От автора:
Думаю нужно сразу уведомить вас, мои уважемые читатели, что в ПЧ попадают только те, кто отписался на форуме. Добро пожаловать на форум фанфика - http://robsten.ru/forum/29-1443-1
Просыпаясь следующим утром, с трудом открываю глаза.
Так хочется понежиться в тёплой постели ещё хотя бы часок. Сегодня я поспала,
наверное, всего часа три. Поздно закончила в баре, да ещё и этот странный
посетитель Каллен со своими предложениями. До сих пор от его
взгляда у меня трясутся поджилки.
Лениво смотрю в окно. Вижу дождевые капли, медленно
стекающие по стеклу. Погода – лучше не придумаешь. Видимо, сегодняшний день
будет хуже предыдущих.
Наполняя сознание мыслями о сыне, невероятным
усилием воли заставляю себя подняться и, пошатываясь, дойти до ванной. Смотрю
на своё уставшее лицо в зеркало, подмечая, что от вчерашнего макияжа ещё видны
не до конца смытые тени. Похоже, я настолько устала, что просто не удосужилась,
как следует умыться.
Брызгаю холодной водой на лицо. Помогает. Я начинаю
просыпаться.
Вытираю лицо махровым полотенцем, чищу зубы. Из
одежды выбираю то, что первое попадается под руку. Этим оказываются синие
джинсы и чёрная водолазка. Самое то, при такой погоде.
Гоняя кукурузные хлопья по тарелке, все ещё ощущая
себя слишком слабой, для того что бы возиться с полноценным завтраком,
задумчиво поглядываю на стрелки часов. Они ползут медленно. Стрелка то и дело
тормозит на очередной цифре. Видимо, сегодня не мой день.
Больница открывается для посещений в девять, но я
стою у дверей палаты Энтони только в половину. Неловко рассматриваю деревянную
поверхность, а затем беру дверь за ручку и открываю.
От скрипа петель невысокая рыженькая медсестра,
спящая в кресле, открывает глаза. Её взгляд затуманен, а лицо почти такое же
уставшее, как и у меня.
Я сильно удивлена её приходу. Будь я немного в
лучшем состоянии, чуть более отдохнувшая, сразу бы поняла, в чём дело. Но
теперь, когда моё сознание заторможено, до него не сразу доходит происходящее.
– Кто вы? –
едва шевеля языком, спрашиваю её.
– Виктория
Нерроу.
– Что вы
здесь делаете? – теперь мой голос слегка раздражён, потому что я смотрю на
медсестру, вместо того чтобы смотреть на своего мальчика.
– Ночью у
Энтони поднялась температура, и меня попросили…
Мою усталость снимает так быстро, что на миг я даже
забываю, что почти не спала сегодня. Глаза расширяются от ужаса, а на губах
застывает немой крик. Резким движением, опуская сумку с деньгами и телефоном на
небольшое кресло у дальней стены, кидаюсь
к ребёнку. Одновременно садясь на кушетку, прикладываю свою ладонь к его
лобику. Кожа под рукой отдает едва слышным теплом. Ощутимой температуры нет.
– Что с ним?
– обращая взгляд на Викторию, как-то неумело сжавшуюся у двери, спрашиваю я.
– Ничего
слишком серьёзного. Вирусная инфекция. Видимо, он простыл.
– Он же
поправится, правда?
– Конечно.
Это просто простуда, – она пожимает плечами и ищет повод, чтобы уйти из палаты.
Наверное, я похожа на сумасшедшую. Но я – мать. Я – мать, ребёнок которой
сейчас находится на грани между жизнью и смертью. И это «плёвое» заболевание
сейчас совсем не на руку ни мне, ни Тони.
– Когда
сбили жар?
– Ближе к
восьми, – сообщает девушка, отводя от меня взгляд. – Температура поднялась
около трёх ночи.
– Господи, –
тихо шепчу я, наклоняясь ко лбу сына, и запечатлев на нём поцелуй, поглаживаю
светлые волосы. Сиреневые веки спящего малыша медленно приоткрываются,
произнося одно единственное слово, которое заставляет меня ощутить в себе
водоворот чувств:
– Мамочка?
– Мама тут,
Энтони, тут, – выдавливая улыбку, проговариваю я, продолжая целовать его лицо и
гладить по кудрям. – Мамочка с тобой, малыш.
– Не уходи, –
просит он и обхватывает мою руку своими ладошками.
– Не уйду, –
не подумав, быстро обещаю я, целуя теперь и его руки.
– Позовёте,
если что-то будет не так! – подаёт голос медсестра, видя, что теперь
действительно лишняя здесь. Не говоря ни слова и не спуская глаз с ребёнка,
быстро киваю. Дверь негромко хлопает.
