Эдвард исчез из моего поля зрения, с Колином я стала встречаться, чтобы хоть чем-то разбавить скуку. Но все эти поцелуйчики в щечку, держание за ручки и глупое хихиканье над каждым словом воспринимались мною как какая-то замысловатая игра, в правила которой меня не посвятили, поэтому остается импровизировать. Потом по школе прогремели сенсационные рассказы Тани, я возненавидела себя и Каллена еще больше. Еще через некоторое время блондинка расхаживала по школьным коридорам с кислой миной, огрызаясь на подколки о том, что ее отшили. А потом я поставила масштабный красный крест на своих отношениях с Симмонсом просто потому, что увидела Эдварда, одинокого, сидящего в своем вечно до блеска отмытом «вольво»: голова опущена, плечи ссутулились, длинные пальцы зарылись в бронзовую шевелюру…
Я догадалась в том момент: внезапное болезненное сжатие сердца – вовсе не признак наступающего вследствие приступа острой жалости инфаркта, а в игры играла не с Колином, а с самой собой. На самом деле, я пыталась держать занавес плотно закрытым, а за занавесом притаился маньяк с громадной бензопилой. То есть истина.
Была бы и рада помириться с Калленом, но зачем? Что это даст мне? Порцию новых страданий, пожалуй. Нет, это не для меня. Смешно быть просто друзьями, когда от дружбы только оболочка и осталась, наполнение-то теперь совсем другое. Шила в мешке не утаишь. Да и не готова была, как слабачка, наплевать на обиду и предательство, просто увидев, как он несчастен. Я мучаюсь, вот пусть и он мучается.
После нашего внезапного столкновения на вечеринке в доме Джаспера, я была вынуждена тысячи раз прокручивать в голове картинки из этого чертового двойного свидания в марте, чтобы заглушить в себе перекрывающее кислород желание позвонить ему и поговорить. Тысячи раз восстанавливала в памяти довольное лицо Тани, повисшей на нем, шепчущей ему в ухо, проводящей рукой по его бедру, рассказывающей остальным завистницам, какой он потрясающий. Тысячи раз - только чтобы не замечать, каким потерявшимся он выглядит, когда смотрит на меня. Тысячи раз сжимала кулаки, скрипела зубами и вела себя так, будто Эдвард Каллен для меня пустое место.
Сама не знаю, почему я была такой сложной? Почему даже влюбиться для меня было как решать уравнения с двумя неизвестными? Наверное, потому, что всегда была оригиналкой - все делала через одно место.
***
В конце апреля дороги в Форксе сводили с ума, то резкое похолодание, то оттепель превратили их в аттракцион похлеще прогулки в дом с привидениями. Я забралась в своего четырехколесного динозавра, с силой бросила сумку на сидение так, что она, подпрыгнув, свалилась вниз, и, выругавшись, уткнулась лицом в ладони.
Второй день подряд Эдвард клал на мой поднос шоколадный батончик, сегодня он сделал это не таясь, заглядывая мне в глаза. С тринадцати лет, со времен нашей первой ссоры, шоколад был знаком извинения, готовности поговорить и помириться.
Да какого черта вообще? Эти зеленые глаза со вселенской грустью в них, выжимающие мое сердце досуха, и трагичное такое выражение лица «прости-меня-Белла-дурака-такого». Хочет меня разжалобить и, гад, знает, как это правильно сделать! Но Белла Свон выросла и теперь не поддается на детские фокусы. Тем более что им сто лет в обед. Тем более что Элис постоянно говорит мне, как вредно есть шоколад.
Ненавижу его за то, что абсолютно не могу держаться в стороне от него. Не впервой мне пинать себя саму, но, чувствую, в данной ситуации никакой пинок не поможет, проще застрелиться.
С третьей попытки я завела машину, пробормотала:
- Сдыхаем понемногу, да, старичок?
Как только я вырулила с парковочного места, поняла, за чьей машиной потянулась: серебристый «вольво» Каллена откровенно дразнил меня своим блестящим задом.
- Пижон! – выплюнула я и сжала руль так, что костяшки пальцев побелели.
Конечно, престижно быть сыном талантливого хирурга, владельца целой клиники. Гораздо лучше, чем дочкой скромного архивариуса в администрации. Теперь я еще и за его деньги на него зла. Хотя нет, злюсь на него уже из-за одного его имени – Эдвард Каллен. И каждый день на него зла, потому что терпение вот-вот лопнет, ждать устала, когда же он загонит меня в угол и заставит выслушать его, перейдя от жалостливых взглядов к толковым, прямым действиям.
