписалась на этот фильм.

Лифт всё ещё не спешит приходить, и Эдвард Каллен вновь жмёт на кнопку вызова, протягивая руку мимо меня. Смешно. Будто техника знает, что надо ускориться, потому как тут известный актёр, выглядящий так, словно кому-то очень скоро не поздоровится. Очевидно, он притворялся во все те немногочисленные разы, когда мы взаимодействовали вне площадки, изображая дружелюбие и готовность сплотиться ради общего дела. А в действительности, должно быть, снова и снова сдерживал себя, лишь бы не сказать нечто из того, что я всё-таки слышу сейчас.

- Учитывая всё вышесказанное, мои причины так же не должны тебя заботить, разве нет?

- Это был риторический вопрос. Знаешь, такой, который не требует ответа.

- Я знаю определение риторического вопроса. И рада, что мы всё прояснили по поводу твоего истинного отношения ко мне.

Лифт наконец останавливается на этаже, распахивая створки, и слава Богу. Кто знает, до чего мы бы дошли, если бы металлическая коробка задержалась в пути ещё немного. Как бы то ни было, несмотря ни на что, теперь я, по крайней мере, буду избавлена от иллюзий по поводу Эдварда Каллена и от физического желания, которое он во мне вызывал. Ведь невозможно хотеть того, кто уже наговорил достаточно всего и тем самым дал понять, что ты никогда ему не нравилась, даже просто как человек. Ведь невозможно же, да?

- А я и тем более был рад всё прояснить, - он с силой ударяет по кнопке первого этажа, а потом и по кнопке ускоренного закрытия дверей. Больше от Каллена ничего не слышно. Ни пока мы спускаемся вниз, ни уж тем более в машине, где вместе с нами едут двое посторонних. По пути сюда он был весь погружён в телефон, и тот часто издавал сигналы, но сейчас я лишь слышу уже знакомые звуки оповещений, пока мужчина, с которым я делю заднее сидение, попросту игнорирует их, неотрывно глядя в окно. Я представляю, что у него скапливается невероятное количество неразрешённых вопросов, рабочих или личных, в зависимости от того, кто ему пишет, пока Каллен весь погружён в себя и, возможно, продолжает ругаться со мной уже в своей голове. За оставшуюся часть пути он так и не произносит ни слова, но телефон всё-таки достаёт, просто чтобы бегло просмотреть, чего от него хотят, и вновь вернуть средство связи в правый карман джинсов. Все движения Каллена наполнены напряжением, и я с некоторым ужасом размышляю о том, каким он будет на площадке и постарается ли действительно отвести душу, крича на меня в рамках съёмок запланированной на сегодня сцены ссоры. Первой из тех, что привели к тому, что герои в конечном счёте расстались, а Мередит осталась одна, будучи беременной, хотя ещё не знала об этом.

Когда мы приезжаем на площадку, Эдвард Каллен срывается с места в мгновение ока, в то время как, замешкавшись, я прихожу в себя, лишь понимая, что мою дверь открывают с внешней стороны автомобиля. Я вылезаю из машины и обычным шагом двигаюсь в сторону своего трейлера. По пути мне встречаются разные люди, кто-то просто кивает, а кто-то тихо здоровается, но все, как один, фактически спешат уйти с моего пути, и я не могу не понимать причину. Наверное, Каллен промчался мимо них на бешеной скорости, не удосужившись проявить вежливость, и теперь они не знают, чего ожидать от меня. Его нигде не видно, но при приближении к месту стоянки наших трейлеров из окна его дома на колёсах до меня доносится мрачная классическая мелодия, от звучания которой пробирает озноб. Вероятно, сегодня неподходящий день для того, чтобы слушать красивые и успокаивающие гитарные композиции.

