(от лица Беллы)

В конце концов мне все надоело и я перевела телефон в бесшумный режим. Пусть звонит, так не придется сбрасывать вызовы, чтобы «Wish You Were Here» Аврил Лавин не вынесла мне мозг. И так проще будет забыть о том, что бессовестно и совершенно бесполезно зла на него.

Эдвард ведь не сделал ничего, приравненного к смерти. И в чем же тогда дело? Почему я взбесилась и накинулась на него с яростью голодного гризли? Уж точно не из-за Тани!

С нашего первого раза уже прошло чуть больше месяца. К моему бесконечному удовлетворению, у нас получилось повторить этот восхитительный опыт и на следующий день. Эсме снова уехала в Портленд, а я осталась присматривать за мнимым больным. Эдвард сдержал слово: подача была за ним. И она была потрясающей! Он виртуозно подвел меня к краю - спасибо его музыкальным пальцам. Мне все еще было больно, но ни за что на свете не призналась бы ему в этом. Ради его лица в экстазе я принимала каждую секунду моего дискомфорта, а его нежные, грубые, страстные ласки уже вызывали нездоровую зависимость проделывать с ним все ЭТО снова и снова.

Да, пока не испытала все эти вещи на собственной шкуре, понятия не имела о смысле слова «секс». Точнее, имела, но весьма ограниченные, мои представления об этом действии были так же далеки от действительности, как городок Форкс от Моря Спокойствия на Луне.

Теперь начинала понимать, почему Эдвард так долго противостоял моей нетерпеливости. Нажили мы проблем с этим… Близость вышла нам боком. В том смысле, что неизвестно каким чутьем, но об этом узнали все до единого. Наши родители вдруг удвоили бдительность, не позволяя нам оставаться наедине за закрытыми дверями комнаты. Минут через пять нашего уединения обязательно кто-нибудь заглядывал к нам, предварительно постучавшись, и звал за чем-нибудь вниз: помочь на кухне, угоститься чаем с кексиками, посмотреть старое шоу по телевидению или еще что-то. Наши друзья тоже будто сговорились, переглядываясь и перемигиваясь друг с другом, разражаясь фразами с подтекстом. Впрочем, мы скоро все это расшифровали, как раз на дне рождении Эдварда, когда Эммет с покровительственной улыбкой преподнес брату общий от них всех подарок – большущую коробку, заполненную, кажется, годовым запасом презервативов. Я и мой парень стали малиновыми от смущения, так что цветом своих лиц могли посрамить джем из одноименной ягоды, который послужил начинкой для именинного пирога.

Конечно, потом я возмущалась, распекая своих бесстыжих подруг:

- Слабо было сделать нормальный подарок, да?

Элис и Розали переглянулись, давясь смехом:

- Да мы ж осчастливили вас! Это самый отличный подарок из всех, - последовало объяснение от Роуз.

- Вы просто извращенки! Как вообще вы додумались до такого?

Обе хихикали, прикрываясь ладошками, как дурочки.

- У вас на лицах все написано. Если раньше вы были несносны, но с этим можно было бороться, то теперь в ваших взглядах друг на друга такое!.. Короче, настоящий кошмар контроля рождаемости, - Элис смеялась, схватившись за бок, вот только на этот раз прикол не пришелся мне по вкусу.

Ну а с другой стороны, девчонки были в чем-то правы. Я и Эдвард преодолели все рубежи и наплевали на все запреты. Он следовал своим словам, сказанным тогда, после первого раза, быстро узнав все мои слабые точки и все то, что сводило меня с ума за мгновение. Я была менее способной студенткой в этой науке, но только потому, что оказалась беззащитной жертвой его растущего мастерства, позволяя ему увлекать нас обоих в малоисследованные области чувственного удовольствия. И, как правило, такие путешествия начинались с долгих особых взглядов, скорее всего, не ускользавших от постороннего внимания.

Эдвард поражал меня. Он был точно Наполеон, стратег, покоривший Европу. Только он покорил мое тело. Он мало что позволял мне, зато себе позволял почти все: довести меня ласками до оргазма, прощаясь со мною вечером на крыльце, завести меня до предела во время семейных ужинов, мягко поглаживая колено и внутреннюю сторону бедра, сказать, что у нас есть всего десять минут до прихода родителей и, практически раздев меня донага, покрывать мое тело горячими поцелуями.

В общем, мы узнавали друг друга в физическом плане, и все продвигалось шатко-валко, колеблясь от шкалы «отлично» до шкалы «хреново». Теперь мы ссорились по пять раз на дню, и что самое смешное: или из-за отсутствия, или из-за произошедшего только что секса.

