Через пару дней я почти до последнего сижу у выхода на посадку в здании аэропорта. Меня привёз сюда Бен. За всю дорогу до Денвера мы не сказали друг другу ни единого слова. То ли это Анжела сказала мужу не разговаривать со мной, поняв, что у нас с Калленом что-то произошло, когда я попросила её о помощи, то ли у меня всё написано буквально на лице, но за исключением «привет», «давай я положу твой чемодан в багажник», «сейчас я выйду и достану твои вещи», «тебя точно не нужно провожать?» и «тогда благополучного тебе полёта, и позвони нам, как приземлишься, хорошо?» от своего, так сказать, водителя я так больше ничего и не услышала. Я направилась к главному входу, едва он завёл двигатель, чтобы покинуть парковку, а теперь чувствую себя словно приклеенной, хотя уже давно имею полное право пройти в самолёт и занять оплаченное кресло около иллюминатора. Я будто наивно верю, что сюда вот-вот приедет Каллен, подойдёт ко мне и скажет не то, что я не должна уезжать, но то, что он погорячился и вовсе не думает в соответствии с тем, как всё выглядит. Но это всё нереально. Так бывает лишь в кино. А настоящая жизнь гораздо сложнее, чем любой выдуманный сюжет на свете.

Я всё-таки встаю со своего места за пятнадцать минут до взлёта самолёта. Подойдя к стойке, отдаю свой посадочный билет девушке за ней и вовсе не удивляюсь взгляду, что сопровождает дежурное пожелание счастливого пути. Да, я едва ли спала на протяжении минувших с отъезда Эдварда трёх ночей и наверняка выгляжу соответствующе ужасно. Но мне всё равно, какие мысли я вызываю у абсолютно постороннего человека, которого больше никогда не увижу. А на всё остальное у меня есть почти три часа. Этого времени должно хватить, чтобы относительно прийти в себя перед встречей с родителями и бабушкой. Главное собраться внутренне, а лицо всегда можно спрятать под тональными средствами и прочим макияжем. Несмотря на то, что обычно я не крашусь, всё это есть в моей косметичке в более чем достаточном количестве.

- Выключите, пожалуйста, телефон и уберите сумку с колен. Это необходимо для вашей же безопасности, - обращается ко мне проходящая мимо стюардесса прежде, чем, заручившись моим кивком, продолжить движение вглубь салона. Я снова снимаю блокировку с экрана, но там по-прежнему нет ничего, на что я втайне смела надеяться. Ни пропущенных звонков, ни новых сообщений. Какая же ты глупая, Белла.

Тебе признались в любви и сказали много разных вещей не для того, чтобы вдруг совершить мысленный разворот на триста шестьдесят градусов и сделать вид, что тех минут и вовсе не существовало. Этот мужчина не относится к числу тех, кто говорит что-то, не подумав над этим дважды и всё тщательно не взвесив, что могло бы создать вынужденную необходимость забирать свои слова обратно. Если он дал понять, что не будет чьим-то заменителем ни при каких обстоятельствах, то всё именно так и обстоит и никогда в жизни не изменится. Исходя из этих слов, я фактически должна расставить приоритеты. Но как я могу это сделать, если всё, что у меня есть, это опять-таки набор букв, из которых можно получить лишь фразы, но никак не доказательства? Далеко не всё, что мы говорим по жизни, является безусловной правдой.  Мне кажется, что любую мою фальшь Каллен уловит буквально за минуту. Каким вообще образом я могу донести до него то, что он уже значит для меня гораздо больше, чем когда-либо значил Джейк, если какие-то мои дальнейшие действия в понимании Каллена могут взять и опровергнуть всё прежде сказанное? Особенно учитывая то, что я, и правда, его ещё не люблю. Мне так хочется это включить, но это не то, что возникает по заказу…