– Без тебя
мне плохо, – обиженно говорит Тони, сжимая и разжимая свои пальцы вокруг моих
рук.
– Мне без тебя
тоже очень плохо, солнышко, – заглядываю в самые дорогие на свете голубые
глаза, подмечая сонливость и усталость, скопившуюся в них. Мой ребёнок. Мой
маленький ангел. Я должна тебя охранять, я должна тебя оберегать, но что я
могу? Уходя, чтобы сделать лучше, я могу пропустить нечто настолько важное, что
способно отнять у меня тебя! И как же мне разорваться между всем этим? Как
вытерпеть, как выжить?
– У тебя
что-нибудь болит? – озабоченно спрашиваю, нежно проводя свободной рукой по его
щёчкам, и не теряя зрительного контакта.
– Головка, –
не задумываясь, отвечает он, грустно смотря на меня растерянным взглядом.
– Ничего,
малыш, ничего. Всё пройдёт, – наклоняюсь к его макушке и целуя её, разглаживаю нежную кожу под белокурыми
кудрями.
– Где ты
была?
– На работе, –
отвечаю осторожно, но не задумываясь. Слова слишком быстро слетают с языка. И
когда я научусь его контролировать?
– И ты
пойдёшь на неё сегодня?
– Нет,
зайчик, сегодня буду с тобой.
– Всю ночь?
Весь день? – в глазах Тони такое неподдельное счастье, что мне становится до
боли горестно за него. Он растёт один. Я прихожу и ухожу. Его жизнь – череда
болезненных уколов, процедур, операций… Всё это он переживает внутри себя. Я
всегда рядом во время наиболее сложных и болезненных процедур, но он прячется
даже от меня. Видит, как горько мне, когда он показывает свою боль, и поэтому
старается этого не делать. Он уже заботится обо мне. В то время как я пытаюсь
хоть как-то добиться для него лучшей жизни. Работаю без перерыва, не сплю
ночами, ем на завтрак кукурузные хлопья, и ни свет ни заря несусь в больницу.
Он мой мир, центр моего мироздания. Каждый раз, заглядывая в эти голубые глаза,
я представляю, как послушавшись своего парня, пошла на аборт и лишилась бы
этого чуда. Нет, никогда бы не пошла. Жизнь ребёнка не стоит никаких денег.
Если такое счастье уготовано судьбой, его нужно принимать, как бы ни было
сложно. И я приняла. Он – неотъемлемая часть моего жалкого мирка. То, ради чего
я живу и дышу.
– Да, малыш,
всю ночь и весь день, – мягко повторяю я, пряча боль за вымученной улыбкой. Он
же искренне улыбается, показывая ряд идеально белых молочных зубов. Помнится,
такой же улыбкой улыбался мой отец. Милой, добродушной и естественной. Он был
счастлив, видя, что счастлива я. И сейчас я понимаю, почему так происходило –
он любил меня больше жизни. Любил любовью, которой любят своих детей и только.
Став матерью, я испытала это в полной мере. Сейчас я знаю, что есть жизнь,
которая намного дороже моей. Жизнь, которую
я поклялась сохранить. И я это сделаю.
– Я принесла
тебе сказки, Тони, – отпускаю его руки и тянусь к сумке, стоящей на софе,
достаю оттуда небольшой томик с красочными иллюстрациями.
– Здорово! Ты
прочитаешь мне что-нибудь?
– Всё, что
захочешь, – улыбаясь, нежно треплю его
по волосам, пытаясь, наконец, отойти от испуга, который в меня вселила
Виктория. Позже нужно будет поговорить с доктором Маслоу. – Выбирай!
– «Принцесса
на горошине», – мигом изрекает он, и я слегка удивляюсь такому выбору. Впрочем,
сейчас у меня нет ни сил, ни желания оспаривать его решения. Если он хочет – я
прочитаю. Всё, что угодно. Могу даже выучить наизусть и читать со сцены под
бурные публичные овации. Все его желания, такие непосредственные и маленькие, которые
присутствуют у каждого ребенка, я исполню.
Тони не похож на других детей. Он никогда не просит
то, что я не могу ему дать. Ему нравятся шоколадные конфеты, но из-за проблем
со здоровьем, нам пришлось от них отказаться. Он не плакал, когда я всё ему
объяснила. Не кричал мне вслед, что я плохая и не люблю его, нет. Он наоборот
пожалел меня, потому что я тоже любила шоколад, но никогда бы ни ела его на
глазах у ребёнка, раз ему нельзя.
