Kapitel 30. Babelsberg
Teil 4. Deutschlehrer
Teil 4. Deutschlehrer
Babelsberg (Бабельсберг, Potsdam-Babelsberg) — район города Потсдама, в котором расположены одноименный парк, Киноуниверситет Бабельсберг, корпуса Потсдамского университета. Впервые упоминается как отдельное поселение в 1375 году при императоре Карле IV. Через Бабельсберг проходила условная граница между Западным Берлином (район Штеглиц-Целендорф) и ГДР.
Deutschlehrer – учитель немецкого
Мы выбираемся из душа без жертв. Играем с пеной на теле друг друга и дурачимся под теплыми струями, чуть отойдя от моего головокружительного оргазма. Эдвард демонстративно забирает себе мой шампунь, выливая его сперва на мои, а затем и на свои волосы. Смеется, что хочет чувствовать и слышать меня повсюду. Я щурюсь, обнимая его за талию.
- Для этого шампунь тебе не нужен.
Эдвард довольно валится на простыни постели, когда напоминаю ему про обещанный массаж. Смотрит на меня восторженно, в чем-то как мальчишка, когда присаживаюсь рядом. Мы оба в одних лишь белых полотенцах, но я не тороплюсь снимать свое. А вот Эдварду велю устроиться поудобнее.
- Мой маленький доминант, Изз, - хмыкает Falke.
Я уверенно сажусь на его талию, для профилактики возгорания оставив между нами прослойку махрового полотенца (как выяснится позже, напрасно). Достаю из тумбочки абрикосовое масло.
- Все для вас.
Эдварду нравится мой массаж. Я посмотрела несколько видео, взяв на заметку пару важных деталей, и самосовершенствуясь, с радостью доставляя Соколу удовольствие. Он всегда такой удовлетворенный, успокоенный после массажа – это то, чем его можно подкупить, если придется. Но сегодня до умиротворения нам далеко. Каллен ерзает под моими руками, то и дело поводя бедрами. Особенно ближе к концу. Шумно выдыхает в наши простыни.
- Что случилось?
Он оглядывается на меня с чуть смятенным, но интересом. Блестят его синие глаза.
- Я слишком давно тебя не видел, Белла. Есть... последствия.
Он так это говорит – и с усмешкой, и с ожиданием.
- Последствия?..
С недоверчивой улыбкой встречаю его полную, сильную эрекцию, когда укладывается на спину. Показывает мне, что на самом деле мешает ему лежать ровно.
- Эдвар!
Каллен медленно, давая рассмотреть каждое свое движение, но не отказывая себе в нем, тянется к моему полотенцу. Распускает его незамысловатую застежку-узел. Гладит костяшками пальцев мою грудь – медленно, очень медленно, от ключицы до соска.
- Schönheit.
Я держусь с минуту. Держусь, хотя не хочу держаться, все думаю про массаж, уже потерявший свое первоначальное значение. А затем довольно, предвкушающе Эдварду улыбаюсь. Моя улыбка зеркально отражается на его красивом лице.
- Ну, geliebt!..
Беру реванш на нашей постели. Сокол пораженно наблюдает, как нависаю над ним, несильно толкнув к изголовью. Эдвард в ворохе подушек, взирающий на меня так завороженно, это определенно одно из лучших зрелищ на свете. Он, как и я, уже полностью обнажен и кожа еще особо мягкая, распаренная после душа. Аромат наших простыней, помноженный на его собственный, на запах моего шампуня, на отзвук духов... я теряю голову. Или мне кажется, что потеряю.
Я целую его также, как целовал меня он. Не скуплюсь на нежность, но и не забываю о главном. Я люблю доводить Эдварда до края обрыва и, как и он меня, придерживать там, заставляя почувствовать все сполна – и в полную силу.
Эдвард стонет, впервые за долгое время никак не заглушая себя – ведь в доме мы одни. И его стоны, довольно громкие, мужественные, низкие сводят меня с ума.
- Белл, Белл!..
Он путается пальцами в моих волосах, пресекая желание вернуть меня обратно, когда поднимаю голову. Беру его в рот снова, стоит Каллену лишь немного успокоиться. И снова отпускаю, когда он движется мне навстречу. От напряжения ярко проступают на тыльной стороне его ладони узоры вен. Эдвард смотрит на меня обезумевшим взглядом.
- Verdammte Scheisse!
Мне нравится, когда он ругается на немецком. Это значит, что Эдвард далеко за гранью, это значит, что ему хорошо так, как я хочу, чтобы было. Лишь пару раз за все время я слышала от него такие слова. Сегодняшний день – клондайк на удовольствия.
Отстраняюсь, сажусь на простыни. Эдвард, изнывая, еще пару раз невольно движется мне навстречу. Лицо его уже матовое от тонкой пленки пота. В глазах все выгорает до черноты.
- Иди же сюда, Schatz. Иди же! – не просит, требует он. Совсем не похоже на Эдварда, как отчаянно.
Я глажу его пах. Целую внизу живота, потом у талии. Добираюсь до груди, пересев ближе, целую по краю грудины. У сосков. У солнечного сплетения. И затем – у шеи. Эдвард выгибается мне навстречу, облегчает задачу. Улыбаюсь в его кожу.
- Ты невероятный, Эдвард.
