Capitolo 13. Часть 2.

Белла уснула в половину одиннадцатого. В своей светло-зеленой пижаме, застегнутой на все пуговицы, свернулась, насколько позволяла поврежденная нога, маленьким клубочком у него под боком. Руками - на удивление холодными - прижалась к бедрам. Вздохнула дважды и уткнулась носом под ребра. Затихла.

За весь этот день у Эдварда не было возможности, пока Белла бодрствовала, изучить присланное на электронную почту письмо от Розмари Робинс. Утренним бульоном дело не кончилось, Иззу нужно было уговорить пообедать и хотя бы отдаленно, хотя бы как-то, но поужинать (пусть ужин и ограничился мятным чаем).

Зато ей определенно стало лучше. Бульон Анты действительно хорош при недомоганиях - он мгновенно ставит на ноги. К тому же, как выяснилось, несколько ласковых слов и совсем каплю прикосновений, и Изза не протестовала, не кричала, не плакала… она успокаивалась, ей становилось легче.

И чем больше сегодня наблюдал за ней в течение дня, проведенного в одной лишь спальне, тем больше Эдвард убеждался, что его план требует корректировки. Она другая, эта девочка. И кое-что другое ей нужно.

Из-за этого он и написал Розмари, понадеявшись, что она, как лицо заинтересованное, сможет ему помочь. Еще вчера. За те самые пятнадцать минут, которые она так не хотела уступать.

Короткое послание - восемь строчек. Но принести обещало столько пользы, облегчить обещало столько вещей, что несомненно того стоило. И ответа, который, благо, теперь пришел, Эдвард ждал с нетерпением. Ему нужно было все хорошенько обдумать к утру и встретить новый день с четким планом действий. Только при таком условии Изабелле можно было по-настоящему помочь.

Планшет, неярким сиянием озаряя комнату и благодаря правильному положению Каллена не светящего в глаза девушке, не будящему ее, загружает новый е-mail. Не торопится, не спешит. Черным по белому выводит текст, который с такой трепетностью этой ночью набирала Роз.

Наконец загрузка заканчивается. Открывает письмо целиком, давая Эдварду возможность прочесть его.

…И чем больше он читает, чем больше вчитывается, тем больше, кажется, становятся его глаза. Эдварду сложно верить в то, что здесь написано, и сложно признавать право на существование такого. Краем глаза он смотрит на мирно спящую Иззу и пытается хоть как-то скомпоновать узнанное в голове. Хоть как-то систематизировать его, рассортировать, чтобы ничего не забыть, не упустить.

Ситуация не просто сложная. Ситуация, как оказалось, критическая.

И страшно запущенная…

Роз пишет:

Здравствуйте, мистер Каллен.

Я много о вас слышала и прежде всего то, что вы человек с большой буквы. Но только теперь я, кажется, понимаю, насколько большой. Ваша вера и забота по отношению к Изабелле лучшее, что могли мы с мистером Своном для нашей девочки пожелать. И не сомневайтесь, что однажды она будет не менее благодарна вам, чем мы все, за то, что вы в такой непростой момент оказались рядом.

Я непременно отвечу на все ваши вопросы и расскажу об Изабелле все, что сама знаю, если это как-то сможет ей помочь.

Единственное, о чем прошу, мистер Каллен: пусть это переписка останется между нами. Сейчас Изза, как вы знаете, не в состоянии понять то, что мы делаем, а потому, если она узнает, о чем я вам рассказала, оборвет со мной все отношения. Мне бы очень этого не хотелось, я люблю ее не меньше, чем любила бы собственную дочь, мы вместе с самого ее детства, и поэтому я очень надеюсь, что ни этого письма, ни последующих она не увидит. Хотя бы в течение этого года, пока пытается обжиться в России. Спасибо.

Вы в первую очередь спрашиваете о «проблеме окон», которая настолько беспокоит Иззу. Интересуетесь причинами, я понимаю, и тем, почему эта фобия до сих пор не проходит.

Видите ли, мистер Каллен, «проблема окон» неотрывно связана с другой проблемой: страхом грозы.

Мать Изабеллы, да будет земля ей пухом, убила молния. Они оказались в грозу посреди долины, рядом с деревьями, и потому не смогли спастись. Это чудо, что осталась жива Изабелла - благо, ей удалось отбежать на достаточное расстояние как от матери, так и от деревьев.

