- Привет.

- Привет, Эдвард, - едва завидев меня на своём крыльце, без особого оптимизма вздыхает Джаспер так же, как и каждое утро на протяжении всех последних двух недель, прошедших со дня его выписки домой, но в этот раз против обыкновения не пускает меня внутрь, а сам выходит наружу и надёжно прикрывает за собой входную дверь. Почему он выглядит так, будто не рад мне? Я что-то сделал неправильно? Но это ведь исключено. Я просто был рядом, и только.

- Что-то происходит? - спрашиваю я, невольно делая шаг назад, в то время как Джаспер с неторопливой рассудительностью проходит к качелям на своей веранде, висящим здесь с самого начала и вполне способным выдержать вес взрослого человека, и садится на них, чуть наклонившись вперёд с локтями, упёршимися в колени, и странно назидательно смотря на меня. Моя совесть перед ним явно нечиста, и спустя мгновение, словно лёд на реке после зимы, вскрывается то, о чём всё это время я молчал.

- Абсолютно ничего. Кроме того, что ты, оказывается, не ждёшь перевода и не потому не утруждаешь себя походом на работу, а просто уволился, Эд.

- Как... как ты узнал? - я наврал другу с три короба и не намеревался раскрывать всей правды, но кто-то, очевидно, сделал это за меня. Свенсон? Больше некому. Только созвонившись с ним на волне возможного беспокойства обо мне, Джаспер мог прямо спросить, не происходит ли со мной чего дурного, что для него покрыто мраком.

- А сам ты как думаешь? Ты соврал мне, но теперь с меня хватит. Я хочу услышать, сколько можно.

- Сколько можно чего? - мне бы хотелось сказать, что я не понимаю, к чему он клонит, но наиболее вероятно то, что ничего нового я не услышу. Первое время после возвращения из больницы Джаспер с Элис были несказанно счастливы моему участию, и в случае с ней это особенно проявилось в тот день, когда он поторопился и упал, а она, хоть и смогла помочь ему подняться ещё до моего появления, попросила меня снова с ним поговорить, но в последнюю неделю или около того я чувствую себя душащей их обузой. Не думайте, что мне не очевидно то, что они слегка устали от моего ежедневного присутствия и для восстановления прежнего ритма жизни и её предшествующего ранению уклада наверняка хотят личного пространства, но я пообещал отцу, а в первую очередь и самому себе, что буду бдителен и внимателен. Однажды меня уже не оказалось рядом, но больше этого не повторится. Я не подведу.

- Обманывать меня, Эдвард. Ты что, вбил себе в голову, что в чём-то виноват? Но это было моё решение, отпустить тебя домой, и я ни за что на тебя не сержусь и готов повторить это сколько угодно раз, чтобы ты меня услышал. Ты должен пойти к Свенсону и попросить его о восстановлении в должности и помощи в дальнейшем переводе. Ты обязан вернуться... - я знал, что однажды он непременно это скажет, но не... не могу. С работой или без неё, у меня всё плохо. Кажется, что всё хуже некуда, и в моём понимании в единственном доме, где я ещё был реально нужен, а теперь, как выясняется, мешаюсь, задачу мне также не упрощают. - И опять же... Поезжай лучше к Белле. Нечего сидеть со мной почти сутками напролёт.

- Ты... Ты говоришь это каждый раз, когда я показываюсь на пороге, - без этой фразы Джаспера, и правда, не обходится ни один мой день, он всё время прогоняет меня домой, фактически ничего не желая слышать, но до нынешнего дня мне всё равно каким-то образом всегда удавалось оказаться внутри жилища, а уж потом я засиживался допоздна, а на следующий день всё начиналось по новой. Таким образом, из санитарной обстановки больницы мы просто переместились в не такие уж и строгие с точки зрения стерильности домашние условия.

- И тебе ещё не надоело? Пойми, я в порядке, а ты, уверен, ещё даже не начинал собираться. Когда вы, кстати, уезжаете? - спрашивает Джаспер, но, однако, кое-чего он не знает. Быть может, шеф меня и сдал, но об остальном у моего друга нет ни малейшего понятия. Он даже не догадывается, что мне нет ровным счётом никакой нужды складывать вещи и всё необходимое, потому что отъезда не будет. По крайней мере, моего и совместного. Ничего такого не будет... У нас с ней. Я бы даже сказал, что семьи, которая уже жила в моей голове, больше не существует. Есть они с Эйденом, а есть я... - Эд?