Он задыхается, жадно схватив ртом воздух. Я опускаюсь на его бедра. Приподнявшись на секунду, оказавшись выше и на нужной позиции, прекращаю нашу маленькую игру. Я сама плавлюсь изнутри. Я хочу его всего и немедленно. Без прелюдий уже, без оральных ласк, без томного шепота... я хочу его резко, глубоко и быстро. До самых звезд.
И я это получаю.
Эдвард отвечает на каждое мое движение. Медленно – лишь пару первых раз. Потом его руки обвивают мои бедра, потом он касается моих ягодиц всей шириной ладони... и, рвано выдохнув, сам задает темп. Ускоряет нас до предела и, чуть подвинувшись, делает глубину почти максимальной. Я едва за ним поспеваю. Опираюсь о его грудь, смотрю на его лицо с лучшего своего ракурса и не могу, никак не могу насмотреться.
Мне хочется запрокинуть голову, мне хочется закричать, хоть как-то снизить градус этого невозможного, животрепепещущего удовольствия. Ощущаю его как будто отдельно от себя.
Глухо поскрипывает наша постель от частых, резвых движений. Шелест простыней, эти огромные подушки, Каллен на них. И я сверху. Боже, как же я так мало пробыла сверху... понимаю, почему Соколу тут нравится.
Эдвард возбужденно, изморенно выдыхает. Его губы приоткрыты, они влажные в уголках и сухие по контуру, глаза его пустые и в то же время отрешенно-восхищенные, такие глубокие. Я любуюсь Эдвардом. Он, вот такой его вид – как гарантия моего возбуждения, как залог скорого оргазма. Такого же исчерпывающего, как первый? А может, глубже?..
- Белла, - гортанно стонет Каллен. На его лбу появляются невероятные мои разводы вен. Уже скоро. Мой Falke, уже совсем скоро...
- Да. Да!..
Он морщится на долю секунды, коснувшись губ языком. Останавливается. Я возмущенно вскрикиваю, когда останавливается, потому что это последнее, что сейчас возможно. Но Эдвард утешает меня. Выходит, заставив ощутить всю бренность бытия от пустоты внутри, но садится ровнее, выше, притягивает меня ближе – и возвращается. Так глубоко, что... так, так глубоко!..
Теперь все карты у него в руках. Эдвард требовательно целует мои губы, одной рукой придерживая за талию, а второй почти в грубой ласке сжимает обе груди. Темный, очень темный огонек жаром опаляет все в моем паху.
Я кладу ладони ему на плечи, я массирую его затылок и потягиваю влажные после душа волосы, я, применяя тяжелую артиллерию, языком касаюсь мочки его уха. И ногтями, легко, но ощутимо, царапаю у ребер, у рун татуировки. Эдвард не боится щекотки но в сексе, я знаю, это его эрогенная зона. Как и низ спины.
Falke вбивается в меня, прижав к себе со всей силой. Уже не стонет, рычит, урывая полное свое удовольствие. Мерцают его глаза. Каменными кажутся мне руки.
Эдвард скалится, ускорившись на последних толчках. Закатываются его глаза.
- Schönheit! Schönheit!..
Я кусаю губы, не уворачиваясь от его движений, не замедляясь, принимая их. Все принимая, всего его, все, что только хочет. И каждый, каждый этот вздох, стон, просьбу, мольбу. Эдварда. Все, что в нем есть.
В этот оргазм Эдвард впервые не зовет меня по имени. Содрогается на простынях, выгибаясь мне навстречу, запрокинув голову и безумно водя руками по моему телу. Плечи, талия, спина... бедра. Он останавливается на бедрах. Он сжимает их, что мне почти больно, и чертыхается, утопая в своем экстазе. Это безумно, бесконечно эротичное зрелище – видеть, как изнемогает в своем оргазме. Часто ходит его грудная клетка, дрожат руки, ресницы влажные и взгляд... какой же невероятный у него сейчас взгляд.
Эдвард стонет, покачиваясь на уходящих волнах своего блаженства. Сперва замирает в моменте, а потом движется... и громче, горше его стоны, когда я тоже двигаюсь в ответ. Всхлипываю, ухватив его ладонь, прижав ближе к себе. Еще сильнее, чем он сам... еще больше, еще немного, и...
Falke, еще до конца не отошедший от оргазма, чувствует меня. Поднимает голову, целует мою грудь. И ореолу, и сосок, легко взяв зубами... я содрогаюсь, в миг кончив, и он запрокидывает голову снова. Стонет, слабо стараясь удержать меня от движений.
Как бы не так. Я забираю себе все целиком, каждый отблеск, каждую каплю своего оргазма. Я смотрю на Эдварда, усилием воли не закрываю глаза и не опускаю голову. Каждый раз в своей жизни, кончая, я хочу видеть его. Вот таким. Вот так. Его синие, бездонно-синие, бесконечно мои глаза... вот так. Близко.
- Schatz, - с усилием выдыхает он, подрагивающими пальцами коснувшись моей спины.
- Meine schatz, - соглашаюсь, сдавленно кивнув, с трудом вдохнув воздуха. Опускаюсь на его грудь прямо из нашей позы. Сокол обнимает меня обеими руками, целует у виска, у скул. Какое же горячее у него дыхание и насколько пылает он сам. Льну к нему, будто замерзаю. Не хочу, чтобы это кончалось. Не хочу.
- Что же ты со мной делаешь, Эдвард...
Он устало, тихо хмыкает. Бережно ласкает мою спину.
- Люблю Zu Tode. Как ты и хотела, Белла. Zu Tode.
- О да!
