(от лица Эдварда)

В 6.10 я стоял в пробке между Ласаль-стрит и 74-ой Вест на пути к ювелиру. Сто раз уже проклял необходимость попасть туда именно сегодня, когда Эммет и Розали предоставили нам отличную возможность побыть наедине. Интересно, почему как только появляются дети, возникает дефицит времени, с пользой проведенного с супругой тет-а-тет, например, в спальне? Хотя, без сомнения, это только подогревает чувства. Не хуже разлуки.

Впрочем, мы с Беллой еще в колледже получили отличную закалку таким дефицитом времени. По сравнению с последним годом в школе и со всеми последующими, можно сказать, первый год колледжа мы провели практически раздельно.

…Тот последний год накануне выпуска из школы до сих пор является ярким пятном в биографии нашей с ней любви. Наверное, потому, что этот год был годом «первого раза».

Первый секс. У нас с ней он был нестандартным, быстрым, горячим. Разочаровывающим. Потому что я, едва кончив, понял, что повернулся на открывшейся теперь перспективе каждый день раздевать ее и делать своей необузданно и по-разному. Овладевать ею, подчинять себе, одновременно растворяясь в ней. Когда я говорил Белле, что секс как наркотик, уже тогда знал, чем все закончится: у нас не будет прав заходить так далеко, но остановиться мы не сможем. Теперь и не вспоминалось о том, что когда-то хотел сделать все правильно, в соответствии с предписаниями старомодных моральных норм, все было сметено моей новоприобретённой идеей фикс. В итоге сексуальное желание расставило все точки над i.

Далее были другие «первые разы». Первые исследования тел и предпочтений друг друга. Наверное, столько радости и наслаждения, сколько испытали мы, не испытывал даже Колумб, открывший свою «Индию». Первая ссора из-за ревности, завершившаяся незабываемым «примирением». Ошеломляющий первый секс в моем «вольво», когда я кончил два раза подряд. Первое официальное объявление, сделанное мною на большом семейном сборище, о том, что мы скоро поженимся. Я сказал об этом во всеуслышание намеренно, желая доказать Белле, что не шучу и насколько бесполезны ее насмешки и скептический вид в ответ на мои намеки о грядущей свадьбе.

Но скептически была настроена не только любимая девушка. Отец высказал свое решительное «против ранних браков» и посоветовал подождать до окончания колледжа. А разве я мог ждать? Это задело меня, тогда мне казалось, что весь мир пытается положить меня на лопатки. Я решил сопротивляться всеми доступными мне способами. Повздорил с отцом, отказался от назначенного мне содержания, считая, что мне пора стать самостоятельным. Вот почему случилось так, что кредитка, данная мне Карлайлом, оказалась зажата между страниц какой-то книги, мы с Беллой расселены в Гарварде по разным общежитиям, вместо предполагаемой ранее общей съемной квартиры, а я барахтался по уши в дерьме, называемом работа, с переменным успехом смешанная с учебой.

Это были сложные времена для нас. Я был погружен в процесс зарабатывания денег, исполняя обязанности официанта в одной из многочисленных студенческих кафешек, Белла взяла дополнительные семинары по английской литературе, потому что чувствовала на себе давление свободного времени. Я же такого давления не чувствовал: как только отрывался от работы, спешил заняться учебой, сдавая экстерном тесты и экзамены. Это удачно получалось, если видел свою будущую жену хотя бы два раза в неделю. А вне этих встреч – только телефонные разговоры и смс. Конечно, это не устраивало нас обоих, вызывало ссоры. Но если я утешал себя тем, что уже совсем скоро, возможно, на Рождество, смогу сделать ей настоящее официальное предложение с кольцом, букетом цветов и в собственной квартире, то Белла себя ничем не утешала, выпуская колючки все больше и больше с каждым днем.

Поначалу она приходила ко мне в кафе, но после того как у нее произошли одна за другой две стычки с девушками, которые, как ей показалось, подбивали ко мне клинья, мой босс запретил ей появляться там. Тогда я счел, что это к лучшему, потому что, если бы дело продолжилось в этом ключе, моя потребность всегда защищать ее вылилась бы в нешуточный конфликт, я бы наверняка лишился неплохого заработка и устраивающего меня места. Ее ревность была смешной и беспочвенной, но догадывался, что причина не в девушках, девушки просто катализатор, – Белла ревновала меня к моей работе, в ее глазах я обменивал наше время на туманные перспективы факта наличия денег.

Редко случалось, мы проводили вместе целые дни или несколько часов подряд. И я всегда ждал и опасался этого. Конечно, в начале встречи мы не теряли времени на слова, потом все продолжалось бурной ссорой, затем опять же сексом с тем же эквивалентом дикости и страсти. Именно в то время для нас было нормой начинать утро сладким любовным смс, в разгар дня ругаться на глазах у других студентов, а поздним вечером мириться в моей или ее комнате, в машине… или однажды даже в парке.

Я никогда не начинал спора, пытаясь сохранить хладнокровие, утешить, успокоить ту единственную, ради которой спал по три часа в сутки, ради которой преодолевал колоссальные препятствия. Был снисходителен и разумен вплоть до того момента, когда она произносила: «А не пойти ли тебе к черту, Каллен» на мое очередное объяснение в чем-либо. Тогда взрывался, начинал силой удерживать ее, если она пыталась уйти, орать на нее в ответ и нести какую-то чушь об игнорировании ею моих чувств. Я чертовски сильно боялся потерять Беллу, боялся, что в один прекрасный день она устанет от моих заморочек и проблем: моей работы, нагромождения моих экзаменов, моей агрессии из-за того, что сейчас мы не можем быть вместе так, как обоим очень хочется. Устанет и уйдет. А я останусь в пустоте, собирающим осколки своего разбитого сердца.

***

Вернувшись за руль, я достал плоскую квадратную коробочку из красного бархата, чтобы снова взглянуть на выполненный заказ. Открыв крышку, еще раз улыбнулся ее содержимому: золотой браслет с изумрудами и бриллиантами с инициалами Б.К. на застежке.

