POV Белла 

Пока мы ехали в машине, я пребывала в каком-то оцепенении, сладком дурмане. Сон и явь смешались, стали неотделимы. Не хотелось думать о том, что будет завтра. Неважно, что может стать мучительно больно, но сейчас эйфория завладела сознанием, спеленала, как гусеницу в коконе плотные нити. Эмоции бушевали внутри, подобно волнам, бьющимся о высокий утес. Недоумение, восторг, смущение, недоверие…

Эдвард прижал меня к себе, а я даже не подумала сопротивляться. Приняла это, как должное. Хотелось, чтобы поездка по ночному дождливому городу продолжалась бесконечно. Каллен галантно отдал свою куртку, даже не слушая моих робких возражений о том, что нельзя настолько наплевательски относиться к своему здоровью. Не переживу угрызений совести, если после посещения Сиэтла звезда хеви-металл свалится без сил с воспалением легких. 

Теперь же Эдвард сидит рядом со мной, промокший под осенним дождем, с его спутанных бронзовых волос капает вода… Как же он великолепно выглядит в этот момент. Как будто с обложки старой пластинки, которая долгое время хранилась у меня под кроватью. До сих пор помню каждую деталь на фото: Эдвард Каллен на фоне грозовых небес, разорванных острой молнией; кожаная куртка-«косуха», потёртые джинсы, черная майка, задумчивый взгляд, устремленный вдаль, отрешенное, красивое мужское лицо с рельефными скулами, плавной линией губ, волнующих девичье сердце.

 Фотограф удивительным образом поймал момент. Невозможно такое  спланировать, нельзя сыграть или изобразить: глаза Эдварда похожи на два нефрита, сияющих колдовским, нездешним огнем. Мне он казался то ли мистиком, то ли пророком, то ли древним существом, живущим среди нас, простых смертных, несущим какую-то одному  ему известную тайну…

Да, мечты девочки-подростка, которая боялась внимания мальчишек-ровесников из школы, но украдкой любовалась на образ молодого мужчины со старой виниловой пластинки, невесть как оказавшейся в моем доме. Насколько я помню, родители слушали, что угодно, но только не «AryZona».

 Масла в огонь бредовых фантазий подливала песня: «Из давних лет летит забытый голос, чтобы упасть с небес холодным огнем…». Каллен представлялся мне странником, пробирающимся сквозь пустыню, чтобы найти свою пропавшую любимую. Когда-то я глупо надеялась, что смогу быть той самой, которую он ищет. Смешно, честное слово! 

Но даже в своих мечтах я не задумывалась о том, что будет, когда мы встретимся. Вернее, даже не верила в подобную насмешку судьбы. Мне нравилось именно мечтать, я вовсе не стремилась узнать Эдварда Каллена в реальности.  Не грезила, не ждала, не представляла, что я буду страстно, порывисто и исступлённо целоваться с этим мужчиной. Губы до сих пор горели огнем, я ощущала терпкий вкус табака и алкоголя… 

О, мой Боже, да я в полнейшем, неописуемом восторге! Но Эдвард не узнает, о чем я думаю. Не покажу, что он застал меня врасплох, сумел разбередить душу, смог взволновать и вытащить на волю самые безрассудные желания. 

Повинуясь безумному порыву, который завладел разумом, вытеснил рациональность, я еще ближе подвинулась к Каллену, и он, как само собой разумеющееся, прижал меня к себе. Я вдыхала его запах – еле ощутимый, терпкий, приятный, развратный, черт возьми! Бергамот, белый перец, имбирь… Вот с этим у меня всегда было отношение особое. Мужской одеколон с подобной нотой всегда действовал на меня, как валерьянка на кошку, заставляя буквально растворяться и сладко млеть. 

Пришлось сдержать вздох разочарования, когда мы подъехали к отелю. Водитель остановился у парадного входа. Эдвард достал из  кармана своей куртки бумажник, расплатился сам, не позволил мне даже пикнуть и отдать таксисту те деньги, которые мне выдали в агентстве на случай непредвиденных расходов. 