Признаю, инициатором ругани была я. То бишь мое экстремальное выражение странной неудовлетворенной удовлетворенности…

Все было так хорошо, так идеально, так сказочно, что… просто не могло таким быть. И чем больше убеждалась, что все действительно прекрасно, тем больше сжирало чувство, что катаклизм, разрушающий все до основания, все ближе и ближе.

Проще было иметь дело с наивными детскими ссорами из-за того, кто первый будет бросать мяч. Теперь даже подраться с ним не могла, потому что любое прикосновение, даже открыто агрессивное, было для обоих прелюдией к страстным ласкам. Любое противостояние воспринималось как флирт.

Любое, кроме этого, из-за Тани… Все. Теперь ничто не прокатит.

Я распласталась «морской звездой» на своей кровати, невольно ругая ее маленькие размеры и вспоминая гостеприимную широкую постель Эдварда, на которой вчера пыталась справиться с руководящей ролью – отстой, но он остался доволен. Короче, энтузиазм перекрыл отсутствие опыта…

Телефон вибрировал без остановки, вероятно, скоро разрядится батарея. Вот и хорошо. Я буду несказанно рада, если Каллен перестанет доставать меня хотя бы средствами сотовой связи. То, что он достает меня связью, называемой «сердечная привязанность», уже вполне достаточно. Из-за этой самой сердечной привязанности я потеряла ум, превратилась в типичную, озабоченную вопросом «Чего хотят парни?» девчонку, а также в ненормальную ревнивую стерву. Факт!

А ведь сегодняшним утром все начиналось с повышенной дозы романтизма. Он позвонил, пожелал доброго утра, сказал, как сильно соскучился, как не терпится ему меня увидеть и то, что я ему снилась ночью… Такие привычные слова, после которых улыбалась и летала по дому.

После я упорхнула к Элис и примерно за сорок минут до окончания работы Эдварда, попросила подругу подбросить меня до клиники Карлайла. Хотелось сделать сюрприз.

Однако на этот раз сюрприз сработал убийственным рикошетом.

Я и трех шагов не сделала, выскочив из «Порше» Элис, как узрела Эдварда возле входа в клинику, а рядом с ним стояла эта блондинистая бестия, Таня Денали! Эта дрянь по-хозяйски положила руку на его плечо, и хотя я видела только ее спину со светлыми лохмами почти по пояс, все равно могла утверждать: она улыбалась ему сладенькой похотливой улыбочкой. Потому что Эдвард улыбался ей в ответ!

О нет, я не пережила эмоциональный выброс, сравнимый с взрывом сверхновой. Да даже не разозлилась. И ревновать тоже было незачем. Ведь множество лет бок о бок – лучшее доказательство того, что Эдвард мой. Доказательство, что мы вросли друг в друга, что любили и любим. А если Таня внимательно присмотрится за воротник его рубашки, то увидит там еще одно доказательство того, как хорошо нам вместе.

Ведь ревность – удел неудачников, а я не такая. Вот почему, как только глаза Эдварда округлились, увидев меня, замершую на обочине, я спокойно улыбнулась, затем так же спокойно развернулась и просто медленным шагом направилась в сторону центральных магазинов, возле которых находилась автобусная остановка.

- Белла! Белла, подожди!

Скорее всего, Каллен мчится сейчас за мной на всех парах. И пусть. Наверняка, Тане нравится быть свидетельницей столь прекрасной картины. Все равно она его утешит. После того, как отошью его…

- Белла! – прозвучало рядом с ухом, рука Эдварда грубо схватила меня за запястье и резким движением потянула назад.

Я развернулась и с жутким оскалом улыбки встретила его озлобленный взгляд.

- Не вздумай больше уходить, когда я тебя останавливаю. Что нашло на тебя? – выговаривал мне он, выравнивая дыхание.

- Да ничего не нашло. Мешать не хотелось, у вас была милая беседа, - процедила я и вырвала руку из его захвата.

- Ты о чем? – раздражение Эдварда начало уступать место удивлению. - Ты про Таню? Ты подумала… Белла, да прекрати! Ну что за глупости…

Я зло пыхтела, повернувшись к нему боком, разглядывая шнурки на своих конверсах. Глупости? Глупость то, что он ей улыбался? Или что она держала свою отманикюренную лапу на его плече?

- Ну посмотри на меня! – он обхватил меня за плечи, развернув к себе, но головы я так и не подняла, не желая смотреть в эти обманчиво невинные глазки.