Может, красочно вписаться в задницу его «вольво»? Интересно, что он тогда сделает? Перестанет ли подкладывать мне шоколадки и смотреть на меня глазами Бемби над трупом убитой матери?
Внезапно завизжали тормоза, это отвлекло меня от наматывающего мили в голове бешенства. Рефлекторно я также вдавила педаль в пол и, если бы не дорога, которая сегодня снова превратилась в сопли, смогла бы избежать столкновения. А так меня, как сельдь в бочке, швырнуло вперед, затем назад под устрашающий аккомпанемент впечатавшихся друг в дружку кусков металла.
- Ой! Твою мать! – заорала я в панике и пулей вылетела из машины.
Меня всю колотило от ярости и всплеска адреналина, а в моем воображении Каллен умирал двумя сотнями смертей, и все – от моих рук. Я налетела на бывшего друга как ястреб на цыпленка. Он был бледным, напряженным, но несгибаемым, как скала, пока мой язык самозабвенно костерил его на все лады – плевать на все увеличивающееся число зрителей.
В конце концов, в моих легких закончился воздух, а его окончательной реакцией стала большущая улыбка, напомнившая мне ту, с которой он в одиннадцать лет смотрел на меня, называя поклонницей Ушастого Микки-Мауса. И хотя с тех пор многое изменилось: мы выросли, он стал бессовестно хорош собой и беззастенчиво, исподтишка влез в мои романтические интересы, - но так и не перестал быть замечательным экземпляром сволочи.
- Чего ты лыбишься? – не выдержала я, задохнувшись от злости. Из-за собственного крика у самой уши заложило, а этому хоть бы что. – Я тебе сейчас в нос дам!
Чертов Каллен! Вечно он вынуждает меня все начинать и заканчивать рукоприкладством. Его глаза заискрись, а улыбка увеличилась в разы.
- Я не против дубля два, - бархатистый тембр его голоса действовал нагло успокаивающе.
Почему он не орет на меня в ответ? Он всегда так делал.
- Только на этот раз тебе сложнее будет дотянуться.
То ли от еще большего возмущения, то ли от бесконечного изумления я проглотила язык и, скрывая свою неожиданно обнаруженную неспособность парировать его подколку, смерила Каллена презрительным, предупреждающим взглядом. Эдвард продолжал улыбаться, в глазах – ни тени обиды или злости, просто эталон для пацифистов всего мира. Слова так и не шли на ум, поэтому за первой минутой суровости последовала вторая, затем третья, а на четвертой я сломалась и взорвалась оглушительным хохотом. На душе стало так легко, будто избавилась от удавки, наброшенной мне на шею с того памятного мартовского вечера.
- Эй! Каллен, Свон! – Тайлер Кроули проорал нам из окна своей «тойоты», стоящей за нашими машинами. – Кончайте базар. Если не хотите развлечь нас дракой, убирайте свой металлом с проезда.
***
Едва ли на всем Олимпийском полуострове вы могли бы в то время найти более неромантично настроенную семнадцатилетнюю девицу, чем я. Смело можно заключить, что моя скептично настроенная персона была испорчена для стандартных подростковых отношений, во-первых, классическими сюжетами романов Остен и Бронте, поглощенных мною за недели размолвки с Эдвардом, а во-вторых, лучшим другом, который, оказывается, давно был избран моим подсознанием - в обход сознанию, сроду не верившего в любовь, - как тот единственный, кому может и должно принадлежать мое сердце, если уж по заведенным канонам оно должно кому-нибудь принадлежать.
Что может быть хуже, чем ясно видеть, что противоречишь самой себе, и пытаешься укусить себя за пятку? На мой взгляд, любовь была непозволительной роскошью, легче и проще было прожить без нее. Взять, к примеру, мою мать. Чем она расплатилась за свои чувства? Беременностью в восемнадцать, побоями и скандалами, а после разбитым сердцем и разводом. Я же не желаю расплачиваться...
Конечно, я и Эдвард привязаны друг к другу как шнурок к ботинку, но, разумеется, он и не думал о моей персоне как о потенциальной девушке для него, поэтому мне не стоило волноваться. Друзья или уже больше – все к черту, главное – мы вместе, я никуда его не отпущу. И не собиралась сдерживать несказанную радость от того, что он на других девчонок не засматривался. Душа как-то не лежала к дракам с фифочками вроде Тани Денали.
В любом случае, я вернула его дружбу, получила извинения, заверения об искреннем сожалении о прошлом, удостоверилась в желании никогда больше не расставаться и поняла, как сильно нуждаюсь в этом засранце. Вот почему не стала бы рисковать этой невероятной связью ради сомнительных перспектив отношений парень-девушка.