На часах время обеденного перерыва, но я чувствую, что ничего не хочу, и, ненадолго зайдя к себе в трейлер, чтобы выпить стакан воды, направляюсь к гримёрам. Мне наносят нежный макияж, не занимающий сильно много времени, ведь сегодня меня не надо превращать в женщину на шесть лет старше, после чего я иду в костюмерную. Внутри трейлера уже находится Каллен. С бежевой рубашкой в руках, обнажённый... по пояс. Я невольно останавливаюсь взглядом на мускулистых руках, а потом вижу и другие... вещи. Серебристую цепочку на шее, подтянутый живот, мощную грудь с розовато-коричневыми сосками, умеренный волосяной покров, несколько небольших родинок и дорожку волос в нижней части живота над поясом джинсов. Нехорошо так... пялиться, но я словно застыла и не могу отвести глаз. Джейк, мой первый и единственный парень, с которым я лишилась девственности, казался мне вполне красивым на протяжении всего времени, что мы с ним встречались. Но теперь... теперь, стоя здесь, я понимаю, что могу никогда не встретить никого сексуальнее Эдварда Каллена.

- Стучаться не учили? - грубоватым и раздражённым голосом вопрошает он и одновременно прячет своё тело под рубашкой от моего взгляда. Всего одна секунда, три слова, и наваждения словно как не бывало.

- Учили. Но это не твой трейлер, - аналогичным его тоном отвечаю я и прохожу мимо Эдварда Каллена, чтобы заглянуть за штору. В прошлый раз, когда мы с ним были тут вдвоём, Анжела отсиживалась именно там, и я автоматически ожидаю увидеть её там, но в примерочной пусто.

- Но и не твой, знаешь. И можешь не искать свою подружку. Она отлучилась, едва дала мне одежду.

- Ну ещё бы, - поворачиваюсь я лицом к Каллену, - ты хоть заметил, что все теперь шарахаются даже от меня?

- Но ты ведь хочешь жизнь в известности и лучах славы, так что привыкай, что иногда весь этот обслуживающий персонал будет бояться не только подойти к тебе и что-то спросить, но и просто попадаться тебе на глаза.

- Я хочу не этого, - ведомая злостью, полыхающей внутри меня, я чувствую, как сжимаются кулаки, спрятанные в задних карманах джинсов. Я не собираюсь устраивать драку или нечто подобное, но меня словно физически ранит то, что Каллен позволяет себе делать выводы обо мне, даже не зная доподлинно причин, по которым я здесь. Слава уж точно не является моей целью. Как и огромные деньги на счетах или дорогие объекты недвижимости в собственности. Я проживу и без этого. Я просто хочу большего. Хочу стать частью этого мира и знакомиться и сотрудничать с творческими людьми, узнавать новое и расти, но быть знаменитой и популярной... Прямо сейчас я не думаю об этом.

- Да неужели? Тогда зачем ты вообще захотела на пробы в картину с моим участием, снимаемую именитым режиссёром?

- А тебе не всё ли равно? И вообще, если ты закончил, лучше уйди. Должно быть, Анжела просто боится войти, пока ты здесь.

- Да я и сам не горю желанием быть тут с тобой и дальше. Но у нас одно дело на двоих, поэтому не опаздывай.

- Я? И опоздание? Ты ничего не перепутал?

Промолчав и одарив меня испытующим взглядом, Каллен выходит из трейлера размашистой походкой. Удивительное дело, но он прикрывает дверь, а не хлопает ею со всей дури. Анжела появляется в своём царстве так скоро, будто действительно держалась поблизости, даже если не совсем на виду.

- Даже не уверена, можно ли продолжать называть тебя Беллой. Слышала от гримёров, что сегодня ты не исправляла их, когда они обращались к тебе, как к мисс Свон.

- Господи. Я даже не поняла. В голове столько всего... - мне почти стыдно. Я вообще не особо помню, как сидела в кресле и о чём размышляла, пока моё лицо красили, увлажняли и наносили на него румяна.