- Кончай ревновать. Это просто смешно, Белла. Ты же знаешь сама, - теперь в его голосе звенел скрываемый смех, а я, наконец, взорвалась:

- Смешно! Ах! Смешно! И я не ревную. С чего ты взял, что это так? У тебя проблемы с самооценкой? Мнишь себя пупом земли? Обратись к психологу! А теперь отстань от меня. Пусти! Мне надо домой! Полное одиночество лучше, чем общение с самовлюбленным придурком.

Меня уже начало трясти, а из горла вырывались не слова, а какое-то шипение кобры. Я поражала саму себя. В таком апогее ярости редко случалось находиться.

Эдвард разжал руки.

- Какая оса тебя укусила? – шокировано спросил он.

- На тебе она точно жало сломает! Ты ж непробиваемый!

- Да ты сама как оса!

- Вот и катись подальше! – рявкнула в ответ и красочно завершила наш диалог, продемонстрировав ему оба средних пальца. Лицо моего парня вытянулось, а я сделала два шага назад, отступая от него. Потом отвернулась.

Последнее, что попало в поле моего зрения, – это сквозящие презрением взгляд и насмешка Денали, полускрытой за припаркованными автомобилями.

Четвертовав жалость к себе, вздернув на воображаемой виселице отчаяние, я оторвала тело от кровати и села. Телефон все еще был жив, а через секунду снова начал вибрировать, высвечивая на экране фото любимого улыбающегося лица и бардака из бронзовых волос, наполовину закрывающих лоб.

Да, могу надавить на кнопку приема вызова и послушать его, а сама буду молчать. Ведь не объяснять же, что вспылила только из-за того, как чужая распутная девица касалась его.

Не просто распутная девица, а роковая Таня Денали. И не просто чужая, а очень даже своя. В прошлом.

Нет, он только мой, а блонди пусть отваливает!

Вибрация резко оборвалась, погружая меня в противоречивые чувства облегчения и недовольства (надо же, быстро он сдался!). Через минуту телефон прожужжал два раза. Сообщение. Поборов сомнения, я потянулась, чтобы прочесть его.

- Белла! – из холла послышался голос Рене.

С неохотой я поднялась и выглянула за дверь:

- Что? – прорычала я, зная: сейчас, скорее всего, выслушаю лекцию о том, что нельзя возвращаться домой в таком угрюмом настроении.

- Дочка, закройся, - внизу мелькнула голова матери. – Я уже уезжаю, Фил приехал. Никуда не выходи, на сегодня прогулки отменяются, сиди дома.

- Угу, - ответила я, собираясь спуститься.

Сидеть дома – здорово. Прогулки отменяются – еще лучше. Рене отправляется в Порт-Анжелес на консультацию к кардиологу, а меня запирает в высокой башне, забирает ключики с собой. Вот только принц не примчится. Его покусали осы, а у него аллергия на их яд.

Мама ушла, я щелкнула замком, огораживая себя от остального мира.

… Говорят, первый год для партнеров всегда тяжелый. Им, якобы, нужно притереться, узнать друг друга с новых сторон. Относится ли это утверждение к нам с Эдвардом? С каких еще сторон нам нужно узнать друг друга? Может, с тех, что я способна приревновать его к девчонке, обожающей юбочки-поясы, отсутствие лифчика и высоченные каблуки, тогда как я предпочитаю все же джинсы и удобные кеды – не при Брендон будет сказано. К той, что так замечательно делает минеты, а меня вчера, в мой первый раз, едва не стошнило, пусть и виду не подала… Или с тех сторон, что Эдвард способен злиться на меня за игнор и скандальность. И поделом мне: только перед смертью я сознаюсь ему во всех слабостях.

Была еще вероятность, что дело в страхе обжечься, остаться у разбитого корыта, как это было с Рене семь лет назад… Лживое счастье независимости, бегство от статуса раненого сердца… Всегда есть риск, когда полностью посвящаешь себя другому человеку. Из-за этого я так стремилась обрубить концы при первом же намеке на крушение?

Нет, исключительная чепуха.

Это все Эдвард виноват, а еще рука Денали, которую неплохо будет как-нибудь сломать.

Просто тут несуразица вышла: нам еще восемнадцать, то есть мне почти восемнадцать, у нас только-только был первый секс, а мы с ним пытаемся строить отношения как семейная пара с двадцатилетним стажем брака.

…Все-таки я прочла это смс. Оно, конечно, было от Эдварда и содержало одну короткую фразу: «Еду к тебе». Я давила улыбку, плотно сжав губы.

И с чего он взял, что открою ему дверь?