Эдвард выходит пару минут спустя. Мягко приподнимает меня, поведя бедрами. Простыни холодные после его кожи. Я жмусь к Эдварду, устроившись у него под боком. С низким, уставшим стоном он снимает презерватив. Оборачивается ко мне, разворошив окончательно нашу и без того разоренную постель: простыни свисают с уголков постели, выправилось из пододеяльника одеяло, подушки повсюду. В комнате мало света, за окном пасмурно, все серое. Но как же мне сейчас хорошо в этом зимнем полумраке.
- Komm zu mir, - шепчет, устроив у своей груди.
- Как мне теперь работать, Белл?
- Работа никуда не денется, - смеюсь я.
Глубоко вдыхаю его запах.
- Знаешь как называли тех, с кем учили язык в постели, Falke?
Он добродушно посмеивается моему нежданному вопросу. Целует в макушку.
- Как же, моя красота?
- Ночной словарь, - делюсь своими познаниями я. – Но тут важно: он должен быть носителем языка.
Эдвард смеется. Я поднимаю голову и не могу не улыбнуться его тихому, теплому смеху. И как бережно потом убирает мои локоны подальше, дабы не прижать их ненароком. Слышу, как стучит его сердце под моей ладонью, вижу, как переливаются северным сиянием его глаза.
Эдвард счастлив. И абсолютно, к моей гордости, удовлетворен.
- Возьмешь меня в качестве ночного словаря, Schönheit, м-м?
- По-моему, я уже взяла.
Он смеется громче. Россыпь мелких морщинок смеха теперь и у глаз, и носогубного треугольника. Эдвард утомлен, но прекрасен. Я не знаю, может ли мужчина в принципе быть настолько красив, как Falke после нашего секса. Это что-то невозможное.
- Бери почаще.
- О да, - привстаю на локте, покинув свое уютное логово у его груди. Чуть возвышаюсь и Сокол, откинув голову на подушку, смотрит на меня с восхищением. Лениво поглаживает у ключиц.
- Ты безупречно красивая, Белл, знаешь об этом?
- Ты же зовешь меня Schönheit.
Мне нравится, как улыбка снова и снова возвращается в его черты. Весь Эдвард такой мягкиЙ, теплый, такой расслабленный... я обожаю это его состояние. Любовь и нежность, заливая все вокруг, стремятся дальше горизонта.
- Почему я раньше не заходила в Drive Forum, Эдвард, м-м?
Я глажу его у челюсти, большим пальцем коснувшись уголка губ. Эдвард целует мои пальцы.
- Наверное, чтобы дать мне подольше почувствовать, что это такое – быть без тебя.
- Ты знаешь, что я не люблю тебя мучить.
- Ну, как когда, - делает вид, что задумывается он, прищурившись. Но потом качает головой. - Ты мое все, Белл, и мне нравится, когда ты играешь со мной. Я про то, что чем дольше я был один, тем больше понял, когда ты появилась.
- Как хорошо, что ты тогда подошел... я все время возвращаюсь к этой мысли. Боже, какой ты умный.
Он усмехается, красиво запрокинув голову на пару секунд. Нежится на нашей постели и ничуть не уделяет внимание своей наготе. Я учусь у него. Я люблю свое тело во многом потому, что Эдвард учит меня его любить. Как же можно не принимать то, на что он смотрит с восхищением?
- Стараюсь ихо всех сил, Schönheit.
- Философские у нас разговоры.
- Я же старше. Мы любим о таком говорить.
- Мы?
- Почитаемые немецкие Herrn, - со знанием дела докладывает он. И прыскает от смеха.
- Herrn? Вот как? Вот как!
Я тоже смеюсь. Ребячусь, нависаю над ним, сев на постели и намеренно перетянув к себе большую часть стянутых простыней. Эдвард наблюдает за мной с теплым удивлением. Я щекочу его, хотя знаю, что это бесполезно, но хочу как-нибудь коснуться. По очереди приникаю к его плечам, груди, бедрам. Демонстративно закидываю ногу на его бедро, стреножив. И валюсь рядом, обратно, прижавшись поближе.
- Ласточка, - ласково выдыхает Эдвард. С любованием.
Я поднимаю голову, тянусь к нему навстречу за поцелуем и Эдвард с чувством отвечает мне. Чуть глубже и чуть медленнее, чем обычно.
- Знаешь, в какой еще реальности я бы хотела оказаться?
- М-м?
- Где ты – учитель немецкого, Эдвард.
Он изгибает бровь, по-доброму усмехнувшись.
- Deutschlehrer? В твоем университете?
- Или на моих курсах, - подмигиваю ему, подтянув ногу выше, заставив почувствовать, что я все еще здесь и все еще хочу его, - у этой белой доски в твоем безупречном черном костюме, жесткой голубой рубашке... что там они обычно говорят? Тема дня: Plusquamperfekt.
Эдвард ерошит мои волосы, со смехом притянув к себе. Я удивляю его.
- Ничего себе, с чего вы решили начать, госпожа Свон. Сразу с Plusquamperfekt!
- На базу нет времени, - демонстративно поднимаю руку, показав ему снова свое кольцо. Взгляд Эдварда вспыхивает.
- Без базы вряд ли что-то получится, Frau Свон, - продолжает игру он, исполняя свою роль. Мне нравится.
- С чего тогда начнем, уважаемый господин Каллен?
- С артиклей, Изабелла. Die Artikel.
- Только не с артиклей, профессор Каллен, пожалуйста!