- Да никогда, Джас, - пнув деревянное белое ограждение, отвернувшись, я сжимаю перила, думая, как было бы здорово что-нибудь разгромить и выместить на этом предмете всё злое отчаяние и неудержимую тоску, поглощающие меня, но всё будет бессмысленно. Теперь мне уже ничто не поможет...

- В каком смысле никогда?

- В том, что они уехали ещё вчера и уже давно на месте... Занятия начинаются в ближайший понедельник. Белла... она... они бросили меня.

- Эдвард?

- Да?

- Давай... давай выключим телевизор? Ты ведь всё равно его не смотришь...

- Я слушаю.

- В бесшумном режиме? - заламывая руки, Белла стоит слева от дивана, к которому сегодня, решив на один день отстать от поправляющегося Джаспера, ждущего окончательного заживления и зарастания раны теперь уже дома, и не ехать к ним с Элис, я и словно прирос, и выглядит моя... девушка, которую я люблю, мягко говоря, не лучшим образом. Ну, почти так, как выглядят, когда хотят сообщить тебе о чьей-то смерти или скоропостижной кончине, но, насколько я знаю, все живы, и никто не умер. Хотя... это лишь вопрос времени, не случится ли такое со мной, когда она выйдет прочь из этого дома с чемоданом в одной руке, ручной кладью в другой и с Эйденом в слинге.

- Тебе что, мешает?

- Нет... Нет, вовсе нет. Просто я...

- Ну, раз нет, то свободна, - это жестоко, но такие теперь наши отношения. Точнее так воспринимаю их я, в то время как Белла поворачивается ко мне спиной, кажется, со всхлипом, но я не уверен, и этот звук, чем бы он ни был, в любом случае меня не трогает. Я вроде как бросил её... первым и жду, когда она покинет комнату, но тут заметно раненое морально тело возвращается к прежней позиции.

- Я только хотела ещё раз поблагодарить тебя за билет и напомнить, что послезавтра... Что послезавтра у меня самолёт. Это всё, что я собиралась сказать, - Белла намеревается отвернуться, а я… весь застываю. Что? Как... послезавтра? Этого не может быть... Нереально. Слишком рано. Она определённо перепутала числа.

- Погоди, ты что-то поменяла? Перенесла дату? Ты же должна была ехать двадцать шестого...

- Эдвард... - это как разговор с умственно отсталым человеком, настолько нерешительно, но вместе с тем взвешенно и заученно, словно отрепетированная речь, звучит каждое слово, - дело в том, что послезавтра как раз... двадцать шестое. Может... может, мы всё-таки поговорим?

- Ты уже, кажется, всё сказала. Разве нет? В любом случае я... я так и так не поехал бы с тобой, - наверное, это почти то же самое, как если бы я сказал, что выбираю друга, и, возможно, подобные фразы разбивают сердца, но мне надлежит защищать своё, а её в безопасности. В конце концов, когда не любишь, переживать не о чем. А Белла... увы, она так и не успела... Теперь же времени и вовсе не остаётся.

- Я понимаю, но... - её прерывает вибрация моего телефона, валяющегося тут же, среди подушек, и, нащупав аппарат, я, не глядя, отвечаю на звонок:

- Да? Что, Элис? Подожди, говори помедленнее... Я понял, успокойся. Уже еду, - положив трубку, я торопливо вскакиваю на ноги, потому что, не рассчитав скорости передвижений и проигнорировав все предупреждения моего отца не спешить при ходьбе даже дома, Джаспер, запнувшись, споткнулся и упал в гостиной. Ничего серьёзного, он не нанёс себе никаких травм, но Элис нужна моя физическая поддержка, чтобы помочь ему подняться. - Мне пора. Всё в порядке, но Джаспер не удержался на ногах. Теперь ты наконец сможешь выключить телевизор, как и хотела.

- Я с тобой, только возьму сумку и Эйдена, - говорит Белла, и её голос не на шутку встревожен, хотя и не случилось ничего дурного, но она не нужна мне там.