Когда самолёт, набрав необходимую скорость, отрывается от земли, яркая синева неба заставляет меня зажмурить не готовые созерцать всё это уставшие глаза. Мечтая о том, чтобы в моей голове наступило такое же прояснение, я закрываю шторку иллюминатора, но разворачиваюсь к нему на сидении и, кажется, провожу так большую часть пути, пока не понимаю, что он скоро подойдёт к своему логическому завершению, а мой внешний вид по-прежнему оставляет желать лучшего. Я поднимаю сумку с пола прежде, чем встаю и направлюсь в хвост салона, чтобы посетить уборную. Желания смотреть в зеркало как не было, так и нет, но без этого ничего не выйдет, и в первое же мгновение я обнаруживаю бледность, более очевидные, чем обычно, круги вокруг глаз, как проявление недосыпа, и в целом совершенно несчастный вид. Я наношу немного теней и тушь и тщательно ретуширую кожу тональным средством, и даже зачем-то репетирую улыбку, будто она способна обмануть тех, кто знает меня с самого рождения. Всё это просто одна сплошная бессмыслица, и к тому времени, как мы приземляемся в аэропорту Сиэтла в десять минут пятого пополудни, я уже решаю позволить всему происходящему идти исключительно своим чередом. В ожидании появления багажа на ленте я включаю телефон и набираю сообщение Анжеле, что у меня всё в порядке, после чего убираю сотовый обратно в сумку. Все, с кем я постоянно нахожусь на связи, будут рядом в течение ближайших двух недель, а в остальном мне совершенно некому звонить. Точнее есть кому, но вряд ли из этого выйдет хоть что-то полезное и стоящее. Я не смогла ничего изменить, даже находясь с ним лицом к лицу. Что я такого могу сказать по телефону, что это вмиг заставит его вернуться ко мне если и не физически, то ментально?

Получив, наконец, свой багаж, я выхожу на улицу из издания аэропорта, и меня тут же охватывает желание надеть ещё одну кофту, невзирая на тёплый пуховик и толстый джемпер под ним. А я ведь ещё даже не в Форксе. До него из Сиэтла ехать и ехать. Едва ли мы доберёмся сильно раньше восьми часов вечера. А там и вовсе извечно хмуро из-за постоянно нависающих над городом тёмных и грозовых туч, которые солнце порой с трудом пробивает даже летом, не говоря уже о зиме. Я думаю, что вряд ли буду слишком часто выходить из дома. Мало того, что здесь для меня нет ничего интересного, и отношений с оставшимися тут бывшими одноклассниками я также не поддерживаю, чтобы, например, сходить куда-нибудь с ними, так ещё и погода совершенно не располагает даже к коротким вылазкам наружу. По крайней мере, сейчас я чувствую лишь потребность оказаться в тепле, но для начала сойдёт и печка в машине.

- Папа, - зову его я, как только, посмотрев направо, обнаруживаю чистую полицейскую машину и своего отца, стоящего у её капота. Всё такого же нервного во всём, что касается меня, будто я по-прежнему трёхлетняя девочка, которую и на минуту нельзя оставить без присмотра. Хотя по нему и не скажешь. Но я-то знаю его, пожалуй, гораздо лучше самой себя.

Он подходит ко мне и тянется к моей левой руке, чтобы взять чемодан, и я чувствую неуверенность, можно ли меня обнимать, и решаю эту дилемму буквально мгновенно. Как только прижимаюсь к Чарли и опускаю подбородок на его плечо. От его одежды пахнет рыбой и пивом. Я выросла в атмосфере рыбалок, куда меня довольно часто брали, и дружеских посиделок у костра, и никогда и ни на что это бы не променяла. Благодаря этому я близка не только со своей матерью, но и со своим отцом. Не у всех родители являются лучшими друзьями, которым можно всё рассказать, но у меня они во многом именно такие. Возможно, Чарли даже больше, чем Рене.

- Ты накрасилась, - первое, что говорит он, чуть отстраняясь. Я знала, что он заметит. Не как полицейский, а просто как отец. Была буквально уверена в этом и не ошиблась. Может, из-за макияжа я выгляжу лишь хуже, чем до того. Потому что он автоматически приковывает взгляд. Выдаёт то, что тебе, возможно, есть что прятать. В случае со мной меня настоящую.  

- Да.

- Ты всё ещё плохо спишь?

- Временами, - ему необязательно знать, что это вновь вернулось буквально на днях. Что его дочь круглая дура, которая вместо живого мужчины, готового чуть ли не на всё, чтобы быть с ней, держит в своей голове того, кого больше никогда не будет рядом. Да и вообще его даже прежде не было так, как казалось, что он есть.

- Ладно, поехали домой, Беллз. Мама готовит твои любимые оладьи из кабачков. А бабушке просто не терпится тебя увидеть.