- Эдвард Каллен не в духе, я в курсе. Как и все вокруг на самом деле.

- Мы должны сегодня ссориться, Анж, - я раздеваюсь до нижнего белья, даже не задвинув штору. Мне всё равно на неё. Анжела уже видела моё тело и не раз. Она присутствовала на примерках ещё на той стадии, когда только разрабатывались костюмы для проекта, и на основе идеи нашего художника их создавали в пошивочном цехе.

- По-моему, вы уже поссорились. Но это не моё дело. Я лучше замолчу и просто почищу одежду, если потребуется.

Я не испытываю удовольствия, которое, может быть, охватывает Эдварда Каллена, когда его обслуживают подобным образом. Очевидно, каждый должен заниматься своим делом, но то, как Каллен отозвался о персонале и иногда трепете или страхе перед лицом знаменитости... Вряд ли он на заре своей карьеры спал и видел, как становится известным. Что, если он не хочет, чтобы его остерегались, но при этом понимает, что отныне социальная дистанция просто необходима прежде всего в целях безопасности? Недаром же на красных ковровых дорожках поблизости от него всегда держится хотя бы один телохранитель. Фанаты могу быть и... фанатиками.

Я надеваю блузку без рукавов и юбку, заканчивающуюся чуть выше колена, и, когда Анжела убеждается в моём идеальном внешнем виде, вполне готова снова оказаться в одном автомобиле с Калленом. Сегодня наш первый съёмочный день не на студии, а в квартире, арендованной у реального человека, в которой по сюжету сначала живёт, а позже и растит ребёнка Мередит. Но, согласно хронологии фильма, до беременности на данный момент ей ещё очень и очень далеко. Пока они с Ричардом просто встречаются и в сегодняшней сцене возвращаются домой после ужина в ресторане с её друзьями. По пути я погружаюсь в сценарий с целью повторить реплики, иногда произнося их шёпотом, на что Каллен в какой-то момент хмыкает и тем самым сбивает меня с мысли. Я опускаю распечатки, ведомая яростью изнутри, ведь он даже не посмотрел в мою сторону, когда на территории студии я села в машину, а теперь просто занят своим телефоном, из которого постоянно доносятся отвлекающие звуки оповещений о новых сообщениях.

- И что это было?

- Что было где?

- Ты хмыкнул, - говорю я, но мои слова не производят значительного эффекта. Каллен по-прежнему смотрит на экран, лишь немного меняя положение тела.

- Да, хмыкнул, но кто сказал, что это связано с тобой? Почему бы тебе просто не вернуться к тому, на чём ты остановилась, и всё?

И я возвращаюсь к сценарию, потому что не хочу тратить силы и эмоциональную энергию на выяснение отношений, когда мне нужно думать о гораздо более важных вещах. Но краем глаза я всё равно не могу не наблюдать за Калленом. При остановке машины на запрещающий сигнал светофора мужчина опускает руку на сидение между нами, и я словно... напрягаюсь. Не то чтобы он становится сильно ближе, но всё же мне уже не кажется, что он поглощён телефоном. Я невольно поднимаю голову, и Каллен быстро отворачивается, но я почти могу поклясться, что он смотрел на мои ноги. Хотя, скорее всего, это лишь случайность.

- Наконец-то этот вечер закончился, - произносит Каллен и проходит в квартиру вперёд меня. Только это не Каллен. Это Ричард. А я Мередит. Мередит, которая запирает дверь и кладёт ключи на тумбочку, отказываясь от мысли просто бросить их на поверхность буквально в самый последний момент.

- Согласна. Он был ужасен. Потому что ты вёл себя отвратительно. Я даже не могу выразить, как мне стыдно перед друзьями, - я разуваюсь и иду в ванную, чтобы вымыть руки. Прикрытая дверь, должно быть, является недостаточным намёком не входить, если Каллен распахивает её и, облокотившись о дверную коробку, будто нарочно растягивает слова:

- Стыдно за что, позволь спросить?

