Глава девятая.

Сейчас в моей жизни наступил тот период, когда мне безумно хочется узнать на кого же будет похож мой будущий ребенок.
На меня или на Эдварда? А может вообще на наших родителей? Или на нас обоих?

Я даже не знаю. В этом вопросе слишком сложно определиться.

Мне хочется ангела с карими или с зелеными глазами? С коричневыми или рыжими волосами? Высокую или миниатюрную дочурку?

Опять, не знаю. Я уверена лишь только в одном, моя дочка будет настоящей красавицей, на кого бы она ни была похожа.

Я хочу, чтобы она была самой счастливой маленькой девочкой на свете. Честно говоря, не знаю смогу ли осуществить эту мечту. Ведь дети, наверно, не могут быть счастливы в неполной семье? Хотя могут, я ведь была счастлива, по-своему, но счастлива.

В этом судьба моей малышки будет сходна с моей судьбой. Она просто не будет знать одного из своих родителей. Как я не знала свою мать, так и она не будет знать своего отца.

Тот факт, что у меня не было мамы, никогда не беспокоил меня. Ни тогда, когда я еще не осознавала, что в нашей с папой семье что-то, а точнее кто-то, отсутствует. Ни тогда, когда я немного подросла и с пылом доказывала детям в садике, что семья должна быть именно такой, какой она была у меня. Ни тогда, когда я выросла и поняла, что моя семья не такая как большинство. Да, вообще много неполных семей, но у меня же не было матери, а не отца. Пожалуй, в этом и было самое большое отличие.

Я даже не знаю. Возможно, хотя нет, мне совсем не стыдно признаться в том, что я задумывалась о матери за всю свою жизнь самое большое - раз пять, и то это было просто так, и даже ни разу не спросила Чарли, куда пропала моя мама? Меня это не волновало, не интересовало…Да мне тогда вообще на это и многое другое было параллельно.

Но согласитесь, если я не чувствовала еще маленькой девочкой недостаток материнской любви, ласки, заботы, значит Чарли прекрасно справлялся.

Но где-то все-таки ошибся…

На самом деле мне не было плохо с одним родителем, и я сделаю все, чтобы моей дочери было просто замечательно только со мной. И она точно будет самой любимой на свете дочкой.

Из-за этих моих слов, вы можете подумать, что она будет избалована. Нет. У нее будет все, что я буду в силах дать ей, но и этому всему будет предел. Пусть я еще не знаю, где именно он будет, но думаю, что потом пойму. Я почувствую.

Я не хочу, чтобы в судьбе моей дочери была переломлена та тонкая, почти невидимая линия, разделяющая ребенка, у которого есть все, и он ценит это, и ребенка, который получил все и уверен, что так оно и должно быть, как это случилось у меня.

И в этот момент я переключаюсь на страхи. Страхи о своей малышке. Я ужасно боюсь того, какая она будет.

Знаю, что в тот день, когда увижу черты бывшей себя в характере дочери, для меня все закончится, все рухнет.

Мне как-то в голову до этого момента не приходило, что она может быть моей копией. Хоть я и изменилась, все-равно подавляющая часть меня осталась прежней. Просто эта часть сейчас…напугана? Боится показаться, потому что та я не была готова к тому, что произошло. А с другой стороны, пусть дочь лучше будет похожа на меня, чем на холодного, циничного и эгоистичного отца.

Я вздохнула, еще раз легонечко провела рукой по своему животику и медленно поднялась с пола в абсолютно пустой комнате.

Процесс приготовления к принятию ребенка в наш дом начался.

Оказавшись в своей комнате через несколько минут, я тут же подошла к кровати, на которой лежал потрепанный, забытый мной, но недавно найденный, альбом.

Он был заполнен фотографиями. Старыми и новыми.

Мой взгляд задержался на одной фотографии, совершенно обычной, но в тоже время такой выразительной. Счастливый, здоровый, радостный и тогда еще совершенно невинный, чистый ребенок. Посмотрев в темные, большие глаза девочки, ласково и застенчиво улыбающейся с фотографии одиннадцатилетней давности, никогда не поверишь, какой она станет. И словно в противоречие, или же доказательство, моим мыслям, когда я поправляю альбом, где-то с его середины выпадает сравнительно новая фотография, и теперь перед глазами я шестнадцатилетняя.

От разницы в фотографиях, становится и физически и духовно невыносимо больно.

Я прикрываю глаза и с трудом втягиваю в себя воздух.

Десять лет. Конечно, внешне человек сильно изменится за это время. И я изменилась. Но такие вещи, как глаза, улыбка, у многих остаются прежними. Именно так иногда мы и узнаем давно потерянных друзей, родственников.