Мы пытались всеми силами ей помочь, но ничего не получалось. Она вживую, она единственная видела тот удар, как часто говорила, «как загорелось небо», и не может это забыть. В детстве у нее очень часто были кошмары, практически каждую ночь. А из-за специфической погоды, как вы знаете, молнии для нас дело обычное… и совсем не редкое.

В десять она настолько испугалась, что очень долго не могла прийти в себя - нам даже пришлось обратиться в больницу. И тогда мистер Свон принял решение переселить ее в комнату, в которой ни молния, ни гром, ни что-либо напоминающее грозу побеспокоить не могли. Она согласилась с радостью. Она сама ее обставила.

…Я не знаю, как описать эту комнату. Я прикреплю фотографию, если вы не против. Думаю, с первого взгляда все поймете.

Эдвард отвлекается от текста сообщения лишь потому, что затерявшееся в голове желание увидеть прикрепленный файл с фотографией бывшей спальни Иззы крепнет настолько, что вытесняет все прочие. Им просто нет места.

Это комната. Это достаточно большая, очень просторная комната на третьем этаже. В этой комнате роскошная широкая кровать, бесконечное количество подушек - и маленьких, и больших, - два толстых одеяла, накрахмаленные темно-бежевые простыни… есть старинный полотняный шкаф - явно из антикварной лавки, - есть компьютерный стол с когда-то стоящим там ноутбуком, есть даже мольберт, хотя не похоже, чтобы им пользовались. Ванная справа, в углу - дверь приоткрыта. И зеркало. Маленькое такое, едва заметное… просто для антуража.

Но важнее не то, что есть в этой спальне, а то, чего в этой спальне нет.

Эдвард дважды оглядывает комнату на двух фотографиях, но оттого картинка не меняется.

Вместо окна - панорамного, как планировалось, если судить по фасаду резиденции, на стене Иззы репродукция картины Сальвадора Дали. Та, с часами. «Утекающее время».

Она огромна, она невозможных масштабов. И точь-в-точь под размер окна. Лучшая из штор. Самый действенный способ не смотреть, что по ту сторону стекла. Ведь стекла-то и нет. Комната без окон. Комната как в обитой войлоком палате. Комната, войдя в которую сразу хочется выйти. Не оглядываясь.

И в этой комнате она жила. Она с десяти лет, как уверят Розмари, жила в этой комнате!

Рука с планшетом безвольно опускается вниз, когда Эдвард опять смотрит на Иззу. На то, как она, по-детски подложив освободившуюся ладонь под щеку, спит. Безмятежно и спокойно. Впервые так спокойно - даже в его квартире в Вегасе так не спала.

Каллен глубоко вздыхает. Каллен, подавляя волну эмоций, взметнувшуюся вверх в груди, прикрывает глаза. Пытается отвлечься. Успокоиться.

Горячность здесь не нужна. Злость здесь не поможет. Только разум спасет. Разум и присутствие.

Изабелла не лжет; единственное, что ей нужно, это не быть в одиночестве. После такой комнаты в этом нет сомнений.

Стиснув зубы, мужчина прокручивает страницу вверх, к письму. Все же намерен дочитать его - вся ночь для обдумываний впереди. Ему все равно не уснуть в чужой постели (какой становится даже собственная, если кто-то оказывается на ее покрывалах), так хоть время напрасно не будет потрачено. С утра, разведав все подробности, он будет знать, что делать. Точно знать.

Роз продолжает:

Следующей темой в вашем письме были цвета. Вы интересовались, какие Изабелле нравятся, какие нет и, если возможно, почему так, а не иначе.

Я уже говорила вам в Штатах, что светлые оттенки, а особенно белый, неприемлемы. И, насколько я могу судить из нашего с ней недавнего разговора, вы прислушались к моему совету. Знайте, шубами и платьями неброских теплых тонов Изза очень довольна.

Она не говорила мне, почему не любит белый. Однако у меня есть собственная теория на этот счет, основанная на личных наблюдениях: мать Изабеллы хоронили в белом платье.

Что касается черного, то этот цвет просто приносит ей спокойствие, как объясняла. Любой темный цвет ее успокаивает, мистер Каллен. В последнее время она делает исключение для синего, не желая признавать его, но об этом я знаю всего несколько недель. Не могу назвать вам причины.

Третьей темой вы выбрали круг общения. И я полностью согласна, что он требует особого внимания, потому что некоторые из этого круга явно не собираются так просто отпускать Иззу от себя.

