– Тебя ранили? – мой голос срывается на визг, пока глаза, нещадно теребя сознание, рассматривают кровь на его одежде.
– Причин для беспокойства нет, – сухо замечает он, наблюдая за мной, словно удав за кроликом. – Тебе было необязательно это знать.
– Долго собирался скрывать? – перевожу на него ошарашенный взгляд, до конца не веря в происходящее.
– Пока есть возможность.
Хочу разозлиться на него, но не могу. Вместо этого хочется лишь посочувствовать ему и сказать, как я его люблю.
– Очень больно? – мой тон разом меняется. Будто пультом щёлкнули. В его глазах опять непонимание, опять настороженность. Чёрт, какой подонок сделал с ним это? Заставил так сильно бояться людей, пытающихся помочь ему? Бояться меня?
Если встречу, убью его!
– Нет, – изумруды пронзают меня насквозь, будто гипнотизируя, чтобы внушить правдивость своих слов.
– Тогда покажи.
– Нет.
– Почему нет?
– Тебе это ни к чему, – отмахивается он.
– Доверься мне, – прошу почти умоляюще. И дело не столько в ране сейчас, сколько в стремлении стать к нему ближе. Разрушить ещё одну стену на пути к его сердцу. Я уверена, в душе он самый прекрасный на свете человек. Мой любимый человек, ради которого я готова пойти и в огонь, и в воду, но бьюсь, словно рыба об лёд, пока он страдает от внутреннего одиночества.
– Не начинай, – стонет он и отстраняет меня от своего тела.
– Подожди! – пытаюсь схватить его за руку, но он слишком быстро поднимается.
– Дай мне десять минут, ладно? – тяжело вздыхая, просит он, прикладывая руку к ноге.
Скрипя зубами, зажмуриваюсь, шумно выдыхаю и киваю.
– Хорошо.
– Спасибо, – шепчет он и скрывается за дверью.
Сажусь на кровати, подминая под себя простыни, и опускаю голову на руки.
Чёрт, чёрт, чёрт!
Мне до ужаса жалко Эдварда, когда он прячется.
Если другие скрывают свои ранения и проблемы от любимых, чтобы не беспокоить их зря и не волновать, то у Эдварда не только лишь эта причина. Он просто напуган. Напуган до безумия, и я видела это каждый раз в его глазах после пробуждения от кошмара.
Чем? Почему? Кто?
Кого он, надрываясь, просит не делать что-то?
Мои пальцы впиваются в волосы, грозясь выдернуть их из кожи головы. Я тяну за них всё сильнее, чтобы заглушить другие чувства.
Самоистязание помогает, и я забываюсь. Когда дохожу до максимального болевого порога, мои пальцы останавливают другие. Длинные и осторожные.
– Что ты делаешь? – неодобрительно спрашивает он, садясь обратно на кровать.
– Экспериментирую, – убираю руки, и голова начинает болеть.
– С чем? С болью?
– Возможно. Это помогает.
– Из-за меня? – он зарывается носом мне в волосы и нежно целует их.
– С чего ты взял? – утыкаюсь щекой ему в шею, наслаждаясь божественным ароматом.
– Иногда у тебя всё на лбу написано, – хмыкает он, но потом тут же серьёзнеет. – Так что?
– Это помогает не думать слишком много. Сейчас о тебе, вчера об Энтони, раньше – о Джейкобе.
– Он тебя больше не беспокоил?
- Нет, - это заставляет улыбку появиться на моем лице, и я оборачиваюсь к мужчине.
– Что? – он смущается от моего взгляда.
– Ты замечательный, – повторяю прописную истину, которую уже говорила ему раньше. Хочу, чтобы он знал это всегда. Даже когда меня нет рядом.
– Давай забудем обо всём на эти три дня? – предлагает он, снова ловко маневрируя от одной темы к другой. – Только ты и я. В Испании. Как тебе?