- Без них немецкий невозможен, - качает головой Эдвард с наигранной, но безжалостной серьезностью. – Давайте-ка, Белла. Это?..
Он поднимает вверх мою ладонь, мягко обвив ее за запястье.
- Die Hand.
- Верно. А это? – опускает мою руку обратно, заставив коснуться своих губ. – Мы уже проходили это на прошлой лекции.
Смеюсь, вспомнив ту самую первую лекцию в Старбаксе. И правда, профессор.
- Die Lippen.
- Да вы умны, Frau Свон. А это?
Моя рука, став его воображаемой указкой, опускается еще ниже. На грудь Эдварда, ближе к татуировке.
- Не знаю.
- Нет такого ответа, моя милая, как «я не знаю». Есть «Ich weiß nich».
- Ich weiß nich, - повторяю вслед за ним, изобразив раскаяние.
Эдвард целует мой лоб, на долю секунды выйдя из образа.
- Хорошо, - отрывисто говорит, резко кивнув. – Это Die Brust.
- Die Brust.
- M-м. Genaut, sehr gut. Genaut.
Он так похоже, так мило имитирует моих бывших учителей немецкого. Если бы, правда, хоть один из них был хоть чем-то похож на Falke – может, я действительно выучила бы чуть больше – или чуть быстрее.
- У меня есть вопрос, профессор.
- Мы говорим «Ich habe eine Frage», Изабелла.
- М-м. Ich habe eine Frage, Professor.
- Gut. И что же это за вопрос?
Свободной рукой, откинув часть простыней между нами, я пробираюсь к его паху. Эдвард кратко вздрагивает, подавшись мне навстречу, когда касаюсь его.
- Как это называется?
Его глаза мерцают. Falke, с напускной надменностью вздернув голову, смотрит на меня с высоты своей подушки.
- Das Glied, госпожа Свон. Только это не относится к делу. Мужской род разбираем в следующий раз – жду вас на лекции.
А потом Эдвард, самовольно закончив наш импровизированный урок, прижимает меня к простыням. Нависает сверху, несильно, но ощутимо прижав к постели. И смеется, когда я вожусь под ним, играя. Нагибается, урвав пару быстрых поцелуев. И легко-легко, а щекочет. Сам.
- Вот как, профессор!
- Какая вы плохая девочка у меня, фрау Свон, - смеется Эдвард, - ну какая же вы!
- И не говорите! И не говорите, профессор! – хохочу я, ерзая под его руками.
Эдвард останавливается, когда мы оба уже вдоволь насмеялись. Бархатно касается моего лица, огладив у челюсти. Наклоняется за теплым поцелуем.
- Я обожаю тебя, Schönheit.
- Мне понравился урок немецкого и мой профессор, - мурлычу, выгибаясь ему навстречу, погладив у большой мышцы шеи и затем у хвоста татуировки, - когда я снова его увижу?
- Мы пришлем вам уведомление.
- Эдвард! – улыбаюсь я.
Приникаю к его боку, овившись всем телом. Эдвард касается губами моего лба. Пару минут мы лежим в тишине. За окном сыплет снег, уже темнеет. Гудят машины. Деревья все такие же высокие. И постель та же. Ее надо будет собрать, лучше поменять простыни, да и вообще... но кровать – та же, наша.
- Небо видно с этого ракурса, - привлекаю внимание Сокола, напомнив о нашем недавнем разговоре по телефону. Он хмыкает.
- Всегда буду валяться в изножье теперь.
- Все лучше, чем на полу.
- Ты что же, не пойдешь со мной на пол, Белл? А если там полно подушек?
- Сначала я увижу подушки, а потом подумаю. Но спать все равно хочу на постели.
- Ну, Красота, - смеется Эдвард.
А затем обнимает меня бережно, но очень крепко. Прижимает к себе так, как дети прижимают любимую игрушку. Вздыхает. И мечтательно, тихо говорит:
- Как хорошо дома.
Falke мой.
Я кладу руку ему на грудь, бережно погладив кожу. Самая большая моя ценность в этом мире.
- Как хорошо, когда ты дома, - уточняю, обернувшись к нему за новым поцелуем.
* * *
Эдвард подъезжает к зоне посадки детей ровно в 18.00. Дежурный одобрительно кивает, сверяясь с часами. На улице горят фонари, уже совсем темно, снег переливается в их свете. Череда машин постепенно подъезжает к школе – по пятницам занятия у всех заканчиваются в разное время.
Гийомка, стоя рядом с дежурным, так и подпрыгивает на своем месте, стараясь получше разглядеть папу в лобовом стекле. Фабиан с улыбкой за ним наблюдает. Машет нам рукой.
- ПАПА ПРИЕХАЛ!
Едва Эдвард открывает дверь авто, Гийом с радостью оповещает об этом всю округу. Не скрывая своего детского обожания, бросается к Каллену метко пущенной маленькой стрелой. Врезается в его ноги, обвивает за талию. Эдвард с улыбкой обожания обнимает Гийома, взъерошив его волосы.
- Привет, мой Spatzen!
- Папапапапапа, - одним сплошным порывом выдает Гийом, требуя более крепких объятий и более активного приветствия. Его синяя куртка расстегнута, но Гийому не холодно. Шапку он сует в карман, ее едва видно. Раскрасневшийся от мороза, счастливый, он льнет к отцу, будто не видел его вечность. Я согласна с малышом, чувствовала сегодня то же самое.
