Мальчик, не знаю почему, но он всегда казался мне мальчиком,  ему нравилось дурачиться, прятаться за сотнями масок, играть, но за смешинками в его дымчатых серо-голубых глазах, подернутых светлыми, слегка выгоревшими на солнце ресницами  прятался ранимый ребенок, который жаждал принятия, любви, тепла, он был немного тщеславен, но это не портило, скорее добавляло решительности.

Думаю, никто из нас, видящих его через призму умело созданных образов не знает его, не видит настоящим. Он определенно один из самых замкнутых, закрытых людей, что я встречала за свою жизнь, позволяя на короткий миг увидеть его душу, он словно перевертыш обращает увиденное в шутку. Забавную, дурашливую, иногда глупую, несуразную забаву.

В первое время, когда он был экранным персонажем, актером, картинкой на мониторе ноутбука, я считала его клоуном, поверхностным, легкомысленным, кочующим из бара в бар человеком.

Так было вплоть до того момента, как я в свойственной себе манере решила углубиться в изучение вопроса. Увиденное удивило, заставив задуматься.

Как просто нарисовать образ, вдохнуть в него придуманную душу, оживить, заставить сердце биться, но как трудно увидеть за иллюзорной картинкой настоящего, живого человека сотканного из плоти и крови, с его радостями и горестями, ошибками, успехами и неудачами, болезнями, капризами, метаниями в поисках себя. Не скрою, искать в разбросанных, завуалированных, спрятанных псевдоспонтанных фразах проблески его души интересно, это напоминает сложный пазл, с потерянной картинкой.

Я помню как впервые увидела его лицо на экране  - странная внешность, далекая от классических эталонов красоты, бледность, подчеркнутая высокими скулами, проницательный взгляд из под густых, аккуратно оформленных бровей, немного широкое лицо с упрямым абрисом твердого подбородка, решительно поджатые губы с легким намеком на пухлость.

Маленький кусочек неизвестного фильма, в котором он смотрел совершенно очарованно на крохотную девочку с огромными глазами цвета теплого какао. Впервые за долгое время я вглядывалась в происходящее по ту сторону, гадая, почему они так смотрят друг на друга, словно это не игра, актерские штучки, а снятый случайно личный момент.

Не скрою, не будь этой миниатюрной, прелестно-фарфоровой девочки, я не узнала бы о нем, именно она подтолкнула меня к тому, чтобы искать информацию, находя удивляться, восхищаться, огорчаться, разочаровываться и вновь попадать в плен его отношения к ней. Быть может, я не права, видя двоих, забывая - превыше всего личность, самобытная индивидуальность, сущность в единственном числе.

Увы, но мне свойственно видеть каждого через разноцветные окошки отношений к другому, к половине, к тому, кто рядом, кто наполняет жизнь, делая человека полноценным.

Быть может, однажды, спустя десятки лет они позволят узнать о том, что было правдой, где вымысел, но здесь и сейчас, сегодня, я цепляюсь за то, каким он был на громком, пафосном фестивале, показе фильмов, лелеемых критиками, где упала на минуты его расшитая иллюзиями, условностями, предрассудками и заблуждениями маска.

Нет ничего сложнее, интереснее, чем читать эмоции, преображающие лицо человека, распахивающие его душу, сердце, оставляя его с оголенными до кончиков нервами, лишенного спасительного покрова кожи.

Линия припухшей синеватой ленты вены тянущаяся вдоль лба, искрящийся растерянный взгляд, полное неверие в происходящее, маленький личный триумф, столь неожиданное признание гуру мифологического мира кино.

Счастье тающее в серой дымке глаз, неосознанный первый, самый чистый порыв, голова склоненная на хрупкое, покрытое маково-алой тканью плечо маленькой женщины, ее ладони, прикасающиеся к лицу, столь лично, почти интимно, бессловесный диалог, заставляющий увидеть его в новом свете – настоящего, любящего, верного.

 В наше циничное время, когда почти нет ничего настоящего, его порыв был подобен весеннему ветру, словно искусная венецианская маска его лица была потеряна, раскрыв истинную сущность.

В те дни он был взбудораженным и умиротворенным – необычно сочетание, напоминающее веревочные качели на старом дубе, на нем сложно устоять двоим, нужна идеальная, слаженная до последнего удара сердца гармония, крепкие объятия ладоней, удерживающие на тонкой планке доски, глаза в глаза, чтобы не сбиться, не позволить упасть, лишь ускоряя ритм, устремляясь все выше, выше, к размытой акварельной лазури неба.

Душевная нагота сопровождала его все те дни, даря улыбку тем, кто затаив дыхание смотрел на его дурачества, забавные переваливающие шажки – чуть вправо, немного влево, наклон головы, чтобы девочка слышала его слова, прикосновения губ к прохладному лбу, и вновь – чуть вправо, немного влево - шаг вразвалочку. Как бы хотелось услышать, что он говорил, какие шутки слетали с его губ, кем он был перед ней? Собой. Он был тогда собой.

В те дни им любовались многие, красивые черно-белые мгновения увековеченные одной талантливой женщиной на пленке, он не смотрел в объектив, все его внимание отдано тому, кто писал ему.

Его музыкальные, идеально слепленные длинные пальцы прикасались к лицу, губам – красиво. Не сладко, не приторно, без излишеств – застывшие моменты, которые дерзко можно именовать – счастье.

Знал ли он сам, каким мы видели его, боялся ли этого, не думаю.

Время несется незаметно, ускользая зыбким прохладным речным песком сквозь пальцы, некоторые песчинки, мельчайшие побитые волнами ракушки застревают цепляясь за шершавость кожи, оставляя воспоминания.

Он меняется у нас на глазах, казалось бы не остается ничего от того худощавого мальчика, запечатленного на пленке всеми узнаваемого культового кино, он прячется за аккуратной ухоженной щетиной, потертыми бейсболками, растянутыми свитерами и общими с той самой хрупкой девочкой футболками, подернутыми разбросанными, словно брызги дырочками, к которым тянется рука с иголкой, руку следует отдернуть, у тех прорех есть хозяйка.

Мальчик, за всей этой мишурой, странноватой на первый взгляд, но явно удобной одеждой спрятан тот, кто очарованно смотрел на девочку с зелеными глазами, цвет прятался за тонкими дисками шоколадных линз.

Взглянув на последние фото, заметишь, он в мире с собой, его дурашливый вид не может скрыть не мальчика, но мужа, но там, за уверенностью, некой жесткостью, руками привычно покоящимися чуть ниже талии девочки, или же обвивающими ее тонкую ладонь, спрятан мальчик с дымчато-серыми глазами, благодаря им хочется верить в любовь.