- Как она? - спрашиваю я, уже сидя на переднем пассажирском сидении и снимая шапку, в то время как отец заводит двигатель. Мой вопрос тут же вызывает выражение грусти на зачастую непроницаемом лице, но это фактически неизбежно, когда глубоко в душе ты, наверное, понимаешь, что твой единственный родитель, ещё остающийся в живых, всё равно не протянет сильно долго, а после его ухода уже больше никто и никогда не назовёт тебя сыном и не станет любить так, как могут любить только матери. Я и сама понимаю, что, если бы всё было довольно-таки хорошо, мама с папой не перевезли бы бабушку к себе, выставив её дом на продажу.

- Когда как. У неё бывают как хорошие дни, так и плохие. Она в последние дни только о тебе и говорила, а значит, должна тебя узнать.

- Она может не понять, что это я? - с ощущением ужаса внутри спрашиваю я, но голос отца звучит успокаивающе, так что я решаю пока не сильно думать об этом:

- Уверен, всё будет хорошо. Не переживай.

Какое-то время мы оба проводим в молчании. Если не считать тихо играющей на фоне музыки, звука двигателя и шума печки, то в машине царит абсолютное спокойствие. Ничто не мешает мне думать, и невольно мои мысли устремляются в сторону того, как всё было бы, будь здесь Каллен. Он бы сидел впереди, или ему пришлось бы ютиться сзади, как какому-то нарушителю из числа подростков? Отцу никогда не приходилось отгонять от меня парней, которые казались ему сомнительными. Учась в школе, я думала лишь об уроках и домашних заданиях и не испытывала симпатию ни к кому из объектов противоположного пола так, чтобы Чарли вдруг приходил к выводу о необходимости их тщательно прощупать и попытаться оценить, что от них следует ожидать. Что бы я вообще в случае чего сказала ему об Эдварде? Называть парнем тридцатидвухлетнего мужчину как-то глупо и нелепо, но, может быть, родители и сами бы всё поняли, и мне бы не пришлось навешивать на него странные и опоздавшие лет так на четырнадцать-шестнадцать ярлыки? Исходя из этого, я совершенно не нуждаюсь ни в одобрении, ни в том, чтобы отец копался в чьём-то прошлом, но после Джейка, в отношении которого он как раз-таки и не совершал никаких подобных действий, я не уверена, что Чарли сможет остаться в стороне. Просто принять кого-то так же, как тогда, и воздержаться от вопросов. Но Каллен не запуганный юноша, способный прийти в состояние трепета, едва завидев на горизонте шефа полиции. Не думаю, что, чувствуя себя ровней, он вообще позволит устроить для себя допрос. Даже из уважения к возрасту и к тому факту, что это всё-таки мои родители. Ближе к реальности то, что он и в этой чисто теоретически возможной ситуации найдёт, из-за чего расстроиться. Если увидеть в подобном отношении один из признаков того, что меня, возможно, воспринимают, как ребёнка, то это вполне может стать первым шагом к очередной ссоре. Человеку, который уехал из энергичного, активного и излучающего жизнь Нью-Йорка в какую-то почти деревенскую глушь, лишь бы убедить собственную мать, что как бы помыкать им у неё не выйдет, будет трудно доказать, что какие-то действия моего отца вовсе не являются тем же самым превышением личных границ.

- Не остановишься на заправке? Я бы купила что-нибудь перекусить.

- Конечно. Заодно пополню бак.

Вскоре увидев указатель, нам приходится свернуть на второстепенную дорогу из-за некоторой удалённости искомого объекта от трассы, но уже через несколько минут мы оказываемся у колонки, и, вновь натянув шапку и застегнув пуховик, я выхожу на улицу. Привыкшую к теплу прогретого автомобиля, меня всю передёргивает даже больше, чем у здания аэропорта, и я спешу скрыться внутри магазина, в то время как отец вставляет кредитную карточку в устройство на колонке. Я покупаю хот-доги и пару шоколадных батончиков с четырьмя стаканами чая, после чего возвращаюсь в машину и жду окончания процесса заправки. Это не занимает сильно много времени, и где-то часа через полтора я уже вхожу в коридор отчего дома и почти тут же оказываюсь в объятиях мамы. Протиснувшись мимо нас и разувшись, папа тем временем относит мой чемодан наверх, после чего спускается обратно вниз и вновь выходит во двор, чтобы загнать машину в гараж. Снаружи уже непроглядная темень, и я думаю, что, наверное, могла бы выбрать более ранний рейс, но мне не хотелось вставать чуть ли не с первыми петухами, чтобы успеть в аэропорт. Если бы тогда я знала, что всё равно почти не сомкну глаз накануне вылета, то, конечно, приехала бы сюда ещё засветло.