- Ты постоянно уходил курить, а когда всё-таки сидел с нами, то часто подзывал официанта, чтобы попросить ещё пива, а в остальное время фактически молчал. Думаешь, они не поняли, что ты просто не хочешь находиться в их обществе?

Перемещаясь по своим репликам, я думаю о том, что вымышленная ситуация в чём-то схожа с тем, что мне приходится переживать в реальности. Как Ричард, будучи придуманным персонажем, не особо жаждет проводить время с друзьями своей девушки, так и Эдвард Каллен наверняка бы предпочёл, чтобы меня не было в одном с ним фильме. Сегодня он предельно ясно высказал это вслух.

- Ты знала, что я не хочу идти, Мередит, - он словно винит меня и повышает голос, делая шаг в мою сторону, что мне видно через отражение в зеркале. Я вытираюсь полотенцем, а потом просто комкаю его в кулаке. - Но ты сказала, что тебе важно, чтобы я просто пошёл с тобой, даже если я не буду душой компании, и что я и не обязан ею быть.

- И потому ты решил не напрягаться. Ну конечно. Какое невероятное удобство.

Я разворачиваюсь лицом к Каллену и прохожу мимо, задевая его левым плечом. Он вздрагивает, наверное, потому, что это моя импровизация, действие, не прописанное в сценарии чёрным по-белому, и я тоже немного в шоке. Потому что просто сделала это. Необдуманно и внезапно. И теперь... боюсь. Того, чем и как ответит Каллен. По сценарию я должна была уйти, направиться в комнату, но вот он хватает меня за ту самую левую руку, и это ощущается... предсказуемым. Мужчины в большинстве своём, наверное, не любят, когда последнее слово остаётся за слабой женщиной. Но главным образом я чувствую желание. Из-за того, насколько сильно и почти болезненно прикосновение Эдварда Каллена. Я бы хотела испытать всё это наедине. Без камер, режиссёра, оператора и сотрудников, отвечающих за осветительные приборы, хлопушку и микрофон. Чтобы Эдвард Каллен дотронулся до меня, как до Беллы, а не только как до моей героини. И чтобы он...

- Знаешь, Мередит, от моих друзей ты также не в восторге и тоже не особо стремишься общаться с ними при случае. Но я тебе и слова не говорю. Потому что ни ты, ни я всё равно не проведём с ними всю жизнь, как и они с нами. Хочешь поругаться перед тем, как идти в кровать? Ладно, давай. Но я не буду спать на диване, и вообще мы не ляжем спать, пока не помиримся.

- Что за хрень?

- Это не хрень, - Эдвард Каллен ещё сильнее стискивает мой локоть, и тёплый поток воздуха, когда Каллен выдыхает, пахнет чем-то приятным и сладким. Может быть, фруктом или шоколадкой. Или выпечкой. - Изначально ты мне даже не нужна. Но ты мне нужна, потому что я люблю тебя. Но твои друзья... Я не обязан любить ещё и их, - пронизывающий взгляд Эдварда Каллена не отрывается от моих глаз, а его голос твёрд и эмоционален, и я вновь убеждаюсь, почему он так хорош в своей профессии, и отчего с ним хотят работать режиссёры, просто увидев отдельные фрагменты из предшествующих фильмов с его участием. Эдварду Каллену хочется верить. Даже понимая, что его слова не адресованы лично мне и вообще сформулированы не им, и он просто выглядит невероятно искренне и жизнеутверждающе, когда произносит их, я не могу ничего с собой поделать. Несмотря на наши новые взаимоотношения вне кадра, выражение мужского лица зачаровывает меня.

- Тогда и я не обязана любить твоих приятелей, Ричард.