– Заманчиво, – мурлычу в ответ, но вспоминаю о его ранении, и улыбка сходит с лица.
– Теперь что? – досконально изучая меня, интересуется он.
– Я за тебя боюсь.
– В смысле?
– Тебя ранили, а ты не сказал мне. Если с тобой что-то серьёзнее произойдёт, я тоже не узнаю?
– Белла, – Эдвард устало вздыхает. – Это просто царапина. Самый малый вред, который мог нанести Аро.
– Это сделал он?
– Не лично, – Каллен пожимает плечами.
– Когда ты поймёшь, что я беспокоюсь за тебя не потому, что мне что-то от тебя нужно? Если я спрашиваю о твоей ране, то только из-за того, что боюсь тебя потерять! – говорю красноречиво, подбирая слова и так надеясь, что он поймёт. Моя главная цель за то время, что мы будем наедине, показать ему, что всё будет в порядке, и я ни за что не обижу его. Даже мысли такой не допущу…
– Это мои проблемы, Белла. Дело не в тебе, – с горечью говорит он. – Я неоднократно говорил, что ты, словно ангел. Чистая, невинная, храбрая, красивая…
– Причём здесь я?
– Притом, что я тебя не достоин, – признаётся он, опуская голову. Моё сердце, кажется, пропускает пару ударов. Молчание затягивается на три секунды.
– А кого достоин? – тихо интересуюсь я, пытаясь переварить услышанное.
– Никого, – быстро сообщает он.
«Вот до чего договорились, Белла»,– грозится пальцем моё подсознание, заставляя принять решительные действия.
Беру его лицо в ладони, поднимаясь на колени, чтобы оказаться с ним на одном уровне.
– Посмотри на меня, – требуя я, видя его опущенный взгляд. – Ну же, Эдвард, посмотри, пожалуйста. Вот так, хорошо, – улыбаюсь, дождавшись этого и начиная поглаживать его скулы.– Ты считаешь, что я идеальна, но это лишь образ. Я много чего вытворяла раньше.
– Ты не делала того, что делал я, – произносит он с прежней горечью.
– Верно. Не делала. Но мы все не идеальны, у каждого есть свои скелеты в шкафу, свои грехи. Мир, в котором мы живём, тоже не идеален. Ничто не идеально!
– Что за философские разговоры? – снова отводя взгляд, хмурится он.
– Я говорю это, потому что ты должен верить в себя так же, как это делаю я. Ну, посмотри, что в тебе не так?
– Всё, – на секунду меня пронизывает чувство, что я разговариваю с пятнадцатилетним подростком. Может быть, так и есть и в психологическом плане Каллен всё ещё ребёнок?
– Ответ неверный, – качаю головой.
– Красота – это проклятье, Белла.
– Я не про красоту. Ты очень красивый, но дело не в этом, – понимаю, что сейчас введу его в заблуждение и пытаюсь справиться с ситуацией. – Гораздо важнее, какой ты внутри.
– Хуже некуда…
– А вот и нет. Ты добрый, потому что тебе не наплевать на других людей. Ты занимаешься благотворительностью, и тебя интересуют возникающие у меня проблемы.
– Только твои.
– И что? Это всё равно подтверждение твоей доброты, – мягко говорю я. – А ещё заботливый. Очень заботливый. Даже мой отец так хорошо не заботился обо мне, как это делаешь ты!
Его взгляд немного светлеет и, замечая сдвиг, продолжаю в том же духе:
– А нежность? Знаешь, какой ты нежный? Никому не удавалось так нежно любить меня ночами. И не только ночами…Днями, неделями. Это неоценимо, Эдвард.
– Правда? – прерывая, спрашивает он. Его глаза светятся каким-то чудным сиянием. Поблескивающие изумруды – незабываемое зрелище.
– Конечно! – убедительно отвечаю ему, чувствуя, как важно для него всё время слышать подтверждение. От меня.