Белла говорила мне, что в тот вечер, когда случилась авария, вы видели Джаспера. Он - первый из немногочисленного списка, о котором я хочу рассказать. Ему двадцать один год на данный момент, и проживает он за чертой Лас-Вегаса, в пригороде. От города километров пятнадцать, не больше. У него синий «Пежо», если вы помните.

Благодаря Джасперу (мне неизвестно, к сожалению, где они познакомились) Изабелла попробовала наркотики. Они зовут это «П.А.», как мне удалось выяснить. «Пыль Афродиты». Джаспер, видимо, был знаком с поставщиками, и у них была своя отработанная схема, потому что кокаина всегда хватало. Изабелла каждые выходные проводила с Джаспером, в его доме - с согласия мистера Свона, разумеется, - и каждый раз, в понедельник, возвращалась в состоянии опьянения.

Меня она не слушала, сколько я ни пыталась убеждать в глупости и опасности подобного. Мистер Свон не знал всей правды, а потому не копал глубже, но мне кажется, он догадывался… просто до последнего момента, того понедельника с передозировкой, на ней это особенно не сказывалось. Неделю она проводила как обычно, в доме. Ни на что не жаловалась, сидела в комнате. У мистера Свона не было оснований для беспокойств.

Джаспер музыкант. У него свой круг зрителей, и все они каким-то образом состоят в этой кокаиновой сфере, потому что пару раз Изза называла место, где они встречаются, Обителью Солнечного Света. Наутро ей не помнилось это, а я не расспрашивала, но название именно такое. И если там был Джаспер, значит, что наркотики там также были.

Он отчаян в своих намерениях, мистер Каллен. Изабелла для него дорогой приз, к тому же на него денег она никогда не жалела. Он просто так не отпустит ее от себя. Проследите за тем, чтобы у них не было возможности связаться. Я боюсь, как бы Изза не подалась ему… у них определенно было нечто вроде влюбленности. С ее стороны, возможно, даже любви к этому молодому человеку. Естественно, неправильной. Я уверена, что вся любовь кончалась кроватью.

Еще есть Деметрий. Деметрий Рамс, как его зовут, но это не фамилия, прозвище. Я дважды слышала о нем. Он близок к Джасперу, он его второй покровитель. И он так же очень заинтересован в Изабелле - на какие-то цели она исправно отдавала ему свои деньги. Ежемесячно.

Я не удивлюсь, если он уже предпринимал попытку найти ее. Они оба.

Пожалуй, это главное из тех пунктов, что вы выделили, что вам нужно знать. По крайней мере, это все, что знаю я.

Я слышала о действенности «плана метакиниси»*, но рада, что вы все же хотите узнать о ней получше. Изабелла очень благодарна тем, кто замечает важные для нее мелочи.

- Одеяло, - внезапно раздается справа. Тихо, но требовательно.

Эдвард отрывается от голубого экрана, оглянувшись на Иззу. Карие глаза - сонные, что не удивительно - встречаются с его. Сразу же.

- Одеяло, - тихонько повторяет она, поежившись.

И теперь Эдвард понимает, о чем девушка просит.

Ни слова не говоря, он подтягивает сбившиеся края пододеяльника к ее плечам - чуть выше собственной талии, судя по сегодняшней позе «голубки», - и улыбается. Ободряюще.

- Спокойной ночи, - второй раз за последние полтора часа произносит в ответ. Блокирует экран планшета.

Удобно скрутившись под одеялом, Изабелла внимательно оглядывает его снизу вверх.

- Ты читаешь?

- Это неинтересные русские книжки.

- Так уж и неинтересные…

- Это работа, - выдает мужчина, - я мешаю тебе?

Испуганно вздрогнув, девушка уверенно качает головой. Даже больше того - всем своим видом демонстрирует отрицание. Послушно возвращается на прежнее место, но держит Эдвард теперь сильнее. Как будто присваивает себе.

- Значит, я еще немного почитаю и лягу спать, - примирительно сообщает Каллен. Злится на себя, что в который раз напугал ее.

Это письмо обойдется не одной бессонной ночью. У него внутри уже все закипает, в первую же секунду после прочтения.

- Здесь ляжешь? - с надеждой спрашивает Изза. Еще тише прежнего.

- Здесь, - родительским тоном подтверждает Эдвард, - не беспокойся.

С обнадеживающим спокойствием Изабелла вздыхает и легонечко, готовая при надобности отдернуть руку, накрывает пальцами кармашек на его кофте. Тот, что слева. Сама для себя создает гарантии.