Дежурный по зоне с усмешкой наблюдает за сценой встречи.
- Хорошего дня, herr Каллен. До свидания, мистер Каллен и мистер Каллен.
- До свидания, herr Мальком, - синхронно отвечают мальчики. Эдвард вежливо кивает дежурном на прощанье.
Фабиан перехватывает свой рюкзак в правую руку, а рюкзак Гийомки закидывает на плечо. Не слишком-то любящий выносить эмоции на публику, ждет, пока дежурный отойдет дальше – и тоже подходит к папе. Гийомка отодвигается чуть в сторону, давая брату место.
- Vati...
- Привет, любимый, - ласково зовет его Эдвард. Приглашает Фабиана в объятья и тот, резко подавшись вперед, тоже обнимает папу. Очень крепко.
Он говорит ему что-то на ухо, но я не слышу. Эдвард целует Фабиана в висок, погладив по спине. На лице мальчика напряженная, эмоциональная радость. И одновременно попытка приглушить эти эмоции, чтобы в них не задохнуться. Он сжимает зубы, отстраняясь от отца. Гийомка повисает на талии Эдварда.
- Как хорошо, что ты приехал папочка! Mein Vati ist endlich gekommen!
- Ну, Spatzen, - Эдвард гладит обоих сыновей, похлопав их по плечам, - а я как рад. Обожаю возвращаться.
- Еще бы любил не уезжать, - беззлобно, тихонько поддевает Фабиан. Эдвард ерошит и его волосы.
- Пока никуда не поеду. Давайте-ка в авто, а то Белле скучно.
Я так и не выхожу из машины, не хочу мешать радости первой встречи и прерывать их момент. Отношения Эдварда с мальчиками – сокровище, что дает сил и ему, и детям. Им нужны такие моменты в месте. Я не лишняя в них, никто никогда не выгонял меня, но мне хочется дать им пространство. В конце концов, дети всегда давали его нам.
Фаб садится в автомобиль первым. Отряхивает с куртки налипший снег..
- Guten Abend, Белл.
- Guten Abend, Фабиан, - улыбаюсь, обернувшись к юноше. Он кажется мне уставшим, как и Эдвард по прилету, но при этом возвращение vati явно добавляет ему сил. Детям проще, когда Эдвард здесь, он их опора. Я с мальчиками солидарна – всем нам проще.
- Белла теперь тоже говорит по-немецки? – запрыгивая в авто, забираясь на свой бустер, восторженно зовет Паркер. Его приезд папы повергает в эйфорию. А еще, скоро пятница, выходные вместе, все наконец дома и жизнь совершенно точно налаживается. Эмоциональный Паркер не скрывает своего восторга, заряжая им всех вокруг.
Я с любовью смотрю на малыша, что приникает к спинке моего сиденья. Глажу его ладошку.
- Стараюсь изо всех сил, Парки. Здравствуй, солнышко.
- Привет, - сияет он.
Эдвард садится в автомобиль последним, закрывая дверь. С обожанием смотрит на нас всех, тепло встретив жест Паркера. Тревор пристегивает их с братом ремни безопасности и они негромко щелкает в темноте салона.
- Ты давно прилетел, папочка?
- Днем, Парки. Белла любезно меня встретила.
- Жаль, что школа не дала нам тебя встретить.
- Зато у нас целый вечер вместе, Familie! Пожелания, предложения? До конца воскресенья делаем все, что вы захотите.
- Это что же, Рождество? – с подозрением выспрашивает Гийом.
Эдвард усмехается. Лучатся теплым светом его синие глаза. В кои-то веки все в порядке и спокойно. Настолько, насколько может быть, а все же.
- Я соскучился, дети. Так что вам все карты в руки.
Фаб протягивает руку, коснувшись папиного плеча. Эдвард пожимает его ладонь. Их немой диалог громче любых ярких восклицаний. Глаза у Тревора немного влажные.
- Тогда начнем с картошки фри, - решает Гийом, удобно усевшись в своем бустере. – А потом – шоколадный пирог.
- Ну и набор, Парки, - хмыкает Фабиан.
Эдвард заговорщицки посматривает на обоих сыновей. А потом оборачивается ко мне. Задорно улыбается.
- У меня есть идея.
Через сорок минут черный Porsche Эдварда останавливается напротив крупнейшей в Берлине IKEA. Она сияет яркими огнями в ночи февраля и парковка тут практически полная.
Дети не верят своим глазам. Я, к слову, тоже.
- Что это ты, vati? – усмехается Фабиан.
- Мясные шарики, - емко поясняет Эдвард. Пожимает мою ладонь и веселится, как и Гийомка, ничуть не скрывая восторга. – Я обещал Белле. А картошка фри и пирог там тоже есть.
Фабиан удивляется еще больше.
- Белле?..
Я вспоминаю наш ночной разговор накануне его отъезда. Эдварда обещал мне мясные шарики, гремящие металлические корзинки и небольшой шоппинг в IKEA. Как в память о том декабре, когда мы стали жить вместе. С ума сойти, сегодня мы приехали сюда с детьми. В ту же самую IKEA, по тому же самому адресу.
- Мы любим их тефтельки.
Гийом отстегивает свой ремень.
- Я тоже!
- Я много о тебе не знал, пап.
- Я постараюсь не быть таким скрытным, любимый, - хмыкает Эдвард. Они с Фабом улыбаются друг другу в зеркало заднего вида. А потом выходят из авто.
