ты где-то есть – и это важнее становится день ото дня
я уже и не знаю, как обходился без этого до
ты живёшь и дышишь, и видишь, и помнишь меня
я нахожу у себя в голове цепочки твоих следов...
я верю в сказки – это не наивность, а избранный путь
(ты знаешь, чтоб верить, не нужно молиться и ехать в Тибет)
я не прошу оправдать мою веру, ты просто – будь
ты просто бывай иногда – рядом
спасибо тебе*

Пронизывающее насквозь солнце вонзает в мою кожу миллионы фотонов, заполняя поры и вливаясь в кровеносную систему. Мне сложно определиться, что нагревает больше: звезда, состоящая из плазмы температурой пять тысяч градусов Цельсия, или спина Беллы, опирающаяся о мою, разрываемую глубокими вдохами. 

Я уже отчаялся поспевать за её тактикой: она действует быстро и уверенно, отчего у меня не остаётся времени на манёвры и увиливания. Вот и сейчас, в этот знойный послеобеденный перерыв, когда я, забравшись в наиболее отдалённую часть прибольничной территории, уселся на пересушенную траву, Та-которая-идёт-по-следам с вымученным вздохом опустилась на место за моей спиной и, откинувшись, облокотилась о лопатки, бесцеремонно и безапелляционно вторгаясь в личное пространство.

Вопрос (астрономический): Насколько быстро можно раствориться в атмосфере сверх горячей звезды?

Меня тревожит и сбоит: неотвратимость вопросов, уже буквально застывших на искусанных губах Беллы, сковывает и мешает сконцентрироваться. Прикосновение её тела, одновременно волнующее и пугающее, не добавляет сосредоточенности. Мысли дрейфуют внутри моей черепной коробки, подгоняемые слабым июньским ветром. 

/Если ты сейчас не начнёшь говорить правду, она выйдет замуж за Джейкоба/

Внутренний ультиматум бьёт с размаху в солнечное сплетение, и я задыхаюсь и откашливаюсь. Я вычеркнут, раздвоен и пролит на выжженную траву невыплаканными слезами. 

– Что ты хочешь знать? – выбрасываю белый флаг, капитулируя и сдавая все позиции.

Белла слегка ведёт плечами, прислонёнными к моей спине, тем самым передавая импульс всему телу. Я не вижу её лица, но догадываюсь, что беспощадное ко мне солнце бережными касаниями вырисовывает румянец на гладкой коже. От этих мыслей в совокупности с нагнетающей теплотой лета моё сознание начинает плыть, нежась в мимолётности момента. 

– У меня несколько вопросов, и они не очень-то связаны друг с другом, – Белла говорит в противоположную от меня сторону, из-за чего её голос звучит приглушённо. – Это нормально?

– Ты спрашиваешь у меня совета по «нормальности»? – я разражаюсь смехом. 

Та-которая-принимает-желаемое-за-действительное фыркает и складывает руки на груди. Я не вижу этого, но чувствую спиной все производимые манипуляции, отдающие вибрацией в позвоночник. Я сверхпроводящий, отзывчивый и потерявшийся среди собственных нервных окончаний.

– Сколько тебе лет?

Я сжимаюсь на первом слоге и расплываюсь в растаявшую лужицу на последнем. Вопрос оказался слишком простым и чрезмерно ненавязчивым. От даруемой отсрочки по затылку бегут мурашки. Или это от касания тёплых каштановых волос? 

– Эдвард, я не телепат.

Белла напоминает об отсутствии у неё сверхспособностей, что безусловно меня радует, иначе я не провел бы с ней и минуты.

– Мне двадцать семь лет.

Я беру паузу, прежде чем ответить, отнимая от текущего года год своего рождения. Возраст всегда казался мне слишком шатким конструктом и не держался в голове.

– Сколько из них ты провел в больницах?

Она, кажется, намеренно делает голос тише: мне приходится напрягать слух, чтобы различить слова.

– Чуть больше восьми.

Я подавляю в себе желание начать отсчитывать зубы, сосредотачиваясь на соприкосновении наших лопаток. 

– Как ты достал пароль от сейфа Аро? - Та-которая-ведёт-расследование не останавливается на моём ответе, принимая его за должное. 

Вопрос (прогнозирование): На сколько честных ответов её ещё хватит?