Думаю, она этого хотела, когда просила: «Что-то такое легкое, что можно привязать к запястью и показывать всем, как муж балует меня. И еще: это должно быть моего любимого цвета».

Конечно, она смеялась надо мной, намекая на мой первый настоящий подарок ей – дюжину воздушных шаров, чтобы она отпустила их в небо, загадав желание на каждый. А до этого были только живые гусеницы у нее за воротом да свернутый руль у ее велосипеда.

Я выложил браслет на ладонь, полностью одобряя работу ювелира и свою сработавшую смекалку: легкий, его можно «привязать» к запястью. Ну, зеленого цвета тут не так много, и любимая обязательно придерется к этому, отпустив очередную остроту, но зато есть бриллианты, которые всем расскажут о том, как я ее балую. Много лет она заявляла, что у нее на них аллергия, но теперь не заговорит мне зубы смешными доводами. Она уже месяц носила бриллиантовые серьги, которые подарила ей Элис.

А ведь мое первое предложение она не приняла отчасти и потому, что тогда преподнес ей кольцо с бриллиантом, пусть и маленьким…

То первое предложение состоялось как раз в тяжелый первый год обучения в колледже и при весьма мелодраматичных обстоятельствах…

***

К девятнадцати годам Белла превратилась в роскошную уверенную красавицу. Не то чтобы она не была такой раньше… Но теперь при наших недостаточно частых встречах ее красота действовала как мгновенный импульс-призыв. Я не мог отвести взгляд, терялся в мыслях и намерениях и попадал в затруднительное положение в связи с определенными реакциями своего тела на ее присутствие рядом. Я тянулся к ней совершенно неосознанно, и когда на совпадающих лекциях мы садились вместе, к концу занятия оказывалось так, что мы занимали вдвоем практически один стул, настолько близко мы придвигались друг к другу. Не раз и не два мы оба оказывались за дверью аудитории за разговоры или за обмен записками во время важнейшего объяснения преподавателя.

В первый же месяц учебы Белла коротко подстриглась и снова стала жгучей брюнеткой. Новая прическа придавала ей еще больше остро-опасной сексуальности. Особенно когда она укладывала неровно подстриженные прядки так, что они торчали у скул, словно стрелки указывая на пухлые губы. Я бешено ревновал ее к каждому оценивающему мужскому взгляду и пару раз прямым текстом осаживал наглых парней, осмелившихся заигрывать с ней.

Она была моей девушкой, но в моих мечтах – уже моей счастливой невестой, женой. Неудивительно, что я, привыкший добиваться своего, работал и учился с завидной маниакальностью.

Но настал момент, когда я прозрел.

Была весна. Промозглая влажность, малохарактерная для здешних мест, воспринималась меланхолично родной, напоминая Форкс, пробуждая детские воспоминания о том, как обычно в марте, когда сходил снег, мы с Беллой отправлялись в лес за школой на поиск самых глубоких луж и широких ручьев. Побеждал тот, кто возвращался домой самый мокрый и грязный.

Сегодня я отрабатывал в кафе уже вторую смену, прикрывая Сэта Клируотера, слегшего с простудой три дня назад. Я устал и был зол как черт, сквозь головную муторную боль пытался сообразить, когда последний раз спал более одного часа. Кажется, пару дней назад… Минувшие свободные сутки пришлось посвятить изучению права средних веков, которое намеревался сдать послезавтра. Я поругался с Беллой прямо на лекции, а сегодня она не удостоила ответом даже мое смс.

Зря она переживает о том, что измываюсь над собой, что ничего не успеваю. Я доволен, у меня все под контролем и двигаюсь в четком соответствии со своим планом. И напрасно она думает, что я плевал на нее, что забываю. Она в каждой моей мысли, в каждой минуте… И в каждом недолгом сне.

Вот ведь упрямая девчонка! Три звонка, а она ни разу не взяла трубку.

Примерно около двух, когда от начала смены Сэта прошел почти час, этот дурак заявился в кафе. Вид у него был бледно-зеленый, и под глазами темнели круги, но он готов был работать, уверяя, что свеж как огурчик. Я злился на него, но все же был рад: теперь появилась возможность выспаться в течение трех часов, потом навестить свою любимую и в очередной раз доказать ей, насколько сильны мои чувства.

Когда я продрал глаза, на студенческий городок уже опускались сумерки.

Попав на улицу, я зябко поежился. Свежий воздух и легкая пробежка до общежития Беллы прогнали остатки сна. Правда, внутри копошилось какое-то неясное предчувствие, связанное с моим предстоящим визитом.

Она так и не позвонила мне, не написала ни строчки. Я ненавидел, когда она поступала так. И знал, что она будет беситься и обзывать меня придурком вплоть до той минуты, когда притяну ее к себе и поцелую, игнорируя всяческое сопротивление. А потом, когда мы оторвемся друг от друга, она слегка шлепнет меня по груди ладонью, улыбнется милой завораживающей улыбкой и толкнет меня на кровать…

Уже у самой двери в ее комнату я вспомнил вдруг об Эмили Янг, ее соседке. Девушка недавно заселилась сюда, и очень жаль – досадная помеха. И что мы будем делать, если Янг составит нам неожиданную компанию? Вежливо попросим ее удалиться?

Чертовы соседи! Поскорее бы обзавестись достаточной суммой для внесения аренды за нашу первую квартиру. Осталось прикопить совсем чуть-чуть, а до этого я буду сходить с ума.

Подняв кулак, чтобы постучаться еще раз, проклиная Эмили Янг – причину всех этих церемоний, ведь раньше не утруждал себя стуком, – я внезапно был остановлен приглушенным чувственным женским стоном.

Я мгновенно напрягся. Растерянный, пронзенный острием подозрения, будто со стороны видел, как моя рука толкнула дверь, оказавшуюся незапертой.