Уже с улучшающимся настроением я отправилась на кухню, чтобы перекусить. Перемешивая кукурузные хлопья и молоко в миске, подумала о том, что сегодня выдержу его осаду, а вот завтра придется засунуть свою гордость в задницу, больше без него не выдержу. Что ж, засуну, но потом, когда отыщу блондинистую дрянь, скажу ей, как нехорошо класть руку на чужих парней.

Ополаскивая миску, услышала долгий звонок в дверь. Сердце наскоком стукнулось о ребра, а я замерла на месте. Звонок умолк, раздался громкий стук и крик:

- Белла, открой мне! Пожалуйста!

Я криво ухмыльнулась: он пока не забывает о вежливости, хоть и зол.

Выключив воду, на цыпочках прошмыгнула к двери. За рельефными стеклами мелькнул темный силуэт моего парня.

Как хорошо, что он здесь. А я – идиотка…

Снова зазвучала резкая трель звонка. Я вздрогнула и отпрянула.

- Слышишь, Свон, я не уйду! Черт возьми, открой эту гребанную дверь!

Слова сопровождались весомыми аргументами ударов. Кажется, Каллен начинает выходить из себя.

Я тяжело вздохнула и мысленным пинком принудила себя отвернуться от двери. С автоматичностью зомби поднялась к себе в комнату. Мысли остались там, внизу, среди стен, сотрясающихся от периодичных звонков, перемежающихся стуком.

Воткнув в уши плеер, я долго рылась среди треков, пытаясь найти те, которые не были скинуты Калленом или которые не напоминали бы о нем. Не найдя таких, я выругалась. На кой ляд мы так тесно с ним связаны? Причем по всем аспектам. Разве не видно, что это жить мешает?

В конце концов, оставила наушники в ушах, но включать ничего не стала: они сами по себе неплохо справлялись как беруши. Повернулась на бок, подтянула колени к животу, закрыла глаза.

Завтра я уже буду с ним. Он остынет, я остыну. Мы, как склеротики, сотрем из памяти этот унижающий и меня, и его эпизод. В миллионный раз за миллион лет нашей дружбы-любви. Я буду играть с его волосами, превращая их в живописный хаос, буду целовать его идеальные губы. Сначала легко, едва касаясь, потом начну дразнить, не поддаваясь, не открывая рот, а потом – страстно, сминая, сражаясь с его губами. А после, надеюсь, все закончится еще одним фейерверком удовольствия. И для него тоже.

Действительность, на миг завертевшись, дрогнула и уплыла из моего сознания. Следующее, что помню, как чьи-то сильные руки опрокинули меня на спину, потрясли за плечи. Должно быть, Рене вернулась и решила осчастливить меня позволением погулять. Но меньше всего хотелось видеть сейчас какие бы то ни было лица. Вот если только лицо Денали в образе Франкенштейна…

Встряска прекратилась.

- Белла.

При звуках этого голоса, просочившегося сквозь приглушающую преграду наушников, я немедленно открыла глаза. И от шока тут же забыла о Рене, сне, Тане Денали и, конечно, заскоках своей ревности.

Рывками я вытянула свои «беруши» и привстала, оперевшись на локти:

- Как ты здесь оказался?

Эдвард усмехнулся, вздернув один уголок рта, глаза, ни на секунду не покидавшие моего лица, оставались совершенно серьезными.

- Ты не отвечала на звонки, на смс, не открывала дверь. У меня не осталось выбора.

Кивком головы он указал на раскрытое окно.

- Ты на всю голову больной? Это второй этаж! – я с ужасом оглядывала его тело, не понимая, почему вижу перед собой его живого, а не призрака.

- Дуб под твоим окном очень удобный. К тому же, твои проклятия всегда меня хранили. Помнишь тот наш первый прыжок в Ла-Пуш?

Каллен нервно рассмеялся. Он слегка сдвинулся, и я заметила, что его клетчая рубаха порвана на боку.

Острые иглы запоздалого ужаса прошлись по коже, живот скрутило. Блин! Он рисковал целостностью шеи и все ради того, чтобы поговорить со своей девушкой, явно страдающей последней формой шизофренического ПМС. Какой укор, какая расплата может быть хуже этого?..

- Уходи! – рявкнула я.

И без того слабая улыбка вовсе сгинула с его лица, глаза жестко блеснули:

- Почему?

- Я не хочу тебя видеть, разве не понятно?

Боже, как же мне стыдно! У меня каждая пора на щеках, кажется, уже дымится…

- А я хочу тебя видеть. И говорить с тобой, - красивое лицо стало холодным и злым.

- Хотеть не вредно! И в следующий раз я собственноручно придушу тебя, если вздумаешь повторить свой трюк.