- Какая же ты холодная.

- Привет, мам. Это всё ваша погода.

- Привет. Ты голодная?

- Не очень. Мы немного поели в дороге.

- Тогда зайди сначала к бабушке, пока она ещё не спит. Она в дальней комнате.

- Хорошо.

Я поднимаюсь на второй этаж и подхожу к той спальне, которая прежде всегда использовалась для гостей. Дверь полностью открыта, и я замечаю бабушку сидящей на краю кровати и листающей газету.

- Бабуль, - она медленно поворачивает голову на мой голос, и я с облегчением созерцаю вспышку узнавания в её глазах за линзами очков. Не знаю, что бы стала делать или говорить, если бы они вдруг посмотрели на меня так, будто я абсолютная незнакомка, которую она видит впервые в жизни.

- О, Бельчонок, - я улыбаюсь, слыша своё детское прозвище, и, наконец, переступив через порог, сажусь в кресло напротив бабушки. Конечно, она выглядит старой и много повидавшей на своём веку, но её взгляд вполне ясный и осознающий реальность, и я чувствую прикосновение к своим волосам, когда придвигаю предмет мебели поближе к ней.

- Да, это я, - лишь отвечаю я и, проследив за опускающимися глазами, понимаю, что они ненадолго останавливаются на моих руках прежде, чем скользят в сторону выхода из комнаты. Бабушка словно что-то ищет, но у меня не возникает ни единого предположения, что это может быть, пока тихий и кажущийся скрипучим голос не задаёт на удивление чёткий и прочувствованный вопрос:

- А где же твой муж? И кольцо? Я помню, что ты вышла замуж. Кажется, его зовут Джейкоб.

Проходит никак не меньше минуты прежде, чем мне удаётся справиться с потрясением, относительно взять себя в руки и найти, что ей ответить.

- Это ничего страшного, если ты забыла, но я рассказывала тебе, что мы с ним расстались. Свадьбы не было и не будет. У нас ничего не получилось, - стараясь обойтись без особых эмоций, я почти слово в слово повторяю ту легенду, что сложилась у меня специально для неё, когда всё только произошло, - мы с Джейком больше не вместе.    

- О, милая. Мне так жаль. Но вы ведь можете помириться.

- Боюсь, что нет, бабушка, не можем. Это навсегда.

- Ну, тогда тебе нужно непременно с кем-нибудь познакомиться. Нельзя оставаться одной. Я не становлюсь моложе и хочу успеть увидеть правнука. Но лучше всего правнучку. Ты у меня красивая. Я никогда не поверю, что никто этого не замечает.

- Всё ведь гораздо сложнее, бабуль.

- А ты не усложняй. Вот в моё время всё было просто. Если что-то сломалось, мы это чинили, а не выкидывали. И отношения тоже, - говорит она, конечно, не зная, что в моём случае вышли из строя не просто какие-то узы, но и я сама, и снова склоняется над газетой, но уже через мгновение протягивает её мне, - не прочтёшь мне эту статью? Слишком мелкий шрифт.

Я зачитываю текст вслух, а когда заканчиваю, то помогаю бабушке лечь, накрываю её одеялом и, выключив свет, покидаю комнату, после чего спускаюсь на первый этаж и захожу на кухню. Папа сидит за столом, и я присоединяюсь к нему, в то время как мама ставит передо мной тарелку с обильно политыми сметаной оладьями и садится на своё место напротив нас.

- Ну, как пообщались?

- Нормально. Она думала, что Джейк приехал вместе со мной. Искала кольцо на моей руке. Пришлось напомнить, что он больше не появится.

- Ты в порядке?

- Да, - я не желаю продолжать об этом говорить и меняю тему на более насущную и важную для меня, - ты завтра занят? Я бы хотела съездить в Порт-Анджелес. За подарками к Рождеству, - я знаю, что со стороны всё это выглядит не лучшим образом, когда ты говоришь кому-то, что будешь покупать ему какие-то вещи чуть ли не в его присутствии, пока он ждёт снаружи, но родители знают, что в моей глуши нет ни одного торгового центра, где можно было бы найти что-то действительно полезное и нужное.

- Утром у меня дела в участке, но после обеда можем без проблем съездить. Хорошо?

- Да, конечно.

- Тогда договорились.

- Да.