Эдвард открывает мою дверь, предлагая руку. На улице скользко, я не против. Мальчики идут впереди.
- Как ты вспомнил, Эдвард? – тихонько зову его, когда пожимает мою ладонь в своей. Эдвард, все в том же черном пальто, но с волосами, уже усыпанными снежинками, с глазами, горящими сотней огней, мягко посмеивается.
- Я все помню, Sonne. Все, что связано с вами.
Мы отлично проводим этот семейный вечер. И мясные шарики, и пюре, где Эдвард чертит вилкой свои традиционные рисовые поля, и картошка фри для нас с мальчиками, и четыре куска шоколадного пирога, и яблочный сок Granini. А потом мирная прогулка по бесконечному магазину, где Эдвард катит свою любимую громоздкую тележку с нашими куртками, а мы рассматриваем мебель, интерьерные решения и полки, забитые игрушками и прочими сувенирами.
Изредка дети отходят, заинтересовавшись какой-то вещью, пару раз я отхожу, и Фаб с Эдвардом негромко говорят о чем-то, следуя по намеченному на полу маршруту из стрелок. Они так похожи, когда идут рядом. И одновременно в каждом из них есть что-то свое, уникальное, разное. Но Фаб и Эдвард отлично ладят, между ними есть доверие, что так нужно отцу и сыну. Они еще поговорят про Сибель, я знаю. Возможно, и о Кэтрин, возможно, о суде, которого, дай бог, не будет. Эдвард вернулся, поездка его прошла удачно и Фаб чувствует, что мир, накренившийся прежде, вроде как становится на прежний курс. Он внимательнее к папе, он говорит чуть тише, но жестче, и черты лица его все чаще кажутся совсем взрослыми. Эдвард целует его ладонь, заметив на коже отпечатки зубов. Что-то спрашивает и Фаб смущенно отвечает. Сам обнимает папу снова.
Я знаю, как Тревор привязан к vati и что с ним одним, изредка уступая эту честь мне, он позволяет себе побыть ребенком. Эдвард ценит его открытость, он никогда не стыдил Фабиана за чувства или откровения. Он знает, каково это. Эдвард души не чает в своем первенце – и это видно. К тому же, рядом с папой Фаб всегда спокойнее. Я начинаю верить, что этой ночью будет спать как никогда крепко.
Мы покупаем пару плюшевых игрушек (акулу, двух крыс и питона), набор печенья с сердечками, несколько цветных чашек в нашу коллекцию посуды и пушистый коврик в спальню Гийома. И – набор постельного белья. Эдвард сперва не соглашается на постельное отсюда, но Гийомка так упрашивает его – и он сдается. Теперь у Гийома есть белье с динозаврами.
По приезду домой мы вместе пьем чай с тем самым печеньем на кухне. Каллен-старший отказывается от десерта, но не от чая. Мы с детьми приканчиваем упаковку самостоятельно.
- Ты много теряешь, папа, - хмыкает Тревор, с удовольствием надкусив маленькую печенюшку.
- На здоровье, малыш.
Потом мальчишки устраиваются с vati на нашем огромном диване, включив на телевизоре «Утиные истории». Фаб кладет голову папе на плечо, Гийом устраивается на его коленях, свернувшись калачиком. Я оставляю их наедине, иду в долгий, теплый, расслабляющий душ. И улыбаюсь плиточным стенам, что с утра видели столь выдающийся мой оргазм – Эдгазм, я бы сказала. Бедные стены – пусть завидуют.
Эдвард укладывает Гийома, посидев у него чуть дольше, чем обычно. Желает добрых снов Фабиану, заглянув и к нему перед сном. Они о чем-то говорят в темноте, а потом Тревор обхватывает папу за шею. Я достаю белье из сушильной машины и приношу к его спальне, но не захожу в комнату, не тревожу их. Разложу вещи завтра.
Когда Сокол добирается до нашей спальни, на часах уже половина первого. Заходит в комнату после быстрого душа, прищурившись моей полусонной позе на постели. Ныряет под одеяло, с мальчишеской резвостью притянув меня к себе – как любимую игрушку. Зарывается лицом в волосы, целует у виска, у шеи. Пахнет своим гелем для душа.
- Мечта всех этих дней, Schönheit, - резюмирует нашу позу, когда кладу голову ему на грудь, удобно устроившись на нашей большой подушке. Мужчина гладит мои волосы, успокаивая себя.
В тишине так спокойно. Так темно. Так просто. И хорошо. Боже, как же это все хорошо. Чтобы Эдвард был в этой постели, чтобы я чувствовала его всем телом, чтобы могла прижаться вот так – и никаких разлук никогда не существовало.
- Моя тоже, Falke.
- Хорошо, что мечты сбываются.
- М-м, - сонно бормочу в его плечо, прижавшись теснее, - очень хорошо.
Он кладет ладонь на мою спину, разровняв одеяло. А второй ладонью пожимает руку, что устраиваю у него на груди. Целует мой лоб.
- Добрых снов, моя красота. Наконец могу сказать это лично.
- Доброй ночи, Эдвард. И правда. Если проснешься от джетлага, буди меня. Будем полуночничать вместе.
- Буду смотреть, как ты спишь, - он вздыхает, удобнее устроившись на общей подушке, - лучше колыбельной.
- Ее я тоже могу спеть.
- М-м. Завтра вечером я послушаю.
Улыбаюсь в его плечо, с радостью укутавшись и в одеяло, и в Falke. Он согревает не хуже.
