Siegessäule (Колонна Победы) — памятник в центре Берлина в Большом Тиргартене, построен по проекту архитектора Генриха Штрака в 1864—1873 годах как национальный памятник объединительным войнам Германии.

Среда, 21 сентября. Моя история сообщений.
Я, 16.50:
«Это третий билборд с рекламой Porsche Coupe 2.0, который я сегодня вижу в городе».

Я не знаю, зачем я отправляю это сообщение. Допивая чай с миндальным круассаном прямо в постели, составляю план работы с материалом из посещенных заведений, и почему-то решаю написать ему. Первой. После выдержанных 37 часов тишины.
Прикрепляю вложением фотографию с билбордом, на котором изображен вишневый «Порше» новой серии, с воодушевляющим лозунгом «Скорость ветра. Скорость сокола. Твоя скорость», которую сделала на ходу, по пути домой. Блокирую мобильный, стараясь сконцентрироваться на прежнем занятии. Глупый порыв, быть может, останется без ответа.

Моя история сообщений.
Чек-Поинт Эдвард, 17.01:
«Я не знал, что их уже разместили. Неплохая реклама, тебе не кажется? Как раз в том цвете, что ты заметила на выставке».

Одиннадцать минут. Отличное время. Я наливаю себе еще чая, откладывая блокнот с вручную начерченной таблицей. Многие графы еще не заполнены.

Моя история сообщений.
Я, 17.03:
«Реклама отличная. В Берлине так много «Порше»? Или я замечаю только их, думая о тебе?»

Замечательно, Белла. В рейтинге глупых смс-порывов радостное прибавление. Я отправляю сообщение, практически сразу же пожалев о нем. Но стереть уже не получится, доставлено.
Наверное, все дело в бессонной ночи. Я проснулась в районе двух, от чересчур яркой картинки молодого юноши за рулем матовой черной машины, что вижу теперь повсюду, и так и не заснула. Эдвард дал мне время подумать, он не навязывался и не настаивал на скором одномоментном решении. Он хочет попробовать, и, хоть у нас запланирована встреча в субботу, сегодня лишь среда – и у меня еще хватает времени, дабы все отменить. Хороший вопрос на злобу дня: хочу ли я? А если не хочу, то что собираюсь делать с открывшимися фактами, осложнившими едва начавшуюся историю? Боже, едва закончив с Керром, едва выпутавшись из этого абсурда и паутины недосказанности, нырнуть с головой снова? Уровень куда выше, последствия куда хлеще, еще и мальчик вовлечен… на девять лет младше меня, к слову. Я не думала, что две встречи в кофейне смогут так повлиять на меня и привести к столь неочевидному мозговому штурму. Раскладка проста: либо я позволяю себе встречи с Эдвардом и принимаю все то, что они могут за собой повлечь, как радостное, так и печальное, либо обрываю все к чертям и жалею. Сколько? День? Месяц? Год? Я ведь явно не смогу так просто отпустить все это… он слишком сильно мне нравится. Факт? Факт!
Телефон, завибрировав, отвлекает от размышлений.

Моя история сообщений.
Чек-Поинт Эдвард, 17.04:
«В Берлине немало «Порше», Белла. Но я бы предпочел второй вариант. Потому что я не могу не думать о тебе».

Я упираюсь локтями в стол и накрываю лицо руками. Даю себе немного времени, пока неистово горят щеки, а губы невольно растягиваются в улыбке. Мне радостно. Я хочу улыбаться. И я не могу перестать проигрывать его слова в голове. Во всех оттенках звучания голоса… с любым, даже самым вопиющим, значением-послесловием.
37 часов я стараюсь понять, могу ли я идти дальше, прекратив пугать себя и строить баррикады на ровном месте. Я знаю Эдварда совсем не долго. Но определенно хочу знать дольше. И больше.

Моя история сообщений.
Я, 17.06:
«Значит, второй вариант правдоподобнее. Мне нравится, что ты думаешь обо мне… Я просматривала цветовую палитру для Coupe 2.0 на выставке. Почему для его кузова нет опции желтого цвета?»

Господи…

Моя история сообщений.
Чек-Поинт Эдвард, 17.09:
«Желтый цвет зарезервирован для Porsche Carrera GT. Я никогда еще так не ждал субботы, Изабелла».

Черт, сегодня я не перестану улыбаться. Откладываю блокнот, ложусь на кровати, удобно облокотившись ногами об изголовье. Накрапывающий дождь, постукивая по подоконнику, помогает сосредоточиться. Где же солнце?