Да и узы дружбы для меня святы, а любовь – нечто такое фантастическое и вымышленное, о чем хорошо в книжках читать и вздыхать в умилении.
Именно об умиленных вздохах и святости уз дружбы, а не любви я думала в тот момент, когда голова моя лежала на коленях лучшего друга, наивный ужастик был выключен, и нас обоих окутала уютная безмятежность примирения. После аварии прошло несколько дней, все размолвки и обиды остались там, за границами нашей разлуки. Наша дружба пришла в идеальное равновесие, которое только и ждало, в какую же чашу весов будет брошен следующий камушек, какая же перевесит в следующий миг…
За эти дни я стала владелицей подержанной, но достаточно обнадеживающе выглядящей «мазды», расплатившись за нее ликбезом о правилах дорожного движения от Фила и тирадой от Рене. И, конечно, сто раз пожалела о своей злопамятности, помешавшей мне раньше помириться с Эдвардом, а также, призналась уже и Элис («В конце концов, Свон, не будь тряпкой, признай это!»), а значит – официально, самой себе тоже, что меня влечет к нему…
Был еще Колин, хитро воздействующий на мою совесть, - вот она, свинья, подложенная мне судьбой и хрюкающая в дремучих лесах моих размышлений. Симмонс видел, что мы с Эдвардом вновь как приклеенные, и теперь на биологии, нашем единственном с ним совместном уроке, глядел на меня так, будто я нагадила ему в душу.
Ну, на самом деле, так оно и было: я его и не подпускала близко к себе, но обнадеживала, поощряла, а потом вдруг в один прекрасный день заявила, что между нами ничего никогда не будет и что, мол, остаться друзьями – классический и наилучший ход в нашей ситуации.
В общем, биология была невыносимой и…
- Этот дурацкий тест по биологии, – проворчала я, желая просто услышать голос Эдварда, который молчал, что воспринималось странным. Возможно, он задремал? Если так, то он такой полусонный уже несколько дней – слова лишнего от него не услышишь.
- Думаю, я его завалила, и Рене убьет меня.
Интересно, что убьет меня раньше: бесконечные нравоучения матери, сопровождающиеся тяжкими вздохами: «Не могу поверить, что воспитала такую дочь», или же укоризненные гляделки Симмонса, напоминающие мне о том же: я бессовестная и бессердечная дрянь.
Лицо Эдварда склонилось надо мной, спокойный взгляд рассеял мрак моего самоедства.
- Разве ты не занималась?
Руки Каллена перебирали пряди моих волос. Я чувствовала себя полностью защищенной, а главное – оправданной и одобряемой. Благодать!
- Мне было трудно слушать учителя. - Так хорошо было смотреть в его глаза, что даже позволила себе сделать признание в этой своей слабости. Поддавшись настойчивому желанию, я схватила его руку.
У Эдварда были удивительные тонкие длинные пальцы – просто загляденье, совершенство, а не рука. Лет в пятнадцать я обнаружила этот факт и до сих пор не приобрела иммунитет к нему. Разумеется, Каллену не говорила об этом, предпочитая маскировать восторг насмешками. Сегодня тоже держала язык за зубами, играя с его кистью. Проваленный тест по биологии, Симмонс и мама были забыты, я практически впала в транс, поглаживая удлиненную ладонь, легко касаясь подушечек пальцев со следами игры на гитаре. Мне было так приятно, что затаила дыхание, а в животе волнующе и горячо защекотало.
Эдвард вернул меня в реальный мир, неожиданно вытащив свою руку из моей и спросив:
- Почему тебе было трудно?
Я подавила досадливый выдох, наморщила лоб: кому как не лучшему другу исповедаться в грехах?
- Просто... - я подбирала слова, тщательно фильтруя их, чтобы не выставить себя нытиком. – Из-за Колина.
Эдвард пошевелился подо мной. Мне показалось, что он, как и я, не рад обсуждать моего бывшего парня. Еще бы! Именно из-за Симмонса мы оказались оторваны друг от друга почти на два месяца. Из-за Симмонса и Денали, будь она неладна…
- И я законченная шизофреничка, потому что все время чувствую на себе его взгляд. И совесть грызет меня. А я ненавижу, когда меня грызет совесть, ты знаешь. Это слабость!
Я призналась на одном дыхании, повезло, что мне надо было остановиться, чтобы вдохнуть. А то бич совести, сегодня что-то расщелкавшийся над моей головой, заставил бы на автомате рассказать Эдварду еще и о том, что он мой и я больше не намерена делить его ни с кем. Конечно, это лишь показывало мой мегаэгоизм, но, как знать, возможно, он действительно пока не настроен на поиск новых амурных приключений, и у меня есть время, чтобы…
- Почему вы расстались?