- Само собой, Мередит, - характер прикосновения меняется, и Эдвард Каллен, перемещая ладонь вверх по моей руке медленным движением, останавливается, когда пальцы достигают плеча и нежно обхватывают его. Я смотрю туда, где они граничат с моей обнажённой кожей, и мне нравится чувствовать мурашки, но не сильно нравится мысль о том, что Каллен тоже наверняка ощущает их. Его взгляд... озадаченный, будто это то, что испытывает сейчас совсем не персонаж, а реальный человек. Растерянность и словно беспокойство. Он моргает пару раз прежде, чем вновь сосредотачивается на моих глазах. И что это было? Неужели потеря концентрации? Да нет, не может быть. Или же может? - Ну что, мир? Или ты ещё хочешь сослать меня на диван?

- Нет, уже не хочу, - отвечаю я, произнося завершающую реплику, но не двигаюсь с места, потому что Эдвард Каллен одаривает меня мечтательной улыбкой, и только после нам позволяется закончить. Ещё до того, как к нам подходит Лоуренс, Каллен уже стоит в двух шагах от меня, и теперь он действительно на все сто процентов Каллен. Будто и не касался меня всего несколько секунд назад. Ну и к чёрту это всё. Важнее моё личное ощущение, что мы были хороши. Даже если потребуется снять ещё дубль или два уже без импровизаций.

- Это было вдохновляюще. Честно, я думаю, что постараюсь отстоять изменения, и мне это удастся, но как насчёт того, чтобы немного отдохнуть, а потом снять всё уже так, как в сценарии? Хотя та часть, где ты задела его плечом, была хороша, поэтому сделай так снова. Но ты, Эдвард, позволь Белле уйти. Лучше схвати её за руку уже в комнате. Я хочу взглянуть, что из этого получится.

- Хорошо, мы сделаем, Френсис.

- Я пока отсмотрю материал, а минут через двадцать продолжим. Вы оба просто молодцы.

- Спасибо большое, - говорю я, ведь это первый раз, когда Лоуренс действительно похвалил меня, выразив всё вслух и дав понять, что ему по-настоящему понравилось. В предшествующие недели он ограничивался словами о переходе к следующей стадии, и теперь для меня невероятно много значит выражение искреннего одобрения.

Лоуренс хлопает Эдварда по плечу, а на меня просто смотрит несколько долгих секунд прежде, чем уходит к оператору, оставляя нас с Калленом наедине. И он будто только этого и ждал.

- А следовать сценарию слабо? - он вновь раздражён. Или и не переставал быть таковым. Эдвард Каллен засовывает руки в передние карманы джинсов, что приводит к оттопыриванию ткани.

- Ты тоже сымпровизировал, и мне кажется, что это делают многие. Например, Джонни Депп на съёмках Пиратов не всегда руководствовался сценарием, что привнесло в фильм весьма забавные и интересные сцены. И вы с ним были вместе в одном проекте уже после, - замечаю я, скрещивая руки на груди, потому что не знаю, куда их ещё деть. У юбки нет карманов, да и было бы странно, если бы были.

- И в его рамках он не импровизировал.

- А если бы импровизировал, ему ты бы тоже что-нибудь сказал?

- Если так хочешь знать, нет, ему бы я ничего не сказал. Но ты не Джонни Депп, поэтому не трогай то, что написано.

Высказавшись, Каллен направляется в сторону камеры. Да, ему также позволяется смотреть на промежуточный результат. Может быть, Лоуренс разрешил бы и мне, но я остаюсь в стороне и никогда не подходила к нему, чтобы попытаться увидеть отснятые дубли. Я ухожу на кухню квартиры, где на столе стоит кофеварка, и, поскольку нам разрешили ею пользоваться, убеждаюсь в наличии капсулы внутри прежде, чем делаю себе чашку ароматного напитка. Но не полную, потому что не могу пить без молока и хоть чуть-чуть, но всегда добавляю. Мне везёт, потому что молоко обнаруживается в холодильнике. Я надеюсь, что его тоже можно было брать. Но ещё до того, как я возвращаю упаковку обратно, на кухне внезапно появляется Каллен и фактически выхватывает её у меня из рук. К счастью, мой горячий кофе в этот момент стоит на столе, а то могло бы произойти всё, что угодно. Я могла бы обварить Каллена. Хоть и по его вине.