Моя история сообщений.
Я, 17.12:
«Тогда Porsche Carrera GT стал бы любимым авто Ван Гога. «Подсолнухи» отлично бы смотрелись на заднем сидении посреди Прованса. Я тоже жду субботы, Эдвард».

Подумав, делаю вторую фотографию на скорую руку, на сей раз стены позади себя. Репродукция «Подсолнухов», впускающая солнце в мою квартиру даже в самый ненастный день, теперь есть и у Эдварда. В истории сообщений.

Моя история сообщений.
Чек-Поинт Эдвард, 17.14:
«Не было импрессиониста талантливее, чем Винсент. Он бы обеспечил успех нашей рекламной компании с гоночными моделями. У тебя уютная квартира».

Вздыхаю, рассмотрев на фото тот край студии, который попал в кадр. Ничего особенного.

Моя история сообщений.
Я, 17.17:
«Желтый цвет из его палитры заменяет мне солнце, Винсент великолепен. Спасибо за комплимент. Хорошего вечера, Эдвард. Я продолжу о тебе думать».

Моя история сообщений.
Чек-Поинт Эдвард, 17.18:
«Хорошего вечера, Белла. Займусь тем же самым. Береги себя».

Я закрываю глаза и долго лежу так, позабыв о таблицах в блокноте. Теперь Ван Гог тоже ассоциируется у меня с Эдвардом. Только перед глазами встает не живопись золотого века импрессионизма, а его лицо.

Я попадаю под дождь и промокаю до нитки, благополучно забыв зонтик дома. Осень в Берлине так же прекрасна, как и ужасна. Монументальность серого города нагоняет хандру и апатию, а косые пронизывающие капли отнюдь не романтичны. Тучи, нависшие над моим районом, мне отвратительны.
Я прохожу мимо консьержа так решительно, что он едва успевает меня остановить. Бормочет «к вам приходил курьер, фрау Свон» и заговорщицки улыбается, пока поднимает на стойку декоративную вазу с… подсолнухами. Как и на картине небезызвестного Винсента, в количестве восьми штук. Про тучи и дождь я забываю практически сразу же.
Уже дома нахожу ярко-желтую записку в цветах, от волнения едва не порвав ее в процессе поиска. Почерк знакомый, размашистый. С витиеватой подписью в конце, что так радует последнее время.
«Schönheit, пусть у тебя этой осенью будет больше солнца. Мы с Винсентом постараемся разогнать тучи. Чек-Поинт Эдвард».

Четверг, 22 сентября. Моя история сообщений.
Я, 14.30:
«Эдвард, у меня нет слов. Этот день стал намного светлее, хоть мой консьерж и в недоумении. Спасибо тебе! Danke schön».

Моя история сообщений.
Чек-Поинт Эдвард, 14.32:
«Gern geschehen. Как бы я не был рад, что цветы тебе понравились, теперь им завидую: они видят тебя вживую. Твой консьерж считает меня экстраординарным, курьер передал мне, но это к лучшему. Пожалуйста, думай обо мне».

Моя история сообщений.
Я, 14.33:
«Обещаю. До субботы недолго. Береги себя».

Моя история сообщений.
Чек-Поинт Эдвард, 14.33:
«До встречи, Солнце».

Откладываю телефон и думаю, что теперь уж точно поздно что-либо менять. Смеюсь и прижимаю букет к себе, глубоко вдохнув его запах, чувствуя лепестки кожей. Потрясающе. Такие красивые, ароматные, солнечные и живые цветы. Я смотрю на них и понимаю, что обещание Эдварду сдержу без каких-либо проблем. Теперь мне не перестать о нем думать. И обрывать эту историю в самом ее начале я не стану. Что бы там потом ни было.