Даже если Элис сможет решить возникшую проблему ещё в моё отсутствие, предложив мужу опереться на свою руку, или тот вполне справится самостоятельно, он наверняка будет слишком смущён, раздосадован и недоволен тем, что она выдернула меня с места, хотя я и не был занят ничем особенным и важным, и не хватало ещё, чтобы Белла маячила рядом в такой момент. Без неё всё пройдёт с меньшим дискомфортом и минимальным чувством доставленного неудобства. К тому же она занята. Необходимо многое спланировать и, руководствуясь перечнем, убедиться, что ничего не забыто. В противном случае отсутствие важной вещи будет здорово ощущаться, а доставить её в колледж никто не сможет.

- Нет, не стоит… Тебе нужно собирать вещи, - я уезжаю к Джасперу, оставляя Беллу дома, и опять провожу у него несколько часов кряду, хотя, достаточно убедившись, что он в порядке, мог бы и оставить его в покое, а когда приезжаю домой, она уже спит.

Не в моей кровати, а у себя в комнате, но, даже понимая, что впереди наш последний день вместе, я не бужу её и не спрашиваю, почему она снова здесь, а не за стеной, где и должна быть. Мне пора привыкать к пустоте, лишённому человеческого тепла дому, уже наметившемуся возвращению к тому, как всё было до Беллы и Эйдена, и чем меньше мы будем контактировать напоследок, тем лучше для всех, но я просто ложусь рядом и крепко засыпаю вместе с ней, едва моя голова касается подушки, а среди ночи пробуждаюсь от ощущения движения. Нет-нет-нет, не уходи от меня, девочка. Моя рука на ощупь стискивает какое-то одеяние, оказывающееся ночной сорочкой, и, подождав, пока глаза привыкнут к темноте, в которую внутри погружён и я, я обнаруживаю, как Белла болезненно стонет от того, насколько сильно моё прикосновение, и чуть ослабляю его.

- Нет, постой. Не ходи никуда... Останься.

- Я уже сходила. К Эйдену, - в отличие от неё, он по-прежнему в моей комнате, и я удивляюсь тому, как она его услышала, но она мать, и этим, должно быть, всё сказано.

- Белла...

- Ничего не говори. Совсем. Ни сейчас, ни позже. Я не хочу. Ты можешь... можешь спать в этой кровати и следующей ночью тоже, но... давай без разговоров, - просит она, лёжа спиной ко мне, и кто я такой, чтобы спорить?

Я просто убираю свою руку прочь, не уверенный, что ей хочется объятий и прикосновений, и слишком боящийся спросить из-за вероятного отказа, и какое-то время наблюдаю за тем, как Белла спит или пытается заснуть под моим пристальным взглядом, но глаза всё-таки не выдерживают, а спустя несколько часов я просыпаюсь в одиночестве озарённой дневным светом комнаты и почти тут же сбегаю к Джасперу, используя это, как панацею от всего. Но ввиду моего молчания и вечного перевода стрелок на него действует она плохо, а я просто убиваю день, зная, что, находясь дома, сделаю всё только хуже, и мои нервы почти сдают, когда в понедельник рано утром я останавливаю свой автомобиль на парковке аэропорта. Мне не удалось остаться настолько вдали, насколько где-то глубоко в душе ради собственного самосохранения хотелось... Проще было бы вызвать такси, но я не смог. Цепляясь за крупицы, особо ничего не выиграешь, но больнее, чем сейчас, всё равно не будет. Как бы долго мы ещё не пробыли вместе в ожидании объявления о посадке на рейс, предел уже достигнут.

- Спасибо, что подвёз... - все её вещи, включая те, что принадлежат Эйдену, уместились в одном сравнительно небольшом чемодане, который сейчас находится в моём багажнике, а в дальнейшем будет сдан в грузовой отсек воздушного транспорта на стойке регистрации, и в салон самолёта Белла войдёт лишь со своей сумкой и ребёнком, а в их распоряжении лишь летние вещи, но скоро наступит осень, на улице начнёт холодать, погода станет портиться, и мне бы стоило завести пополняемый счёт на её имя. Но, кажется, это можно сделать и онлайн. В самом крайнем случае найду другие варианты. Так даже лучше. Если поставить человека перед фактом, что какое-то дело уже сделано, независимо от того, понравится ли это ему или нет, результатами пользоваться придётся. Не пропадать же добру, и не замерзать же им.

- Белла...

- Не надо, Эдвард.

- Почему?

