Глава 32
Дракон и Каракурт
Дракон и Каракурт
Девушка и змей стоят на высокой скале; перед ними расстилаются залитые кровью хребты, ущелья, устланные трупами. По воле дракона глазам Моник открывается недавнее прошлое, призраки вновь берутся за оружие; точно наяву, видит красавица жестокие распри, что унесли столько жизней и до основания сотрясли горы. И - отворачивается, не в силах смотреть. Невыносимо для взора нежного цветка кровопролитие...
Наконец, морок рассеивается. Мертвые - мертвы; их оружие сломано, их тела неподвижны. Инариум широким жестом обводит окровавленные камни, встает на колени перед смертной: пусть она родит ему наследника, пусть убережет его народ от неизбежной гибели. Моник колеблется: как бы ни разрывалось ее сердце от ужаса и сострадания, она не забыла о своем возлюбленном и не хочет осквернять себя изменой. Еще помнит его тепло...
Сильвер ненадолго отходит в тень, свет и внимание зала устремлены на нас с Джейком. И... Господи Боже, как приятно с ним танцевать! Он человек, живой и теплый, и к тому же, мастерством и опытом мы равны. И я устремляюсь в кольцо его рук почти с той же радостью, с какой Моник воскрешает в памяти образ молодого охотника.
Она почти готова отказать. Но, как любой правитель, Инариум не привык - не желает - слышать "нет". Особенно сейчас, когда слишком многое поставлено на карту, когда он раскрыл всю душу перед человеческой девчонкой, когда стоял перед ней на коленях... она обязана согласиться, иначе невозможно!
Взмах руки - и сцена почти полностью погружается во мрак. Еще один - и новые ужасы заполняют сознание несчастной: разрушенная деревня, люди, гибнущие под завалами...
Выглядит кошмарно, но в жестах Лэнса нет ничего угрожающего. Он не шантажирует - всего лишь показывает возможное будущее. Будущее, над которым в равной степени властны решения человека и ящера - и перед которым оба бессильны, действуя порознь.
И, вновь отчетливо представляя милый образ жениха, Моник соглашается стать матерью дракона.
Ее уводят в приготовленную для супруги вожака пещеру; сам же Инариум готовится к ритуалу превращения.
Само перевоплощение мы наблюдаем из кулис. И ощущение такое, словно доски под ногами дрожат. На залитой кроваво-красным светом сцене бушует пламя - пламя, которое нельзя увидеть, но можно почувствовать. Сильвер, исполняющий свою странную, безумную, словно изодранную сольную партию, - король этой колдовской бури, ее душа и разум.
И вот - все стихает. Сцена, минуту назад ходившая ходуном, снова тверда и надежна. Высокая легкая фигура Лэнса почти сияет; глаза его закрыты, руки, устремленные к небу, медленно опускаются.
Не человек, никогда им не станет. Но уже и не дракон. Некто средний... Тот, кто может зародить жизнь в теле смертной женщины.
И Моник выбегает навстречу, обвивает руками шею неведомого существа, прижимается всем телом. Дело не в его красоте - эта тварь уродлива, неправильна, любить ее невозможно. Она жалеет хранителя гор, претерпевшего такие муки ради двух народов.
Идиллию прерывает молодой охотник. Тот, кого Моник так ждала. Тот, кто сейчас может все разрушить.
Нет смысла сейчас взывать к разуму юноши. Он жаждет вернуть невесту, отомстить крылатому ящеру за оскорбление, за свое разбитое сердце. Поединок неизбежен... и девушка, чтобы не попасть под случайный удар, взбегает на высокую скалу.
Та самая декорация. Уже не Моник шепчет слова молитвы, протягивая руки к небу, а я.
Скоро все закончится, и мне останется только шагнуть в пропасть. От пола меня отделяет полтора метра - и парящая над сценой смерть.
"Господи, господи, спаси и помилуй..."
Конечно, Лэнс обещал. Но сложно не бояться, когда до тебя сорок шесть жизней оборвалось точно так же - одним шагом в неизвестность.
"Отче наш, иже еси на небеси..."
Дракон повержен. Его тело бьется в предсмертных конвульсиях. Не на меня он смотрит - взгляд направлен куда-то в зал; не мне протягивает руки - последняя судорога уходит в пустоту.
Джейк делает шаг ко мне; я вижу его лицо, искаженное ужасом. Пора.
"...да святится имя твое, да будет воля твоя..."
Зажмуриваюсь, делаю шаг назад...
...и чувствую спиной прохладный жесткий кожаный мат.
На сцене гремит битва драконов и людей, отделенная от меня декорациями. Там же весь свет и все внимание зрителей.
Немного кружится голова... осторожно сажусь, опираясь на руки.
