Что мы знаем о бессознательном состоянии?

 Лично я знаю лишь то, что это время, когда наш мозг даёт себе отдых, буквально «вырубаясь». Видимо, шкала предела напряжения моего организма превысила допустимую норму в пару раз, отчего я сумела «вырубиться» прямо во время секса с Калленом. Ну, почти во время. Скорее, незадолго до этого.

Сейчас мне страшно открывать глаза. Да я и не хочу возвращаться по ту сторону человеческого восприятия, которая именуется не иначе как реальность. Мне хорошо здесь. Мне спокойно, уютно, прохладно и приятно. Я плыву по бесконечной реке – тихой, медленной, тягучей, словно мёд. Тёплая вода омывает мои руки и тело, а в меру яркое солнышко освещает всё вокруг.

Рядом нет ничего, кроме нескончаемого лесного покрова. Могучие деревья, освещённые солнцем, и не таящие в себе ничего. Стоят открыто, между ними даже видны просветы. Не то что эти огромные сосны в лесу у особняка – они внушают страх, а эти лишь доверие.

Пока плыву по реке, любуюсь солнышком, будто бы просматриваю сны – четкие, яркие, кажется, даже живые.

Вот среди облаков вижу лицо своего отца, мягко улыбающегося мне. Понимаю, что теперь он здесь, что он живёт здесь, в этой чудной стране грёз. Он счастлив, и я буду счастлива, если попаду сюда. Возможно, именно это место и называют Раем.

– Белла, – зовёт он, и мои губы сами собой растягиваются в улыбке. Ни намёка на слёзы, хотя я и знаю, что он умер. – Дочка!

– Я здесь, – шепчу, всё ещё улыбаясь. – Я люблю тебя, пап!

– Белла, ты нужна Энтони, – отец смотрит на меня с укоризной, и я морщусь от этого взгляда.

– Он в порядке, он спит…

– Девочка моя, прекращай немедленно! Просыпайся! Он ждёт тебя!

 – Энтони? Он спит, папа, – повторяю снова, не понимая, почему отец меня не слышит. А ещё мозг будоражит вопрос: откуда он знает о Тони? Хотя, наверное, он всё видит, он наблюдает за мной, и, скорее всего, именно он нашёл спасение для моего ребёнка, когда направил взор Эдварда на меня в ту ночь.

– Не только Энтони, Белла, тебя ждёт Эдвард Каллен, – отвечая на мои мысли, продолжает папа. Его лицо улыбчивое, но в глазах грусть. Грусть за внука. И за меня. Возможно, он ошибся с выбором помощи для нас?

– Он делает мне больно, – хнычу, словно маленькая девочка, вспоминая жестокость Каллена. – Он не хочет понимать меня, ему плевать на все мои чувства, ему главное то, какая я в постели!

– Ты всё поймёшь, когда придёт время, милая, – отеческая улыбка отца вселяет некоторую уверенность, но я не упускаю шанса продолжить разговор, мне нужно поговорить об Эдварда ещё немного. Возможно, папа знает, что мне уготовано в будущем.

– Как ты нашёл его?

– Я не искал…

– Разве не ты послал его нам на помощь? Мне и Энтони?

– Нет. Я не в состоянии этого сделать, Белла. Он сам захотел помочь тебе.

– Он не может этого захотеть…

– Ты очень мало о нём знаешь, – слегка нахмурившись, отвечает отец. Его глаза сияют каким-то странным свечением, когда он говорит о Каллене. Пытаюсь разгадать смысл его слов, всё ещё не понимая его:

– Ты знаешь о нём больше?

– Я знаю о нём всё!

– Расскажи мне! – отчаянно прошу я, но папа не преклонен.

– Он сам тебе расскажет, крошка.

 – Когда?

 – Когда придёт время, – сказав это, отец снова улыбается мне, посылая воздушный поцелуй и медленно растворяясь среди облаков. – Я люблю тебя и обещаю, что всё будет хорошо!

– Не уходи! – испуганно зову я, видя, что небо снова становится безоблачным. – Не оставляй меня! – протягиваю руки к небу, поднимаясь с поверхности воды, и тут же чувствую, что неумолимо иду на дно. Пытаюсь выплыть, шевеля руками и ногами, но свет солнца меркнет, небо затемняет вода, и когда последние остатки воздуха сгорают в лёгких, я понимаю, что очнулась.