Я хотела запротестовать, чтобы он не отпускал машину. Пора возвращаться домой, а завтра утром проводить Каллена и его группу в аэропорт, но малодушно промолчала, надеясь продлить безумный вечер рядом с ним. Мысли о том, что может произойти между нами наедине, я гнала, как надоедливую муху. Совсем запуталась в себе. Но и лицемерить не могла: да, я хочу продолжение, жажду вновь ощутить его губы на своих губах…

 Это просто невыносимо! Разум твердит одно, а гормоны, вырвавшиеся из-под контроля, требовали совершенно иного.

Каллен понял мое замешательство по-своему, сказал мне на ухо волшебным голосом: 

- Белла, пойдем со мной ко мне в номер. Я хочу просто поговорить с тобой. Если хочешь, то можешь подождать Элис. Она с парнями вернется сюда из ночного клуба. - Помедлив, тихо добавил:  - Пожалуйста. Не бойся меня, малышка.  

 От его тона и слов, которые он буквально прошептал, сердце затрепетало в груди, словно пташка, угодившая в силки. Стараясь не смотреть ему в глаза, чтобы очередной раз не пойматься в плен зеленых всполохов его глаз, я кивнула. Каллен сделал вид, что не заметил  моего смятения и нервно закушенной нижней губы. 

- Хорошо, Эдвард, - прошептала я, уже не пытаясь цепляться за здравый смысл. 

Он улыбнулся мне, не своей фирменной кривой улыбкой, а вполне открыто и искренне. Я ничего не могла с собой поделать, буквально растеклась лужицей. Не хватало еще глупо улыбаться, будто умственно отсталая. 

Важный швейцар в красной ливрее смерил нас насмешливым и высокомерным взглядом, но двери распахнул. Оказавшись в огромном холе, освещенном тысячью лампочек в  хрустальных люстрах с позолотой, мы подошли к стойке дежурного портье. Тот, увидев Эдварда, стал сразу же просить у того автограф. Каллен скривился, но не отказал. Расписался на каком-то клочке бумаги, опять перехватил инициативу, взял свою карточку-ключ от номера и потащил меня за собой к лифту. Двери бесшумно закрылись. 

Номера парней из группы и самого Эдварда находились в одном огромном пентхаусе. А где же еще должны останавливаться рок-звезды во время гастролей? Все правильно. В огромных комнатах, где ванная больше, чем вся моя съемная квартира.

В лифте мы ехали молча. Эдвард прислонился к стене и закрыл глаза. Я заметила, как ему тяжело, но он не показывал свои слабости, закрывался от всего мира циничной ухмылкой, видимостью того, что он неформал, лидер хеви-металл группы и ему всё нипочем. Каллен не позволит себе признаться, что его вымотал концерт, напряженный гастрольный график, смена часовых поясов. Будет смиренно играть роль, пряча истинные чувства за иронией во взгляде.

 Хотелось провести рукой по его небритой щеке, дать капельку заботы, нежности, ласки, попробовать забрать хоть каплю его внутренней боли, сомнений. Нет, просто невозможно! Я включила свой профессиональный рефлекс, готова «лечить» человека без его просьбы. 

Звякнув, лифт открыл двери и выпустил нас. Эдвард не сразу пришел в себя. Медленно открыл глаза, осмотрелся, как будто не совсем понимая, где находится, взял меня за руку. Я вздрогнула, но не выдернула ладонь. Наоборот, сжала его руку, почувствовав сильные и теплые пальцы, направилась к двери с номером «455». Каллен приложил карточку к специальному магнитному замку. Дверь открылась. Номер оказался просто огромным. Трехкомнатным. Эдвард прошел через гостиную, не задерживаясь,  вошел в спальню. Я, не чувствуя ног, медленно поплелась за ним, стараясь не думать, для чего мы туда идем. 

Спальня выдержана в золотистых тонах. Настенные бра создавали приятный полумрак. Но больше всего привлекала внимание кровать. Она занимала практически половину комнаты. Золотистое покрывало лишний раз подтверждало статус отеля, его постояльцев, привыкших к роскоши номеров-люкс.   

Эдвард измученно посмотрел на меня: 

- Ты только посмотри на это все! Это же просто ужасно. В такой обстановке я чувствую себя... Отбросом общества, решившим стать королем на одну ночь. Вот, черт! - и тут же добавил совершенно другим тоном: - Извини, считай, что у меня звездные капризы. 