Вскоре после чая с печеньем и уборки на кухне мы желаем друг другу спокойной ночи и расходимся по своим комнатам. Мой телефон по-прежнему всё равно что мёртв. Или же это всё исключительно обо мне. О том, что я словно перестала существовать для единственного человека, который может сделать мне ребёнка в максимально сжатые и короткие сроки. Хотя я понимаю, что это использование в чистом виде. Разумные и адекватные люди не беременеют обманом, только чтобы их бабушки и дедушки успели увидеть новорождённого малыша. Каллен же вряд ли думает обо мне, как о матери своих детей. По крайней мере, уж точно не сейчас. Не с таким шлейфом и грузом проблем, что я волочу за собой, неспособная принадлежать кому-то совершенно полностью и без остатка. Может, он уже и вовсе жалеет, что вообще связался со мной. Он может признать это и уйти. Для него это было бы проще всего. Я даже не буду мешать. Я просто всё пойму. И тут же отпущу. Я только не хочу делать ему больно.

На следующее утро я не чувствую себя ни капли отдохнувшей. Скорее уж совсем обессиленной и не желающей покидать кровать. Но наравне с этим в животе поселяется чувство голода, и, приведя себя в порядок, я всё-таки направлюсь по лестнице на первый этаж. Он встречает меня пустотой и одиночеством. Часы на микроволновке показывают половину одиннадцатого. Я наливаю себе полный бокал чая, когда слышу звук открывающейся и закрывающейся входной двери, после чего на кухне прямо в верхней одежде появляется мама.

- О, ты встала.

- Да, спустилась пару минут назад. Доброе утро.

- Доброе утро. Отец уже на работе, но приедет за тобой около двух часов.

- Тогда я к тому времени соберусь.

- Что бы ты хотела на завтрак?   

- Не суетись, мам. Я сама могу о себе позаботиться. Хлопья там же, где и всегда?

- Да.

Я достаю молоко, наливаю необходимое его количество в глубокую тарелку и отправлю её разогреваться в микроволновку. Всё это сопровождается пристальным взглядом, обращённым на меня, и, садясь за стол со своей едой, я понимаю, что не могу игнорировать его в надежде на то, что на меня просто перестанут так смотреть.

- Ты хочешь что-то сказать или спросить? Если да, то я слушаю. Потому что от всего этого мне несколько не по себе.

- Я понимаю, почему ты вчера, возможно, не захотела развивать эту тему при отце, но ты ведь, надеюсь, не общаешься с ним? Ну, знаешь, письма или что-то ещё. Ты же оставила… этого человека позади?

- Почему всех в последнее время это так волнует? - я честно пытаюсь сдержаться и подобрать какие-то другие слова вместо тех, что произношу, но у меня ничего не выходит, и губы изрекают буквально то, что первым приходит на ум. Сначала Каллен, теперь вот мама. Они будто бы сговорились, хотя даже не знакомы друг с другом и никогда не встречались лицом к лицу.
 
- А кого ещё?

- Никого.

- У тебя кто-то появился?

- Нет.

- Если ты не хочешь о нём рассказывать, то и ладно. Но можно же постараться оставаться спокойной.

- Да не о чем тут говорить, мам. Был человек, и нет человека. И, если честно, я его понимаю. Вряд ли кому хочется быть вторым в чьих-то мыслях, - я осторожно беру свою тарелку, чтобы ничего не разлить, и, крепко удерживая ложку, встаю из-за стола, - я доем наверху, если ты не возражаешь.  

В её глазах печаль, когда её взгляд явно провожает меня к выходу из кухни, но в остальном я беспрепятственно возвращаюсь в свою комнату и не выхожу оттуда до тех пор, пока не слышу шум двигателя снаружи. Я собираюсь просто выскользнуть наружу и сразу сесть в машину, но папа уже внутри, и мне приходится притормозить.

- Привет, Беллз. Ты уже поела?

- Нет.

- Тогда пойдём, а уже потом поедем. Полчаса тебя не устроят.

У меня совершенно нет аппетита, но я понимаю, что ходить голодной до самого ужина это тоже не вариант, и, чтобы не обижать маму или же не провоцировать новые вопросы, поглощаю её куриный суп с грибами так, как будто это самый дорогой деликатес в мире. Я отлично знаю, что не смогу притворяться на протяжении всего этого времени, и что мне как минимум придётся извиниться за свою вспышку, но решаю повременить с этим хотя бы до вечера. Из-за неуверенности в том, что только просьбой о прощении и удастся ограничиться. К чему-то сверх неё я просто не готова. Наверное, именно поэтому, оказавшись на морозе, мои лёгкие невероятно рады притоку свежего воздуха. Хотя я ожидала совершенно обратного. Ощущения холода и желания немедленно вновь очутиться в тепле. Но нет.