Эдвард не противится. Хочет дочитать письмо и не хочет расстроить Беллу. Этой ночью ей точно простительно многое, если не все. После таких-то прогулок…

Он даже дает шанс собственной взыгравшей нежности, пробудившейся после объяснений Розмари, и бережно перебирает ее волосы. Особое внимание уделяет им на затылке. Они гладкие, густые и воздушные, эти волосы. Ровно как и сама их обладательница.

Изза явно разомлевает от тепла, подаренного одеялом, приглушенного света, оставленного, чтобы у кошмаров и шанса не осталось, а также близости своего утешителя. Она негромко бормочет нечто вроде благодарности, но это больше походит на мурлыканье. Ей спокойно и хорошо. И больше Эдварду ничего не надо.

- Тебе правда не все равно? - чуть погодя, когда, как Каллен уже думал, засыпает снова, задает вопрос Белла. Почти беззвучно, чтобы - если что - сделал вид, что не услышал.

- На твой сон? - мужчина кладет планшет на покрывала со своей стороны, отдавая на ближайшие несколько минут все внимание «голубке».

- На меня…

Она так это спрашивает… подозрительно, едва ли не исподлобья, готовая к самому неожиданному ответу. Готовая, если нужно, к отрицанию. Настоящий ребенок. Чистой воды. У него тем же тоном в пять лет интересовалась Каролина.

Ту из ладоней, что прежде была занята, Эдвард укладывает на узкую спину под пижамой. Ласково гладит ее под толстым одеялом.

- Не только мне не все равно, Изза. Все те, кто дорожит тобой, к твоей судьбе далеко не безразличны.

- Только Роз…

- Не только Роз, - Каллен качает головой, не принимая такого ответа.

- И ты…

- И я. И Анта, и Рада, и мистер Свон. Нам всем не все равно.

- Меня вы с Роз устраиваете. Не нужно больше никого, - высказывает Белла. Выдыхает, заморгав чуть чаще.

- Если этого хватает для твоего спокойствия, хорошо, - примирительно замечает Эдвард, - но суть все равно не меняется. Просто знай, что не только мы одни такие.

Закатив глаза, Изабелла нехотя кивает. Затихает, но не так, будто бы готовится заснуть. О чем-то думает.

- Я сегодня не нарушила ни одного правила… - негромко докладывает она. С жаждой подтверждения.

- Я помню, - бархатистым тоном отвечает Каллен.

- И ты… ты мной доволен?

У нее, похоже, достаточно таких вопросов. Она ни в чем не уверена, даже в очевидном, Эдвард видит. И бесследным такое знание не проходит - щемит в груди.

- Изза, я всегда тобой доволен, - твердо произносит он, глядя прямо в блестящие, безропотные, настороженные карие глаза, - это неизменно. И ты ничем не должна такое заслуживать. Не бери в голову ерунды.

Белла медленно кивает. Делает вид, что растерянно и с налетом недоумения, но как только опускает голову ниже, Каллен приметливым взглядом замечает улыбку на ее губах. Нежную, теплую и широкую. Полностью удовлетворенную.

Она им довольна.

- Засыпай, - снисходительно к ее ребячеству советует Эдвард, размеренными движениями приглаживая каштановые кудри, - уже поздно.

И когда уверяется, что Изабелла послушала совета, что действительно заснула, усмехнувшись, возвращается к своему планшету. В письме осталось не больше листа.

Вы спрашивали по поводу предпочтений, мистер Каллен. Я постараюсь обрисовать самые главные, которые она определенно оценит.

Но как только Эдвард, выбрав свою текущую цель, прочитывает короткую строчку о любви Изабеллы к кальмарам, жужжащей вибрацией по дереву тумбочки оживает его мобильный. Громкой вибрацией, достаточной даже чтобы разбудить. И уж точно привлечь внимание неспящих.

Поторопившись, чтобы снова не потревожить Беллу, он как можно скорее берет мобильник в руки. Настораживается, увидев на дисплее узор из маленьких цветочков-смайликов, набранный, согласно гавайской традиции цветов, Каролиной. Она звонит.

Она звонит в полночь?..

- Да?

Каролина, заслышав знакомый голос, сразу же обрушивает все свои эмоции в трубку. Не чурается их:

- Дядя Эд, дядя Эд!.. - задыхаясь, глотая слезы, зовет. Отчаянно, громко. То и дело всхлипывает, крепче цепляясь за корпус телефона руками.

- Да, малыш, я. Я, - уверяет Каллен, аккуратно выпутавшись из рук Иззы. - Подожди секундочку, солнышко. Секундочку.