В полутемной комнате, в болезненно-ярком ореоле света настольной лампы обозначилась выворачивающая наизнанку картина. Голые мужские ноги с громадными стопами и худенькая, хрупкая спина девушки с черными короткими волосами, двигающаяся на парне вниз-вверх, вниз-вверх…

В одну секунду мне показалось, что я умер: мой мозг, мое сердце сжались в крошечное ледяное ядро, все органы чувств заглохли, умерщвляя всякий проблеск действительности. А в следующий миг, когда раздался громкий хриплый стон того парня, верхом на котором сидела моя любимая девушка, составляющая весь смысл моей дерьмовой жизни, я ожил словно от электрошока. Миллиарды эмоций, мыслей, гипотетических исходов пронеслись в моей голове, и я оказался истощенным, сгоревшим в них дотла и абсолютно уничтоженным. Клокочущая ярость несла меня вперед, к этой кровати – схватить, развеять в прах, а ноги пятились назад. Глаза не слушались и не могли закрыться, чтобы не видеть огромные мужские руки, блуждающие по белоснежной шелковистой коже этой спины, каждая впадинка на которой была вырезана в моей памяти, опускающиеся на эти маленькие ягодицы, любимое место ласк моих пальцев, пока она…

Я захлопнул дверь как раз в тот момент, когда любовники одновременно простонали «О, боже!»

Потом обнаружил себя в парке дрожащими руками прикуривающим сигарету от зажигалки какого-то низкорослого парня в кепке. Видимо, я стрельнул у него, потому что бросил курить еще два месяца назад, как раз после того как Белла задала мне грандиозную головомойку, упрекая, что к моему невыносимому трудоголизму прибавился еще один невыносимый недостаток, который она точно терпеть не станет.

Парень сверлил меня взглядом, может, пытаясь узнать, а может, удивляясь моему потерянному виду, а я будто сквозь него смотрел. Перед глазами навечно застыла эта картина: Белла, моя Белла и… Нагло-яркие краски, точно вытатуированные, перманентные, неуничтожаемые…

- Ты Каллен, да? – спросил меня парень после глубокой затяжки.

Я кивнул, выпуская дым. Никотин почему-то не расслаблял меня, а наоборот, будоражил, зажигая каждый нерв, растягивая сердце болью.

- Все еще хочешь попасть в ассистенты профессора Хоупа?

Я снова кивнул, плохо соображая, на автомате. Именно в тот момент едва мог вспомнить лицо упомянутого профессора, не говоря уже о том, что добивался должности его ассистента.

- Ну у тебя и амбиции, приятель! – усмехнулся мой собеседник и затянулся еще раз, сигарета между его пальцев разгорелась, заставляя меня подумать, в каком круге ада и на каких углях горят неверные возлюбленные.

Я равнодушно пожал плечами и, не сказав ни слова, пошел прочь.

Понятия не имею, сколько прошатался по пустеющему парку. Я не чувствовал ни холода, ни усталости. И давил дикое желание заорать, выдернуть с корнем деревья, разгромить скамейки.

Почему? Разве я не давал ей все то, в чем она нуждалась? Разве не любил ее самозабвенно? Был к ней жесток, невнимателен? Показывал, что у меня есть что-то дороже ее?

Ответ пришел сам собой: да. Сколько раз мы виделись на прошлой неделе? Всего один – вчера. Мы разделили ланч, потом вместе отправились на лекцию. И все было как прежде, все было восхитительно. Обхватив мое плечо обеими руками, прижавшись ко мне своим дразнящим телом, Белла поднялась на носочки, шепнула мне на ухо: «Я так соскучилась по тебе. Так хочу тебя. Давай прогуляем». И поцеловала в шею, заставив ураган желания пронестись по моему телу. А я ответил: «Потом, любимая, мы успеем…» Ответственный баран! Не нужно было тогда ходить на лекцию, нужно было перекинуть ее через плечо и тащить скорее в свою комнату, чтобы любить… И еще раз любить. И еще… И не прошло и получаса с начала нудного разглагольствования преподавателя, как мы с ней поругались.

Так почему же? Разве эта девушка, та, ради которой я на все готов, не могла подождать? Она была словно мое продолжение, так мог ли так ошибиться в ней?.. Ошибиться в ней – значит ошибиться в самом себе.

Потом я уселся на скамью, потерявшись во времени, в эмоциях, зажав ладонями виски, пульсирующие не отпускающим меня вопросом «почему». Столько ответов на него, и все неверные. Неверность – вот крест на моей жизни.

- До пятницы, Кейт, - до меня долетел нежный, чуть хрипловатый голос той самой, единственной. Я встрепенулся, дернулся на месте.

- Ага, до пятницы, Белла. И чур больше никаких анекдотов про Марка Твена!

- Ой! Ладно! Кроме того, ты смеялась громче меня.

Этого просто не может быть!

Впереди на темной аллее мелькало несколько фигур девушек. Две из них отделились, одна направлялась в мою сторону. Через минуту-другую я уже вглядывался в лицо своей любимой. Белла была одета в серую толстовку, простые протертые джинсы, к груди крепко прижаты две книги и тетрадь, за спиной болтался рюкзак. Темные глаза встретились взглядом с моими, и я, кажется, пошел по второму кругу реинкарнации. Мой мозг взорвался, легкие горели от частых и глубоких вздохов, будто не дышал вечность.

Эврика! Сегодня же у Беллы дополнительный семинар по английской литературе. Вот в руках у нее зажаты книги, она явно откуда-то возвращается, где провела достаточно много времени, судя по ее усталому виду. И этому есть свидетели – те две девушки, чей смех и голоса эхом отдаются в дремучих полутемных углах парка. Белла не могла быть в своей комнате, с тем парнем, он не мог лапать ее, заявлять свои права на ее тело, не мог лежать на ее кровати, а она не могла быть сверху на нем…

Она все та же: любимая, моя, и уже не так зла на меня, судя по мягкому взгляду. А я ревнивый дурак, остолоп в третьей степени, забывший о существовании личной жизни и у соседки!

Но у Эмили Янг длинные волосы! Во всяком случае, были такими, когда я видел ее в последний раз.

Я поднялся со скамейки, но мои ноги, будто налитые свинцом, отказывались сделать шаг в ее сторону. Она тоже не двигалась, нервно поправила волосы, тихо произнесла:

- Давно ждешь? Я вернулась бы намного раньше, если бы знала, что сегодня ты поборол приступ трудоголизма. Или вообще бы никуда не пошла…

Сомнения, если какие-то еще имелись в наличии, рухнули, а над моей головой воссияло солнце озарения.