Я метнулась к краю кровати, противоположному от того, где сидел Эдвард, и слезла с нее. Понятия не имею, что именно намеревалась сделать: сбежать, вытолкнуть его вон. В любом случае, Каллен поймал меня прежде, чем решилась на что-то, и сжал в медвежьих объятиях.

- Прекрати злиться и объясни, что происходит, - приказал он. – Я тебя не отпущу.

Я с шумом выдохнула, и вместе с воздухом из меня вышла часть раздражения и сумасбродства. Разумеется, лучше вырвать себе язык, чем признаться, какой дурой была… И до сих пор являюсь…

Спустя долгое мгновение развернулась в его хватке. Руки сами собой легли на его широкие плечи, но я тут же опустила их. Никакие ласки мне сегодня не полагались. Поэтому заняла зудящие пальцы тем, что провела ими по своим волосам, убирая их с лица. Поднять глаза, чтобы взглянуть на него, мне тоже не полагалось, и я закрыла их. В следующую секунду лоб Эдварда прислонился к моей макушке. Он негромко заговорил:

- Конечно, я не стану обещать, что никогда больше не заговорю ни с одной посторонней девушкой…

Я рассерженно фыркнула.

- И даже не смогу пообещать, что в непосредственной близости от меня не окажется ни одна особа женского пола. Просто знай, что вот здесь, - Эдвард взял мою ладонь и приложил к своей груди, к тому месту, где билось сердце, тепло его тела искрами кололо сквозь ткань рубашки.

- Здесь есть только ты. Ты всегда там была и всегда там будешь. Даже если вздумаешь показывать мне средний палец по десять раз на дню.

Я хихикнула, тряхнула головой. Чувство вины безжалостно топило меня, поэтому замаскировала его шуткой:

- Да что ты знаешь! Это был намек…

- Белла! – возмущенно протянул Каллен.

И я больше не смогла. Безо всяких колебаний закрыла его рот примирительным просительным поцелуем. Жизненно необходимо было извиниться, сказать ему, как важен он и неважно все остальное. И желательно без слов, ведь никогда не умела их правильно подбирать.

Ладони Эдварда взяли мое лицо в плен, затем он разъединил наши губы:

- Она просто подошла поздороваться. Привезла свою бабушку на прием и встретила меня, - объяснял он, пока его большие пальцы выводили нежные круги на моих щеках, нарушая равномерность моего дыхания. - Я не знал, что моя вежливость чревата… последствиями.

- Угу, - с сарказмом ответила я, утопая в мерцающих зеленых глазах. – Ею, безусловно, руководили только нормы этикета. Того же самого, который действовал, когда ты встречался с ней.

- Я с ней не встречался, - отрезал Каллен и обрушился на меня с яростным поцелуем. В долгу мне не гоже было оставаться… Мы лихорадочно целовались, и скоро мои покусывания и его умелый язык довели нас обоих до исступления. Плюс все усугублялось заманчивой твердостью, уже упирающейся в низ моего живота.

- А что ты с ней делал? – я отстранилась от его губ, дыша, точно спортсмен после кросса на две мили.

- Э-э-э… дружил? – глаза Эдварда дразнящее сверкнули, дыхание касалось моего рта, заставляя немедленно возобновить «борьбу».

- Каллен, ты официально придурок! – резюмировала я и ринулась к его губам за новой порцией страсти. Этот поцелуй вышел грубым, с прибывающей жадностью.

Теплые пальцы неожиданно проникли за пояс моих бриджей, легко пробрались в трусики, обхватили ягодицы. Я одобрительно промычала в его рот, желая его не меньше, чем он меня.

- Этого ты точно с ней не делал, - объявила, торопливо вытаскивая его рубашку из джинсов. Рукам до боли не терпелось ощутить гладкое совершенство его спины.

- Этого я ни с кем не делал. Потому что такая аппетитная пятая точка есть только у одной девушки.

Эдвард обжигал поцелуями ямку за моим ухом, а у меня подкашивались ноги от наслаждения. Его рубашка уже свободно болталась, мои ладони с упоением исследовали мускулы его спины. Наши срывающиеся стоны наполняли комнату магической музыкой, уже ставшей моей любимой.

- Боже.. - захныкала я, когда его рот поглотил мочку моего уха. И закатила глаза от приятного ощущения, вцепившись в его плечи, а его пальцы не прекращали массировать мой зад. Я таяла в его руках и чувствовала досаждающую влажную тяжесть между ног.

- Этого ты тоже ни с кем не делал, - заключила я, пытаясь снять с него рубашку так, чтобы окончательно не разорвать ее, руки плохо слушались.