Пятничный вечер, как и повелось, вступает в свои права. И к восьми, закончив со всеми делами недели, мы с Элис с чистой совестью встречаемся в кофейном баре «Сияние», не нарушив установившейся традиции. Правда, сегодня мест за столиками не отыскать – неожиданный ажиотаж – и нам приходится довольствоваться барной стойкой, в уютном ее уголке с отличным обзором на всю кофейню.
Элис делится со мной последними новостями кампуса и вздыхает при упоминании итоговой работы, которой по-прежнему уделяет большую часть времени. А еще на курсах немецкого началась сложная тема, которую ей никак не удается понять. И у ее младшего брата вчера был день рождения, одиннадцать лет – она пела ему Happy Birthday по «Скайпу» и едва удержалась, чтобы не расплакаться.
- Я очень по нему соскучилась, Белла, - чуть подрагивающим голосом признается Элис, с грустной улыбкой очерчивая ободок своей кофейной чашки, - по ним всем, конечно же. Эддер своим приездом напомнил мне, как раньше было здорово. Я ведь, по сути, от своих воспоминаний бежала… как только они развелись, знала, что в этом доме и городе быть не смогу, все напоминает…
Я сочувствующе глажу ее плечо.
- Но ведь ты говорила, что они расстались мирно.
- Так и есть, как взрослые и нормальные люди. Не было даже раздела совместно нажитого имущества, мой отчим только свои вещи из шкафа забрал. Проблема в том, что нельзя развестись и жить в одном доме, понимаешь?
- Нельзя, - соглашаюсь, некстати припоминая и свой опыт такого же плана. У нас с Элис много общего, может быть, поэтому мы так быстро сдружились? – Но хорошо, что все прошло спокойно.
- В общем, вчера мы вспоминали былое, - подводит черту подруга, сама себе покачав головой. – Очень жду Рождества, чтобы увидеть мальчиков и маму. Знаешь, я попросила у профессора закончить на неделю раньше, чтобы побыть дома подольше. Он согласился.
- Звезды сулят тебе отличный декабрь, - смеюсь, обрадованная тем оптимизмом и воодушевлением, которые появляются на ее лице при этих словах, - замечательно, Элис!
Девушка смиряет меня внимательным, интригующим взглядом.
- Это еще не все.
- Не все? – вспоминаю о том, что у меня остывает флэт-уайт, только когда посетителю слева приносят такой же. Поспешно пробую кофе, на чьей пенке уже появились глубокие пузырьки.
- В декабре я так же встречаюсь с Эмметом.
Элис говорит это без светопреставлений, удивительно спокойно и отрывисто, словно бы обыденную вещь. Однако, приметив изумление на моем лице, искренне смеется.
- В среду я все-таки ему позвонила!
- Правда? Элис!
Мы обнимаемся у барной стойки, шутливо чокаясь кофейными чашками. Видимо, смеемся заразительно – милый бариста у кофе-машины тоже не удерживается от улыбки.
- Я рада, что вы все-таки созвонились, - когда немного утихает первая волна радости, признаюсь подруге, - Эммет хороший человек и интересный парень. И поверь, он босс для меня, так что такая характеристика начальства дорогого стоит. Я работала с разными людьми.
- Да, он очень милый, - Элис мечтательно выводит узоры из крошек сахарного печенья по блюдцу, - он так удивился, когда я назвала, кто я. Сказал, что думал, что я его забыла.
- Не буду далеко загадывать, но мне кажется, у вас все получится.
- Посмотрим, - заговорщицки подмигивает подруга, тоже наконец пробуя свой напиток. Медленно опускает чашку на стойку, поворачиваясь ко мне всем корпусом.
- Что?..
- Твоя очередь.
Нервно усмехаюсь, почему-то смутившись.
- Я звонила Эммету сегодня утром, мне он не удивился, - подшучиваю, наивно полагая, что Элис этого хватит.
- Я знаю этот блеск в глазах, - рушит мою надежду подруга, придвинувшись ближе, готовая слушать, - работа работой, Берлин Берлином, а немецкий и вовсе просто немецкий. Ты с кем-то познакомилась, Белла?
- Почему ты так решила?
- Потому что знаю тебя. И потому что твой консьерж, когда я передавала суккулент, проронил, что тебе уже третий раз за неделю приходят цветы.
Знала я, что лучше было самой забрать маленький суккулент в забавном розовом горшочке у Элис. Она увидела его в районе Кройцберг, два одинаковых, два равных, «затерянных в большом городе, как мы с тобой», объяснила мне. И подарила, чтобы ознаменовать наконец нашу дружбу чем-то материальным. И умилительно-одинаковым.
- Размус, оказывается, поучаствовал в теории заговора…
- Ну Белла, - Элис упрашивает, словно ребенок. А глаза горят предвкушением, - ты можешь не раскрывать подробностей, честно, просто скажи, да или нет?