- Потому что уже поздно, - это первый гвоздь в крышку моего гроба. - Я… я хотела поговорить тогда, но сейчас мне просто хочется войти в это здание, и всё, - а вот и второй. Долго ждать не пришлось. Я оглядываюсь назад, на Эйдена на заднем сидении, понимающий, что через каких-то пару недель ему исполнится полгода, а Белле в тот же день девятнадцать, а меня даже не будет рядом, чтобы их поздравить и отметить оба этих события в узком кругу, но осознающий, что каждый из нас сделал свой выбор. Не в пользу друг друга, но какая теперь уж разница. Она должна выучиться, получить образование и стать тем, кем хочет, даже если сама пока ещё не определилась, а я… мне остаётся лишь её отпустить. Без надежды и веры на возвращение, но во имя её светлого будущего. Не мне решать, как распоряжаться свободой другого человека. Тут Белла была права.

- Я… я не хочу расставаться... так, - что, если, быть может, мы больше никогда не увидимся? Это ведь ощущается именно как прощание. Но в то же время, где я был раньше? Правильно, отталкивал её всеми мыслимыми и немыслимыми способами, что только приходили мне в голову, а теперь, фактически у трапа самолёта, ещё чего-то хочу. Нет уж, оставь это. Всё действительно зашло дальше некуда.

- Ты только... пообещай, что ничего не сделаешь с собой, ладно? - закусывая губу и почти тут же отпуская её, просит Белла, глядя в своё боковое окно, на входящих в терминал и покидающих его людей, и, клянусь, мне хочется заблокировать двери, завести двигатель и увезти её обратно домой, чтобы помириться, поговорить, а потом закрепить результат, но её ждёт самолёт, и она на него не опоздает. Отпуская кого-то, впоследствии можно узнать, достаточно ли вы дороги ему, чтобы он вернулся, и, конечно, это риск, но, возможно, итог будет бесценен.

- Позвонишь мне, когда приземлитесь? И позже, когда окажешься в своей комнате, тоже? - спрашиваю я вместе ответа и, заручившись слабым кивком, видя, как Белла тянется к ручке, чтобы выйти, тоже выбираюсь наружу. Нет не единого шанса, что она пойдёт внутрь без меня. Я не думаю, что мне будут подарены прощальные объятия или поцелуй, или взгляд через плечо прежде, чем окончательно скрыться из виду, но ей придётся потерпеть моё сковывающее и стесняющее присутствие до самого приглашения на борт. Быть может, это и конец, который пройдёт в страшной тишине и гнетущем молчании, но максимально его отдалить мне вполне по силам.

- Но почему? Почему ты не поехал с ними? Выходит, тебя же здесь особо ничего не держит… Раз ты уволился. Только не говори мне, что всё это взаправду. Ты что, действительно остался из-за меня?

- Я сразу сказал себе, что никуда не сдвинусь, Джас, - подтверждаю я, прислоняясь к выкрашенной опоре, - даже после того, как ты поправишься.

- Я не ребёнок, чтобы меня опекать, а взрослый человек, и, ради всего святого, мне не нужна нянька. Но, предположим, я поправился. Дальше что? - это не лишённые смысла вопросы, но у меня как не было, так и нет ответа. Я распрощался с работой, отпустил Беллу в незнакомый город с маленьким ребёнком, обрёк её на то, чтобы справляться со всеми сложностями в одиночку, и всё ради чего? Что я буду делать в перспективе? Пялиться в телевизионный экран? Ошиваться без дела и без пользы? Проводить время впустую?

- Я… я серьёзно не знаю…

- Так больше не может продолжаться, Эдвард. Тебе нужно с кем-то всё обсудить.

- Не с тобой?

- Слушай, Эд, ты мой друг, и я хочу помочь тебе, очень хочу, но сейчас я… бессилен. Но есть один человек, с которым ты должен поговорить. Просто обязан. Кое-кто совершенно посторонний и незаинтересованный в том, чтобы говорить что-то чисто ради твоего успокоения, а не потому, что на самом деле так и думает. Мэнди, она состоит у нас в штате. Я перешлю тебе номер и предупрежу её, что ты позвонишь.

- Мэнди? Мэнди в смысле наш психолог?

- Да, Эдвард, наш психолог. Сделай одолжение, забудь обо мне и разберись в себе. Ради своего же блага. И… немного моего тоже. Мы с Элис хотим, чтобы к моменту рождения ребёнка наш друг привёл себя и свою жизнь в порядок во всех смыслах.