Рассеянно гляжу расплывчатым взглядом на какое-то светлое пятно прямо перед собой. Оно не двигается, а просто стоит на месте. Наверное, это какая-то мебель. Пробую повернуть голову и вмиг ощущаю ту самую слабость,  даже хуже, чем когда я теряла сознание.

В голове по-прежнему звучит голос отца, и среди затуманенного сознания виднеется его улыбка. Он улыбается мне с голубого неба. Не понимаю, что конкретно происходило в дебрях моей «отключки», но осознаю, что сейчас думать об этом не стоит. Лучше хотя бы немного осмотреться.

Первым делом хочу понять, где я. Последнее стопроцентное событие – Каллен целовал меня, когда мои глаза непроизвольно закрылись. Но сейчас я не вижу того красного свечения, что было в той спальне. Следовательно, я в другой комнате. Как я там оказалась – загадка, и разгадывать её буду я, но позже.

Пытаюсь настроить взгляд, словно прицел фотоаппарата. Фокусирую его на том самом белом пятне, которое увидела первым.

Туман в сознании не рассеивается, и поэтому, даже улучшив зрение, долго не могу сообразить, что вижу перед глазами. И тем не менее, в конце концов, мне это удается. Оказывается, примерно в пяти метрах от меня находится окно, занавешенное белыми шторами.

– Очнулась, значит, –  слышу далёкий голос и безуспешно ищу взглядом его обладателя. Баритон до боли знакомый и принадлежать может лишь одному человеку. Его имя Эдвард Каллен.

Только вот сейчас его голос доносится до меня словно через толстый слой ваты. Уши будто  заложило, как при посадке или взлёте самолета.

Внезапно ощущаю чьи-то пальцы на своём лице, обхватывающие нижнюю его часть и поднимающие вверх. Пальцы мужчины сильно давят на кожу, и это потихоньку приближает меня к сознательному состоянию. Взгляд становится ещё более осмысленным, а дымка в голове рассеивается чуть быстрее:

– Что ты творишь, ненормальная?

Эти слова явно адресованы мне, а голос – убийственный, это мягко сказано, полон ненависти. Моргаю около десяти раз, прежде чем вижу очертания лица Эдварда, и выделяющиеся на общем плане зелёные круги, изучающие меня. Вижу мутно, словно через воду, но лучше так, чем никак.

– Язык проглотила? – пальцы сжимают лицо сильнее, а я безуспешно пытаюсь справиться с окаменелым языком и сухостью во рту, чтобы ответить хоть что-нибудь.

За моими жалкими попытками следуют бурные ругательства, после чего силуэт Каллена исчезает на полторы минуты. Его пальцы отпускают мою кожу, и я чувствую ту боль, которую они доставили. Что там отец говорил про него?

Жаль, что не помню, возможно, сейчас бы мне это помогло.

Эдвард возвращается – я снова вижу нечёткие очертания его лица – и его ладонь проскальзывает мне под голову, к шее, отстраняя волосы и грубо поднимая вверх. Не успеваю ничего понять, как пересохшие губы уже упираются в холодную стеклянную поверхность.

 – Забыла, как открывать рот? – с издёвкой спрашивает голос, отчего я боязливо угадываю, что делать и прикасаюсь губами к стеклу. Что-то жидкое и прохладное начинает течь по моей ротовой полости, приближаясь к пищеводу. Едва не давлюсь, прежде чем вспоминаю, как глотать. Это вода. Питьевая и в стакане – утверждать точно не могу, потому что зрительные способности ограничены. Но сухость быстро проходит, и когда стакан исчезает, я около трёх секунд утопаю в приступе кашля, и только потом решаю, что готова произнести хоть какие-то слова.

– Где я? – голос тихий, словно лёгкий весенний ветерок. Сама с трудом слышу его. Лучше уж хриплый, чем такое. Буду надеяться, Эдвард сможет услышать его.

– Где ты ещё можешь быть, как не со мной, – раздражённо проговаривает мужчина, убирая руку из-под моей головы.