- Твоя соседка по комнате что, подстриглась? И когда это случилось? – выпалил я на одном дыхании, еще раз ощупывая взглядом хрупкую фигурку своей девушки.

Моя Белла!

Она сделала шаг ко мне:

- Да, подстриглась. Только вчера. Ты заходил к нам?.. Ей до смерти надоели длинные волосы, и она вечно завидовала мне, - казалось, ее удивленный голос звучал глубоко во мне, лаская, окрыляя.

Вот дерьмо! Я едва не натворил глупостей, настолько погрузившись в трясину работы и учебы, что забыл о днях недели! Да почти тронулся умом, приняв за действительность то, что ею никогда не было.

Не в состоянии больше сдерживать радость, желая поскорее ощутить родное тепло в своих руках, я со смехом подскочил к Белле и стиснул ее в объятиях. Книги попадали на землю, девушка слегка взвизгнула, хохотнула и оставила два быстрых легких поцелуя на моей щеке. Готовый орать от нахлынувшего чувства счастья, я оторвал ее от земли и закружил.

- Да что с тобой, Каллен? Ты спятил? – смеялась Белла, ее звонкий голос отзывался в моем сердце, в моем теле, разлетался среди мрачных вековых аллей и едва одевшихся листвой деревьев. А я в ответ лишь ускорял наше вращение.

Когда дыхание сбилось, а земля начала уплывать из-под ног, я остановился и впился в ее губы сногсшибательным поцелуем, практически сразу же прорывая их преграду, запуская свой нетерпеливый язык в шелковистую теплоту ее рта. Я так хотел ее, и это желание яростным огнем съедало меня. Даже припомнить не мог, хотел ли ее когда-нибудь прежде так неодолимо, сокрушительно и совершенно по-дикарски. Может быть, только перед первым разом…

Но страстно-грубый поцелуй был внезапно прерван самой Беллой. Она оттолкнула меня, лицо полыхало негодованием:

- Ты курил! – выкрикнула она и обвинительно ткнула меня пальцем в грудь. – Мы же договаривались, ты сказал, что бросил!

Я сник, но лишь на секунду.

- Я и бросил… Белла, ты просто не понимаешь, что я только что пережил…

Свон вырвалась из моих объятий и в бешенстве, со сведенными у переносицы бровями, взглянула на меня. В мутновато-белом свете фонарей ее личико и фигура смотрелись, словно вырезанные из яркой бумаги на черном фоне опускающейся ночи.

- Что ты только что пережил? Пару минут ожидания? Да и вообще, ты можешь и дальше загаживать свои легкие, оправдываясь всякой ерундой.

Злость разорвалась во мне, но это был точечный взрыв по сравнению с сиянием фантастического счастья, все еще бурлившего в моей крови.

Я ухватил ее за запястье и притянул к себе, заставляя выслушать, не позволяя ее бурному темпераменту взять верх в очередном нашем идиотском споре.

- Ты не поверишь, но это не ерунда! – Белла не стала сопротивляться, и я успокоился. Темные блестящие глаза любимой блуждали по моему лицу – значит, она готова принять мое объяснение.

- Сегодня я пришел к тебе и стал очевидцем картины из порно-ролика. Некая девушка, со спины похожая на тебя, и ее волосы, кстати, были такие же короткие и черные, объезжала здоровенного парня. Его лица я не видел, но отлично видел его волосатые ноги. Я вылетел из общежития и как зомби мотался здесь без понятия сколько времени. Я думал, что ты… Короче, это не ерунда, Белла. Я искренне верил, что потерял тебя.

Слова вылетали из меня, а вместе с ними мои мысли покидала вся жуть гипотетически увиденного и перенесенного сегодня. Внимательные глаза Беллы будто застыли, глядя в мои, расширившись от изумления и, странно, когда я умолк, она еще минуту не произносила ни слова.

- Это был Сэм, парень Эмили, - услышал я наконец от нее, причем ее голос дрожал от эмоций. – А теперь, пожалуйста, отпусти меня.

Что? Я не мог поверить своим ушам. Впервые глядя в любимые, обжигающие шоколадными искорками глаза, я не мог понять, о чем Белла думает, и в растерянности выпустил ее руку.

Она отступила, наклонилась, чтобы собрать книги. Я не узнавал ее даже в этом: она делала все медленно и вяло. Когда книги были снова прижаты к груди, моя девушка, бросив на меня короткий нечитабельный взгляд, направилась в сторону своего общежития.

Что произошло? Что я сделал не так? Или меня уже можно записать в остолопы в четвертой степени?

Я нагнал ее уже в самом конце аллеи, до последнего надеялся, что она вернется, выскажется, прояснит ситуацию, задаст мне взбучку, обзовет придурком и скажет традиционное: «Больше не звони и не подходи ко мне!» Все это было бы более логичным, даже привычным, чем ее уход в гробовой тишине.

- Белла, объясни…

Но договорить она мне не дала. В мгновение ока кроткий уставший ангел превратился в фурию, вырвавшуюся из огненного ада.

- Что объяснить, Каллен? – закричала Белла, отпрыгнув от меня назад. Я вздрогнул от такой внезапной перемены.

- Что мне сейчас хочется придушить тебя? Скажи, я давала тебе хоть единственный повод марать наши отношения гадкими подозрениями? Скажи, я флиртовала с кем-нибудь? На твоих глазах? У тебя за спиной? Может, ты случайно подсмотрел, как я вешалась кому-нибудь на шею? Как ты мог, ответь мне, как ты мог хоть на долю секунды подумать, что я могу быть с кем-то другим? Не с тобой? Может, тебе стоит слух проверить? Или думаешь, когда я говорю «Я люблю тебя», то имею в виду «Я хочу трахнуться с другим парнем»? Так скажи мне, не молчи! А лучше убирайся дальше зарабатывать на совместную квартиру с девушкой, верность которой для тебя, оказывается, понятие под сомнением!