Энтони гораздо больше нравились книжки со сказками,
чем машинки и прочие игрушки. Я приносила ему игрушки несколько раз в месяц, и
он говорил «спасибо» и даже играл с ними. Но
ничто не радовало его больше, чем книжки. Рассматривая картинки и слушая
мое чтение, Тони начинал фантазировать и мечтать, отвлекаясь от преследующей
его боли и реальности. Это прекрасно – уметь отключаться от действительности.
Пребывать в спокойствии в любой ситуации, даже самой экстремальной. Это то,
чему взрослые должны учиться у детей: не зацикливаться на проблемах.
И я стремлюсь. По крайней мере, пытаюсь.
Меня, как и любую женщину, мучает вопрос: « Хорошая
ли я мать?». Конечно, я часто убеждаю себя в утвердительном ответе, да и Тони
своими постоянными фразами-признаниями: «Я люблю тебя, мамочка», «Я скучаю по
тебе, мам», говорит тоже самое, но сомнения остаются. Например, тогда, когда я
вынуждена уходить от него вечером, направляясь в бар. Ненавижу вечер. Вечером я
разлучаюсь со своим ангелом до самого утра. Это мучительно долго.
– «В одном
далёком замке…» – я начинаю читать сказку, и во время произнесения некоторых
слов смотрю на сына. Он улыбается, мечтательно прикрыв веки, и слушает меня. От
его вида меня саму тянет на улыбку. Некое её подобие всё же проскальзывает на
губах.
Читаю медленно, чтобы он успел вдуматься, придумать
себе картинку, нарисовать её в сознании. Иногда он прерывает меня, описывая мне
то, что придумал, и я с радостью дополняю это изображение.
Я дохожу до того момента, когда королева
расспрашивает принцессу о том, как ей спалось, но тут внезапно дверь палаты
приоткрывается, и в дверном проёме появляется фигура доктора Маслоу. Он
ободряюще улыбается ребёнку, а потом кивает на коридор мне.
Взволнованно откладываю книжку, быстро киваю, а
затем, поворачиваясь к сыну, в глазах которого уже серебрятся слёзы, ласково
произношу:
– Я на пару минут,
солнышко. Когда вернусь, расскажешь мне, что
придумал, ладно?
– Ладно… –
опуская взгляд, соглашается он и тихо всхлипывает.
С трудом заставляя себя оторваться от кровати
Энтони, выхожу к Джеймсу, скрещиваю руки на груди.
– У вашего
сына сегодня был жар… – начинает доктор, перелистывая какие-то папки, которые
держит в руках.
– Знаю, –
обрываю я его речь, вставляя свою лепту. – Почему мне не позвонили, я бы
приехала?
– В этом не
было необходимости, – хмыкнув, произносит доктор. – С ребёнком всё нормально.
Сейчас.
– Тогда в чём
же дело?
– Я позвал
вас, потому что только что получил ответ от немецкой клиники. Деньги им нужны
послезавтра. Полная сумма.
– Но операция
же в июле! – почти отчаянно вскрикиваю я, понимая, что ста тысяч долларов на
руках у меня нет. Да и не будет. Максимум сорок.
– Уже
нет, – качает головой Джеймс, достав из
папки бумагу, протягивает мне. – Вам найден
донор. Трёхлетний Рассел Кроули находится в коме после автокатастрофы, в
которую попала его семья. На выздоровление мальчика уже нет никаких шансов, и
через две недели ему отключат аппарат искусственной вентиляции лёгких. Его
сердце полностью здорово и не пострадало. Оно и станет новым сердечком вашего
сына.
– Подождите,
Джеймс, – хватаясь за голову и пытаясь как-то справиться со всеми навалившимися
сразу проблемами. – Но ведь должен быть выход! Можно же подождать хотя бы
месяц…
– Времени
нет. Выхода тоже. Рассел умрёт в ближайший вторник. Если к тому времени вы не
прилетите в клинику, сердце отдадут следующему в очереди.
– Нет, нет,
нет! – впиваясь пальцами в волосы, шепчу я, усиленно отгоняя неожиданную слабость,
проступившую во всём теле. – Пожалуйста, доктор Маслоу, сделайте что-нибудь!
– Я и так
делаю, мисс Мейсен. Оформляю бумаги вашего сына и веду его лечение. Ребёнок
будет прооперирован, если всё сделать вовремя. Ваше время – два дня.
– На какой
счёт должна быть перечислена сумма? – голос сел, да и вспыхнувшее в голове
волнение мешает нормально соображать. Там, за дверью, мой ребёнок. Мой мальчик.
Мой сын, который нуждается в новом сердце. Как же мне его спасти…?
– Номер
счёта, – протягивая мне очередную бумажку, проговаривает Маслоу. – Не забудьте
также оплатить услуги нашей клиники, мисс Мейсен.