Я не хочу говорить с Элис об Эдварде. Во-первых, потому, что я пока не знаю, что мне говорить, и не хотела бы выдумать лишнего, а во-вторых, потому что вряд ли она поймет меня в этом плане. Никто старше тридцати Элис никогда не нравился, она шутила, что у них потом свои клубы по интересам, а уж старше сорока… мне нужно дать немного больше времени этим встречам и подумать о том, что я чувствую рядом с этим мужчиной на самом деле. Пионы были очаровательны, но, как и мои любимые подсолнухи, до сих пор порождают ненужные вопросы.
- Да, - спокойным голосом отвечаю, для храбрости делая глоток флэт-уайта, - и пожалуйста, пока слишком рано что-то обсуждать. Зато я могу рассказать тебе, что встретилась с Керром в «Форуме» в прошлую субботу.
Элис переключает внимание с моего будущего на прошлое. Удалось.
- И что же вы?.. – опасливо спрашивает, не скрывая удивления. – Ты сама позвонила ему?
- Я не звонила, нет. Я была возле «Форума» и зашла на пару минут. Мы встретились, когда я выходила.
- Ты сама зашла в «Форум»?.. Ты целенаправленно к нему шла?
- Элис, я не ищу встреч с Керром, ты знаешь. На витрине увидела коллекционные машинки, купила папе в подарок. Там была выставка, на которую я заглянула, там же встретила… нового знакомого. И уже когда уходила, к «Форуму» подходил Керр.
Черт.
- Ты и с новым знакомым встретилась в «Форуме»? – Элис недоверчиво, но улыбаясь, качает головой, будто подводит итог. – Тебя тянет к немецкому автопрому и парням, его создающим.
- Наверное. Мы с Керром мило поговорили и разошлись. Он тоже подумал, что я пришла к нему, но… на самом деле, это все закончено. Я больше не хочу начинать сначала.
- Твое право, - Элис допивает свой кофе, задумчиво посмотрев на блестящую в свете ламп поверхность кофе-машины, - я вот думаю, что все было бы проще, не выбирай мы ровесников. Парням нужно больше времени, чтобы повзрослеть.
Такая речь от подруги, преисполненной мудростью, застает меня врасплох. Едва не роняю кофейную чашку, ошарашенно глядя на нее. Зрит в корень, хотя я и не намека не дала.
- На самом деле, - пожав плечами, продолжает она, - Эммету вот двадцать девять. Отличный возраст, как считаешь? Керру было двадцать шесть, как и тебе, не так ли? Может быть, изменить параметры поиска?
- Элис, я чувствую себя как в брачном агентстве, - останавливаю ее размышления, невольно подмечая, что уже выполнила все советы, хоть и не намеренно, - может быть, сменим тему?
Фраза нежданно режется. Два раза мы с Эдвардом по очереди произносили ее в ходе таких же кофейных посиделок. Дважды, черт.
- Да уж, - весело отзывается Элис, кивнув бариста, проходящему мимо, - отличный кофе, спасибо!
А потом она просит еще чашку. И наша беседа снова становится непринужденной – о Берлине, немецком, забавных обезьянках Зоосада. Не заставляют себя ждать и пара исторических вставок о городе.
- Знаешь, завтра у нас не получится пообедать, - вдруг вспоминает Элис, когда мы, закончив с кофе, идем в сторону метро. Погода относительно неплохая, нет ветра и дождя, а значит, осень удалась. – Мне нужно будет встретиться с переводчиком работы.
Я пожимаю ее руку в своей, качая головой на виноватый взгляд.
- Конечно, Элис, без проблем.
- Но, может быть, мы можем позавтракать? Я чувствую, будто принуждаю тебя к встрече с Эддером, но я бы хотела, чтобы вы познакомились. Мы с ним завтра встречаемся в «Brioche», это та французская пекарня, о которой ты писала недавно. Не хочешь присоединиться? Я обещаю, что он классный.
Мне льстит, с каким рвением Элис хочет познакомить меня с родителем. Судя по ее рассказам, той малой части их, какую знаю, этот человек действительно был и остается для нее отличным отцом. Я бы, наверное, тоже хотела, чтобы мама или папа встретились с Элис, она мой лучший и единственный друг здесь. Но я все-таки не уверена в том, что буду достаточно расслаблена в день встречи – совру, если не скажу, что долгожданной – с мистером Чек-Поинтом.
- Элис, я… у меня завтра планы вечером и нужно немного подготовиться... извини, что я второй раз отказываюсь. Я совершенно не против с ним познакомиться.
- Возможно, в третий раз повезет? – усмехается Элис, ответно пожимая мою руку. Кажется, понимает, что речь идет о свидании. Свидание ли это?.. – Удачи тебе завтра. Кто бы он ни был, я уверена, ты его впечатлишь.
- А он меня? - с шутливым высокомерием интересуюсь, пока обходим Телевизионную Башню.
- А он тебя и подавно, - теперь уже искренне смеется она, когда мы останавливаемся у входа на станцию. – Спасибо за компанию, Белла. Обожаю пятницы.
- И я. А еще обожаю тебя, - обнимаю ее, в который раз порадовавшись, что мы встретились. Очень хочу, чтобы эта дружба была долгой, - доброй ночи.
- Вещих снов, - отпускает меня подруга, подмигнув. И напутствие, и пожелание совмещает в эту фразу. – Увидимся.