– Эдвард, я хочу, чтобы ты знал, – подбираюсь к нему чуть ближе, по-прежнему удерживая зрительный контакт.– Это не намёк и не просьба, но ты можешь рассказать мне всё в любое время. Что тебя тревожит, что тебе нравится и не нравится, я всегда готова выслушать тебя.
– Ты хочешь знать что-то ещё, – делает он вывод из моих слов и складывает руки поверх моих, убирая их с лица, нежно сжимает. – Что именно?
– Я хочу, чтобы ты был уверен, что я никуда не денусь, что бы не узнала. О тебе, о твоём прошлом или о каких-нибудь проблемах.
– Легко сказать…
– Это всё правда, – делаю глубокий вдох, чтобы продолжить. – Когда ночью ты просыпаешься, просишь меня не бросать тебя.
Его губы сжимаются в тонкую полоску, а взгляд темнеет. Впрочем, я отлично знаю, что это его попытка отгородиться от боли.
– …И я не брошу. Никогда не брошу. Я постоянно тебе это говорю, – выдавливаю улыбку и сильно волнуюсь, говоря эти слова. Его взгляд всё ещё направлен на меня, он слышит каждое слово и делает вывод. Какой?
Только бы верный!
– Ты первая, кто видит меня таким ночью, – почти шёпотом сообщает он, переводя взгляд на наши сплетённые руки. – Только с тобой я не пью этих таблеток. Впервые за столько…лет.
– Всё так плохо? – сочувственно пожимаю его ладонь, отчаянно желая забрать хотя бы каплю его боли себе. Ненавижу тех, кто заставляет страдать его.
– Очень плохо… – нехотя признается он.
Вспоминаю его слова однажды: «Кошмары – это просто игра воображения. Гораздо хуже, когда в них воплощаются воспоминания».
– Это случалось на самом деле? Или это просто сны? – решаю узнать прямо сейчас, не изводя себя догадками.
– Да, случалось! – резко отвечает он, и его дыхание сбивается.
– В детстве?
– Да!
Его голос меняется, а руки начинают причинять мне терпимую боль.
– Эдвард, всё хорошо, – пытаюсь совладать с собой и не обращать внимание на дискомфорт. Если ему нужно, я потерплю, но, похоже, моё терпение многого не даст сейчас.
– Знаешь, что хуже всего? – дрожащим голосом продолжает Каллен. – То, что ОН это сделал. Никто иной, а именно ОН.
– Ну, всё-всё, – приподнимаюсь и целую его в уголок рта, а затем прижимаюсь щекой. Мои руки всё ещё в его заточении и это не позволяет мне обнять Эдварда.
– Мой отец был отвратительным человеком. Ужасным. И я не лучше. – Отец? Так в его сне замешан отец? В тех событиях, которые тревожат его, вина этого человека?
– Глупости, – шепчу я, откидывая другие мысли подальше. Сейчас моя главная задача убедить его в собственной правоте.
– Нет, не глупости!
Его сила увеличивается и мне думается, что мои кости скоро начнут трещать.
–Эдвард, давай чуть аккуратнее, – прошу я, стараясь, чтобы голос звучал беззаботно.
Он непонимающе смотрит на меня полминуты, пока в глазах утихает ненавистный мне огонёк. А затем он переводит взгляд на свои руки, и будто обжегшись, освобождает мои.
– Прости, – похоже, это всё, что он может сказать. Что же, большего мне и не надо.
– Всё нормально, – прячу ладони у него за спиной, крепко обнимая. – Со мной тебе нечего бояться.
– А тебе есть чего.
– Послушай, я не знаю, что сделал твой отец, но отлично знаю, что ты не такой. Мой Эдвард не такой, – улыбаюсь, вселяя в него уверенность.
– Твой? – его бровь изгибается, и я опускаю взгляд. Мои щёки заливает румянец.