– Я вышел из кабинета Карлайла после консультации… и подумал о тебе. Я вообще в последнее время постоянно о тебе думаю, – признание даётся легко, почти без какого-либо внутреннего сопротивления. – Решил подняться на этаж выше, к кабинету Аро. Его не оказалось на месте, но дверь была открыта. 

Плечи Беллы напрягаются, посылая иглы в мою спину. Солнце слепит глаза, вызывая желание сложить руки козырьком на лбу, но я не двигаюсь, боясь нарушить эту искреннюю и достойную доверия связь наших лопаток. 

– Ты подвергал себя большому риску… если бы Аро увидел тебя... 

– Он увидел, – я вдавливаю язык в передние зубы, вспоминая его широкую улыбку, – но я придумал великолепную историю.

– Какую историю?

Плечи Беллы расслабляются, словно она нервничала из-за моих возможных неприятностей. 

/Нонсенс/

– Сказал, что мне нужен визит моего доверенного лица. Кстати, – я морщусь и с трудом сглатываю пересохшим от жары горлом, – я также спросил о визите твоего… Джейкоба.

– А-а, – отстранённо тянет Белла.

Мне хочется услышать в её ответной реакции отсутствие заинтересованности, раздражение и антипатию, и я слышу это, успешно приукрашивая всё в своей голове и придавая несуществующие смыслы.

– Думаю, это произойдёт достаточно скоро, – с преувеличенным безразличием говорю я, пытаясь передать мириады крошечных скрытых посланий через прикосновение плеч. 

– Тогда нужно поскорее раздобыть необходимые документы, – пожимает плечами она и, не останавливаясь на текущей теме, переходит к следующей. – Откуда у тебя сбережения, если ты почти всё время после совершеннолетия провел в клиниках?

В противовес липкому знойному дню меня пробирает озноб. Белла знает, как правильно подбираться к самому главному, медленно кружа в танце вокруг да около и тихими вальсирующими шагами подходя всё ближе.

– Я продал большой участок земли и дом, доставшиеся мне в наследство.

– Это значит, что твои родители тоже… – она не заканчивает предложение, оставляя его висеть в сухом июньском воздухе. 

– Да, – я физически уменьшаюсь и съеживаюсь, вынужденный думать о матери и отце. – Мы можем перейти к следующему вопросу? 

Та-которая-выбивает-из-колеи некоторое время молчит, не двигаясь и лишь размеренно дыша. Я начинаю медленно пересчитывать языком зубы, и на одиннадцатом счете Белла откидывает назад голову, упираясь макушкой в мой затылок. Это действие, такое неожиданно успокаивающее, напоминает мне наш разговор в библиотеке, когда она рассказывала мне о своих родителях, а я дотрагивался носом до её волос, показывая сочувствие.

Вопрос (растаявший на солнце): Можно ли испытывать ностальгию по тому, что произошло неделю назад?

– Ты видишь какие-то галлюцинации? – её голос теперь вибрирует прямо в моей черепной коробке, вытрясая оттуда все переживания и наполняя её искрами.

– Нет... я не вижу никаких галлюцинаций, – начинаю с обнадёживающей информации, – но у меня в голове есть что-то типа голоса, который крайне недружелюбно настроен к миру. И ко мне.

/Ещё расплачься/

– Типа внутреннего голоса?

Белла поворачивает голову набок, чтобы лучше меня слышать. Очевидно, моё заявление её заинтересовало.

– Нет, помимо внутреннего голоса, – мне сложно даётся объяснение, но я пытаюсь рассказать всё подробно. – Чаще всего /он/ издевается надо мной, заставляет что-то сделать или просто комментирует происходящее.

– Он что-то говорит обо мне? – она переходит на шёпот, будто бы это поможет сохранить разговор в тайне.

Я выискиваю правильный ответ в своей голове, но там пусто и облачно. Объёмное обжигающее соприкосновение наших с Беллой тел скручивает внутренности и заставляет испытывать непрекращающееся чувство падения с высоты. 

– Как и про всех, ничего хорошего.

– Ничего хорошего… – она копирует мои слова, ретранслируя их обратно в меня. – Что самое первое он сказал обо мне?

Я сдаюсь ослепляющему солнцу и закрываю глаза. Мой затылок опирается о макушку Беллы, мои лопатки почти вросли в её лопатки. Я пытаюсь посмотреть на нас со стороны: мы словно детали сложного многоступенчатого механизма, подобранные так, чтобы идеально соответствовать друг другу. 

– /Он/ сказал: «Не верь ей».  

*Автор эпиграфа - Ракель Напрочь