- Заметано, профессор.
В темноте слышу, как Эдвард смеется. А затем в спальне воцаряется полная тишина.
Все мы этой ночью спим совершенно спокойно.
Будильник – как единственное, что остается неизменным и сохраняет рутину – звонит в пятницу в шесть часов утра. Я инстинктивно прижимаюсь к Эдварду крепче, хотя мы и так всю ночь провели в объятьях друг друга. Прячусь у его шеи, зарывшись в одеяло, и сонный Сокол нежно улыбается моей позе.
- Боже, ты дома.
- Дома, Schwalbe.
- Не говори мне, что уже утро.
- Не буду.
Он рассеянно улыбается, прищурившись и устало глянув на будильник. Тянется к нему, придержав меня свободной рукой, и гасит этот неуемный звуковой сигнал. За окном тьма, как ночью. Фары машин разрезают темноту тиргартенского леса. Эдвард целует мой лоб.
- Еще минутку, Эдвард, и я встану...
- Поспи. Сегодня твоя очередь поспать.
Слишком, слишком соблазнительное предложение. Я чувствую себя ни на что не годной и вымотанной до предела, будто бы эту ночь мы вообще не спали. Эдвард и его возвращение согревают мою душу, но расслабляют тело. Никак не могу собраться.
- Это нечестно.
- Ох, Изз, еще как честно, ты тут всем заправляла одна целую неделю – он целует меня – легко, быстро, даже не дождавшись, пока открою глаза, - засыпай, моя любовь. Увидимся после обеда.
- Ты в офисе до вечера?..
- До шести. Заберу мальчиков и приеду. Все, liebe. Спят усталые игрушки.
В полусне оборачиваюсь к нему, тщетно постаравшись отыскать в пространстве. Темнота бесконечная, тепло постели, мягкие простыни, запах Эдварда... он сам рядом со мной. Боже мой, неужели он правда уже рядом?..
- Я так рада, что ты вернулся..
- Никуда пока не поеду, - обещает Falke, подтянув ко мне поближе свой уголок одеяла. Напоследок крепко обнимает прямо на простынях и я смеюсь, а он улыбается. Игриво касается губами и моего лба, и бровей, и скул.
- Доброго утра вам с мальчиками...
- А тебе – добрых снов.
Каллен поднимается с постели и, хоть не заставляет меня, не принуждает, но я понимаю, что должна его отпустить. Не хочется. Тихонько и неудовлетворенно стону, когда он уходит. Эдвард утешительно целует мой лоб.
- Завтрак оставлю на плите.
- Еще и завтрак!
- Да. Я не плохо готовлю, между прочим.
Хмурюсь, толком и не открыв глаза, но протянув к нему руку. Не могу отпустить просто так.
- Schönheit.
Эдвард умиляется моим жестом, поцеловав в центр ладони. Поправляет одеяло.
- Люблю тебя.
Бормочу, что я тоже. Эдвард приглаживает мои волосы.
Я начинаю думать, что не усну, что все-таки вставала в шесть большую часть месяца и тело уже привыкло. Но нет. Я засыпаю как ребенок, как Гийом на заднем сидении автомобиля после насыщенного вечера. Утягиваю себе нашу общую подушку, кутаюсь в одеяло и закрываю глаза. Форточка приоткрыта, в спальне уютно и все это вместе – надежный ключ к хорошему сну.
Просыпаюсь в десять, без будильника, без тревог, совершенно выспавшейся и отдохнувшей. Оглядываюсь вокруг, стараясь поверить, что все вчерашнее не было сном и Каллен правда вернулся. Его вещи вижу на спинке стула и у изножья постели. Стало быть, все правда.
Они с детьми возвращаются домой в семь вечера. Ужин уже готов. Мы садимся за обеденный стол все вместе, дети по бокам от папы, Эдвард напротив меня. И это такое хлесткое, такое медовое чувство... спокойствия. Потому что все возвращается на круги своя. Нет более правильного, более логичного семейного вечера, чем наш сегодняшний. Мальчики дома. Эдвард дома. И я.
- Nestwärme, – подумав, выдает Гийом.
Фабиан и Эдвард улыбаются. Я с ожиданием смотрю на всех Калленов.
- Семейный уют, - негромко переводит Фабиан, скромно улыбнувшись. – Верно, Парки.
- Это тема нашей презентации для открытого урока в следующую пятницу, - со знанием дела сообщает малыш, наколов на зубчики вилки овощи из салата.
- У тебя без труда получится ее сделать.
Мы с Эдвардом встречаемся взглядом – там штиль, бархат, мир. Абсолютный мир.
Все в порядке.
Как и первые ночи по возвращению Эдварда, так и наши долгожданные выходные вместе проходят с той тихой, исчерпывающей радостью, без которой не обходится ни одна счастливая семья. Впрочем, как и вся неделя, оставшаяся в феврале.
В субботу и воскресенье мы ходим по музеям, что выбирают мальчики. Устраиваем домашний кинотеатр дома – с попкорном и чипсами, «о ужас!» в глазах Falke. Гуляем по снежному Берлину, заглядываем на стейки и в кофейни. А в воскресенье, с самого утра, Эдвард везет нас на горку, специально устроенную для детворы в парке Бабельсберга. Те же тюбинги, что были в Портленде – Гийом в восторге. Ну и от горячего шоколада в местной кондитерской потом – тоже.