* * *

Весь недолгий путь с пятого этажа, в тесном пространстве двухместного лифта старого берлинского дома, я стараюсь успокоить бешено стучащее сердце. Предвкушающее самую непосредственную близость Эдварда в этот вечер, оно отказывается внимать всякому контролю. Я искренне ждала возможности увидеть его, намеренно увлекая себя рабочими делами и второстепенными задачами Эммета, которые могли бы и подождать. Мне не хотелось считать дни, но невольно я это делала. По-настоящему отвлекла только вчерашняя встреча с Элис, на ней я расслабилась и даже откровенничала, впрочем, удержавшись от подробностей. С сегодняшнего же утра сила мандража лишь нарастает. Фары «Порше», мелькнувшие в моем окне на углу проспекта, могли быть фарами любой другой машины любого другого человека. Но зная пунктуальность Эдварда и не в силах больше переживать все волнение в одиночестве четырех стен моей студии, решила спуститься.
И вот двери лифта открываются. Я знаю свой план. Прежде всего, семь шагов до двери. Затем прикосновение к ее стеклянной поверхности. Движение от себя. Улица. Свежий воздух. Три вдоха. И еще пять шагов до автомобиля, чье матово-черное крыло я вижу уже отсюда, из освещенного холла нулевого этажа.
Размус, обсуждающий что-то с фрау Роззестер, недовольно демонстрирующей ему какие-то бумажки, замолкает посреди разговора. Они оба оборачиваются в мою сторону, поправ поистине немецкую сдержанность в плане человеческого любопытства, и обводят удивленным, впечатленным взглядом с головы до ног.
Зеркало, которого старательно избегала перед выходом из квартиры, поджидает здесь, у стены рядом со стойкой консьержа. Несложные элементы – темное пальто, черное платье длиной до колена, приталенное, расходящееся книзу. Ровная полоса белого цвета, изящно вплетенная в ткань, оживляющая простоту наряда. Рукава в три четверти. Серебряная подвеска с маленьким цветком нежно-розового цвета. Невесомые сережки-цепочки. И повседневная укладка, лишь чтобы локоны лежали ровно.
Я убеждала себя, что хочу лишь выглядеть подобающе, поэтому выбираю платье. Но на самом деле, и подспудно это очевидно, мне хочется впечатлить мистера Чек-Поинта, понравиться ему. В конце концов, сегодня вечер субботы, в его компании мне крайне приятно, а первый поцелуй уже состоялся. Все карты на руках.
- Доброго вечера, фрау Свон, - желает мне вечно хмурый Размус, улыбнувшись выбранному наряду. По его глазам видно, что одобряет все, от темных туфель до персикового блеска для губ. Фрау Роззестер приветственно кивает мне, подмигнув. Говорит что-то на немецком, чего понять не могу, но звучит все так же одобрительно. Может быть, желает удачи?
- И вам хорошего вечера, - мягко отвечаю обоим. Набираюсь недостающей смелости, чтобы выйти из подъезда, за что и благодарна. Сдержанные и толерантные к сплетням немцы тихонько обсуждают меня за спиной. Все так же улыбаются, отражение в двери демонстрирует это вполне явно.
На улице не холодно – одна из причин, почему я решила сегодня изменить образ. Дождя не обещали, погода благоволит, солнце ободряюще светит, и даже парочка птиц чирикает в кроне деревьев. Свет красиво падает на лоснящийся бок машины. Но еще красивее – на лицо Эдварда, который ждет меня у пассажирской двери, расслабленно спрятав руки в карманы черного, как у меня, пальто. В цветовых оттенках мы сегодня совпали – вплоть до его пуловера и брюк. Выглядит мистер Чек-Поинт невыразимо стильно и мужественно. Улыбается мне широко и вдохновленно.
Я вижу эту улыбку, только мою в эту минуту, и больше не волнуюсь. Чудодейственное средство.
- Здравствуй.
- Здравствуй, - бархатно отвечает он, протягивая мне руку. Трепетно пожимает пальцы, задержав на секунду, чтобы полюбоваться, - ты чудесно выглядишь, Белла.
Я подступаю к нему на шаг ближе, переплетя пальцы. Сандал и цитрусовые окутывают теплым незримым туманом. Я улыбаюсь так же искренне. И смотрю, не утаивая радостного предвкушения, прямо в синие глаза. Черт, как же удивительно они искрятся. Как будто до меня Эдвард не видел женщин в принципе.
- Спасибо.