Это был невероятный вопрос. Зачем ему захотелось узнать это? Могу ли я уже сейчас сказать, что настоящей причиной как моих встреч, так и моего расставания с Колином был он сам? Должна ли выдать ему правду: несмотря на статус девушки при парне, с Симмонсом у меня абсолютно ничего не было?
- Тебя не может это интересовать, - я тянула время, в одно мгновение решаясь открыть все карты, а в следующее уже прикусывая себе язык.
- Может, - твердо сказал Эдвард. Если уж Каллен поставил себе цель что-то узнать, то он узнает.
Вот дерьмо, как все-таки быть? Чует моя задница, пока не определюсь, лучше из себя рыбу разыграть.
Я постукивала пальцами по губам, размышляя, как долго еще смогу прикладывать титанические усилия к тому, чтобы и дальше видеть в Эдварде лишь друга. Как бы не надорваться, что ли! Но… Слишком много переплелось «за» и «против», слишком много «можно» и «нельзя»…
- Черт! – не выдержала я. – Это все равно, что говорить о сексе. Должна быть дымка таинственности и видимость приличия.
Нет, не буду сегодня говорить о нас, не уверена, что он адекватно воспримет… Не узнаю его эти дни, что прошли с момента аварии и нашего боя-примирения. Если он хочет говорить о Симмонсе, что ж, пожалуйста. Но никто не помешает мне перевести разговор в нужное мне русло.
- Колин – хороший парень. Девчонки пока не оценили, какое он выгодное приобретение… А я была дурой, что позволила этому происходить. Мама говорила, что у меня просто-напросто не хватает опыта…
А теперь проверим его реакцию на кое-что:
- Я думаю, что, как обычная сопливая девчонка, верю в любовь, от которой сносит крышу…
Сквозь раздвинутые пальцы, которыми прикрылась, я внимательно рассматривала лицо друга: Эдвард криво улыбнулся, но сделать вывод о том, что он заинтересовался, мешал его какой-то отсутствующий взгляд…
- Тьфу ты! И зачем я прочла в шестнадцать «Ромео и Джульетту»? И не вздумай смеяться! Я знаю, что парни мечтают весело проводить время. И при этом желательно говорить как можно меньше и как можно быстрее раздеваться.
Я ожидала, что Каллен начнет спорить или, возможно, сострит, или начнет смеяться до колик над правдивостью этого вывода, но он промолчал, лишь поморщился и зашевелился, устраиваясь покомфортнее, видимо, моя тяжелая от умных мыслей голова уже здорово отдавила ему колени. Но раз сказала «а», то скажу и «б»:
- А я не хочу заднего сидения автомобиля. Хотя согласна и на него, если только буду влюблена до обильного слюноотделения.
А вот и время торжественно объявить:
- Я не хочу ни с кем встречаться. Я даже не думаю теперь об этом. Не хочу отношений.
Ну же, Каллен, скажи что-нибудь. Хоть улыбнись, что ли! Начни переубеждать меня. Обрадуйся. Удивись. Щелкни меня по лбу. Заткни мне рот недружеским поцелуем…
Зеленые глаза оставались задумчивыми, отстраненными, будто он не слышал признания в том, что теперь весь мой мир завертелся вокруг него одного. Вот же чурбан бесчувственный. Еще бы! Видно, ему тяжело переварить факт намеренного целибата. Конечно, он во всех направлениях развитый парень.
Тишина давила на уши, и я все ждала, когда от ее звона лопнут мои барабанные перепонки. Не дождалась, потому что решила высказаться вместо него:
- Ты же согласен, что важно приобрести некоторый физический опыт…
Нет уж! Я не сдамся легко. Все же вытяну из него правду: планирует ли он завести новую девушку и как он посмотрит на то, если это буду я…
И какая же я все-таки трусиха. Надо бы прямо спросить – нет же, иду окольными путями! Очень и очень окольными, позор мне.
- Белла, - вдруг ожил Каллен, нервно пройдясь пятерней по волосам, забегал невидящим взглядом по комнате, щеки слегка заалели. – Давай больше не будем… Мы ведь… Сама понимаешь. В общем, давай перестанем… Короче, давай займемся сексом.
Я издала неопознаваемый звук: ни то писк, ни то вздох. Вскочила, точно разжатая пружина, сев на диване, и зажала ладонью рот в таком ужасе, будто эти слова только что мой язык произнес, а не его.
Что он сейчас сказал? У меня галлюцинации? Или это он сошел с ума? Предложил мне чем заняться?
