Вновь и вновь меня окутывает темнота, и пучина беспроглядного одиночества с каждым мгновением засасывает в свои сети всё глубже и глубже. Моё сердце стучит через раз, и всякий последующий стук отдаётся в висках оглушительной болью - будто удары кузнеца, который куёт стальной меч. Все громче и яростней! Словно тем самым желая навеки заковать в груди мое исстрадавшееся сердце.

— Мисс Свон, вас… — Слова служанки растворяются в моём истерическом крике, который разрывает горло:

— Не хочу никого видеть! Оставьте меня в покое хоть раз в жизни! – Впадая в очередной приступ истерии, словно в бреду молю я, зарываясь с головой под одеяло и пытаясь не слышать весёлое и беззаботное пение птиц за окном.

Как маленький капризный ребёнок, я с остервенением закрываю уши руками и сильно зажмуриваю глаза в надежде забыться, не слышать никого и ничего и оказаться в том времени, когда меня окружало лишь счастье.

Но нет. Я вновь и вновь оказываюсь в пучине боли и отчаянья.

Сердце обливалось кровью, словно ему нанесли незаживающую рану...

— Я всегда буду с вами, Изабелла. Моё сердце принадлежит вам по праву…

Слова Джейкоба эхом раздаются в ушах, затмевая остальные мысли и чувства, а самое ужасное во всём этом то, что всё это ложь!

Слова, произнёсённые впустую. Не слова, всего лишь звук, который затмевает рассудок и заволакивает глаза пеленой забвения.

— Ложь, — это слово беспрепятственно слетает с моих уст и растворяется в тишине.

С невероятной силой я сжимаю в руке маленький золотой медальон, подаренный мне когда-то любимым, словно соломинку, связывающую меня с реальностью и не отпускающую в плен темноты и неизвестности.

— Ваш отец ждёт вас у себя в кабинете, — слышу я спокойный женский голос.

В нём, несмотря на кажущееся безразличие, чувствуется забота и печаль.

А через несколько мгновений по всей комнате раздаётся едва слышный звук закрывающейся двери.

Мне ничего не остаётся, как повиноваться воле отца и, несмотря на бессилие, отправиться к нему в кабинет.

Кажущийся коротким путь от своей спальни до отцовского кабинета я преодолеваю поразительно долго.

Мой безучастный взгляд иногда всё же концентрируется на каких-то мелочах обстановки дома: портретах, вазах с цветами, служанках, которые то и дело начинают перешёптываться между собой, стоит мне пройти мимо них.

Устало шаркая ногами и из последних сил борясь с предобморочным состоянием, я всё-таки добираюсь до заветной, чуть приоткрытой двухстворчатой двери из тёмного дуба.

Перед тем как постучать, я замечаю через образовавшийся просвет между дверьми, как отец нервно бродит по комнате из стороны в сторону.

Обессиленно вздохнув, я стучу. Шаги вмиг умолкают.

— Войдите, — слышу я нервный голос Чарли.

Стоит мне услышать дозволение войти, как я распахиваю дверь и вхожу внутрь.

Я знаю, что выгляжу просто ужасно и мне не нужно поднимать глаза, чтобы увидеть, что, стоило мне показаться перед отцом, как в его взгляде полыхнула боль. Кажется, я даже почувствовала её кожей.

—Белла, — раздаётся родной и ласковый голос отца.

В ответ от меня он слышит лишь тишину.

Как я выгляжу сейчас в его глазах? Скорее всего, очень глупо и нелепо.

Хотя, вероятно, я и без этого выгляжу сейчас неподобающе. Девушкам нашего времени не положено показываться даже перед родителями в столь угнетённом состоянии, мы всегда должны быть счастливы, радовать взгляд, как бы тяжело нам ни было.

Стоя перед отцом, я чувствую себя беззащитной. Одинокой, разбитой на тысячу осколков.

Единственное, на что я способна - это маниакально сжимать в ладонях маленькую вещицу, которая является единственным напоминанием о том, чьё сердце так и не смог уберечь Господь в безжалостной войне за свободу и веру в лучшую жизнь.

Чем я заслужила подобную ношу? Которая тяжёлым грузом упала на мои плечи, грузом, к которому я была совершенно не готова. Никоим образом. Абсолютно.

Статный силуэт возлюбленного расплывается в глазах от застилающих взор слёз, и лишь его любящая улыбка врезается в подсознание.

— Я вернусь… — Эти слова были произнесены с горячей решимостью в голосе и незыблемой верой в их правдивость.