- Ты нормальный?

- А ты? Это моё молоко. Я лично просил его купить. Если для тебя нормально брать чужое, не спросив, лучше скажи мне об этом прямо сейчас. Чтобы впредь я просил ассистентку подписывать мои продукты прежде, чем убирать их в этот чёртов холодильник. Учитывая то, сколько ещё раз мы будем сюда приезжать.

- Я вылила оттуда не более столовой ложки. Там ещё целая упаковка, - я ненавижу то, что по сути, наверное, оправдываюсь перед ним, но спорить и спрашивать, жалко ли ему, себе дороже. И вообще разум подсказывает, что лучше уйти. Взять кофе и уединиться на балконе. Кажется, я слышала о том, что он здесь есть. - Если решишь, что хочешь, чтобы я всё равно расплатилась за неё, дай знать.

Я беру свою чашку и ухожу, куда думала. Не дожидаясь ответных слов от мужчины. Время позволяет мне проверить телефон, и там я вижу сообщение от девчонок, но желания отвечать никакого нет. На вопрос о моём дне и том, как всё прошло с девочкой, хочется сказать лишь то, что Эдвард Каллен, вероятно, ненавидит меня. Но сейчас мне не до обсуждения этой темы, а Розали и Элис вряд ли проигнорируют моё подобное заявление. Откладывая разговор с ними до вечера, я вновь отдаю телефон на хранение, а сама возвращаюсь ко входу в квартиру со стороны подъезда, и мы с Эдвардом Калленом снимаем ещё один дубль. Как и в первый раз, я задеваю его плечом в стенах ванной комнаты, но, кажется, с меньшей силой, а потом в плане действий между репликами всё и вовсе развивается совсем иначе. Я вхожу в спальню, освещённую тусклым светом прикроватных ламп, и только там, у двуспальной кровати, Каллен наконец останавливает меня за руку удерживающим жестом.

- Знаешь, Мередит, от моих друзей ты также не в восторге и тоже не особо стремишься общаться с ними при случае. Но я тебе и слова не говорю. Потому что ни ты, ни я всё равно не проведём с ними всю жизнь, как и они с нами. Хочешь поругаться перед тем, как идти в кровать? Ладно, давай. Но я не буду спать на диване, и вообще мы не ляжем спать, пока не помиримся, - произнося свою длинную реплику, Эдвард Каллен определённо бросает взгляд в сторону постели за моей спиной. Это не длится дольше нескольких секунд, но всё же я замечаю. И потому моя следующая фраза звучит словно двусмысленно, чего при первом дубле я точно не ощущала. Я будто спрашиваю Эдварда Каллена не о том, что имеет в виду его персонаж, а о том, почему он смотрел куда-то мне за спину.

- Что за хрень?

- Это не хрень, - Эдвард Каллен тянется рукой и к моему второму локтю, и всё это после проявленного недовольства моим случайным отступлением от сценария. Я словно застываю в объятьях, о которых и не думала, что они возникнут между нами на площадке, а теперь охотно осталась бы в них навсегда. Настолько это приятно, пусть и немного болезненно. Хочется ещё. Чтобы он прикоснулся ко мне ещё больше. Где-нибудь в другой точке моего тела. - Изначально ты мне даже не нужна. Но ты мне нужна, потому что я люблю тебя. Но твои друзья... Я не обязан любить ещё и их.