- Понимаю, здесь все не твое. Я тоже чувствую себя неловко, - не успела я договорить, как Эдвард с разбегу прыгнул на кровать - в мокрой одежде и грязных ботинках. 

Я ошалело уставилась на него, а он по-мальчишески улыбнулся и подмигнул мне:

 

- Давай, делай тоже самое! В конце-концов, любая уважающая себя звезда должна устраивать дебоши на гастролях в гостиницах. Давно уже ничего такое не делал. Вспомню молодость.

Я хихикнула, но аккуратно сбросила его куртку, которая по-прежнему находилась на мне, затем сняла свою. Замерла на миг, а потом, плюнув на все попытки разума намекнуть мне, что порядочные девушки себя так не ведут, уселась на золотистое покрывало. Правда, не стала пачкать парчу грязной обувью. Мне показалось это варварством и кощунством по отношению к горничным отеля, которые потом будут убирать номер. 

 Эдвард лежал посреди огромной кровати, заложив руки за голову. Прикрыл глаза. Казался отрешенным, и оттого жутко притягательным. Я залюбовалась его точеными скулами, линией губ, длинными ресницами, которые по странному недоразумению природа подарила мужчине. Закусила губу, ожидая, что он приблизиться ко мне, обхватит лицо ладонями, жадно прильнет к губам. Однако Каллен просто лежал, рассматривал меня отнюдь не похотливым взглядом. Я вновь смутилась. Да что же это? У него настроение и поведение меняется с каждой секундой, а я уже давно запуталась в паутине собственных желаний.  

- Поговори со мной, Белла, о всяких пустяках. Я так давно не разговаривал с кем-нибудь о простой жизни. 

- О чем тебе рассказать? У меня не выдающаяся жизнь: учеба, поездки домой, к родителям на уикенды, музыка в плеере. Это не стоит твоего драгоценного внимания.

- Зря ты так думаешь, моя милая Белла, - Эдвард нежно улыбнулся. – Хочу знать, как ты живешь, чем занимаешься, твои мысли, планы на будущее... 

От такого обращения ко мне сердце стало стучать в два раза быстрее. Осмелев, я начала свой рассказ, о том, как впервые познакомилась с Элис в младшей школе, как я выбрала профессию и почему люблю хеви-металл. Слова вылетали сами, ушла робость. Стало легко, спокойно, будто мы знакомы много-много лет, давно не виделись и решили просто поболтать об общих знакомых 

Эдвард слушал меня очень внимательно, смеялся вместе со мной, подшучивал, а затем начал рассказывать о себе и брате, о том, как впервые взял в руки гитару, как вместе со старой группой, впервые играли концерт на стадионе, как выбросили телевизор из номера на гастролях. 

Я слушала все это, широко раскрыв глаза, вбирая по крупицам столь редкую информацию об Эдварде Каллене, попутно рисуя портрет его личности. Но постепенно напряжение прошедшего дня дало о себе знать. Я не заметила, как удобно устроилась на кровати, затем прилегла, опираясь на локоть, а потом… Не поняла, как такое вообще могло случиться. Слушая бархатистый голос Эдварда, я прикрыла глаза, всего на пару секунд. Оказалось – до утра. Заснула, словно находилась в своей теплой постели. Во сне я видела все того же Эдварда. Мне снилось, как он нежно убирает волосы, упавшие мне на глаза, заправляет их за ухо, нашептывает нежные слова. 

 

Пока я нес какую-то чушь, вспоминая сою шальную молодость, Белла уснула. Вот так просто - взяла и уснула. Посреди, казалось бы доверительной и увлекательной беседы.

 

Ее голова лежала на подушке, волосы закрывали лицо, ноги свешивались с кровати. 

Я встал, обошел хренов траходром, на котором мы удобно расположились без всяких контекстов и подтекстов, сел на пол возле ног спящей девушки, и, подавшись неизвестному чувству, стащил с ее измученных ножек эти клятые «колодки инквизиции». Мне показалось, что малышка сквозь сон, вздохнула с облегчением. 