Сначала садится на постели, слушая ее тотчас прорезавшиеся всхлипы, которые поглотили слова, а потом встает. Пару шагов до двери - и снаружи. Белла даже не морщится.

- Все, я могу говорить, Карли, - мягко сообщает он, - что случилось?

Захлебнувшись в слезах, девочка выдает на одном дыхании:

- Приедь ко мне!

Эдвард теряется. Это совсем не то, что он ожидал услышать. Тем более в таком контексте - со слезами. Малышка может позвонить, чтобы рассказать о своих впечатлениях о прошедшем дне, похвастаться новыми знаниями во французском или просто чтобы поболтать, когда не спится. Дядя не одобряет ее поздних укладываний, знает. Но так же знает, что и он всегда ложится крайне поздно.

- Зайка, в чем дело? Почему ты плачешь? - комок беспокойства, слившись с комком сострадания к малышке, терзает Каллена. Женские слезы - это отвратительно и недопустимо, они не должны плакать. Но слезы Каролины… хуже и придумать нельзя! Тем более у нее нет на то причин. Не должно быть.

- Папа… Голди… - Карли едва ли не воет. - Дядя Эд, приедь ко мне! Ну пожалуйста, пожалуйста, приедь ко мне!

Наверняка жмурится. Жмурится и, как всегда бывает, прикусывает свои распущенные черные волосы, стараясь задушить ими рыдания. Мать ругала ее за громкий плач. Мать ненавидела детские слезы.

- Где они? Папа, Голди?

- Я н-н-не знаю!..

Мать твою.

Эдвард чертыхается - про себя.

- Ты уверена, что их нет дома? - пытается смягчить ситуацию он. Может, ей приснился кошмар? Обычно Эммету требуется пара минут (или же гувернантке, если его нет), чтобы добраться до спальни, а это время девочка считает себя брошенной. И бывает, что она звонит ему, проснувшись. Бывает, что первое, что видит, открыв глаза - телефон. С главным номером в списке контактов.

- Да! Я была внизу и наверху… дядя Эд! - заходится она. Заходится так, что трещит в трубке. И зовет его, постоянно повторяя имя. В ужасе - без сомнений. И тому наверняка есть причины.

Мгновенно забыв и об усталости, и о необходимости поразмыслить о будущем Иззы, Эдвард выстраивает план, как побыстрее добраться до племянницы. Уходит и расслабление, и комфорт.

Что-то случилось, раз он так срочно нужен ей. Иначе не было бы такой истерики.

- Малыш, я приеду. Я через десять минут буду у тебя, хорошо? Не плачь. Ничего не бойся.

Он торопится, немного сбивается. Приглушает голос, заходя в спальню, и забирает со стула возле двери, пристроенного тут так кстати, утреннюю одежду. Джинсы, свитер - не суть. Может, Каролине больно; может, ей опять нужно в больницу? Но где тогда Эммет?! Он не в Нью-Йорке сейчас, это очевидно!

- Дядя Эд… - у Карли садится голос. Она продолжает хрипло звать его, но уже куда тише. Всегда, когда боится, всегда, когда много плачет, садится голос. И долго приходит в норму - даже не через час.

- Я к тебе еду, - спокойно, утешающе повторяет Эдвард, наскоро, прямо в коридоре, переодеваясь. Не удосуживается даже поправить свитер, повернув его ворот как следует. Это выглядит - все его размашистые, резкие движения - довольно комично при таком тоне. В голосе теперь ни спешки, ни волнения. Голос, будто бы он лежит в постели и лениво перебирает ее волосы пальцами. Каролину такое успокаивает.

Эдвард прикрывает трубку, спускаясь по лестнице. Громко зовет:

- Анта!

Женщина, всегда в такое время заканчивающая с уборкой кухни, выглядывает из-за арки. У нее большие удивленные глаза. Она не понимает, в чем дело.

Эдвард кивает на второй этаж, подойдя к ней поближе. Прижимает телефон к груди.

- Побудь с Изабеллой, пока я не вернусь. Прямо сейчас. Если она проснется, успокой ее.

И потом снова возвращается к скулящей по ту сторону трубки Карли:

- Все, солнышко. Все хорошо. Я уже через пару минут буду у тебя.

Анта приглушенно шепчет свое «хорошо», явно за пару секунд напуганная не меньше. Стянув фартук, пальцем указывает Раде, появившейся из столовой, на дверь спальни, а потом спешит по ступеням. Эдвард глазами провожает ее до последней, конечной.