- Какая-то голая девчонка, со спины подозрительно похожая на тебя, прыгает на таком же голом парне на твоей, кстати, кровати! – выплюнул я, пытаясь не поддаваться желанию просто бросить ее на землю и подчинить своей воле. – Что, по-твоему, я должен был подумать, а?

- Да все что угодно! Но только не то, что подумал! Второй раз, Каллен, уже второй раз ты практически называешь меня шлюхой!

Слова отзвенели, а мы уставились друг на друга: я – с безумием осмысления, она – с болью обвинения. Потом я шагнул к ней.

Повисла давящая пауза. Белла резко отвернулась, опустила голову, покачала ею, останавливая меня.

- Хорошо. Давай я скажу за тебя, - тихо предложил я, сжав кулаки, продолжая удерживать себя на месте. – «Ты придурок, Каллен, и не звони, и не подходи ко мне больше».

Я готов был смириться, отступить, дать ей время перекипеть. Иногда мне было невыразимо тяжело с ней, вот как сейчас, когда она расставляла дурацкие бессмысленные барьеры между нами, но, черт меня возьми, если не наслаждался этим и не любил ее за это еще больше!

Пристально посмотрев на меня, скорее всего, отыскав в моих глазах то, что хотела, моя чертовка тихо и уже более миролюбиво произнесла:

- Ты слишком любимый придурок. И беззастенчиво этим пользуешься. А насчет «не звони» и «не подходи» - в самую точку.

- О’кей, так и сделаю. До завтрашнего дня, - теперь я смог примирительно улыбнуться.

- А ты не оценил масштабы моего гнева, - поддела меня она, откинув прядь волос со лба, обдав меня жаром своего взгляда. Сердце пустилось вскачь, а буря отгремевшей ссоры превратилась во многообещающую прелюдию.

- А ты не оценила масштабы моего упрямства.

- Ну, тогда до завтрашнего вечера, Каллен, раз тебе жить надоело, - с насмешкой отозвалась Белла.

- Завтра вечером мы оба будем еле живые, Свон, - прищурившись, подколол я.

Белла хмыкнула и развернулась, чтобы уйти. Я долго не отрывал взгляда от ее округлой маленькой попки. Только это зрелище мирило меня с тем, что позволил ей покинуть меня сегодня.

Что ж, подожду. Я достаточно терпелив, чтобы дать ей время вообразить, что мы в ссоре.

…Я любил ее до всех крайних пределов этого чувства. Она сводила меня с ума во всех возможных аспектах. Я стал одержимым идеей жениться на ней с нашего самого первого секса. Думал, что знаю ее вдоль и поперек, будто вселяюсь временами в ее удивительно устроенную головку. Но я ни сном, ни духом не предполагал, что можно напроситься на стычку с ней только потому, что она так же невероятно сильно любила меня, как и я ее.

Помню, утром голова гудела, словно с похмелья, которое до этого испытывал только однажды. Сделал для себя неожиданное открытие: я едва не спустил свою жизнь в канализационную трубу, погнавшись за мечтой, позабыв, что она, собственно, уже у меня в руках, потакая глупым амбициям и желанию кому-то что-то доказать.

К десяти утра я уже знал, что делать и вычеркивал пункты один за другим.

Первое: я поговорил со своим боссом. Отныне двух или трех смен в неделю для меня более чем достаточно. Второе: перерыв все книги, привезенные из Форкса, нашел кредитку, которую вручил мне отец. Скрепя сердце, поклявшись самому себе, что верну все до цента, как только начну по-настоящему зарабатывать, я сунул ее в бумажник. Третье: после посещения трех ювелирных магазинов в городе и придирчивого осмотра сотен колец наконец опустил в карман коробочку с тем единственным, которое уже мысленно видел на пальчике своей любимой. Четвертое: встретился с риэлтором и сделал первый взнос за маленькую, но уютную квартиру, которую присмотрел уже давным-давно. И пятое: я подготовился…

На лекции, понятно, пришлось забить. Да и большинство предметов, проставленных в этом семестре, уже сдал экстерном. Я пришел только на последние два часа и то только затем, чтобы увидеть Беллу.

Конечно, она, едва заметив меня, больше уже не глядела в мою сторону и села в дальнем конце аудитории с какой-то высокой рыжеволосой девушкой.

Что ж, до вечера у нас заключен «пакт о ненападении», а сейчас еще и четырех нет. Но время, к счастью, приближается…

В перерыве нервы пощекотал Райли Бирс. Этот гад, не обделенный природой физическими данными, а судьбой – толстым кошельком, подсел к моей девушке с очевидными намерениями, явно догадавшись, что мы в ссоре. Белла, прервав беседу со своей рыжей соседкой, кинула хмурый взгляд на меня, затем обратила его к Бирсу, вступив с ним в разговор.

Стиснув зубы, сжав кулаки, я ловил каждое их движение, колебался между необходимостью остаться на месте и потребностью подпортить рожу наглецу. Жаль, не умел читать по губам. Судя по этой приторной усмешке, приклеившейся к губам Бирса, их разговор явно не касался ни погоды, ни спорта, ни проблем административных правонарушений.

О чем мне волноваться? Что этот полузащитник футбольной команды, широкоплечий и симпатичный, очарует ее, как многих других? Как, например, ее рыжую знакомую, которая смотрит на него как на желанный десерт. Мне ревновать и беситься потому, что Белла очень часто способна действовать мне назло? Может, мне уже готовить себе удавку и подходящее объяснение для Карлайла о том, почему меня вышибли из колледжа за драку, ведь если Белла улыбнется ему, этого не миновать, – настолько решительно я настроен.

Однако я мог быть спокоен. По мере их разговора лицо Беллы темнело все больше, а в глазах разгоралось адово пламя. Я прекрасно знал этот взгляд, кричащий «Берегись!» В детстве после него всегда доставалось или моим волосам, или голове, а в самый первый раз, когда еще не научился читать его, – моему носу.