Чувствуя под собой подушки, обвожу боковым зрением то, на чём лежу – а я именно лежу, в чём только что убедилась – похоже, это очередная кровать. Большая и просторная.

– Если ты хочешь вывести меня из себя, идёшь верным путём, – тем временем продолжает Каллен, и с каждым новым словом его голос становится грубее и злее. Он выливает на меня свою злость. Не думаю, что должна винить его. В конце концов, «сбежала от красот реальности» именно я, а не он. – Кто позволил тебе терять сознание?

– Прости… – мой шёпот заставляет Эдвард замолчать и вслушаться. Такой ответ его явно не устраивает, но в голове мужчины рождается новая мысль, и последующие слова звучат насмешливо.

– Сколько?

– Что сколько? – хмурюсь, когда выдавливаю это из себя. Разговоры отнимаю слишком много сил. Я проснулась, но почему-то опять хочу спать. Наверное, это слабость никогда не кончится. Откуда она взялась?

– Сколько ты выпила?

– Чего выпила? – я искренне не понимаю о чём речь, а язык снова начинает путаться в словах, в то время как дымка в голове возвращается. Смотрю на очертания лица мужчины, всё ещё моргая, чтобы получить более целостный образ. А может, это к лучшему, что я его не вижу? Наверное, ненависть в его взгляде сделает только хуже для меня.

– Медикаментов. Сколько и каких? – он смеётся надо мной, в то время как я силюсь понять, о чём он говорит. О каких медикаментах идёт речь? Почему я вообще должна была их пить?

– В любом случае, суицид не удался, – рассуждает Каллен, и даже сквозь пелену взгляда я вижу его ухмыляющиеся губы. – Нужно было принять больше.

– Суицид? – от ужаса мой голос становиться ещё тише, чем раньше, а в глазах наверняка сияет испуг. Самоубийство? Он считает, что я хотела убить себя? У него в доме? Зачем мне это?

– Думаешь, меня бы посадили? – он самодовольно хмыкает, обхватывает рукой мой подбородок,  потянув его вверх. – Запомни – моя личность неприкосновенна. Хоть трижды сдохни здесь, но я останусь на свободе.

– Я и не думала… – снова чувствую першение в горле и сухость во рту, но тем не менее пытаюсь договорить до конца. – Я не хотела убивать себя, не хотела…

Каллен замолкает, и я, даже не видя толком его лица, чувствую прожигающий малахитовый взгляд, проникающий в самую душу.

– Тогда что это за представление? – после недолгой паузы вопрошает он. – В жертву захотелось поиграть?

– Я не хотела… – эхом отзываюсь, пытаясь осознать всю суть происходящего. – Прости…

– Прощение вымаливать будешь позже, - неприязненно отмахивается он. Я внутренне содрогаюсь, представляя, КАК буду это делать…

– Я могу сейчас, – храбрюсь, нащупывая молнию своего платья, но тут же понимаю, что его на мне нет. Вместо чёрной материи кожу облегает какая-то мягкая ткань. Довольно удобная. Невольно обращаю свои обонятельные рецепторы на то, в чём одета, и замечаю, что пахнет эта одежда Эдвардом. Его дорогим парфюмом.

– Что это? – пытаюсь лучше разглядеть ткань – по тому, что я вижу, скорее всего, это рубашка. Его рубашка…

Какого чёрта?

– То, что прикрывает твоё тело, – слышу объяснение мужчины, но до конца не осознаю происходящее. Зачем ему надевать на меня свои вещи?

И всё же для размышления нет, и не будет места, пока я не приду в себя.

Поэтому, рассеяно киваю и тянусь к пуговицам, собранным на груди. Прежде, чем успеваю расстегнуть хотя бы одну, мои руки отбрасывают обратно на простыни, и негодующий голос слышится прямо над ухом:

– Я не буду спать с тобой сейчас!

– Я могу, –  повторяю, словно паровозик из сказки, который всё мог. Прекрасно знаю, что в таком состоянии вряд ли смогу быть полноценной любовницей, но выбора не остается – Пожалуйста…

– Я сказал: нет! – грубо рявкает он, и его силуэт снова исчезает из моего поля зрения.

– Почему?