– Если тебе не нравится…
– Нет, мне нравится. Просто, никто не называл меня своим, – с какой-то странной детской радостью, произносит он. – Надо же!
– Мой, – убеждённо повторяю я, чтобы сделать ему приятно. – Мой Эдвард Каллен.
– Ты волшебница, – его руки снова опутывают меня объятьями, позволяя прижаться к груди.
– Твоя волшебница, – посмеиваюсь я, целуя место, где бьётся его сердце.
– Я жуткий собственник, – шутливо рычит он, делая вид, что предупреждает меня.
– Как-нибудь справлюсь, – подыгрываю ему, чувствуя, что серьёзный разговор закончен. Что же, наверное, это к лучшему.
– По-прежнему голодная? – прокладывая дорожку поцелуев от моей шеи и уху, интересуется мужчина.
– Да, – обхватываю руками его шею, замирая в страстном поцелуе. – Очень голодная.
– Это мы сейчас исправим, – усмехается он и опрокидывает меня на кровать, нависая сверху. Он словно скала – надёжный, манящий и безопасный. Мой Эдвард.
Желание получить его нарастает, но я вовремя вспоминаю о возможных неудобствах – для него, разумеется.
– А как же твоя рана? – озабоченно спрашиваю я, переводя взгляд на его бёдра.
– С ней всё в порядке, – выдыхает он, старательно держась на руках, чтобы ни придавить меня.
– Она не станет кровоточить?
– Не думаю.
– Хорошо, – набираю в грудь больше воздуха, предвидя сладостные мгновения с Эдвардом. – Только пообещай, что, если станет больно, ты скажешь мне.
Секунду он колеблется, но потом всё же кивает.
–Обещаю. Но и от тебя жду того же.
– Чего?
– Я не хочу, чтобы ты смотрела ниже моего лица, во время секса, – говорит он, и я хмурюсь. Последние шансы увидеть рану рассыпались на мелкие кусочки.
– Почему ты так не хочешь показывать её мне?
– Обязательно отвечать?
– Хотелось бы знать, – пожимаю плечами, но сама испепеляюсь от разрывающих меня противоположных стремлений – переспать с ним или разговорить его.
– Давай позже. После… – его руки скользят по моим рукам к плечам, а оттуда к пуговицам ночной рубашки. Только сейчас замечаю, что Каллен меня переодел.
– Но только при условии, что ты пообещаешь мне.
– Обещаю, – признавая поражение, выдыхаю я, мечтая теперь лишь об одном – близости с ним.
– Прекрасно, – он улыбается мне абсолютно счастливой улыбкой, а я возвращаюсь к своим поцелуям. Мне кажется, что чем больше я целую его, тем лучше он понимает, как мне нужен, и возможно догадывается, как сильно я его люблю.
- Руки, красавица, - он поднимает мои запястья, ложа их мне за голову, и держа одной рукой.
- Зачем? – задыхаясь от желания, я едва успеваю поинтересоваться этим.
- Чтобы ты ничего не трогала, - он беззаботно смеется, и я вынуждена повиноваться, несмотря на все свои прежние убеждения.
Хотя бы сейчас.
За завтраком мы сидим друг напротив друга. Перед нами опять чудовищных размеров подносы с едой, а по всей гостиной нашего снова роскошного номера пахнет свежезаваренным кофе.
– Мне так не хватало тебя, – ласково улыбаясь мне, говорит Эдвард.
– Мне тоже, – кладу в рот свежую клубнику и радуюсь. Не столько вкусной ягоде, сколько тому, что снова рядом с любимым человеком. – Эти три дня тянулись слишком долго…
– Я думал только для меня, – смущённо опуская взгляд, признаётся мужчина. Моя рука с чашкой капучино останавливается на полпути. Во-первых, этому способствует его смущение. Как ни как он демонстрирует, что чувствует, а во-вторых, производят впечатление сказанные слова.