И Райли Бирс не стал исключением. В очередной его фразе, произнесенной с подмигиванием, Беллой была поставлена эффектная точка в виде звонкой пощечины. Раздались удивленные восклицания и смешки, Бирс застыл на месте с открытым ртом и пылающей пятерней на побледневшей щеке, а Белла демонстративно медленно поднялась с места и, схватив свою рыжую знакомую за рукав, пересела за другой стол. В следующее мгновение она посмотрела на меня, словно бы вновь упрекая: «Вот видишь! А ты посмел не доверять мне».

И если бы к тому моменту еще не знал, каких дров наломал, то сейчас прозрение было бы подобно свалившемуся на голову снежному кому. Криво улыбнувшись, не отпуская взгляда шоколадных глаз, я сунул руку в карман джинсов, чтобы нащупать прохладный гладкий атлас коробочки, которую сегодня вечером вручу своей прекрасной задире.

***

- Эдвард, черт, ты решил угробить меня? – возмутилась Белла, споткнувшись у крыльца дома, в котором утром снял квартиру для нас. Взнос был сделан в соответствии с требованием владельца, на полгода вперед, деньги были сняты с кредитки Карлайла, а дальше я смогу оплачивать этот угол сам, если у меня все пойдет как по маслу. В любом случае, именно сегодня родится наша маленькая семья. И при мысли об этом невозможно было отделаться от самодовольства, смешанного с воодушевлением.

Белла шла с завязанными глазами. Точнее, пыталась идти, таща меня за собой, хотя это я должен был ее вести вперед, к сюрпризу, туда, где нас ждет новая жизнь и, как надеялся, новый статус.

Прижав девушку к себе, я удивил ее быстрым поцелуем вместо извинения, который она тут же вернула мне, обвив мою шею руками.

- А не надо было так спешить, - усмехнулся я, касаясь губами ее губ. – Это я должен вести тебя, а не наоборот.

И заставил себя отстраниться. Черт! С этой повязкой, закрывающей ее глаза, приковывающей взгляд к зовущим губам, а еще делающей ее беспомощной и заставляющей цепляться за меня в поисках опоры, Белла невероятно возбуждала меня. И если бы не был весь на нервах из-за того, что собирался сделать, поднявшись в наше будущее гнездышко, то…

Впрочем, из-за чего мне быть на нервах? Я и раньше произносил эти слова: «Выходи за меня». В первый раз они были встречены смехом, второй раз – шуткой, в третий раз – фразой «Эдвард, ну хватит уже!» и надутыми губами. Но сегодня все меняется, сегодня скажу эти слова на полном серьезе, они будут подкреплены всей нужной атрибутикой, включая кольцо. И Белла будет знать, что не сможет отмахнуться от них, что должна дать ответ.

Она должна ответить «да», по-другому быть не может. Нас связывает очень и очень многое, нас связывает больше, чем любовь.

В шесть часов, когда заехал за ней, я был безмятежен как сам Далай-лама. Любимая ждала меня, так как на мой стук открыла дверь немедленно. Она не успела еще натянуть джинсы, выскочив в одной белой футболке, кстати, позаимствованной у меня. В моей одежде она всегда была дразняще восхитительной. Вот и в тот момент я оценил, как ткань окутывает хрупкую фигурку, мягко облегая изгибы груди и бедер, полностью открывая стройные прелестные ноги, вызывающие у меня вполне конкретное желание. К тому же она была разута, и мой взгляд задержался на маленьких белоснежных, будто сделанных из фарфора пальчиках с ярко темнеющим лаком на ногтях. Я едва не застонал, «вовремя» вспомнив, как в прошлый раз – который состоялся аж две недели назад – эти самые пальчики ловко управились с моими боксерами, быстро стянув их вниз по бедрам, пока мы разделяли глубокий жадный поцелуй.

Интересно, в этот раз я могу рассчитывать на такую же помощь? Ну, сразу после, как выполню свою нелегкую задачу одеть ей кольцо на палец…

А когда мы улыбнулись друг другу, совершенством момента стирая наши вчерашние глупости, я почувствовал это: спокойствие испарилось, и ком нервов прилип к моему желудку.

- И если ты еще раз вообразишь, что я объезжаю какого-нибудь парня, а не тебя, то готовься к тому, что я отлуплю тебя и измочалю, - сузив глаза, угрожающе процедила Белла. Хотя ее руки и тело говорили обратное: пальцы уже ласково зарылись в волосы на моем затылке, она прижималась ко мне, розовые полураскрытые губы приближались к моим, дыхание волновало…

Жгучий примирительный поцелуй был слишком быстрый, и я уже было потянулся начать еще один, настоящий, подумывая воспользоваться отсутствием соседки, но Белла напомнила мне, что я обещал ей какой-то сюрприз. От этого клейкий и гадкий ком в животе, вновь материализовавшись, подпрыгнул к горлу, а с приближением к месту назначения разрастался, минутами захлестывая меня холодящими струями адреналина.

Сегодняшний вечер решит все в моей жизни.

И вот мы в квартире. Внутри меня вертится уже не страх, а паника. Я щелкаю выключателем, избавляю от курток себя и Беллу, снимаю повязку с ее глаз и смотрю на то, как моя будущая невеста с любопытством оглядывается.

Конечно, пока меблировка скудная, но заручился словом, что завтра же она будет пополнена. Здесь, в гостиной, на которую почти сразу же выходит порог – уж очень маленький холл, но я и не претендовал на королевское жилье сразу же – есть только диван и маленький стеклянный столик с потугой на стиль модерн. Спальня же обставлена практически полностью, я уже убедился в этом утром, подготавливаясь…

Я с трудом сглотнул и нервно прошелся пятерней по волосам, думая о том, какие именно приготовления сделал в той комнате для своей девушки. Пока она до нее не дошла, но эта дверь обязательно будет открыта.

Белла, на секунду обернувшись ко мне, сверкнув улыбкой и восхищенным взглядом, обошла комнату.

- Так это и есть твой сюрприз? – любимая остановилась у окон, инспектируя открывшийся вид на улицу. – Теперь это наше? Мы будем здесь жить?