- Тогда и я не обязана любить твоих приятелей, Ричард, - отвечаю взаимностью я и смотрю на руки, обнимающие меня, чувствуя, как пронзителен при этом взгляд Эдварда. Его дыхание опускает и поднимает грудную клетку, и то, что я видела мужское тело частично без одежды, вряд ли когда-либо сотрётся из моей памяти. Ладно, его видели многие и через экран, но вживую…

- Само собой, Мередит, - мужское лицо невероятно близко. Будто в рамках данной сцены мы должны поцеловаться. Но мы не должны. Это будет позже. При других обстоятельствах. Не сейчас. В любом случае я пока не готова об этом думать. - Ну что, мир? Или ты ещё хочешь сослать меня на диван?

- Нет, уже не хочу, - но я однозначно хочу прикоснуться к Каллену. Почувствовать под ладонями кожу его лица и узнать, какая она на ощупь. И я не уверена, что смогла бы удержаться, будь у меня ещё одна минута, но Лоуренс останавливает съёмку, говоря, что сегодня мы действительно хорошо поработали.

Мы возвращаемся на площадку, причём Каллен садится в машину со своей бутылкой молока. Он ещё не говорил, что я ему что-то должна, но кто знает, может, его мозг решил сначала всё тщательно обдумать и взвесить, и потому мы ещё вернёмся к этому вопросу через несколько дней. Пока же я стараюсь даже не смотреть в сторону мужчины, по пути обратно предпочитая любоваться видом чистых и ухоженных улиц и людьми, которые не выглядят мрачно, и уже не обращать внимания на всё тот же поток бесконечных сообщений, получаемых Калленом. Ладно, сдаюсь. Тут я не совсем искренна. Почти не обращать. Вот что ближе к реальности. Всё-таки мне любопытно, кто ему пишет. Кто-то по делу или по личному вопросу. Со своей последней девушкой он перестал появляться вместе не так уж и давно. Может, это даже не расставание. А просто перерыв, когда двое решили на некоторое время поставить на первое место свои карьеры и, придя в этом вопросе к взаимному согласию, продолжают любить друг друга, но на расстоянии. Вроде такое бывает. Или может быть. Ведь каждый выбирает по себе.

- Я первый в костюмерную. В этой рубашке нечем дышать.

Я слышу это на подъезде к территории студии. Как говорится, и на том спасибо, что предупредил. Для верности подожду полчаса. Чтобы кое-кто точно переоделся и скрылся у себя в трейлере на довольно продолжительное время, даже если позже и выйдет бегать или с какой другой целью. Возможно, я ошиблась в Эдварде Каллене. Ещё когда впервые увидела его на экране лет пять назад и посмотрела все предшествующие фильмы и впоследствии, продолжив наделять реально существующего мужчину чертами его героев. И продолжаю ошибаться и сейчас. До сих пор.

- Да пожалуйста.

Мы расходимся каждый в своём направлении. Я отпираю дверь трейлера и внутри просто плюхаюсь на ближайший стул, вытягивая ноги вперёд. После нескольких минут без движения я кипячу чайник, чтобы сделать чай, и всё-таки пишу сообщение Элис и Роуз. Честное и без прикрас.

Это самый ужасный день за всё время.

Девчонки тут же подключаются к совместному видеозвонку. Их лица возникают на экране в разных окошках, что говорит о том, что дома находится только Розали. Элис явно опять допоздна на стажировке у какого-то дизайнера, имени которого я так и не запомнила. Она хочет связать свою жизнь со сферой создания одежды, и мне кажется, у неё всё может получиться, ведь упорства ей не занимать. Если мне фактически просто повезло, то Элис совмещает труд в мастерской и работу в кофейне, иногда попадая домой чуть ли в не одиннадцать часов вечера, только чтобы с утра уже снова варить кофе клиентам. И Роуз тоже мотивирована не меньше. Разве что вместо развития навыков кройки и шитья она мечтает преуспеть в области визажа и на данный момент предлагает свои услуги обычным людям. Надо же с чего-то начинать. Так она говорит.