Глаза Эдварда увеличились практически вдовое, лицо стало красным и исказилось в страхе.
- Я… Я не о том.. Вот черт! – Каллен вдруг спрятал рдеющее лицо в ладонях, а пальцы, вцепившись в волосы, лихорадочно их затеребили.
- Я хотел сказать… Ну, ты поняла… - его голос прозвучал сдавленно и глухо.
- Ничего не поняла, - прохрипела я, горло вдруг пересохло и сжалось в спазме. Впервые в жизни навык реагировать шуткой на каждую его нестандартную, неожиданную фразу оказался неработоспособным. В замкнутом пространстве головного мозга, точно птичка о прутья клетки, билась мысль, что он не против такого… взрослого расклада, что он совершенно неромантично, да даже пошло не против того, чтобы я с ним… И это тот человек, которому согласна отдать себя, всю себя: тонну недостатков, кило достоинств плюс три четвертых гонора?
Он все испортил!
- Белла, я не хочу, чтобы ты была моей подругой, - теперь этот наглец набрался смелости взглянуть мне в глаза и сумел сформулировать целостное предложение, хотя все равно еще был красным, как рак, даже уши горели. – Я хочу, чтобы ты была моей девушкой.
Вот так просто? А где коленопреклоненная поза? Где заявление о вечной любви? Где цитаты из Роберта Бернса и лорда Байрона? Я хочу сказать «да» тому, кто имеет привычку дергать меня за волосы, пугать меня, спрятавшись за углом гаража, кто ни разу не дарил мне цветов и не говорил красивых слов о моих глазах или губах...
Белла Свон, ты явно продешевила с героем своего романа.
Эдвард гипнотизировал меня ожидающим взглядом. Я терялась в его зелени и задавалась удивительным вопросом: как можно чувствовать себя польщенной, оскорбленной, торжествующей и нелепой одновременно?
- Белла, - прошептал Каллен и придвинулся ко мне. – Ты согласна?
Я повела плечами, подняла брови. Послать его? Обнять? Что сделать, не знаю… Все варианты одинаково перспективны и хороши. Через секунду лицо Эдварда оказалось прямо перед моим, загородив весь остальной мир, а я все никак не могла принять окончательное решение.
- Ты поцелуешь меня? – его слова сладким дыханием замирали на моих губах. – Ты молчишь, значит, согласна…
- Черта лысого! – взвилась я, Эдвард в испуге отпрянул, дав мне возможность беспрепятственно спрыгнуть с дивана. Каллен сам все решил.
- Повторишь свое предложение, когда обострение хамства пройдет, – бросила я и вылетела из его комнаты.
***
Конечно, как и всякая глупая семнадцатилетняя девица, я рассчитывала, что он побежит за мной, остановит, бухнется на колени и, покаявшись, протянет свое пылающее сердце на раскрытых ладонях. Потом пришло предположение, что он оборвет мне телефон: надо же убедиться, что я все еще разговариваю с ним. Однако ничего подобного не произошло - не дождалась от него даже смс с ограниченным словом «извини».
Всю ночь я провела без сна. Мысли донимали точно озверевшие москиты, я ворочалась в постели, пока, наконец, не поднялась около шести утра и, сделав себе чашку какао, взгромоздилась с ногами на подоконник.
Занимался рассвет… Я размышляла о том, что солнцу тоже, наверное, нелегко поднимать свою полыхающую задницу над горизонтом каждый день, или, может быть, земле нелегко вращаться постоянно, головокружение достает. Вот и я должна сделать рывок, другой, чтобы быть счастливой и быть самой собой, то есть разноцветным лего из противоречий.
Ну, занесло немного парня, а я закусила удила. Отчего это? Ведь все было решено давным-давно, когда нам было шестнадцать, он пришел забрать меня на бейсбол, а я то ли в шутку, то ли всерьез подарила ему свой первый поцелуй. Потом уже он сам проявил инициативу, полез ко мне целоваться, я его оттолкнула, вчера он предложил… Да, все-таки это было предложение встречаться, а меня задело, как он это сделал. Видела же, что он долго вынашивал все в себе, не раз, наверное, хотел сказать, да передумывал. Ну а я что? Набивала себе цену? Отомстила за то, что он так долго тянул? Или же просто струсила? Хотя чего бояться? Что мы будем хреновой парой? Это вряд ли. Мы лучшие друзья, а узы дружбы, как всем известно, святы. Даже когда от нее только оболочка остается. Наполнение-то, к счастью, теперь будет другим.