- Что между вами успело случиться? - спрашивает меня отец, когда я пристёгиваюсь ремнём безопасности, и, глядя на меня, делает ровно то же самое. Я поднимаю свой взгляд лишь после характерного щелчка и одновременно с этим распахиваю пуховик как можно больше. В салоне слегка душно и жарко, даже несмотря на то, что в условиях выключенного двигателя и соответственно неработающей печки автомобиль уже по идее давно должен был остыть и охладиться.

- От тебя ничего не скроется.

- Для нас с тобой это фактически комплимент.

- В единственный раз, когда было действительно нужно, я ничего не заметила, пап. Если бы я не была столь слепа, возможно, она была бы жива.

- Это не твоя вина, и это не делает тебя ни плохим полицейским, ни плохим человеком.

- Иногда я думаю, что мне вообще не стоило идти по твоим стопам. Наверняка ты ожидал от меня большего, - говорю я, думая о Каллене и о его возможном будущем в ФБР, и о том, как его родители могли бы гордиться им, но упускают это чувство из-за страха потерять сына, хотя, даже будучи офисным клерком, он может пострадать в ходе какого-нибудь несчастного случая вроде аварии или пожара и погибнуть от полученных травм. Возможно, вероятность этого ничуть не меньше, если даже не больше, чем вероятность нарваться на смертельный выстрел.

- Ты уже достигла большего. Ты уехала из этого городка не просто за его пределы, но и за границы штата. И я уверен, что ты не закончишь там, где находишься сейчас. Просто нужно подождать. А потом, возможно, попробовать куда-нибудь перевестись, - или же сразу подать заявку в бюро. Я всё равно ничем не рискую. Если они проверят всю мою подноготную и откажут даже в стажировке из-за Джейка или из-за меня самой, то ничего страшного не случится. А может, я, наоборот, им пригожусь. Возможно, не снаружи, а за столом в каком-нибудь филиале, чтобы осуществлять сбор и анализ каких-нибудь данных, но я, наверное, и правда, не собираюсь провести всю свою оставшуюся жизнь, патрулируя улицы, останавливая нарушителей правил и выписывая им штрафы. - И всё-таки… что у вас произошло?

- Ничего такого. Правда, ерунда. Может быть, уже поедем?

- Слушаюсь и повинуюсь.

Через час с небольшим папа останавливается на парковке перед торговым центром. Я беру сумку с заднего сидения и проверяю наличие кошелька внутри. Отстёгиваю ремень и надеваю на голову капюшон.

- Ты будешь сидеть в машине? Или куда-то пойдёшь?

- Пока не знаю. Может, немного побуду тут, а потом пройдусь. Просто позвони, как закончишь.

- Хорошо.

Я открываю дверь и покидаю машину. Имея в голове определённые идеи относительно подарков, я быстро нахожу то, что мне нужно, и приобретаю коврик с подогревом и плед для бабушки, а родителям выбираю комплект постельного белья и праздничную скатерть, содержащую соответствующие мотивы. Мой путь на выход лежит мимо блинной, и я уже почти миную гостеприимно распахнутые двери из прозрачного стекла, когда слышу собственное имя и оборачиваюсь на кажущийся знакомым голос:

- Белла? Это ведь ты?

- Да, - я вижу довольно высокого и темноволосого мужчину со светлой кожей, и его лицо вызывает движение в моей памяти, будто бы я определённо должна его помнить, но всё это такое смутное и неотчётливое, что я просто сдаюсь. - Извините, но я…

- Я Тайлер. Тайлер Кроули. Мы учились вместе в старшей школе.  

Когда он представляется, это ощущается так, словно недостающий паззл, наконец, встаёт на своё место, и перед глазами возникает целостная картинка. Я моментально узнаю в нём того парня, каким он когда-то был. Душа компании, он мог поднять настроение всем и каждому, как бы тоскливо тебе не было внутри.

- Мне так стыдно, что я сразу тебя не вспомнила. Прости меня, пожалуйста.

- Глупости не говори. Прошло много лет. Ты вообще не обязана помнить. Как у тебя дела? Ты здесь с Чарли?

- Да. Он ждёт снаружи.

- Ты, наверное, спешишь?