Какой молодой юноша будет готов признать тот факт, что он не вернётся домой? Вот и Джейкоб пообещал того, чего не должен был обещать. От подобной самонадеянности ещё тогда что-то кольнуло в груди, но я промолчала и постаралась отогнать плохие мысли

А через пару месяцев мои опасения подтвердись. На пороге нашего дома возник посыльный.

Одно письмо - небольшое послание, написанное изысканным почерком, разрушило все данные любимым обещания о скалистый утёс действительности.

— Это был его долг, пойми, Белла! Он должен… — Забыв обо всех правилах приличия, я бессовестно прерываю отца на полуслове:

—Он должен был вернуться! Он обещал!— кричу я, с вызовом взглянув на Чарли и с силой ударяя кулачком по первой попавшейся под руку поверхности.

Словно этот жест смог бы избавить меня от удушающей боли, которая, словно змея обвивает моё тело и с каждой секундой сдавливает и без того хрупкие кости всё сильнее и безжалостнее.

На лице отца отражается немыслимая мука, а родные черты искажает печаль и обреченность, заставляющая моё сердце сжаться в который по счету раз за этот день, но на этот раз от чувства вины перед папой.

— Простите, отец, — шепчу я, стыдливо пряча свой взгляд.

Я уже готова услышать от отца речь на тему долга, который каждый из нас должен принять и пронести через всю жизнь, невзирая на невзгоды, так как каждому из нас была уготована своя собственная судьба, но неожиданно до боли родные и так необходимые сейчас руки папы с нежностью обнимают меня за плечи, я же обнимаю его в ответ, стараясь обрести в этих объятиях силы для борьбы с болью, уготованной мне судьбою.

Его сильные от природы руки с неимоверной нежностью гладят меня по спине. Что только распаляет мои и без того не тихие рыдания. Мне оглушительно больно. Болит всё, совершенно, кажется, что всё внутри меня в один момент решает дать сбой.

— Родная, всё пройдёт, — шепчет отец с любовью. — Я обещаю, что со временем тебе станет легче. Это не пройдёт совсем, но боль поутихнет. И ты научишься радоваться жизни.

Единственное, что мне оставалось - это слушать. И надеяться, что отец, как и обычно, окажется прав в своих суждениях.

— Почему я ничего не чувствую, кроме боли? – спрашиваю непонимающе, стараясь унять вновь рвущиеся рыдания, но с каждой секундой становится только хуже и, кажется, пройдёт лишь мгновение, и я рассыплюсь, словно прах, развеянный по ветру.

Отец лишь устало вздыхает, услышав вопрос. Его губы легонько и заботливо касаются моего лба, и на минуту мне становится легче. Боль отступает перед отцовской любовью, словно поверженный в бою враг.

—Знаешь, как бы это ужасно ни звучало, но, поверь, хорошо, что тебе больно, — отвечает отец, вновь обняв меня, словно маленького воробушка.

— Но что хорошего может быть в боли? – интересуюсь я, недоумевая, пряча лицо у него на груди.

— Она означает, что ты любила. И у тебя по-настоящему хрупкая и нежная душа, которая не зачерствела. А подобное встречается сейчас крайне редко. Джейкоб останется с тобой навсегда, в твоем сердце, в твоих воспоминаниях. Ведь он обещал охранять тебя всю жизнь и уберегать от невзгод, — говорит папа, нежно поглаживая меня по волосам и целуя в макушку.

У меня лишь вырывается вздох, полный облегчения, а в голове вспыхивают до боли приятные воспоминания о нашей практически последней встрече с Джейкобом.

— Ваше сердце и душа останутся наивысшим даром, который мне преподнесла судьба. Я обещаю беречь их, как своё собственное сердце и душу, а возможно, даже ещё сильнее!

Слова возлюбленного звучат в моём сознании так же отчётливо, как и в тот день, когда мой отец благословил наш союз.

Но значение этих слов утонуло в простой формальности, так как судьба не подарила нам с любимым и дня, чтобы насладиться обществом друг друга. Мы так и не почувствовали, каково это - испытать предсвадебное волнение, первый трепет от супружеской жизни, почувствовать, как это - быть единым целым с тем, кого любишь.

Через несколько дней после предложения , на которое я, разумеется, ответила безоговорочным согласием, Джейкоб покинул свой родной Ховик-холл и больше никогда туда не вернулся, оставшись на поле битвы как вечный защитник своей страны и своего родного края.

— Я попрошу Марту принести тебе обед, ты не ела почти три дня, — говорит отец с неприкрытым волнением и болью в голосе.

Единственное, что мне остаётся - это устало вздохнуть и повиноваться воле отца.