- Только ты такая сладкая, точно карамелька, - отозвался он и, оставив несколько торопливых поцелуев на моей шее и щеке, впился в нижнюю губу.

- Сладкоежка да еще и подлиза, - я игриво уворачивалась от его настойчивого рта, поэтому поцелуи попадали то в нос, то в подбородок, то в щеку.

- Еще один намек? – хохотнул он и провел шероховатой щекой по моей. Я судорожно выдохнула, вспыхнув диким желанием.

- Чертов любитель каламбуров, - я спустила рукава его одежды. Он помогал мне раздеваться, дразня то секундной лаской губ, то волнующей улыбкой на лице, отражающейся и в глазах.

- Это не каламбур, это мания. Ты завела меня, заноза. Но сейчас тебе будет не до слов… Когда вернутся твои родители? У нас хотя бы пять минут есть?

- Увы, у нас их нет, - притворно скривилась я, но тут же громко рассмеялась, увидев его раздосадованное лицо.

- У тебя больше часа на осуществление своей мании. Уложишься, Ромео?

… Была ли ссора или не было? Денали уже казалась серой размытой тенью у придорожного столба шоссе, мелькнувшего и мгновенно оставшегося далеко позади пожирающего мили скоростного автомобиля. Иногда мне все представлялось нелепой выдумкой: горькое прошлое, четко прочерченное будущее, связь с семьей, с друзьями, школа, надежды, разочарования, страхи. Настоящими были только мы, всегда только мы: я и Эдвард. И этот момент, безусловно, яркий, когда чувственные касания превращаются в духовный и одновременно плотский экстаз…

Я все еще чувствовала некоторую неловкость, когда полностью обнажалась перед ним, но она быстро подавлялась сводящей с ума потребностью познать, коснуться, разрядиться. Я считала себя слишком худой: секс-богини не обладают маленькой грудью и задницей. Но каждый раз Эдвард изгонял из меня дьявола недовольства собой, мучая эти части моего тела долгими ласками.

Эдвард простонал, когда его возбуждение устроилось между моих ног, а головка члена задела горящее лоно. Мы делили дыхание, глубокие жаркие поцелуи, в то время как наши руки скользили по телам друг друга.

В последний раз секс «по-настоящему» у нас был в мой второй день присмотра за гриппующим больным, и сейчас касающаяся меня теплая плоть невольно служила воспоминанием о боли, а не об удовлетворении. Но разгорающееся пульсирующее пламя в промежности смотрело на вопрос эрекции совсем по-иному: больше, сильнее, глубже…

Оказывается, хотеть можно не только пальцы, и… И в этом проблема.

- Стой, - выдохнула я, упираясь ладонями в его плечи, останавливая его рот, уже готовый обхватить мой напряженный сосок.

- Что-то не так? – испуганные глаза вглядывались в мои.

- Не так. Мы не можем без… защиты. У меня здесь нет... Рене удар хватит, если она найдет. И если ты сейчас скажешь…

- Не скажу, - Каллен самодовольно ухмыльнулся и, оставив сладкий быстрый поцелуй на моих губах, отстранился, чтобы наклониться и вынуть из кармана джинсов квадратик голубой фольги.

- Так ты рассчитывал... - Я скрывала восторг за гримасой удивления, но мой любимый прервал меня, снова быстро поцеловав.

- Я рассчитывал с тобой помириться, а это… - Он с сомнением рассматривал упаковку, словно продукт иноземной цивилизации. – Так или иначе, Эммет советовал попробовать. Сказал, что это должно… сдержать меня.

После «театральной заминки», во время которой я, затаив дыхание, с одержимостью ученого наблюдала за действиями своего парня, Эдвард вновь укрыл меня своим горячим обнаженным телом.

- Тебе надо практиковаться, - с иронией высказалась я, целуя его подбородок, приятно коловший мои губы.

- Тебе тоже, - послышался насмешливый ответ.

- Что? Нет, - я потянула его за вихры на затылке, пытаясь остановить прокладывание дорожки поцелуев, ведущей к моей груди.

- Да, в следующий раз твоя очередь…

Вспышка завораживающей картины этой интимной манипуляции совпала с моментом, когда язык Эдварда легко коснулся моего соска. Я застонала и дернулась, пронзенная молнией вожделения.

Ласкаемая его руками, лелеемая его губами, моя кожа разогревалась, покрывалась мурашками, каждое прикосновение превращалось в наказание. Невероятно сильные ощущения заслоняли мысли о том, что через считанные минуты мне придется немного потерпеть.