- Да не то чтобы. Скорее нет, у меня есть время.

- Тогда, может быть, посидим где-нибудь недолго? Тут есть кофейня за поворотом.

- Я предпочитаю чай.

- Уверен, он там тоже есть.

Я ставлю свои пакеты на пол, когда мы располагаемся за барной стойкой, находящейся чуть в отдалении от основного пространства, заставленного столиками и мягкими креслами около них. Там достаточно много людей, но здесь гораздо тише, и я думаю, что это, наверное, несколько странно, наткнуться друг на друга за много километров от того городка, где вас можно назвать соседями.

- Мне казалось, что увидеть кого-то знакомого гораздо выше в Форксе, чем в Порт-Анджелесе. Знаешь, не то, чтобы я собиралась намеренно кого-то там избегать и в случае чего шарахаться в кусты или перебегать на другую сторону улицы, но всё-таки это вроде как удивительно.

- Да, я понимаю, о чём ты говоришь. Это, и правда, неожиданно.

- Так как твои дела?

- Да всё, как у всех, полагаю. Дом, работа, повседневные будни. Кстати, из окон моего дома, если посмотреть наискосок, можно увидеть дом Чарли и Рене. Наверное, только глухой не знает, что ты тоже пошла по стопам отца и служишь где-то в Колорадо. Что там хоть за люди?

- Да такие же, как везде. Разные, - пожимаю плечами я, - с кем-то ты дружишь, а кого-то лучше бы и не видел больше никогда, - в голове автоматически возникает Джеймс, и я даже благодарна следующему вопросу, пусть в моём случае он и является довольно-таки болезненным и острым.  

- Ну, а семья? Муж? Дети?

- Ничего из этого.
 
- Это странно. Ты ведь красивая и умная, и добрая. Они там все слепые что ли?

- Ну, я ценю эти твои слова, Тайлер, правда, но…

- Я знаю, что лезу не в своё дело, но ты не понимаешь. Я говорю это не просто, чтобы тебя подбодрить, хотя и это, конечно, тоже, но я ещё и думаю так, - он вдруг касается моего левого плеча, и когда я отрываюсь от созерцания своих ладоней, прижатых к по-прежнему слегка горячему стаканчику, и поворачиваю голову в сторону Тайлера, то обнаруживаю, что он будто бы стал ближе, чем был, когда мы только пришли. Я мгновенно начинаю чувствовать себя неуютно, и скованность сжимает все мои внутренности в мешающую думать пружину. - Ты мне нравилась. Тогда, в школе. Ты никого не замечала, а я так часто представлял, как подойду к тебе и всё скажу, что иногда мне даже казалось это реальностью. Но я так и не сделал этого.

- Тайлер, я… - я не знаю, что ответить, и потому, что не хочу его ненароком обидеть, и потому, что в голове всё равно лишь Каллен, и потому, что я словно забыла, как шевелиться. Но что точно не подлежит сомнению, так это то, что Тайлер выглядит и находится столь близко, словно хочет меня поцеловать. Только я не хочу ни его поцелуев в память как бы о былых чувствах, ни вообще больше ничьих.

- Теперь всё прошло. Я женат, и у нас вот-вот родится ребёнок, - когда он говорит это и отодвигается, меня тут же охватывает огромное облегчение. Я без понятия, что стала бы делать, возникни у него желание действительно нарушить мои личные границы. Точнее я уверена, что не дала бы этому произойти, просто это наверняка бы ощущалось так, словно я поступаю плохо. - Но ты действительно красивая, и, может, тебе стоит перебраться туда, где это заметят. В любом случае мне было приятно тебя увидеть и немного пообщаться. Давай я провожу тебя до машины. Только оплачу счёт.

- Нет, это слишком. Я сама.

- Белла, я не обеднею от нескольких лишних долларов. Правда, всё в порядке. Подождёшь меня снаружи?

- Да, хорошо.

Я забираю свои пакеты и выхожу из кофейни, оказываясь в коридоре, где держусь около стены, чтобы не мешать то и дело проходящим мимо людям. Мои глаза наблюдают за Тайлером, в то время как он подходит к кассе и заговаривает с сотрудником с ней, и пропускают что-то, возможно, гораздо более значимое. Приближение того, о ком я как раз недавно думала. Но уж точно не с точки зрения вероятности встретить его здесь за столько километров от дома. Я говорю себе, что всё это мне просто кажется, но не собирающийся замолкать голос, как нельзя лучше, указывает на обратное.