***
- ...Потом Молино говорит: «Аккуратным плавным движением разрежьте лягушку. Вот так», - Элис показала пальцами, держащими воображаемый ланцет, как надо разрезать. – «Видите, вверху, в передней части, - осторожно сдвиньте в сторону грудину - расположено трехкамерное сердце». И тут Ньютон сзади меня простонал: «Мамочки, меня сейчас вырвет!» Ага, прямо так и простонал, как девчонка: «Мамочки, меня сейчас вырвет!»
Мы громко засмеялись. Рассказ Элис о фиаско Майкла Ньютона на биологии меня, конечно, интересовал, но больше меня интересовал сидящий рядом Эдвард.
Он не избегал меня, не смотрел виновато или смущенно, не лез с извинениями. Наоборот, во взгляде застыла суровая решительность, Каллен был собран и немногословен. Это означало, что мне не поздоровится. В последний раз он был таким, когда в двенадцать я испоганила его трехтомник Жуля Верна, не поленившись расписать все странички в книгах разнообразными обзывательствами.
Бросает на меня такие взгляды, точно лев на ягненка. Чего он ждет? Конца занятий, чтобы без помех поговорить? А если я сбегу под шумок, отпросившись с урока пораньше?
Элис продолжила, изменив голос для большего сходства с мистером Молино:
- «Теперь вскройте черепную коробку… Мистер Ньютон, с вами все хорошо? Вы как-то позеленели».
Мы снова захохотали. Джаспер от смеха почти съехал со стула, Элис, шутливо ухватив его за шиворот, стала тянуть вверх, а я, надрывая живот, наблюдала за этой сценкой, когда почувствовала, как мою руку, спрятанную под столом, сжала теплая твердая рука. Искорка жара дрогнула в сердце.
Я обернулась к Эдварду. Он смеялся, как ни в чем не бывало, будто не он сейчас держал меня за руку, лаская большим пальцем. Вот мерзавец! Я сбросила его ладонь и снова прислушалась к Элис:
- «Вы нашли передний мозг? Он самый большой, смотрите: вот два вздутия – это большие полушария… Мистер Ньютон, вас сейчас точно вырвет, сходите в медпункт. Кто проводит мистера Ньютона?» А Майкл такой: «Нет-нет, мистер Молино! Я нашел два вздутия». И отключился! Господи-боже! Весь класс на уши встал!..
От смеха у меня резало легкие. Легкомысленно я была настроена не только из-за смешного рассказа Брендон, но еще и потому, что Эдвард снова накрыл своей ладонью мою руку и решительным жестом переплел наши пальцы. На этот раз я не упрямилась, переложила наши соединенные руки на его колено и медленно провела ими вверх по его бедру. Каллен тут же сам отпустил меня, откинув мою дерзкую руку, точно ядовитую змею. Лицо его было нахмуренным, а губы сжались.
Элис продолжила еще что-то рассказывать, но я теперь была увлечена совсем другим, а именно, игрой «Достань Каллена». Оказывается, она не потеряла своей азартности, хоть и существенно видоизменилась с тех пор, как мне двенадцать стукнуло.
Оставшиеся пять минут ланча я то пробегала пальцами по его спине, то секунду-другую поглаживала плечо, а один раз нагло запустила руку в волосы у него на затылке. Он кидал на меня или предупреждающие, или затравленные, или горящие взгляды, а я веселилась даже больше, чем от красочного описания обстоятельств обморока Майкла Ньютона.
Прозвенел первый звонок, оставшиеся студенты засуетились, поднимаясь со своих мест и собирая подносы, а я решила еще кое-что проверить.
Джаспер, обняв коротышку Брендон за талию, увлек ее к выходу из столовой, Розали забросила сумку на плечо, спросила нас: «Вы идете?» и, не дождавшись, пока мы двинемся, последовала за ними.
Мы с Эдвардом посмотрели друг на друга. На наших лицах зависли большие улыбки, но они были разные. Если улыбка Каллена была олицетворением самодовольства победителя, то моя предупреждала: я задумала нехорошую вещь. Он не понял ее, потому что с места так и не тронулся.
- Да, тяжелый сегодня денек, - проворковал я и, откинувшись на спинку стула, закрыв глаза, с томным стоном потянулась, точно кошка. Короткая рубашка задралась, обнажая довольно большой участок кожи над поясом юбки - почувствовала прохладный воздух, тревожащий его, по позвоночнику пробежали мурашки.
Когда я открыла глаза, то встретилась с потемневшим пристальным взглядом Эдварда. Я удовлетворенно хмыкнула про себя: Каллен – 1, Свон – 2. Я действую в верном направлении. Он сглотнул, облизнул губы, отвернулся и молча встал.