После домашнего воскресного ужина Фабиан помогает мне убрать посуду. Гийом утаскивает папу показать текст для театральной пьесы, в которой его пригласили участвовать. Что-то о великих деятелях немецкой истории.
- У нас снова семейные выходные, - Фабиан методично переставляет чашки в посудомойку, смущенно подняв на меня свои темные глаза.
С пониманием отношусь к его откровенности. Внимательно слушаю.
- Верно, милый. Мы дождались.
- Я думал, не дождемся.
- Папа приехал, Фаби. Все налаживается.
- Я хочу сказать, Белл... что я рад, что у нас... так. Что ты возишься со мной и Парки, что мы разговариваем... мы дождались папу благодаря тебе.
- Солнышко, - улыбаюсь ему, сострадательно коснувшись ладони. Фаб поджимает губы. – Будет легче.
- Не знаю. Но у нас, по крайней мере, есть шанс. У всех.
Он снова смотрит на меня, снова из-под ресниц, совсем потерянно. И ждет, и будто бы опасается, что ждет напрасно... но я не подвожу Фабиана. Я никогда его не подведу. Легонько обнимаю, погладив по спине. Тревор жмурится.
- Надо что-то делать... со слабостью этой, с...долбанным бессилием.
- Нет, милый, - глажу его нежнее, держу чуть крепче, - не надо с собой бороться. Лучше говори об этом. Я здесь, папа тоже. Ты знаешь.
Он вздыхает.
- Поэтому я – тоже. Поэтому я тоже...
- Фабиан, - оглаживаю его по щеке, горячей, но уже немного мокрой. Юноша выдавливает мне полуулыбку сквозь слезы. Обнимает сам, снова. Тихо и некрепко.
- Спасибо, Белла. Спасибо, что ты с нами... и со мной.
- Stets, Тревор, - обещаю ему я.
Перед самым сном Фабиан тихонько папу просит зайти к нему снова. Закрывает дверь.
Остаток недели Falke занимается подготовкой новых разработок в Porsche, презентации приурочили в годовщине компании и в скором времени нас всех ждет поездка в Штутгард. Но пока Эдвард уезжает сам, вернувшись со скоростью света – в тот же день, поздно ночью. Габриэль выясняет детали с иском, решение вопроса пока затягивается. Впрочем, сохраняя оптимизм, среди всего этого мы готовимся к приезду Калеба и его семьи в Берлин. Эдвард дает Виттории и Каспиану четкие инструкции по подготовке нашей старой квартиры в Шарлоттенбурге.
Мы ждем Калеба на ужин сразу же в день приезда – в воскресенье. В четверг он позвонил из Рапалло, маленькой деревушки в Лигурии, где они провели эти пару недель, чтобы уточнить – все ли в силе. Дети постоянно что-то кричали в телефон, вырывая его у бедняги Калеба и требуя дядю Эда. Сокол, смеясь, пообещал им, что скоро они увидятся. Калеб басисто засмеялся в трубку.
- Кончаются спокойный деньки, братец. Они правда намерены отобрать у тебя все свободное время.
- Мы найдем, чем заняться, - успокоил его Эдвард, включая громкую связь. – Белла знает все заведения Берлина, в том числе, детские.
- Белла! Ты еще не против нашего приезда? – возвал ко мне Калеб, обрадовавшись, что тоже его слышу.
- Ну что ты, Калеб.
- Плюс нашего Düstere Stadt (мрачного городишки) в том, что ты тоже там. Wie geht's?
- Danke, mir geht's gut. Я рада, что вы приедете.
- Я тоже рад, что увижу нашу Иззу, - басом заявляет Калеб, совершенно искренне. – Припас ты нам сокровище, Эд.
- О, я знаю, - Эдвард обнимает меня, притянув к себе, и касается губами виска. – Поверь, Калеб, я знаю.
Поздним вечером субботы, накануне приезда брата Сокола, внезапно звонит мой телефон. Пью на кухне свой мятный чай из икеевской синей кружки, пока Эдвард укладывает Гийома. Открыта форточка, еще немного шумят авто на проспекте и неяркий свет уютным полумраком освещает кухонную зону.
На экране номер Калеба – я уже внесла его в адресную книгу телефона. Видимо, Эдварду Калеб пока не дозвонился – он всегда оставляет мобильный в комнате, уходя к детям.
Я без задней мысли беру трубку.
- Guten abend, Калеб!
- Здравствуй, Белла, - тихо здоровается женский голос.
Я не сразу узнаю его, ведь мы общались лишь пару раз и то вживую, и то еще в январе, в Мэне.
Но девушка мне помогает, почувствовав, что сомневаюсь.
- Это Розали.
Я теряюсь окончательно. Роз не может звонить мне. Та самая Роз, что на дух не переносила моего присутствия? Крепче держу телефон, боясь ненароком уронить его.
- Да, Розали?..
Она вздыхает, но очень тихо. Судорожно.
- Белла, - дрожит ее хрипловатый голос, кажется, Розали долго плакала, - Белла, пожалуйста... пожалуйста, ты должна мне помочь.
Спасибо всем дорогим читателям, которые ждали новую главу и поддерживали в ее написании. Я безумно рада вернуться к героям и продолжить рассказывать их историю. С нетерпением буду ждать ваших отзывов здесь или на форуме, ваши истории и мнение - залог вдохновения, а значит, и продолжения. Спасибо всем, кто делится!
Источник: http://robsten.ru/forum/29-3233-1