Эдвард поочередно втягивал в рот и прикусывал мои набухшие соски, пока его пальцы, неспешно кружа по бедру, пробирались к промежности. Я отлично чувствовала, – сама при этом умирая от возбуждения, – насколько он тверд. Настолько, что ему, скорее всего, уже некомфортно, однако он так трогательно заботился о моей готовности… Глупенький! Он и не знает, что я способна стать мокрой от одной его нежной улыбки.

Волшебные пальцы нашли разбухшую влажную точку между моих бедер. Я поддалась им навстречу, зажмурила глаза, застонала. Импульсы горячего удовольствия разбежались по каждому нерву.

- Слава богу, - губы Эдварда шевелились около моих, задевая их. – А то я уже больше не могу…

От его теплого дыхания, от родного хрипловатого голоса, дрожащего от чувств, бурлящая кровь запульсировала в паху еще сильнее. Безумно хотелось, чтобы он сию же секунду ворвался в меня и прекратил эту пытку.

- Я тоже больше не могу, - вымучила слова и поцеловала его припухшие губы, проводя по ним языком.

Скользнув рукой вниз по тугим мускулам живота, я обхватила рукой его член, направляя, позволяя войти. С первым неглубоким толчком распахнула глаза. Расширившиеся зрачки Эдварда, точно полное лунное затмение, затянули меня. Сосредоточилась только на них, завороженная, и первые мгновения болезненности будто промелькнули мимо осознания.

- Тише, тише, не торопись, - прошептала ему, гладя напряженные плечи. Мне нужны были минуты, чтобы привыкнуть, а ему не терпелось взорваться.

- Белла... - простонал Эдвард, коснувшись лбом моего, замирая. – Ты убиваешь меня… Я так сильно тебя хочу…

- Просто не спеши.

Мы снова соединили губы, он возобновил движения со сладостной неторопливостью, а мой разум порхал в удивлении: впервые к боли примешалось незнакомое томительное наслаждение.

- О-о-ох, Эд-вард, - глухо застонала я, когда ощутила его полностью во мне, наши бедра плотно соприкасались.

Он прекратил целовать и посасывать мою шею, поднял голову, чтобы взглянуть на меня. В тот самый момент закатное солнце решило обрадовать Форкс своим явлением из-за туч и по-шпионски эффектно проникло в окно моей комнаты. Это все изменило, словно мгновенно сменились декорации на сцене. Дерзкий луч ослепил меня на миг, золотым огнем вспыхнул во взлохмаченной шевелюре любимого, мягко отразился кожей щеки, виска, лба и превратил его чудесные глаза в еще более удивительные – какие-то серебристо-зеленые. Такого оттенка никогда раньше не замечала… Я застыла, позабыв дышать, он тоже остановился, и короткую вечность мы смотрели друг на друга так, будто в первый раз увидели.

Это действительно была новая встреча, перевернувшая мое сердце и разум. Эдвард был невыносимо красив, невыразимо любим и… Целиком владел мною. То, чему я всегда считала долгом сопротивляться, случилось.

Подняв задрожавшие пальцы, я провела ими по его скуле, смахнула упавшие на лоб пряди волос, тронула раскрывшиеся губы. Я так хотела его сейчас. Не тело, а душу. Это огромное чувство, которым болело мое сердце, пугало, разрушало и возвышало надо всем.

- Ты такая красивая, - шептал Эдвард, заглядывая в глаза, безошибочно читая меня. – Поразительная, такая невероятная и такая… моя.

Электрический трепет пробежал по моему телу. Я едва раздвинула губы в улыбку, чтобы ответить на его взгляд, полный непередаваемого обожания. Ни мышцы лица, ни тела меня не слушались – больше не принадлежала себе, распалась на осколки, а внутри меня зрела совершенно необъяснимая, невероятная сила. И не в моей власти было сдержать ее…

- Поцелуй меня, - прохрипела я, близкая к чему-то сокрушительному, точно ураган. - Возьми меня, - крепко обняла его за плечи.

Он подчинился, качнул бедрами назад, вперед, даря щемящее всполохами боли удовольствие.

- Люблю тебя. С каждым днем все больше. Ты нужна мне. Ты все для меня.

Слова терзали, кромсали, волновали даже больше, чем его ладонь, возбуждающая, медленно поднимающаяся от живота к шее, больше, чем его губы, щекочущие мой висок.

Я пылала, балансировала на краю чего-то… Чего-то, мешающего дышать или произнести какие-то звуки, благодарить мягким прикосновением. Горьковатый удушающий ком из груди подкатился к горлу, и я вскрикнула: остро-приятное смешалось с необходимостью выплеснуть наружу эту неизведанную муку. Я едва держалась…

- Т-ш-ш, - губы Эдварда отыскали мои, отвлекая, чуть ослабив оковы напряжения. Его толчки набирали мощность, стали резче, грубее.