- И что же случилось, что сделало его таковым? - спрашивает Роуз, пока Элис, по-моему, больше заинтересована тем, во что я по-прежнему одета, нежели моими словами. Хотя я её понимаю. Учитывая её профессиональные желания, наверное, она и должна рассматривать одежду на окружающих, а не просто взглянуть и забыть.

- Я совершенно не знаю, как вести себя с детьми. Дейзи заревела, когда я попыталась её взять, и я думала, что Каллен меня убьёт. И пошло-поехало.

Постепенно я рассказываю про всё, что произошло со мной в течение дня. Буквально про всё. Хотя всё-таки не совсем. Потому что молчу о том, как увидела Эдварда Каллена полуобнажённым. Это вроде как... личное. Лично моё. Рассказать об обещании матери девочки помочь, о конкретных словах Каллена, которые он бросал мне в лицо, об испытываемой им злости из-за малышки и молока и про недовольство моими импровизациями, которые просто случились, ощущается гораздо менее значительным. После этого я сомневаюсь, стоит ли упоминать прикосновения, то, как именно Эдвард Каллен касался меня, но тут Элис словно наконец приходит в себя, прекращая рассматривать моё одеяние, и в её голосе явное любопытство:

- Ну это всё понятно, но, выходит, ты пощупала Эдварда Каллена?

- Скорее он меня, - необдуманно говорю я и, только договорив, осознаю, что ответила. Боже. Трижды чёрт. Меня однозначно бросает в краску, потому что теперь этот разговор, несомненно, повернёт в нежелательную сторону. И всё так и происходит. С подачи Розали. Ну разумеется.

- Рассказывай всё. И немедленно, - Роуз подмигивает мне, а Элис улыбается. И они обе смотрят на меня так, что я понимаю, мне не отвертеться. Ни при каких обстоятельствах. Что они скорее приедут сюда и убедят пустить их на охраняемую территорию, чем отстанут, забыв, что я случайно обронила.

Я стону, но делюсь с ними и тем, что ещё не успела затронуть, и с течением времени девчонки начинают улыбаться только больше. Со стороны в каком-то смысле они выглядят безумно. Но ещё безумнее потом звучат слова Элис, которая окончательно отвлекается от своих поздних посиделок над делами, которые можно доверить стажёрке.

- Ты ему определённо интересна, - громко и эмоционально восклицает подруга, и в другой части экрана одновременно с этим я вижу неоднократные кивки Розали. Интересна? И этот интерес проявляется в обидных словах, берущих за живое, и беспричинной грубости, которую я не заслужила? И что только в головах у моих подруг?

- Интересна? Что за бред!

- Почему сразу бред? Ты только подумай. Сама же говоришь, что в какой-то момент, смотря на тебя, он растерялся, будто забыл свою реплику, а тем временем, как мы понимаем, сполна воспользовался представившейся возможностью прикоснуться к тебе. А позже смотрел на кровать. Ты его привлекаешь, Белла, - взгляд Розали странно неодобрительный, а она сама качает головой, как будто речь об очевидных вещах, которые я должна понимать, но вместо этого их приходится разъяснять. Но мне, правда, не до этого. И я не собираюсь думать о том, что говорит Роуз. Не тогда, когда актёр, у которого есть влияние, может разрушить всё то, чего я пытаюсь добиться.

- Сильно сомневаюсь. Он просто очень хороший актёр, который дал мне понять, что я могла бы уйти. Вдруг прямо сейчас он делает что-то, чтобы меня уволили и заменили?

- С его стороны это вряд ли профессионально, а ты и думать не смей о том, чтобы покинуть фильм по собственному желанию, - улыбка Элис окончательно увядает, и выражение лица подруги за секунду становится хмурым и укоряющим. - Я перестану с тобой общаться, если думаешь.

- И я тоже, - кивая в знак солидарности, твёрдо говорит Роуз. - Хочешь, возвращайся домой, но я запрещаю тебе опускать руки. Ты меня поняла?