Я поднялся, и перелез через нее на другую сторону этого треклятого футбольного поля. Кровать, мать её! Этот номер придумал дизайнер, любитель группового секса? Да здесь еще человека четыре с легкостью поместятся. 

Белла выглядела умиротворенной, но, тем не менее, что-то бормотала во сне. Я убрал прядь каштановых волос с ее лица, и она тихонько произнесла: «Эдвард».

 

От своего имени, произнесенного интимным шепотом, сердце на миг остановилось, сладко защемило. Вновь старые раны открылись, нестерпимо пронзая колючками мысли. Тяжело вздохнув, я посмотрел на девушку. Мне показалось, что она проснулась. Но нет, Белла произнесла еще что-то и свернулась калачиком. На огромной кровати, она выглядела, как маленький беззащитный котенок. Мне захотелось тут же обнять ее, прижать по крепче и не отпускать всю ночь. 

Дав себе хорошего мысленного пендаля, я взял противоположный край золотистого покрывала и накрыл им Беллу. Сам же улегся рядом, поставил пепельницу на живот и закурил. Я лежал, заложив одну руку за голову, и смотрел в полумрак, бездумно, рефлекторно стряхивал пепел с сигареты, совершенно не ощущал вкус табака.   

Да, мистер Каллен. Тебе точно пора на свалку. В твоей постели лежит девушка. Представляешь? Просто лежит и спит. Да когда такое было в последний раз?! Ты даже с собственной женой так просто не спал. Вот ведь, черт! А девчонка даже не подозревает, насколько соблазнительна. Никаких призывных взглядов, коротких юбок, фальшивых сексуальных улыбок. Все просто. Белла естественная, милая, такая мягкая, сладкая… 

Скольких парней своей этой простотой она свела с ума? Сколько их у нее было? Не более одного, наверное. Это же традиция  – на выпускной в школе расстаться с девственностью. Я представил какого-нибудь озабоченного сопляка рядом с малышкой и меня передернуло. Вот ведь, черт! Спокойно, Эдвард, дыши ровно. Себя вспомни в таком возрасте. Ага, вспомнил! И, от этого еще хуже. Хотя, что если она до сих пор… Нет, ну не может быть. Однако же, она так мило смущается. Не думал, что остались еще девчонки, способные смущаться. 

Поцелуй еще горел на губах. Воспоминания тиранили сердце. Напугал девчонку, набросился на нее, словно дикий зверь, но не смог противиться, рухнул без сил, сдался на милость удаче… 

Ожидал грандиозный скандал, крики о поруганной невинности. Таня, наверняка бы, не упустила возможность настрочить похабную статейку в газету, подала иск в суд; другая какая-нибудь девчонка возраста Беллы не преминула бы воспользоваться ситуацией перевести поцелуй в более длительное и близкое знакомство на диване в гримерной. А Белла растерялась, но ответила на поцелуй легко, непринужденно, без стеснения,  но трепетно. Она дарила мне себя, будто понимала меня, видела мое состояние. Настоящее безумие! Думал, что сейчас она развернется, уйдет, оставит меня вновь грызть себя от досады за свой эгоизм, непроходимую глупость. Однако Белла осталась рядом. Сильная девочка, но какая же ты глупышка. Любой другой без труда воспользовался бы тобой.

Она доверяет мне… О, Господи… 

Поток не понятных мыслей роился в моем воспаленном мозгу. Я выпускал сизый дым в потолок, надеясь, что пожарные датчики не сработают и номер не зальет водой, но сигарету не гасил в пепельнице, продолжал курить, наплевав на здравый смысл.

Белла умиротворенно спала, по-прежнему свернувшись калачиком. Маленький котенок… Кому ты достанешься потом?

 Дождь стучал по стеклу. И в один миг мне показалось, что я слышу перезвон. Или перебор серебряных невидимых струн, звук «мелодии ветра» - восточной безделушки, которую подвешивают в дверях китайских ресторанчиков и магазинов. Ну, всё, уютная клиника, где стены обиты войлоком, по тебе точно плачет, звезда рок-н-ролла.  