– Знаешь, я спала в обнимку с твоей подушкой, – говоря это, немного волнуюсь, но желаю раскрыть перед ним все карты, ожидая хоть какого-то ответного жеста.
– С моей подушкой? – похоже эффект внезапности удался. Я его удивила.
– Она пахла тобой. Так мне казалось, что ты рядом, – теперь приходит моя очередь опустить глаза. Откровение далось мне с трудом, тем более я не знаю, как он отреагирует.
Занятая своими размышлениями, не сразу понимаю, что происходит, когда руки Эдварда, бог знает как, появившегося рядом со мной с другой половины стола, обхватывают меня за талию, а лицо зарывается в волосы. Его дыхание ласкает мою кожу, отчего мне хочется урчать от удовольствия.
– Ты хотела быть со мной! – шепчет он, и его запах – лучший в мире – смешивается с ароматом кофейных зёрен. Наслаждаюсь обоими, восхваляя судьбу за то, что послала мне этого мужчину.
– Очень хотела.
– Теперь я тебя не оставлю.
– Это и к лучшему.
Хмыкаю и, выждав момент, поворачиваюсь к нему лицом. Оно так близко, что мне кажется, будто в изумрудных глазах я могу разглядеть свое отражение.
– А что ты делал эти три дня, помимо погонь за Аро? – разглаживаю едва заметные морщинки на его лбу.
– Проверял дела предприятий, а свободное время думал о тебе, – он снова немного теряется, посматривая на меня, словно на хищную птицу. И всё же уже не так испугано, как раньше.
Я прекрасно знаю, что любое признание очень много значит для нас обоих, а в особенности для него и поэтому счастлива даже больше, чем должна быть.
– Ну, кто тут плохой? Ты самый лучший! – восклицаю я, запуская пальцы в его бронзовые кудри.
– Если уж мы перешли к расспросам, то мне бы хотелось знать, что делала ты, помимо сна?
– Ходила к Энтони…
– Как твой сын?
– Уже лучше, – моя улыбка становится грустной, и от него это не укрывается.
– Ненавижу, когда ты огорчаешься, – проводя пальцем по моим губам, говорит он.
– У меня есть причины.
– Он поправится. А сейчас будет в полной безопасности.
– Да-да, конечно, – снова вымученно улыбаюсь и смотрю на него. Моего. Только моего. Самого лучшего, самого любимого, самого прекрасного – и внутри и снаружи.
– Ты обещал показать рану, – вспоминаю я, пытаясь не думать об оставленном сыне. Комплекс плохой матери ещё долго не отпустит меня, но сейчас для этого не время.
– Ответь мне честно: тебе правда хочется этого? – сомневаясь, переспрашивает он.
– Если хочешь, я не стану дотрагиваться. Просто посмотрю.
– Не желаю ограничивать тебя.
– Это не ограничение. Просто скажи, как тебе проще.
– Как хочешь. Можешь делать всё, что угодно, – наконец произносит он и, поднимаясь с диванчика, на котором мы вместе сидим, направляется к ванной. Иду за ним.
Моё внутреннее предчувствие не подводит, когда я вижу ту самую «царапину».
Ярко-красный, довольно глубокий порез. Явно не обработанный, ещё немного и загноится.
– Ты промывал её? – ошарашено разглядывая его ранение, интересуюсь я.
– Само заживает.
– Нет, не заживет, – глубоко вздыхаю для успокоения, чтобы ни напугать его. Это последнее, чего я хочу сейчас. – Аптечка есть?
– В доктора хочешь поиграть? – слегка раздражённо спрашивает Эдвард.
– Если это не обработать, могут возникнуть осложнения, – смягчаюсь, объясняя ему очевидное. Почему он этого не видит?
– На мне заживали и более серьёзные раны.
– Эдвард, пожалуйста! – почти умоляю я, заглядывая в самую глубину его глаз. Возможно, только так я смогу пробраться за прутья его клетки к сердцу и здравому разуму?