- Скажи Эммету, что я у него. Пусть едет, - отдает напоследок указание второй экономке, не оставляя ее без дела. Предвидит - и не напрасно, - что связаться с братом до приезда в дом не выйдет. Каролина не даст.

И только тогда, когда получает кивок в ответ, быстрым шагом, почти бегом, схватив с вешалки пальто, направляется в гараж.

В салоне, где имеется громкая связь, он переключает мобильник на нее. Выезжает через раздвижные двери, на ходу успокаивая малышку утешительными, ободряющими словами. Пробует рассказать нечто наподобие сказки, и она честно пытается слушать.

Каллен не может взять в толк, что случилось, и не имеет даже минимальных версий. Поэтому он, впервые за долгое время - с того самого аппендицита девочки, - нарушает правила дорожного движения, превышая допустимую скорость. По спящему поселку едет слишком быстро - штраф не малый.

Десять минут кажутся практически вечностью. Каролина плачет в трубку, отказываясь сбрасывать, Эдвард не смеет отключить ее, оставляя за собой право лишь попытаться успокоить, а дорога петляет между полями для гольфа и домами. Издевается.

…В доме Эммета не горит свет. Он темный до того, что запросто теряется на фоне леса.

Подъездная дорожка пуста, машина брата действительно отсутствует. И только плач племянницы теперь менее разборчив, словно бы с помехами. Но ближе.

Эдвард забирает мобильник, нахмурившись. Повторяет имя девочки, проверяя, здесь ли она.

Выходит наружу, на снег, хлопнув дверью. И тут же что-то маленькое, что-то теплое с разбегу прижимается к нему. Врезается в тело. Сдавливает ручонками.

- Дядя Эд…

Каллен нагибается, поспешно забирая малышку на руки. Она в тоненькой ночнушке с черно-белым Снуппи, продумываемой всеми ветрами и любым сквозняком. Она босиком. И она, в таком виде, совершенно не пугаясь сего факта, выбежала на снег. На улицу.

Плачет…

- Ты же замерзнешь, - перехватывая ребенка крепче, Эдвард спешит к дому. Как может кутает девочку в расстегнутое пальто, недовольный тем, что Эммету вздумалось так далеко отодвинуть парковочное место от входа. Карли выросла, и ответ «из-за необходимости обезопасить ее от машин» отпала. Сейчас благодаря такой длине пути она запросто может подхватить воспаление легких. Тем более если учесть, что зима в этом году настоящая - даже снег идет!

- Ты приехал… ты приехал… - хныкает Каролина, уткнувшись носом в ворот его пальто. Крепко цепляется за него пальцами, боится и на сантиметр отпустить от себя.

- Ну конечно же, мое солнышко. Тише. Я здесь.

Входит в дом, распахнув дверь. В темный холодный дом. Страшный, как уверяет Карли. Страшный и безлюдный, с призраками…

Эдвард пробует включить свет, что сразу обещает прогнать большинство страшилок, затаившихся для девочки по углам, но выключатель отзывается лишь пустым щелчком.

Лампы не загораются.

- Не работает, - полушепотом сообщает Каролина, крепче прижавшись к нему. Дрожит - и от холода, и от страха. На ее босых ногах все еще белый снег…

Эдвард замечает это вовремя. И, наплевав на свет, перво-наперво счищает с кожи снежинки. Карли вздрагивает, зажмурившись. Тихонько плачет, без вскриков. Больше на них нет ни сил, ни голоса.

- Что у вас с электричеством? - спрашивает мужчина, спуская ребенка с рук. Хочет укутать в пальто по-настоящему, согреть - никаких иных намерений. Но Каролина, взметнув своими пышными волосами, уверенно тряхнув ими, отказывается слезать. Цепляется за ткань, дерет ее пальчиками… боится оказаться на полу. Одна. Снова.

- Золото, на секундочку, - нежно обещает мужчина, проложив дорожку поцелуев по ее лобику, - тише, любимая.

«Золото» ее подбадривает. Нерешительно кивнув, девочка все же соглашается. Несколько мгновений стоит на полу, послушно ожидая того, что будет дальше. Но перестраховывается, обхватывает дядю за пояс. Так же крепко, как прежде и за плечи.

- Я не знаю, - отвечает на заданный вопрос. Отвлекает себя.

Эдвард скидывает пальто, накрывая им плечи племянницы. Подбадривает ее, легонько похлопав по плечам. Меньше чем через полминуты возвращает к себе на руки, на прежнее место. Дает прижаться к груди.