Быстро стрела попала в цель. Я заставила ретироваться противника, который превосходит меня по силе.
Но Эдвард не ушел. Он стоял и смотрел на меня, ожидая. Затем протянул руку и, сняв мой рюкзак со спинки стула, повесил его на свое свободное плечо. Это означает, что я пойду с ним и что он все еще хозяин положения.
Что ж, не стоит делать вид, что приросла к стулу. Ни за что не покажу ему свою слабость. Так же поднявшись, я вплотную подошла к Каллену, коснувшись своей грудью его, тот отпрянул.
Эдварду надо было идти на физкультуру, а меня ждал урок испанского. Нам вообще в разные стороны, так что не дрейфь, Свон, ничего он тебе не сделает.
Как только мы оказались за дверями столовой, Эдвард внезапно толкнул меня к стене и прижал к ней своим телом. На долю секунды чернильные воспоминания о Джеймсе, прижавшем меня таким же образом этой осенью, холодком свернули кровь. Но родные глаза, пронзительно смотрящие в мои, успокаивающее тепло тела и знакомый, принадлежащий только Эдварду, сладковато-пряный аромат тут же расслабили напрягшиеся мышцы. Я улыбнулась.
Мимо пробегали смеющиеся, переговаривающиеся ученики, но они не обращали на нас внимания. Обнимающиеся у этой стены парочки не редкость в нашей школе, видимо, она кем-то благословленная. Эдвард расставил руки с обеих сторон моих плеч, закрывая ловушку. Я почувствовала его дыхание у своего уха. Это было очень интимно, смущающе. И смущало потому, что было удивительно приятно. Я прикрыла глаза.
- Ты специально дразнила меня?
- Нет! – ответила быстро, отлично имитируя возмущение.
- Я хотел потом поговорить, после уроков, - зашептал он, шевеля дыханием волосы, вызывая странные ощущения в животе, будто там один за другим лопались пузырьки невесомости. - Но скажу сейчас. Я все решил. Я не отступлю, Белла. Только не теперь, когда понял, каково быть без тебя. Ты будешь в моей жизни так или иначе. И ты будешь моей.
Ничего себе! Жар начал плавить косточки. Легко, едва ощутимо, точно призрак, он коснулся губами моей щеки. Я вздрогнула от укола электрического разряда, прошедшего сквозь меня. Он и раньше целовал меня в щеку, что же изменилось сейчас? Может то, что подтекст этого прикосновения совсем другой? Тот, который вкладывают в него влюбленные?..
- Прости за вчерашнее. Сам не знаю, как мог ляпнуть такое…
Его нос скользнул по моей щеке, заряжая кожу электричеством, так ярко и захватывающе отзывающимся в моем животе.
Действительно, как можно ляпнуть такое? Но теперь все вчерашнее забыто, потому что…
Теплые выдохи пробирались к губам, я не возражала, я ждала, перестав дышать…
Затем произошло одновременно две вещи: прозвенел второй звонок, а губы Эдварда накрыли мои.
В первый момент движений его рта я чуть не рассмеялась. Тогда с Колином было так же: я совершенно не понимала, что может быть такого в щекотании и облизывании губ одного человека другим? Но потом напор Эдварда увеличился, он захватил меня, я инстинктивно подхватила ритм и напрочь забыла о смехе и неловкости. Горячая волна нежности нахлынула на меня, обдав пламенем с ног до головы, бездумно я обняла его за шею и прижала к себе еще крепче. Эдвард простонал, сжал в объятиях мою талию и, надавив языком на губы, раскрыл их.
Я задохнулась и, когда его язык ласково задел мой, с удивлением отметила, что мои колени и руки, перебирающие его волосы, дрожат, а губы точно обожжены. Внизу живота появилось напряженное тянущее ожидание, виски заломило от ударивших эмоций. Я захотела остановиться, прервать это непонятное безумие, но не смогла… Все можно контролировать, но не это. Здесь потерпела фиаско не хуже Майкла Ньтона, так и не сумевшего препарировать лягушку на биологии.
Я желала звезд с неба? Я их получила, как только Эдвард по-настоящему стал целовать меня. Он был настойчив, но мягок. Он ничего не ожидал, но отдавал и робко забирал. Наверное, он был чародеем Мерлином, потому что пылом своего рта впервые в жизни лишил меня даже признака рациональной мысли.
- Белла, надо идти. Мы опоздали на урок.
Мы оба не могли отдышаться, прикрепленные друг к другу, точно два магнита. Я все еще крепко обнимала его, прижав его голову к своей шее, он не расцеплял рук, обвивающих мою талию, опровергая свои слова о том, что надо торопиться. Лодыжки ныли от долгого стояния на носочках, а голова приятно кружилась.