Сдавленно киваю, и доктор, захлопывая папку, уходит.
Я остаюсь в коридоре одна. Стою, не в силах шевельнуться. Не могу вернуться в
палату к сыну сейчас. Я напугаю его до смерти.
Силюсь взять себя в руки и пытаюсь засунуть бумажку
с номером счета немецкой клиники в карман, но внезапно пальцы натыкаются на
скомканную визитку. Визитку Каллена.
Я уже о ней и забыла, наверное.
Внимательно пробегаюсь взглядом по цифрам,
написанным на бумаге, и перевожу дыхание. Острые края, будто режут душу. Вспоминаю убийственный изумрудный
взгляд и ангельские черты лица. Вспоминаю его слова о деньгах: «Я буду платить
тебя по двадцать тысяч в неделю». В неделю. Двадцать тысяч долларов. А если
попросить деньги вперёд? Не думаю, что он откажется. Только вот я связываю
себя, бог знает, какими оковами…
Откидываю мысли о себе подальше: как-нибудь переживу. Знаю, что ради Энтони должна это сделать.
Должна принять предложение этого человека, которого только вчера встретила,
каким бы оно ни было.
А какие у меня варианты?
Смерть сына я не переживу, да и случиться ей не
позволю. Взвешивать все «за» и «против» просто нет времени. Сейчас оно снова
утекает сквозь пальцы. Снова бежит, не оглядываясь. Для меня оно то замирает,
то несётся вскачь, и я не вижу той грани между двумя этими крайностями. Как же
страшно принимать решение, относительно новой страницы своей биографии.
Воспалённое от усталости и переживаний сознание не
способно подобрать ни одного варианта будущей «работы» с этим человеком. Грабёж, убийство – всё, что приходит на ум.
Пытаюсь не акцентировать на этом внимание, но пальцы предательски дрожат, пока
я набираю заветный номер на клавишах мобильника.
– Да! –
слышится на том конце телефона. Раздражённое «Да», подтверждающее всю нелепость
моего положения. Впрочем, выбора у меня нет.
– Эдвард? –
решаю всё-таки уточнить, прежде чем говорить о главном.
– Кто это? –
снова ответ вопросом на вопрос. Видимо, это его характерная черта. Что же,
придётся смириться.
– Белла
Мейсен, – произнося своё имя, делаю акцент на имени. – Из бара «Престижная
жизнь».
– А,
официантка, – вспоминая, говорит он. – Могу предположить, что ты обдумала всё
насчёт работы у меня?
Почему мне так не нравится тот тон, которым он
произнёс слово «работа»? Может, мои опасения не напрасны? Может, ему нужен
личный киллер? Что ж, тогда меня застрелят первой. Я совершенно не умею
обращаться с оружием. Никогда не брала его в руки, да и, в общем-то, не
собиралась. Видимо, у судьбы на меня свои планы. Вопрос только в том, на кого я
оставлю сына?
Ответ приходит также быстро, как и данные
мысли: я всё выдержу, я продержусь.
Продержусь и буду рядом до тех пор, пока он не научиться жить без меня. Мне
хватит сил, я уверена.
– Где я могу
тебя найти?
– Я сам тебя
найду, – в его голосе слышна насмешка. – Но только завтра. Сегодня я занят, –
он произносит последнее словно с явным намерением поиздеваться надо мной. Его
тон пародирует мой вчерашний отказ.
– Завтра уже
поздно, – глядя на номер счёта, сообщаю я. – Только сегодня. Иначе нельзя.
– Ты будешь
ставить мне условия? Я же сказал, я занят! – гневно произносит он, и я,
находясь в стольких километрах от него, чувствую на себе злобный зелёный
взгляд.
– Где мы
встретимся СЕГОДНЯ? – делаю ударение на последнем слове. Пытаюсь расставить все
точки над «i». В конце концов, это я
мучаюсь от неизвестности.
– Упрямая,
значит? – усмехается он, и гнев пропадает из его голоса. – Мне это нравится.
Хорошо. Будь по-твоему. Сегодня в десять я буду ждать тебя у чёрного входа в
бар. Там же, где и вчера.
– Я
буду, – обещаю с таким рвением и волнением,
что, наверное, слегка шокирую его.
– И ещё
кое-что, – бросает Каллен, прежде чем я нажимаю «отбой» собственного
звонка.
– Что? – чего
ещё он может от меня хотеть?
– Не смей
опаздывать, Белла! – после этой фразы звонок обрывается, и я посреди больничного
коридора слышу в мобильном утихающие телефонные гудки.
Источник: http://robsten.ru/forum/29-1443-1