Она теплая, здесь, рядом. Она, дрожащая, плачем - по-настоящему детским, горестным - просит у него помощи. Она, эта маленькая, самая драгоценная на свете девочка. Золото. Кто же опять ее расстроил?

- Давай поищем Голди вместе? - нежно зовет он, крепко, как любит, обняв обеими руками. - Может, она спит и ничего не слышит?

- Ее сумочки нет… - насупившись, отвечает Каролина. В уставших серых глазах разливается успокоение. С дядей ей не страшно. Под его защитой, на его руках, рядом с ним… ну кто же посмеет ее тронуть? Он никому не даст.

- Сумочки нет, говоришь? - Эдвард хмурится. Останавливается на полпути к лестнице, взглянув на малышку. В темноте ее глаза блестят не меньше, чем слезы, все еще виднеющиеся на коже. Он осторожно стирает их, не давая соленой влаге ни единого шанса.

- Угу.

- Тогда нам стоит согреться, - мужчина поворачивается к камину в гостиной, к двум креслам возле него. Комната особенно темная из-за своей закрытости и обособленности, отчего Карли жмется к нему сильнее. Ее губки опять опасно дрожат.

- Не бойся, - ободряет Эдвард. Еще раз целует ее, на сей раз в щеку.

На каменной полочке камина неизменно свечки. Полочка слишком высока для Карли, но очень удобна для взрослого человека. И на ней, в самом углу, всегда лежит зажигалка. Она и сейчас там - Эдвард нащупывает знакомый пластик пальцами.

Щелчок - и горит огонек. Карли зачарованно смотрит на него, со светлеющим облегченным взглядом встречая, как загораются одна за одной свечки. Их фитильки закручиваются, а потом распрямляются. Горят.

Теперь, когда здесь не так темно, мужчина рискует усадить девочку на кресло. Хотя бы попробовать.

- Я здесь, - наглядно демонстрирует сопротивляющейся племяннице свое присутствие, - видишь? Я зажгу камин и все.

Впервые идея брата вмонтировать сие сооружение в современный дом кажется не лишним. Он не смотрелся здесь, пришлось переделывать весь план. Дизайнер ломал голову три дня и три ночи, прежде чем предоставить проект… это было нервно, затратно и неудобно. Но сейчас Эдвард видит, что оно того стоило. Во всех смыслах.

Тем более это не то древнее извращение, что стояло в их доме в Америке, где любили сидеть с родителями. Не нужно мучиться с розжигом, дровами и бумагой. Эдвард нажимает на кнопку, установленную чуть сбоку и замаскированную под кусочек камня от маленькой Карли, и камин готов к работе. Зажигалку стоит поднести к специальному отверстию внизу и… готово.

Огонек, пробираясь на поленья, разгорается. Завлекает своим танцем, и почти сразу веет теплом.

Каллен возвращается к нетерпеливо ждущей его Каролине, придвигая кресло поближе к огню. Прижимает малышку к себе, усадив на колени. Поправляет пальто, чтобы не замерзла. Гладит по голове. Она такая маленькая в этом пальто, такая хрупкая... черноволосое сероглазое ангельское создание - Рафаэль с таких рисовал свою мадонну...

Эдвард, не отпуская Каролину, пробует дозвониться Эммету. Или Голди. Или Эммету. Уже видел сообщение от Рады, что ей не удалось. Поочередно набирает все номера, но напрасно. И там, и там встречает чудесная фраза мобильного оператора: «Абонент временно недоступен». Как сквозь землю провалились.

- Когда ты проснулась, уже никого не было? - спрашивает Серые Перчатки, всмотревшись в глаза девочки. Медленно согреваясь, она расслабляется. Уже свободнее держит его, уже удобнее сидит в объятьях.

- Да. Я открыла глаза - а здесь темно. И никто не приходит…

- И перед сном тебе никто ничего не сказал? Может, они собирались куда-то.

- Не сказали… папа меня поцеловал на ночь и ушел, а Голди погасила свет, - она тушуется. Она, зажмурившись, жмется к его шее, оставляя там маленький горячий поцелуйчик, - как хорошо, что ты приехал…

- Тебе не грозит ничего страшного здесь, - уверяет Эдвард, - это твой дом, малыш. Разве я не говорил тебе, что Эдди отгоняет монстров?

Она всхлипывает.

- Я помню.

- Ну вот, - мужчина бережно убирает ее сбившиеся мокрые от снега прядки за ухо, - ты же все знаешь.