Ее глаза пытали меня, я кивнул, на большее не был способен. Хотел бы тоже беззаботно улыбнуться, но очередной приступ паники атаковал мой мозг. Как это сделать? Встать на одно колено? Но эта традиционная поза стопроцентно насмешит ее, а я растеряю всю свою решимость. Или, быть может, крепко прижать ее к себе, приковывая объятиями, страстно поцеловать, а затем задать вертящийся на языке вопрос? А что, если не делать ни первого, ни второго, а просто молча выложить ей в ладонь эту коробочку, обжигающую меня даже через карман джинсов? Мы так хорошо понимаем друг друга без слов, не лучше ли позволить Белле самой дойти до смысла происходящего?.. О нет, это будет полным отстоем! По отстойности даже затмит наши первый и второй поцелуи-нападения. Так точно делать нельзя. Предложение руки и сердца – это не очередное наше приключение, это то, о чем придется рассказывать детям и внукам. Причем в деталях.

Белла подошла ко мне и, обняв за талию, оставила на щеке поцелуй, говорящий «спасибо». Я стоял, точно замороженный, и еле выдавил неестественную улыбку. Она нахмурилась на секунду, видимо, почувствовав, что со мной что-то не так, потом, отвернувшись, показала пальчиком на дверь, где сегодня или разверзнется мой ад, или расцветет рай.

- Там спальня?

Я тупо кивнул и опустил дрожащую руку в карман, пальцы нащупали предмет, час появления которого пробьет с секунду на секунду.

Оказавшись у роковой двери, Белла распахнула ее, и по моей спине прокатилась дрожь холодного страха. Что же будет? Дай бог, чтобы не очередной анекдот…

И почему с ней все так поразительно и непросто? Почему с того дня, как она врезала мне в нос, и по сегодняшний, я так и не подобрал ключика к ее реакции на мои разнообразные слова и действия?

Разумеется, моя девушка замерла на пороге комнаты, как только включила свет. Кажется, она даже слегка ахнула, расширившимися глазами озирая обстановку. Я даже знал, что там ее заинтересовало больше всего: ярко-красные шары в форме сердец, привязанные ко всем подходящим для этого предметам, и огромный букет лилий в корзине также в форме сердца, стоящий перед безупречно застеленной кроватью с рассыпанными по бирюзовому покрывалу алыми розами.

Надо действовать немедленно, пока она дезориентирована шоком.

На негнущихся ногах приблизившись к ней, остановившись у нее за спиной, я достал из кармана заветную коробочку, тускло блеснувшую в свете лампы, и, вытянув руку с ней вперед так, чтобы Белла могла ее увидеть, подавляя предательскую дрожь волнения, тихо произнес на ушко любимой:

- Я безумно люблю тебя. Давай уже поженимся…

Не совсем то, что хотел выразить, но зато все, что сумел сформулировать. Во рту пересохло, мой голос просто пропал, а более или менее заготовленные слова со сверхскоростью покинули голову.

Белла неожиданно вздохнула, откинулась спиной на мою грудь. Ее напряженная ладонь закрыла коробочку с кольцом, обхватывая мою руку.

- Эдвард, если это все из-за вчерашней ссоры... - начала она.

- Конечно, нет! – моментально ощетинился я.

Ссора, разумеется, повлияла, открыла мне глаза на мои поступки за последние пять месяцев, но я все равно сделал бы ей предложение уже в этом году.

- Это все только ради нас с тобой.

Забрав коробочку, кажется, стофунтовой тяжестью притягивающую мою ладонь к полу, Белла повертела ее в руках, затем открыла, громко вздохнула, пробормотала себе под нос что-то вроде: «Черт, так и знала» – и снова закрыла. Я стоял, борясь за каждый нормальный, не судорожный, глоток воздуха, будто весь смысл моей жизни сосредоточился в ее действиях и в этих секундах.

После, развернувшись в моих объятиях, девушка спрятала лицо на моей груди. Хватка моих рук на ее талии усилилась, я хотел сказать, что мне необходимо увидеть ее лицо, что молчание – это не тот ответ, который меня устроит, но она опередила меня:

- Я тебя люблю. Очень-очень. Если ты не заметил, я реально помешана на тебе. Я твоя, а ты мой и без всяких дурацких колец на пальцах…

- Это не дурацкое кольцо, - вспылил я. Ее слова задели меня, всколыхнув уже не страх отказа – бояться уже было поздно, – а злость на то, что она считает важнейшие условности кучей дерьма.

- Хорошо, - на удивление спокойно согласилась Белла, ненамеренно заливая пожар моего раздражения. – Без всяких не-дурацких колец на пальце я отдаю тебе себя целиком и полностью… Давно отдала. Навсегда.

Она подняла голову, и я увидел эти шоколадные глаза, сейчас мерцавшие нежностью и искренностью, путающие меня, околдовывающие. Мое сердце ускорило ритм.

- Как будущий юрист ты должна знать разницу между простым словом и законным обязательством, - прошептал я, не собираясь сдаваться.

Эта строптивая девчонка вдруг вздернула подбородок и опасно улыбнулась:

- Оу… Ты так, значит, решил рассуждать. Прекрасно! Вот тебе мои доводы, любимый. Первое: нам еще только девятнадцать и полагается думать о карьере и учебе, а не о свадьбе. Второе: я не беременна и в ближайшем будущем не вижу себя мамой. И в таблетках, и в своей памяти я уверена как в законе всемирного тяготения. И третье: я ненавижу бриллианты – продажные камни. Поэтому человеку, который делает мне предложение с таким кольцом, я могу сказать…

- Нет? - закончил я, практически проорав это слово. – Ты говоришь мне нет?

Я был взбешен и в тот момент ненавидел себя за пострадавшую гордость, а ее – за несносное упрямство. Как она не поняла: на ладони я протянул ей не кольцо, а свое сердце, а она…

Мы отпрянули друг от друга, обжигаясь обоюдной яростью. Сейчас мы были похожи на столкнувшиеся шаровые молнии, сыплющие разрядами, заряжающие комнату смертельным напряжением.

В таком молчании протянулась минута или две.

- Я ничего не сказала, - сухим тоном наконец проронила Белла. – Заметь, ты сам все сказал. И не надо реагировать так, будто я наступила на твою любимую мозоль.