Никогда я не испытывала ничего подобного… Боже. Это надо повторить. Снова.
- Еще раз поцелуй меня, и пойдем, - выдала я каким-то чужим, почти умоляющим голосом.
Эдвард тут же нашел мои губы, терзая их с новой страстью. Я почти не отвечала, снова взмыв в небеса.
***
И среди жертв счастливо разделенной любви появилось еще две!
Между нами ничего не изменилось: те же разговоры, та же издевательская манера шуток, общие увлечения, общий взгляд на вещи. Наоборот, все будто встало на свои четко определенные места, как фотография встает в заранее заготовленную для нее рамку. Плюс, конечно, громадный бонус: я могла целоваться с Эдвардом когда захочу, где захочу и сколько захочу.
Неужели когда-то этот процесс казался смешным и где-то даже противным? Неужели оказалась способна забываться и отдаваться наркотикам поцелуев настолько, что после с трудом приходила в себя?..
Первыми страшную тайну узнали наши друзья. Мы и рта не раскрыли, они все поняли в тот же день - день десятка наших первых горячих поцелуев, как только разглядели наши сияющие как начищенные монеты физиономии.
Мне предстояло еще иметь дело с Рене. С ней было сложнее. С мамой всегда все обстояло сложнее. Она была склонна драматизировать даже безнадежно анекдотическую ситуацию и искать подвох там, где все было прозрачно дальше некуда. С одной стороны, мама знала, что я уже большая девочка, с другой – она еще продолжала меня всему учить и везде соломку подстилать.
- Вы с Эдвардом начали встречаться, - сказала она спустя четыре дня, как наши с Калленом отношения стремительно поменяли полярность. Я так и не набралась храбрости ей в этом признаться и пережить очередное воздухотрясение.
- Что ты, нет! – привычная реакция все отрицать взяла верх.
Мама вздохнула и переступила порог моей комнаты. Было уже около одиннадцати вечера, я завалилась спать с романом Джорджа Оруэлла «1984», новейшим предметом восторгов отныне моего парня, к которому он решил и меня приобщить. В наушниках плеера гремел Бах. И то, и другое было призвано быстро усыпить меня и сместить будоражащие воображения мысли об Эдварде, его прикосновениях и поцелуях на задний план.
- Мам, уже поздно, может, потом… - Я постаралась отсрочить очередной скандал.
- Объясни тогда, - Рене, не слушая, села в ногах моей кровати, - почему сегодня вы до девяти вечера заперлись у тебя в комнате, причем я не слышала ни звука от вас. Чем вы занимались?
- Ты подслушивала? – возмутилась я, намеренно уводя разговор в сторону.
Ей вовсе не обязательно знать, что сегодня мы с Эдвардом ставили рекорд в самых длительных поцелуях без языка. Губы до сих пор были опухшими, я прикусила нижнюю, надеясь, что мама не сосредотачивает на них внимания.
- Знаешь, обычно вы очень шумные, но только сегодня я заметила разительные перемены, к тому же Эдвард почему-то долго прощался с тобой на крыльце… В общем, я позвонила Эсми и узнала эту новость. Жаль, что родная дочь как в рот воды набрала. Спасибо старой подруге.
Конечно, родители Каллена узнали раньше. Я его не спрашивала, и так понятно, что хвастливая натура не позволит ему смолчать о смене моего статуса. Подозреваю, что он официально объявил об этом всей своей семье еще в первый день.
Насупившись, я хранила молчание и ждала ее слов «за» или «против». Они не имели значения, но хотя бы в этом мне хотелось заручиться родительской поддержкой. Потому что Эдвард был для меня необходимостью первой и всех последующих степеней.
- Белла, ты уже взрослая. Пусть и не совсем такая, какой я ожидала тебя вырастить, но суть в другом. У меня к тебе две просьбы, милая: я не хочу стать бабушкой в тридцать шесть и, вторая, больше не скрывай от меня важных вещей.
Итак, Белла все-таки обошлась без рукоприкладства при принятии перефразированного предложения Эдварда)) И далее нас ждут еще более интересные моменты в жизни наших героев... И хоть рейтинг их будет достаточно высок, юмора они не потеряют ни капли)
ФОРУМ
Источник: http://robsten.ru/forum/67-3097-2
0
Я думаю, что только это и спасло его от очередного синяка! А вообще мне нравится эта героиня. Конечно она сумасшедшая, но думаю, что именно это и привлекает и Эдварда да и нас, читателей) Спасибо за главу!