- Твой красавчик уехал тогда так стремительно, но ты явно не теряешь времени зря. Вижу, что ты уже подобрала ему замену.

- Джеймс.

- Пять баллов за сообразительность, детка, - я не повторяю того, что сказала в прошлый раз, когда он так меня назвал, а просто смотрю, как он обходит моё тело и оказывается перед моими глазами, загораживая обзор на всё остальное, что есть вокруг, в том числе и на Тайлера.

- Что ты здесь делаешь?

- Помогаю другу. Я и сам удивился, когда увидел тебя. Но, должно быть, мир теснее, чем мы оба думали, да? - он говорит это так естественно и буднично, будто всё именно так и есть, но я верю ему ни на йоту. Мог ли он узнать, куда я уезжаю? Где живут мои родители? Но это ведь слишком, правда? Проделать такой же путь, что и я, чтобы что? У меня же просто паранойя, верно? Мне в любом случае ничего не угрожает. Не на виду у других людей.

- Ты следишь за мной?

- Мы в другом штате, Свон. Это то, что называется свободной страной, - я и не ждала, что он признается, но после этих слов мне всё равно становится ощутимо хуже внутри. Я чувствую холод, невзирая на пребывание в закрытом и отапливаемом помещении. И то, что ими дело не ограничивается, совсем словно выкорчёвывает душу. - Что касается остального, то я просто проезжал мимо в машине своей девушки, и так уж сложилось, что ещё чуть-чуть, и одна крутая тачка врезалась бы своим бампером прямо в наш капот.   

Как-то раз мне уже доводилось слышать нечто подобное. Но тогда это в значительной степени затрагивало лишь меня одну. Эдвард даже толком и не упоминался. Его автомобиль да, но не он сам. Теперь же мне становится резко плевать на саму себя и на то, что с определённой долей вероятности я стала объектом нездорового внимания сумасшедшего сталкера. То, что у него якобы есть подружка, необязательно должно ему мешать, а наоборот в случае чего сможет послужить отличным фальшивым алиби, и, как результат, всё, о чём я могу думать, сводится к мысли о том, как я боюсь за Каллена. Джеймс может не знать его имени, но теперь он, возможно, видел его в лицо, и в связи с этим всё остальное не имеет ровным счётом никакого значения, когда один человек, возможно, хочет навредить другому или добраться через него до основной своей жертвы.

- Не трогай его. Не смей, - говорю я, но и сама отлично слышу, как наивно, глупо и жалко это звучит. Будто эти слова способны сделать хоть что-то значительное. Остановить кого-то, если этот некто задумал что-то ужасное и, возможно, даже преступное.

- Кого именно из них двоих?

- Чего ты хочешь, Джеймс? - прозвучавшая издёвка ясно даёт понять, что он истинно наслаждается всем происходящим. А на самом деле отлично осознаёт, что на Тайлера мне как бы плевать. У меня же просто нет сил слушать всё это и дальше. Тело бьют озноб и дрожь. Они будто бы передают мне чёткое послание. Предупреждают, что шутки кончились. И что мне стоит, наконец, воспринять всё это довольно серьёзно. Прекратить заниматься самообманом. Ведь у этого человека, возможно, шизофрения. Или биполярное расстройство. Или же просто нечто подобное.

Но независимо от этого я понимаю, что мои слова звучат, как готовность пойти на сделку. Хотя я даже не помню, что именно сказала и что ещё только собираюсь произнести. В голове будто туман, и прояснение касается лишь Эдварда. Того, что он ни при каких обстоятельствах не должен пострадать. Может быть, это просто я навожу беду на всех, с кем вступаю хоть в сколько-то серьёзные отношения, претендующие на то, чтобы стать длительными?

- О, ты скоро узнаешь. Совсем скоро, - он будто бы понимает, что его время вышло. И, уходя, исчезает из виду настолько стремительно, словно его и тут вовсе не было. Тайлер появляется передо мной несколько секунд спустя. Окружающие звуки и реальность возвращаются ко мне с очень и очень большим трудом. Я даже не уверена, что это произошло бы без его фактически вмешательства.

- Ты в порядке, Белла? Тот человек, с которым ты говорила… ты его знаешь?

- Да, всё… нормально, - конечно, ничего не нормально, но это точно не проблемы Тайлера, которого я вижу впервые за много лет. - Чарли, наверное, уже меня заждался.

- Тогда пойдём?

- Да, пошли.