Он вздыхает, совершенно по-доброму посмотрев на мое лицо. Пальцами осторожно приподнимает его, коснувшись подбородка. Замечает, что у меня сбивается дыхание, и, похоже, доволен эффектом.
- Я скучал, Schönheit.
Воодушевленная, кладу обе ладони на его плечи. Потрясающее чувство непосредственной физической близости человека, который отнюдь не безразличен. Эти телефонные сообщения обладают одним весомым недостатком – Эдвард вдалеке, когда мы переписываемся. А сейчас близко. Очень близко.
- Я тоже.
Мужчина заинтригованно ухмыляется, судя по всему, довольный происходящим. А затем наклоняется, легко поцеловав мою щеку. Убирает пальцы, невесомо коснувшись скулы. И мгновенье смотрит куда-то поверх моей головы, на дверь подъезда. Усмехается.
- Начнем сегодняшний вечер, Белла? Наблюдатели уже выставили первые баллы.
Я смеюсь, представляя себе взгляды Размуса и фрау Роззестер, но, когда оборачиваюсь, они наигранно-внимательно изучают свои бумажки.
- С удовольствием.
Не изменяя традициями, Эдвард сажает меня в «Порше», проследив, чтобы дверь не зажала платье. Если когда-нибудь увижу туалетную воду с переплетением запахов из салона машины – кожи, мандаринов, сандала – куплю без лишних раздумий. Стойкая ассоциация удовольствия. Еще и с классической музыкой в качестве звукового сопровождения.
Вступают скрипки во «Временах года» Вивальди, когда «Порше» резко, но мягко срывается с места, легко маневрируя между рядами припаркованных машин. Эдвард ведет ровно, уверенно и быстро. Мне доставляет удовольствие, никак не опасливость, манера его вождения этим ранним вечером. К тому же, впервые солнце, а не фонари, очерчивают его профиль. Я любуюсь.
- Как твоя неделя, Белла?
- Твои сообщения отлично разбавляли будни.
- Могу сказать то же самое, - довольный, чуть запрокинув голову, посмеивается Эдвард, - истинное удовольствие получать их. К тому же, я на шаг ближе к разгадке твоих любимых цветов.
- Подсолнухи были очаровательны, Эдвард.
- Я знаю, что это не они, - хмыкает он, поворачивая влево и выезжая к Телевизионной Башне, - но их яркость сравнима с твоей.
- Спасибо. Но знаешь, мне одинаково нравятся все цветы, которые ты присылаешь. В фаворе каждый из букетов.
- Значит, я на правильном пути.
Я кладу ладони на мягкую ткань своего платья, ждавшего в глубине шкафа именно этого вечера, кажется, с самого своего приобретения. Внешне кажущееся классическим, даже повседневным, оно сегодня заиграло новыми красками для меня. Тем более, мы с Эдвардом совпали в тандеме цветовых решений. И ему нравится мой наряд, что не собирается утаивать. Эдвард создает у меня впечатление, что ему в принципе нравится все во мне.
Мы пересекаем бывшую границу Западного и Восточного Берлина. Минуя мост у Кафедрального Собора, движемся в сторону Бранденбургских ворот.
- Сегодня мы все-таки изменим место встречи? – заинтересованно зову, рассматривая мелькающие пейзажи города, прежде чужого, по ту сторону стекла. Преображается не только Берлин, преображается само мое впечатление о нем. Даже немецкий язык звучит приятнее и проще, если вспомнить небольшой урок от Эдварда. Его влияние сложно игнорировать.
- Да. Мой черед предлагать идеи, - объявляет он, чуть приглушив музыку, в которой начинается часть «весна», по сути, лучшая характеристика моего настроения в эти полторы недели.
- Я заинтригована.
- Это отлично!
Эдвард огибает Бранденбуры, сворачивая на кольцевом движении в сторону Тиргартена. Рейхстаг, оставаясь справа, теряется в густой кроне деревьев парка. Они обступают нас, широкий проспект обрамляя зелено-желтой рамой. Листья шумят, небо безоблачное и насыщенно-голубое, а солнце медленно клонится к горизонту. Я никогда не видела этой части города красивее, чем сегодня.
На нашем пути, по центру проспекта, Колонна Победы. Все, что я о ней знаю, это название. Внимательно рассматриваю позолоченные элементы и широкую площадку вокруг, где фотографируются туристы. Эдвард подмечает мой интерес. Намеренно делает второй круг возле Колонны, лишь затем съезжая к парку. От проспекта уходит несколько дорог в глубину Тиргартера. На ближайшей из них «Порше» поворачивает, в уютном плену деревьев замирая на крошечной парковке. Здесь, кроме нас, ни одной машины.