Звук не был хаотичным, в нем слышалась печальная, светлая мелодия. Невидимые струны звенели, казалось, вокруг меня, заполняя пространство, заманивая в свой плен, уводя далеко из огромной комнаты шикарного отеля в совершенно незнакомый мир. Там царили умиротворенность, покой, и небо сгорало в огне…

И тут я встрепенулся, затушил сигарету, поставил пепельницу на пол. Это же… 

Я сорвался с кровати и посмотрел по сторонам. Точно! Заботливая Эсми все же занесла в номер мою верную подружку - черную акустическую гитару. Почувствовал знакомый трепет, внутреннюю дрожь, учащенное биение сердца. Оказывается, я скучал по этому. 

Сев на кресло, я взял в руки гитару, медленно провел рукой по грифу, принялся медленно перебирать струны, ласкать их, чувствуя, как они отвечают мне, ложатся под пальцы, выгибаются и притягивают, льнут, будто умелая куртизанка, ублажающая желанного клиента. 

Я даже аккорды не подбирал, не систематизировал, не раздумывал, как лучше и выигрышнее будет звучать песня. Мелодия лилась сама собой. 

Излюбленный вопрос журналистов и поклонников: отчего Эдвард Каллен пишет исключительно баллады? Предположения были разные, но никто не проник в суть. Гитара для меня – верная подружка моей никчемной жизни, идеальная женщина. Женщин положено ласкать и баловать. Вот такая заморочка. Поэтому я на акустике всегда играю перебором. 

Гитара смолкла, затихла, умиротворенно молчала. Я прижал струны ладонью, отложил свою подружку в сторону. Прости детка, за то, что так долго был с тобой в разлуке. 

Облегченно вздохнув, я ехидно усмехнулся.  Карлайл всегда мне говорил, что я гребаный романтик и такие в шоу-бизнесе долго не живут. Ну-ну!

 

Я еще долго сидел в кресле, слушал шум дождя, барабанящего по окнам и крыше. Белла развернулась и теперь спала, лежа на спине. И, кажется, улыбалась. Я, еще раз посмотрел на неё, подавил желание подойти к ней, прилечь рядом, нежно перебирать волосы, вдыхать их запах, прикасаться к ее нежной коже, пробовать вкус ее волнующих, мягких губ…

Поднявшись из кресла, осмотрелся вокруг. Так. Где в этом чертовом номере взять лист бумаги и ручку? Всегда свои песни писал на бумаге, на пачках сигарет, на салфетках. На всем, что под руку попадется, но только не на ноутбуке или планшетнике. Не доверял я этой всякой компьютерной дряни. Помню, как Джаспер  долго еще надо мной потешался, когда учил меня писать смс. До сих пор их ненавижу. Предпочитаю живое общение. 

Так, ну где же здесь бумага? Я прошел в гостиную. Еще одна дверь. Интересно,  что там у нас? Ага, кабинет. Ну, это же «Савой»! Вековые традиции, респектабельность – всё то, что навсегда останется чужим для меня. 

На столе стоял набор с письменными принадлежностями. Так. В ящике столе бумага с гербом отеля. Да, на подобном мои песни еще не были написаны. Усмехнувшись, я подумал, что надо бы сохранить этот листок, исписанный моими каракулями, для потомков. 

Сев за стол, я включил настольную лампу и вывел на белом листе кривым почерком:

 

«Во сне хитрый демон может пройти сквозь стены,

Дыхание у спящих он умеет похищать.

Бояться не надо – душа моя будет рядом

Твои сновидения до рассвета охранять.

Засыпай, на руках у меня засыпай, 

Засыпай под пенье дождя, 

Далеко, там, где неба, кончается край, 

Ты найдешь потерянный рай» 

И, наконец-то, я ощутил вкус этой чертовой жизни. Снова хотел петь, творить, наслаждаться полетом, который возносил меня далеко к звездам. Душа, подобно птице, взмахнула крыльями, запросилась на свободу из темницы плоти. Сердце гнало кровь, участилось дыхание. Волнение, как перед выходом на сцену. Как тогда, много лет назад, я впервые выступал на стадионе перед сотней тысяч людей. И это всё благодаря ей – той девушке, которая спит на огромной кровати, шепчет во сне мое имя и напоминает о неизбывной вине.