– Ты снова вырубишься раньше, чем разденешься, – грубо отвечает он, пока я тщетно переосмысливаю его слова. Поверхностно вижу в них лишь жестокость, но в то же время в каких-то закоулках души ощущаю слабую заботу. Не то чтобы заботу, скорее, какое-то другое чувство, чем-то схожее с ней. Может быть, отец был прав?

– Мне нужны деньги, –  в голове возникает образ Энтони, но думать о нём сейчас так тяжело, что приходится отогнать подобные воспоминания. Нет, на слёзы я сейчас просто не имею права. Если я расплачусь, то уже никогда не смогу реабилитироваться и прийти в себя по-настоящему.

– Я сказал, что забираю их? – снова насмешка в чудном баритоне, который приближается ко мне. Снова вижу лицо Эдварда – теперь уже чётче. Особо выделяются изумрудные глаза. Они с интересом разглядывают меня.

– Разве ты не аннулируешь счета?

– Нет, –  ответ короткий и быстрый. Прикусываю язык, чувствуя, что сейчас ничего не должна говорить. Он оборвал эту тему. Не знаю, почему он проявляет такое великодушие ко мне – с его стороны подобные шаги вообще роскошь – но мне это нравится. Теперь я хотя бы на полграмма верю в остатки человечности в его естестве.

– Спасибо… – последнее, что шепчу, прежде чем затыкаюсь. Изумрудный взгляд исчезает, и я не могу увидеть то выражение в глазах Каллена, которое появилось после этих моих слов. Не знаю, какое оно, и чему обязано, просто пытаюсь надеяться на лучшее, насколько это возможно, конечно.

– Мой доктор осмотрит тебя через полчаса, – Эдвард находится довольно далеко от кровати, и мне приходится приложить все свои слуховые возможности, чтобы расслышать его. От первой фразы невольно вздрагиваю. Доктор? Он расщедрился на доктора для меня?

«Ты ничего о нём не знаешь!» – сказал во сне отец, и если тогда я не поняла этих слов, то сейчас смысл до меня дошёл. Я действительно ничего не знаю о Каллене, раз он совершает такие поступки по отношению ко мне.

Хотя, возможно, это секундное помутнение его рассудка – он то тиран, то похож на человека. Как тогда, когда я пешком пришла к нему через лес, и застала спящим после выпивки на диване. Тогда он проявил ко мне милосердие, но потом стал таким же как всегда.

Теперь он тоже более или менее добр ко мне. Это совпадение? Или действие наркотических препаратов?

Я ведь до сих пор не знаю, что находилось в той пачке, с белыми таблетками. Скорее всего, кокаин. Но весьма странно так же то, что, если это наркотики, почему он не дал мне их? Я бы наверняка стала раскрепощённее и спокойнее…

Чёрт, у него полно секретов!

Я уже третий день сплю с человеком, о котором не знаю ничего кроме имени, фамилии и номера телефона.

– Ты уверен? – вопрос сам срывается с губ, и это заставляет Каллена засмеяться. Вслушиваюсь в бархатный смех, отмечая всю его красоту. С каких пор я восхищаюсь Эдвардом? Тем более сейчас, когда даже не вижу его и с трудом слышу?

– Ты мне ещё понадобишься, – хмыкает он, и из его голоса исчезает та усмешка. Говорит теперь пресно, не выделяя ничего, словно робот. И в то же время в словах таится какая-то скрытая угроза.

Молчу в ответ, не зная, что следует отвечать на подобное.

Эдвард тоже молчит, но недолго:

– Если снова станет плохо, рядом у кровати телефон, просто сними трубку  и придёт прислуга. Я вернусь вечером.

– Уже утро? – непонимающе спрашиваю, не видя, какой пейзаж за окном.

– День, – безрадостно хмыкает Каллен. – Ты снова заставила меня потерять целую ночь!

– Прости… – снова повторяю я, понимаю, что больше ничего ответить не в силах. Окончательно теряя способность обладать собственным телом, заново соскальзываю в пропасть сна. Он окутывает меня мягкими путами, утягивая за собой.

Прежде чем проваливаюсь в сновидения, успеваю понять одну истину: Эдвард Каллен совсем не тот, кем кажется. Или хочет казаться.

Я узнаю, кто он такой, и что скрывает.

Если, конечно, доживу до того, чтобы это узнать…