«Весна» Вивальди заканчивается. Эдвард открывает мою дверь.
- Ты не представляешь, как давно я не была в парке.
Кончиками пальцев он проводит по моим волосам.
- Тогда нам стоит прогуляться по нему. Чуть позже.
Он предлагает мне руку, и я с удовольствием принимаю предложение. Чувствую себя ребенком, зачарованно наблюдающим за живой сказкой. Участвующим в ней.
Я много думала на этой неделе. Я не хочу больше думать. В такие моменты лучше сосредоточиться на происходящем – из него потом выходит отличный гобелен воспоминаний. И как бы там ни было, я хочу сполна испытать каждую из своих эмоций в этот субботний вечер.
Мы возвращаемся к проспекту, уже пешком, и рука Эдварда, держащая мою, греет не хуже осеннего расщедрившегося солнца.
Звуки парка, смешиваясь с оживлением дороги, путаются друг в друге. Машины, солнечные блики, опавшая местами листва, запах асфальта, аромат Эдварда, шорох его пальто и тихий стук моих каблуков. Живописная и увлекающая картина с максимальным эффектом присутствия.
- Я окончательно заинтригована, Эдвард.
- Интриге осталось недолго, - с псевдо-грустью отзывается он, увлекая меня к пешеходному переходу. Зеленый сигнал светофора с изображением Ампельмана дает нам пройти, и черный асфальт сменяется светлым покрытием площадки у Колонны.
Эдвард ведет меня к возвышающемуся впереди монументу, пока большинство туристов движутся в обратную сторону. Некоторые еще сидят на ступенях у Колонны, подростки дурачатся со скейтбордами, дети помладше играют на маленькой зеленой лужайке с внешней стороны площади. Места много, хватает всем, к тому же, расположение посреди оживленного проспекта дает почувствовать себя в гуще событий. По обеим сторонам широкой дороги по-прежнему шумят высокие старые деревья, расстилаясь гладью медленно тускнущей зелени, а впереди, вдалеке, виднеются крошечные Бранденбургские ворота – как на архитектурном макете. Ветер здесь сильнее, чем в другой части города, но он на удивление теплый.
Я думаю, что мы направляемся к внешней площадке у монумента, где как раз открывается вид на город, но Эдвард останавливается у небольшой двери в нижней части самой Колонны. Она открыта, зияет черным пространством в окружении яркого солнечного света, но проход перегорожен бутафорскими цепями. Маленькие звенья тесно переплетены друг с другом от края до края. На приветственной табличке на четырех языках, включая английский, написан режим работы достопримечательности. С десяти утра и до пяти вечера.
Впрочем, Эдварда это не останавливает. Он дружелюбно обращается к охраннику, стоящему у входа, судя по всему, называя какой-то набор цифр – мой немецкий не стал многим лучше после нашего занятия. Тот добродушно кивает, проверив что-то в своем телефоне. Открывает заграждение, отщелкнув карабин цепи. Приглашает нас пройти.
- Я не знала, что сюда можно заходить.
- Это одна из достопримечательностей города, - делится Эдвард, по-джентльменски пропуская меня вперед, - лестница довольна крутая, осторожно.
Дельное замечание. Меня утешает тот факт, что каблуки невысокие, а мистер Чек-Поинт идет следом. Надеюсь, сможет подстраховать, если что-то пойдет не так.
- Есть какой-то шифр, чтобы попасть сюда после закрытия? – интересуюсь, поднимаясь по ступеням. Они узкие, но не очень высокие, что, несомненно, радует.
- Называется «предварительная бронь». Аккуратно, - мужчина придерживает меня за локоть, когда оступаюсь на тесном круглом переходе внутри Колонны, - извини за неудобства, Белла. Но это того стоит.
- Хорошо.
Мы поднимаемся вверх по закручивающейся спирали, конца которой даже спустя несколько минут не видно. Свет становится чуть тусклее и это настораживает.
- Сколько здесь всего ступеней?
- Двести восемьдесят пять.
Цифра отнюдь не утешает, но мы явно прошли больше половины. На месте муниципалитета я бы добавила к табличке внизу предупреждение о запрете восхождения для клаустрофобов. Лестница не просто узкая теперь, она прямиком из Средневековой немецкой башни. Но я чувствую легкий холодок от ветра на лице. И через полминуты вижу впереди долгожданный выход, искрящийся от вечернего солнца.