– Когда ты так говоришь, я не могу отказать тебе, – тяжело вздыхает он, закатывая глаза.
– Я быстро, – не слушая далее и понимая, что получаю относительное согласие, перерываю ящики в ванной, пока не достаю необходимый предмет. В маленьком зелёном кейсе наверняка есть вата, бинты и перекись.
Чувствую его внимательный взгляд, следящий за каждым моим телодвижением, пока готовлю всё необходимое.
– Если ты будешь так смотреть на меня, я что-нибудь, неверное, сделаю, – замечаю я, усмехаясь, но пытаясь сосредоточиться.
– Если я не буду смотреть на тебя так, скорее всего, просто откажусь от ваших услуг, доктор Мейсен, – он мне подыгрывает, но в глубине его голоса слышатся нотки волнения. Чёрт, наверное, его проблема серьёзнее, чем мне казалось.
– Ладно, смотри сколько влезет, - закатываю глаза, прежде чем взяться за пузырёк и обмакнуть в него вату.
– Будет немного больно, – видя капельки гноя на краях пореза, сообщаю я, прикусывая губу.
– Переживу, – отмахивается он.
Прикладываю вату к больному месту на его бедре, и слышу, как прямо над ухом раздаётся шипение. Не сложно догадаться, что это Эдвард.
– Сам виноват! – пытаясь заглушить собственные переживания, отзываюсь я. – Не нужно было доводить всё до этого. Показал бы мне позже, было бы ещё хуже.
Он не отвечает.
Молчит и тогда, когда я снова смачивая очередную ватку, прикладываю её к порезу. Закончив, осматриваю результат работы, подмечая, что промыла всю длину раны. Но её края по-прежнему разорваны и находятся на достаточно далеко друг от друга.
– Может быть, обратимся в больницу и наложим швы? – аккуратно спрашиваю я, поглаживая его плечо.
– Лейкоцитного клея хватит, – сквозь зубы проговаривает он.
– И где его искать здесь?
– В аптечке должен быть, – Эдвард явно не в настроении разговаривать прямо сейчас. Наверное, перекись ещё действует.
Заново перерываю зелёный кейс и, к своему удивлению, нахожу там небольшую, но обходимую нам баночку.
Наношу немного густой жидкости на оба края раны и, выждав две секунды, соединяю их. Считаю про себя последующие десять секунд, не убирая руки.
– Почему ты делаешь это? – спрашивает он, пока я сижу на коленях около его бедра.
– Потому что ты сам не удосужился, – прерываю счёт на четвёртой секунде, недовольно взглянув на мужчину.
– Нет, – он хмыкает, но потом его голос приобретает серьёзность. – Почему ты заботишься обо мне?
– Мне это нравится. Я забочусь обо всех, кто мне дорог. Или ты сомневаешься, что дорог мне?
– Нет, не сомневаюсь, – в его голосе искренность. Я предчувствую, что это ничто иное, как правда.
– Прекрасно, – досчитываю до десяти и отпускаю края раны, уже сошедшиеся вместе. Встаю с пола и смываю остатки клея под струями воды. Эдвард всё ещё внимательно смотрит на меня.
Не выдерживаю и оборачиваюсь, задавая глазами немой вопрос: «Что?».
– Какая же ты удивительная, – словно звездочёт, открывший новую звезду, говорит он. – Моя удивительная девочка.
–Твоя-твоя, – посмеиваясь, подхожу к нему и почти целомудренно целую в губы. – И ничья больше.
____________
Уважаемые читатели!
Я задумала обновить список ПЧ, и без вашей помощи мне не обойтись.
Кто по-прежнему хочет получать уведомления о выходе новых глав отпишитесь ФОРУМЕснова.
Спасибо.
Источник: http://robsten.ru/forum/29-1443-1
0
сп за главу 