Я в отчаянии выгнулась, принимая его страсть, вплела пальцы в непослушные волосы, закинула лодыжки на его бедра, усиливая восхитительное чувство наполнения, пульсирующее легким налетом боли. Сдавливающая тяжесть усилилась, становилась сильнее меня.

Мы громко стонали в рты друг друга, наши движения, необузданные, дикие, приобрели синхронную гармоничность, приближая обоих к грани. Необъятный, размалывающий и абсолютно телесный апофеоз любви…

- Белла, - сдавленно прорычал Эдвард, и я поняла: он близко. - Пожалуйста, родная…

Глухая мольба, мой стон, эхо сладостно-отрадного «родная», новое, царапнувшее наслаждением проникновение, невесомые поцелуи в плечо – и я отпустила себя, рванула в высь, туда, к чему-то, пока не пережитому, катастрофичному…

Меня сотрясали накаты чистейшего, вытравливающего реальность экстаза, рвущиеся изнутри громкими всхлипами. Я словно была в мертвой петле всемогущего бесчувствия. Странная влага скопилась в моих глазах, стекала по щекам.

- Белла… Белла, любимая, - будто со стороны услышала голос Эдварда. – Я сделал тебе больно? Скажи…

Он лежал на боку, крепко прижимая меня к своему влажному, теплому телу, обволакивая пряно-мускусным запахом. Я больше не чувствовала его в себе, только саднящую пустоту между ног. Запрокинула голову, заглянула в его обеспокоенное лицо, освещенное раскосыми солнечными лучами:

- Нет, ты сделал все… так замечательно, - прошептала непослушными губами, боясь говорить в полный голос, чтобы не спугнуть то объемное чувство целостности, которое неожиданно завладело мной, мешая пошевелиться, прийти в себя.

Все это благодаря ему, моему любимому, моему ангелу-хранителю.

- Ты плачешь, - он провел пальцем по моей щеке, кажется, собирая с нее влагу.

- Плачу? – шокированная, я дотронулась до лица: глаза и веки были мокрые. - Боже…

- Тише, солнце мое, все в порядке – это главное. И всегда так будет. Я люблю тебя.

В растерянности, беспомощная, потерявшаяся в переизбытке эмоций от его слов, его интонации, ласково-покровительственной, мурлычущей, я прильнула к груди своего парня. Зажмурилась, не желая раскисать, но губы дрожали, и горло сжимал сухой терновый ком готовых вот-вот брызнуть слез. Рука Эдварда, цепляясь, распутывая, гладила мои волосы, и, не удержавшись, я громко всхлипнула.

- Черт бы тебя побрал, Каллен, - просто-напросто уже была не в силах остановить этот всемирный потоп, вдруг прорвавший плотину.

Я ревела, голосила и хваталась за Эдварда, точно маленькая пятилетняя испуганная девчонка. Он был фантастически невозможен со своей неизбывной любовью и пониманием. Он принимал меня целиком, вместе с моими отвратительными слабостями и дурной силой. Он сломал и воскресил меня.

- Позор на мою голову. Но радуйся: ты первый и последний мужчина, который видит меня такой зареванной…

Эдвард, взяв меня за плечи, отстранил от себя, прохладный воздух вдруг защипал мою спину.

- Ты полагаешь, будут другие? – серьезно спросил он, зеленые глаза пронзали, внушали. – Нет, я твой единственный мужчина. И обещаю, что еще не раз заставлю тебя плакать от оргазма.

Я рассмеялась сквозь слезы, вытирая щеки кулаками:

- Ой, заткнись! И если твои карманы не коробка фокусника и у тебя нет еще и носового платка, слезай скорее с моей постели, пока не вымок.

- Пойдем вместе вымокнем в душе, - вкрадчивый шепот и обворожительная смешинка в глазах. Как тут устоять?

…Конечно, тогда я не усомнилась в его обещании. Он был так забавно убедителен в нем. Я даже пронесла этот момент сквозь года, как один из головокружительно счастливых…

Хохоча, перевернувшись на спину, притянув Эдварда к себе за шею, я жарко поцеловала его, своего будущего мужа, отца моих детей…

Он стоил каждого моего нарушенного слова. Каждая минута с ним. Каждая минута доверия и принятия простой как дважды два истины: я принадлежу ему, он принадлежит мне, мы – одно целое. Так было и будет всегда.