Темные, длинные, слегка разлохмаченные сильным ветром волосы, карие, наглые, самоуверенные, издевательски дразнящие глаза, и поднятые уголки губ в вызывающе смелой улыбке.

Весь вид так и кричит, я смею.

Несколько нервных глотков воздуха, зажмуренные глаза, и зубы, впивающиеся в нижнюю губу.

Интересно, какая фотография я сейчас: старая или новая?

Последние несколько дней были тяжелыми, выматывающими. Я только что и делала - думала, думала и еще раз думала.
Кажется, мой мозг не отключался даже ночью, только лишь тогда, когда организм был истощен до такой степени, что я не могла держать открытыми глаза.

Доктор Брендон ругала меня, отчитывала, орала. А я, сидя у ее стола, все глубже и глубже, с каждым своим визитом, мысленно вжималась в злосчастный стул для пациентов.

Даже в своих глазах, на данный момент, я была каким-то монстром.

Монстром, который, ладно, мучил себя, но причем тут ребенок, отец, недавно обретенная подруга?

Я чувствовала, что отталкиваю их от себя. Я замкнулась. Я могла часами просто сидеть в своей комнате и мучить себя и своего ребенка. Я мучила нас своими мыслями, действиями и ненавистными любимыми воспоминаниями, такого даже сейчас, кажется, счастливого прошлого.

Я и раньше понимала, что могу простить, бросивших меня друзей, но сейчас поняла, что могу сама бросить ради них, то, что обрела позже.

Осознание того, что фальшивка дороже настоящего…

И нехотя и неосознанно я начала отдаляться от по-настоящему любимых мною людей.

Я не хотела, но мое подсознание не соглашалось со мной.

Со мной происходило что-то…

Я была окружена заботой и любовью. Но не всей, которой мне хотелось.

Возможно, именно сейчас пора привыкнуть довольствоваться тем, что есть?

Я чувствовала, как вибрирует сотовый телефон в кармане джинс, но не собиралась отвечать на звонок. Я знала, кто это был. Джейн. Всегда только она. Но я не могу ответить, пока не разберусь. Это не я буду разговаривать с ней.

Вибрация телефона плавно сменилась негромкой, спокойной мелодией.

Внезапно рисунок на стене первого этажа нашей школы, где учатся все младшие классы, исчез из виду. Перед глазами появилась темная ткань.

Я устало подняла взгляд, мысленно заставляя себя стоять и дальше на месте, когда ноги сами по себе начинают двигаться.

- У тебя телефон звонит, - так обычно произносит он, - ответь, - уже требует.

- А тебе-то, какая разница? – возможно, я произнесла это даже не дрожащим голосом. Какое достижение.

Как он вообще может вот так просто подходить, после того как месяцы не произносил и слова и указывать?

Вам это кажется странным? Да? А мне вот нет, это же Эдвард.

Он молчит и пристально смотрит на меня. Пустое выражение лица.

Ему так скучно…

А мне некомфортно. Мне хочется обнять себя. Мне хочется оказаться в безопасности. Где-то далеко там, где меня не будет видно. Там где я смогу понять свое странное поведение.

И в итоги я не выдерживаю его взгляда и снова говорю.

- Это вообще не твое дело, - слова слетают с губ как-то неразборчиво.

Вот это уже привычно. Я узнаю себя.

Но Эдвард услышал и понял. Ведь он слегка наклоняет голову набок, его глаза, до этого казавшиеся безучастными, загораются, тонкие губы сначала растягиваются в улыбке, а затем правый краешек верхней губы, дрогнув, поднимается.

- Напротив, - он в отвращении сморщил нос, - это мое дело, - и ткнул пальцем мне в животик.

Сама не понимаю, почему быстро достаю из кармана, замолчавший только секунду назад, телефон.

Может быть, из-за знакомого чувства подступающей тошноты. Может быть, из-за легкого потемнения в глазах. Может, из-за резко появившегося шума в ушах. А может, потому что всегда легче было просто подчиниться ему.

Но как только мой взгляд падает на горящий дисплей, я просто замираю. Мои глаза остаются зафиксированными на одном месте.

Большие, тепло карего цвета глаза, одинаково наполненные болью и счастьем, были потуплены вниз. На губах, полная любви, улыбка, с маленьким оттенком горечи, который ни кем не останется не замеченным. Руки бережно расположены по обе стороны животика.

По напряженному телу прошла волна спокойствия. Ответ найден, мучения окончены.

Источник: http://robsten.ru/forum/29-395-1