Малышка неожиданно выгибается, дважды моргнув. Сглатывает остатки своих слез.

- Монстров не только Эдди прогоняет…

- Конечно нет, - Эдвард ласково ей улыбается, - и я прогоню, и папа. Никто не даст тебя в обиду.

Она кивает - быстро-быстро. И так же быстро, все тем же хриплым, тихоньким голосом на одном дыхании спрашивает:

- Дядя Эд, ты меня любишь?

Серо-голубые глазки переливаются, ресницы подрагивают, а губы поджаты. Она знает, какой ответ хочет, но будто бы не верит в него… будто бы сомневается. У вопроса неожиданно сокровенный подтекст.

Эдвард не дает повода в себе усомниться. На лицо не пускает ничего, кроме тепла - как в камине.

- Очень сильно, Каролина, - отвечает он. - Ты же знаешь. Ты же мое золото.

Карли виновато кивает. Опускает голову, носом проведя по его щетине. Потом к ней прижимается.

Решается объяснить мотивы вопроса, на который с самого детства твердо знала ответ.

- Мама говорит, что нет. Что ты меня обманываешь.

Эдвард сочувствующе потирает плечи племянницы. Осторожно гладит указательным пальцем пухлую розовую щечку. Не зацикливается на теме Мадлен, обходя ее стороной. Сейчас это только расстроит Карли.

- Она просто не до конца все знает, - находится он. С терпеливостью, без злости говорит. Все так же мягко, - поэтому, что бы ни говорила она, малыш, и что бы ни говорил кто-то еще… кто угодно, ты должна помнить, что мы с папой любим тебя больше всех на свете.

Каролина теряется, даже краснеет. Пальчиками обвивает дядю за шею.

- Я так и думаю.

- Я даже не сомневаюсь, - отзывается Эдвард. Эхом, едва слышно, - и это правильно.

А потом улыбается ей. Широко, так, как любит. Без стеснения, без ограничений. Своей кривой и ненужной никому, кроме этой малышки, улыбкой.

Слезы Карли высыхают. Здесь, возле камина, здесь, в полутемной гостиной, после кошмара и одинокого пробуждения она, наконец, окончательно успокаивается. Отвечает той же улыбкой. Самой искренней и настоящей.

- Я тебя люблю, дядя Эд, - шепчет, выгнувшись и чмокнув со своей чудесной вернувшейся непосредственностью его в нос, - сильно-сильно-сильно!

А потом зарывается, как в детстве, лицом в его пальто, устраивая голову аккурат под подбородком, и дожидается, пока Эдвард опустит его. Прикрывает глаза - устала, а дядины поглаживания расслабляют лучше всего иного. Как и его присутствие.

…Каролина быстро засыпает. Тихо посапывает, окончательно отпустив себя. Лежит удобно, лежит клубочком и, что самое главное, максимально близко к нему. Чувствует, как и полагается, каждой клеточкой.

Эдвард продолжает свободной от племянницы рукой названивать брату и гувернантке, однако через десять минут признает непродуктивность и бессмысленность таких действий.

Помнит, что дома ждет Изза, что она испугается, если он не вернется. Что разорчаруется, если не исполнит данное обещание - тем более в разрезе письма Роз и их разговора во время его прочтения оно приобретает особую ценность. Чего стоила ее неуверенность и влага в уголках глаз…

Но потом он смотрит на Каролину, на ее спящее, беспечное, уже давно, слава богу, без слез личико и понимает, что оставить малышку здесь не может. Одну - ни в коем случае. Она нуждается в нем ничуть не меньше.

Он думает, глядя на камин, на играющий огонек на поленьях.

Он пробует еще раз позвонить Эммету - контрольный.

А потом находит компромисс. Мерным, спокойным голосом оставляет сообщение брату на автоответчик.

И, осторожно поднимаясь с кресла вместе с Карли, чуть-чуть насупившейся от передвижений, тушит камин со свечами.

Она на грани полусна-полуяви спрашивает, когда он закрывает дверь, в чем дело. И куда они?.. И почему снег?..

А Эдвард так же тихо отвечает, подняв ворот пальто выше и спрятав волосы девочки от ледяных снежинок:

- Все в порядке, малыш. Мы просто едем домой.

___________
*План "метакиниси" - план "отрешения" (греч.)

Жду ваших отзывов! Грядет интересное утро...
- ФОРУМ -

Источник: http://robsten.ru/forum/29-2056-1#1421465