Я заскрипел зубами, сдерживаясь, чтобы не взорваться в очередном приступе бешенства.

- Иногда твое «нет» подразумевает «да», - ядовито процедил, испепеляя взглядом такую любимую и такую непокорную девушку. Вот она моя, а в следующий миг уже не достижима, как звезда…

Белла выдохнула, подняла вверх руки, словно сдаваясь, – в одной зажата злополучная коробочка. Я снова скрипнул зубами, представляя, как она отдает ее мне. Нет, это будет невыносимо! Пусть лучше сразу в мусорку швырнет.

- Все, стоп! Таймаут, Каллен. Ругаться два дня подряд – это слишком даже для моей стойкой психики, - она оглянулась в поисках чего-то. – Где здесь ванная?

Молча я указал на дверь справа. Белла фыркнула и, взглянув на меня глазами полными лукавства, подавила улыбку.

Она находит эту ситуацию смешной? Вот зараза!

Когда моя девушка исчезла за дверью, я значительным усилием воли расслабился. Чувство было такое, будто меня хорошенько отмутузили: разбит, потерян, унижен, а еще зол как сам сатана.

И как мне теперь быть? Все мои притязания отвергнуты… Да даже осмеяны.

Я услышал, как включился душ, но умственного напряга даже не хватило на то, чтобы задаться вопросом, к чему бы Белла решила помыться.

Почему она так поступила со мной? Неужели она думает, что отвертелась и в этот раз? Причем здесь вообще наш возраст, беременность и бриллианты? Глупые отговорки. Мы вместе с детства, и логический исход всего этого – одна фамилия на двоих и общие дети.

Вода в ванной перестала шуметь, и я в ожидании уставился на дверь, перестав метаться по комнате, как зверь в клетке. Теперь мною для Беллы была заготовлена целая речь, которую заставлю ее выслушать.

Дверь распахнулась, и появилась Белла. Прекрасная, волнующая. Совершенно обнаженная! На шелковистой белой коже перламутром блестели капельки воды, мокрые босые ноги шлепали по полу. Я остолбенел, воздух вышибло из легких, взгляд скользил по этому сказочному телу, с жадным удовольствием захватывая темные острые вершинки сосков на колыхающейся груди, потом – изгибы открытой спины, мягкие полукружия ягодиц, завораживающие движения бедер…

Понятно, что рационально мыслить я перестал. Так же как перестал ощущать тяжесть в раздумьях, а стал ощущать ее в другом месте.

- Полотенца не нашла, - легкомысленно махнула рукой эта соблазнительная русалка, направляясь к кровати.

Розы, скрупулезно отобранные мною накануне, оказались на полу, покрывало – сложенным в ногах кровати. Белла присела, проверила рукой мягкость матраса. Я не мог оторвать от нее взгляда. И дышать нормально тоже не мог.

- Ты идешь? – этот призывной полуобиженный взгляд лишил меня остатков принципиальности. Бесполезно сопротивляться.

Не произнося ни слова, я подошел и тоже сел на кровать. Мне просто нечего было сказать теперь. Мои глаза не покидали зовущие меня прелести, а мысли сосредоточились на том, что ширинка брюк уже здорово мешает.

Я так хотел ее и так ждал ее…

Белла потянулась, забралась мне на колени. Бедра обвили мою талию, руки – шею. Вот он – мой рай. И он был бы лучше, если бы она была с моим кольцом на пальце. Этот контраст: полностью одетый я и она, уязвимо обнаженная, готовая принадлежать мне и показывающая это, – возбудил меня до лихорадочной дрожи во всем теле.

Я точно знал, что она делает. Эта дьяволица намеренно отвлекает меня сексом, принуждает меня к тому, чего не то чтобы не хочу, а как раз таки наоборот, очень хочу, но считаю совсем не правильным. Так было при нашем первом разе, когда опасался и чертовой неизвестности, и опозориться, и сделать ей больно так, что она никогда не простила бы меня за это. Надо сначала поговорить, а потом ставить друг друга перед фактом… И она повторяет это сейчас.

Я бесился и блаженствовал, покусывая эти ласковые настойчивые губы, с силой сжимая гладкие упругие бедра, заключившие меня в вечную ловушку, дразня податливые груди, идеально умещающиеся в моих ладонях, заводящие меня твердыми горошинами сосков. Изливал в поцелуях и ласках всю досаду и одновременно бурлящую страсть. Моя кровь уже горела, пульсируя вожделением в каждой клеточке тела.

А затем я опрокинул ее на матрас, взрываясь желанием, забирая и отдавая…

После, когда Белла уже спала, утомленная двумя нашими партиями то ли секса, то ли борьбы (все, как любил и ненавидел после ссоры), я долго с благоговением смотрел на нее, поглаживая волосы, водя пальцами по жемчужной в полумраке коже лба, щек, шеи, ключиц, между грудями… Эта женщина все для меня. А я – все для нее. Пока я потерпел неудачу, но она сама напросилась, отказом пробудив во мне фанатичную потребность настоять на своем. И пусть мне предстоит сделать еще девяносто девять таких предложений и выслушать девяносто девять отказов, заканчивающихся горячими занятиями любовью, сотое она примет обязательно! Это наша с ней судьба – быть всегда вместе.

Что же, в итоге я немного промахнулся с количеством. Впереди меня ждало еще восемь лет и двадцать предложений руки и сердца, когда наконец:

…- Эдвард Энтони Каллен, берешь ли ты в жены Изабеллу Мари Свон и обещаешь ли быть с ней в болезни и здравии, бедности и богатстве, счастье и горе?

Я посмотрел в драгоценные взволнованные глаза.

- Да, - четко и торжественно ответил, сознавая, как буду неописуемо счастлив, исполняя это обещание.

Невеста была прекрасна, как богиня. Мой обожаемый ангел в незамысловатом платье цвета слоновой кости. Яркий затуманенный взгляд, сияющее лицо. Воистину великолепие долго лелеемой, преследуемой и в конце концов осуществленной цели.

- Я объявляю вас мужем и женой. Жених может поцеловать невесту.

«Жену», - мысленно поправил я, приникая к ждущим меня губам.