Первую секунду из-за резкой смены яркости мало что вижу, но затем картинка предстает во всей красе. Панорама Берлина, распростертого впереди, как ладони. И Потсдамская площадь, и Большой Тиргартен, и, конечно же, Бранденбуры.
На площадке нет никого, кроме нас, Эдвард останавливается за мной, и я чувствую его непосредственную близость спиной, когда прикасается ладонями к моим бедрам. Прижимает к себе, пусть и несильно, трепетно даже, но ощутимо. Откидываю голову, упираясь затылком в его плечо. Сейчас наша разница в росте как нельзя кстати – Эдвард согревает меня, загораживая от ветра. Он гуляет вокруг прохладными волнами, а руки мужчины смыкаются на моей талии. Уютно, безопасно и невероятно красиво. Дух захватывает от высоты, Берлина и Эдварда, что касается щекой моего виска. Концентрирует всю атмосферу, насыщая ее романтикой и одухотворенной легкостью, сумасшествием даже. Мы как будто бы на вершине мира.
- Тебе нравится? – его глубокий, низкий голос появляется в пространстве слегка неожиданно. Я вздрагиваю, а затем возбужденно киваю.
- Здесь… волшебно!
- Колонна Победы, национальный памятник в честь Германских объединительных войн. Богиня Виктория на своем законном пьедестале.
Это правда. Золоченая статуя на верхушке монумента, огражденная невысоким забором, победоносно взирает на свои владения.
- Ее виду на город позавидует даже Телевизионная Башня.
- Она смотрит на Берлин больше двух веков. Быть может, вид ей порядком приелся.
- Такой вид не может надоесть, - убежденно говорю, обернувшись к нему. Мне нравится, как блестит синяя гладь его глаз на солнце, как переливается бронза волос. И как появляется улыбка, по которой я уже успела соскучиться, когда я прошу, если не требую, поцелуй. Эдвард нагибается ко мне, крепче обняв за талию, и целует. Но не так наивно и осторожно, как в первый раз в ночном «Старбаксе». По-настоящему, глубоко и долго, пока первой не отстраняюсь чтобы вздохнуть. Игриво, с предвкушением, мужчина закусывает губу, ожидая моего возвращения. Я прикасаюсь пальцами к его затылку, легко потягивая волосы, массирую кожу. Эдвард целует меня напористее, совсем уж крепко прижав к себе. В этот раз первый отстраняется он.
- Незабываемо, - шепчу, наблюдая за тем, как игривость взгляда разгорается в самое настоящее желание. Закрываю глаза, кладу голову обратно на его плечо. И стараюсь восстановить дыхание.
- Каждый такой момент с тобой незабываем, Изабелла, - проникновенным тоном признается мне на ухо мужчина, поцеловав волосы. Дыхание у него тоже неровное и горячее.
- Я говорила о панораме, - улыбаюсь, наслаждаясь солнцем, горящими губами и мягкой материей его пальто, - но ты прав, моменты еще лучше.
- Порой, чтобы увидеть нечто стоящее, приходится преодолеть двести восемьдесят пять ступеней.
Я посмеиваюсь, и Эдвард, по-прежнему держа меня правой рукой, левой убирает налетевшие на лицо локоны. Бережно гладит пряди. – Спасибо, что ты дала мне шанс, Белла.
Его отсылка к нашему давнему – боже, всего недельному! – разговору немного тревожит меня. Я стою здесь, на вершине Колонны Победы, в объятиях удивительного мужчины, и думаю, пусть и пару мгновений лишь, правильно ли поступаю. Есть некоторые обстоятельства, о которых предпочла бы не вспоминать, но они настойчивы. У Эдварда была жизнь до меня. Немалая часть его жизни прошла до нашей встречи. И прошлые отношения, и их логичное следствие – ребенок, и опыт иного рода в принципе… но Эдвард здесь, из плоти и крови, показывает мне свой город, интерес и… влечение? Я не хочу ему сопротивляться. Я не буду.
- Спасибо, что ты спросил у меня любимую модель «Порше», - отвечаю, решив, что этого будет достаточно.
Мужчина не настаивает. Теперь слышно лишь ветер и неясные, приглушенные гудки машин снизу. Эдвард устраивает подбородок поверх моей макушки, возвращает обе руки на талию. И дальше мы целомудренно и молча наслаждаемся видом.