Я... все еще... здесь.
* * *
Эли, старому хитрому лису, шел семьдесят четвертый год - и, хоть глаза его почти совсем не видели, ум был все так же остер. С прежней уверенностью обращался он к своей блестящей памяти и полагал, что силен духом, как и прежде. Но именно прекрасная память вместе с самонадеянностью его и подвела.
Он смотрел вместе с нынешним "хозяином" на разворачивающуюся драму, на размытые светлые пятна, в странном танце сплетающиеся на сцене - и все еще не предчувствовал своего конца.
Прекрасная Белла выполнила свое обещание, удовлетворенно заметил Чарльз в начале второго акта; она танцевала сейчас для блестящего общества. Что до ее партнера - так ли важно, кто он? Важно, что он ее достоин...
Смотреть на неясные облака, в которые его ужасное зрение превращало людей, было скучно; Каракурт прикрыл глаза, слушая музыку.
И увидел. Увидел Инариума так ясно, как никогда не видел с открытыми глазами: эту партию, преисполненную чудовищной мощи, не смог бы станцевать никто другой. Ни один танцор здешней труппы, как бы талантлив он ни был, не смог бы передать все то, что вложил в образ крылатого змея Лэнс Сильвер, маг в расцвете своей силы. Убийца по прозвищу Дракон.
Почему старик никогда не рассматривал Лэнса как равного себе, как соперника? Не потому ли, что проклятая память до сих пор услужливо подсовывала образ сироты, готового на все за кусок хлеба, сироты, у которого не было ничего, кроме древнего гордого имени* и первой крови на руках? Как-то вылетело из головы, что этот мальчишка выжил, пешком пройдя большую часть пути от Маллингара до Лондона* - и долгие годы выживал там, где гибли другие.
Да, он расцвел к пятидесяти годам, превзошел своего угасающего учителя. Прямо на сцене сплетая печать смерти и вроде бы ничего не делая для отвода глаз, скрыл свои истинные намерения...
Эли увидел и понял, но не двинулся с места, не подал знака "господину". Слишком поздно, да и незачем. Проигрывать тоже надо достойно.
Умирающий дракон выбросил руки в зал, словно в последней судороге; мастерски сплетенная смерть сорвалась с пальцев и с ревом, слышным лишь посвященным, прокатилась по залу, вселяя суеверный ужас в тех, кому не предназначалась.
Старик, не открывая глаз, откинулся на спинку кресла. Краем уха он услышал предсмертный хрип Мейсена, но уже не успел улыбнуться...
* * *
Над разрушенной деревней, над землей, устланной трупами, над застывшими в горестном молчании драконами, Моник и Инариум исполняют свой последний танец, прежде чем уйти в небо. Их души, освобожденные от тяжелой земной оболочки, наконец-то видят друг друга такими, каковы они есть, но совсем немного времени отмерено, чтобы сказать друг другу последнее "прости". Смерть не дала им исполнить долг...
У нас другие костюмы - белые, ничем не украшенные и не утяжеленные. Сильвер даже стереть грим успел, хотя лучше бы он этого не делал: сейчас он выглядит куда более человеком, чем с гротескно раскрашенным лицом, более человеком, чем обычно. Сейчас как никогда остро, безжалостно проступают на его изможденном лице годы, все до единого. Но руки, обнимающие меня, все так же тверды и надежны - и мне не страшно. Занавес.
- Ну вот и все, - почти беззвучно выдыхает Лэнс, опуская меня наземь. - А ты боялась.
Он выжат как лимон, даже стоит с трудом; не верится, что этот человек только что скакал по сцене почти как профессиональный танцовщик.
- Сейчас после поклона первым делом пойдешь мыть голову, - за занавесом шквал аплодисментов, а мой партнер, должно быть, уже не может говорить в полный голос; последние наставления читаю по губам.
Конечно. Конечно. Конечно.
Сейчас мне все равно. Надо - значит, надо. И кто я такая, чтобы спорить? Если бы не Сильвер, я бы уже лежала в черном пластиковом мешке; не знаю, что и как он сделал, и не хочу знать. Просто утыкаюсь ему в плечо, чувствуя себя маленькой девочкой... которой уже ничто не угрожает.
Жилистые белые руки бережно, но твердо отстраняют меня. Ах да, занавес поднимается...
Примечания:
*Lance Silver, Silver lance (Серебряное копье) - действительно псевдоним.
**630 километров по кратчайшему пути, по дороге небольшое море и граница двух государств. Незаконно пересеченная в чужом багажнике. Неслабая деталька у Эли из головы-то вылетела...
ЖДЕМ ВАС НА ФОРУМЕ!
Источник: http://robsten.ru/forum/67-1744-1
0
