Hank Williams – Lovesick Blues

- Куда путь держим, девчонки? – сияя широкой улыбкой, спрашивает Эмметт.

Его энтузиазм и очевидный вкус к жизни заразительны. Рядом с ним я чувствую себя легко и непринуждённо. Точнее, чувствовала бы, если бы сидящий рядом со мной мужчина не продолжал вертеть в пальцах мой цветок.

- Конечный пункт – Нэшвилл, – отвечает Роуз, жуя жвачку и выдувая розовые пузыри поблёскивающими кроваво-красными губами. – С посещением всех встреченных на пути баров и забегаловок [п.п. – Это так называемые «хонки-тонк» (в переводе – притон с музычкой, дешёвая закусочная типа рюмочная и т.п., где играет или музыкальный автомат, или группа музыкантов) – тип заведений американского общепита, давший название одному из направлений кантри-музыки], чтоб заодно и побренчать в своё удовольствие.

- Ты певица? – слышу я елейный голос у своего уха.

Ковбой говорит со мной спокойным, тихим голосом, пронизанным любопытством и изумлением. Остальные сидят впереди и не слышат его вопрос. Они продолжают свой разговор, пока я неловко ёрзаю на заднем сиденье под пристальным взглядом этого ковбоя. Чтобы успокоиться, я сжимаю в руке тетрадь.

- Нет. Я не певица. Ничего похожего, – честно говорю я ему, встречая взгляд его насыщенно-зёленых глаз. – Не певица. Просто заразилась чемоданным настроением, а как лето кончится – вернусь домой к тому чёртову вихрю дерьма, который представляет собой моя жизнь.

Garth Brooks – The Thunder Rolls

Я и сама поражена таким чистосердечным признанием. Мои щёки слегка розовеют. В его глазах мелькает сочувствие и понимание. Я злюсь на собственную глупость: с какого перепугу я разоткровенничалась с этим высокомерным незнакомцем?

- Кое для кого ты особенная, – возражает он и, протянув руку, хватает мою кисть.

Тетрадь выпадает у меня из пальцев. Ковбой поворачивает мою руку так, что солнечный свет ударяет в небольшое помолвочное кольцо с бриллиантом, которое я до сих пор ношу. Крошечные разноцветные радуги пляшут на обшивке салона. Он крутит маленькое дешёвое колечко с бриллиантиком вокруг моего пальца. Его руки грубые, мужественные и теплые. Я спешу вырвать у него свою руку, отворачиваюсь и, пока мы несёмся по шоссе, не отрываю глаз от окружающих дорогу деревьев и холмов.

- Что в тетради? – Он не отступает, продолжает расспросы.

- История моей жизни, – отвечаю я резко и отрывисто, раздражённая его настойчивостью.

Ковбой придвигается ближе ко мне. Это остаётся незамеченным Роуз, Элис и их новым другом, которые продолжают весело болтать на переднем сиденье. Я поворачиваюсь, чтобы бросить на него предупреждающий взгляд, и меня обволакивает его пряный аромат. Он сдвигает ковбойскую шляпу высоко на лоб, и я падаю жертвой этих зелёных как лист клевера глаз и полных розовых губ. Он наклоняется, губами задевая моё ухо. Когда я чувствую его так близко от себя, то замираю, внезапно потеряв способность двигаться.

- Если не возражаешь, я хотел бы побольше узнать об этой истории, – шепчет он, проводя кончиком носа вдоль моего уха.

- С чего вдруг? – жалко бормочу я.

- Я заворожён тобой, – отвечает он, прикусывая мочку моего уха зубами.

- Да ты же меня впервые видишь, – насмешливо говорю я.

Нахмурившись, я отталкиваю его. Ковбой усмехается, ничуть не смущённый тем, что получил отставку. Он вообще снимает с головы свою ковбойскую шляпу, и я не в силах прекратить глазеть на его растрёпанную шевелюру. Своими длинными пальцами он ерошит длинные пряди в безуспешной попытке привести в порядок спутавшиеся волосы. Мне хорошо знакома эта смесь из бронзы, меди и золота. У его матери волосы точно такие же, это цвет, которого не добьёшься никакими красками для волос.

- Убиться веником, – бормочу я себе под нос.

Johnny Cash & June Carter – Will The Circle Be Unbroken

Рядом со мной сидит Эдвард Каллен. Эдвард Каллен, сын Карла Каллена. Карла Каллена – одного из самых, если не самого великого кантри-певца своего поколения, женатого, на минуточку, на Эсме Плат, ещё одной великой кантри-певице. Да и сам он тоже многообещающий музыкант.

Я тут же перевожу взгляд с Эдварда на здоровяка, сидящего на переднем сиденье. С ним то же самое – чем дольше я на него смотрю, тем больше знакомых черт подмечаю. Вообще-то он выглядит в точности как ударник из группы Эдварда Каллена.

Охренеть.

- Кажется, ты только что сообразила, кто я такой. – Эдвард ухмыляется, снова надевая на голову ковбойскую шляпу, на этот раз не так низко. – Уверен, это всё меняет.

Мы въезжаем на парковку около магазина автозапчастей. Эмметт, Роуз и Элис выбираются из передней части кабины. Роуз бросает на меня вопросительный взгляд, и я слегка покачиваю головой. Она пожимает плечами и хлопает дверью, оставляя Эдварда и меня сидеть сзади.

- Да что это меняет-то? – спрашиваю я, разворачиваясь на сиденье, чтобы посмотреть на него. – Думаешь, для меня это имеет значение?

- Ради бога! – Он смеётся. – Это всегда всё меняет. Никто на меня второй раз и не посмотрит, пока не узнает, кто я.

Я сомневаюсь в его словах. Он так красив и, несомненно, обаятелен; но самодовольная ухмылка на его лице, пока он ждёт моего ответа, выводит меня из себя.

- Мне плевать, кто твои родители, – огрызаюсь я и хватаюсь за дверную ручку. Ухмылка исчезает с его лица, сменяясь изумлением. – Всё, что имеет для меня значение, это то, кто такой ты. И я могу тебе сказать, не сомневаясь ни секунды, что ты – самодовольный козёл!

И затем я распахиваю дверь кабины и, выбравшись наружу, решительным шагом топаю через парковку. Я срываю с головы венок и, ругаясь себе под нос, швыряю его на грязную землю.

На обратном пути я заставляю Элис сесть сзади рядом с Эдвардом. Его холодный жёсткий взгляд сверлит мне затылок, отчего у меня по коже бегут мурашки.

Johnny & June Carter Cash – The Old Rugged Cross

Мы останавливаемся перед Апельсиновым Экспрессом, я выскакиваю из пикапа и, решительно преодолев рыхлый гравий на обочине дороги, шлёпаюсь на заднее сиденье изнурительно жаркого фургона. Мне плевать, если я умру от теплового удара. Всё лучше, чем провести ещё хоть одну минуту рядом с Эдвардом Калленом!

Парни помогают Роуз разобраться с мотором. Я делаю вид, что не слышу, как Эмметт и Роуз непринуждённо флиртуют друг с другом. Вслед за уколом зависти меня накрывает чувство вины. Откинувшись на спинку заднего сиденья фургона и тупо пялясь на свисающую с потолка обивку, я внезапно чувствую себя ужасно одиноко.

Эдвард пытается сказать мне «до свидания», но мои руки скрещены на груди, а глаза упорно смотрят в потолок. Он недовольно вздыхает и что-то бормочет себе под нос. Эмметт и Роуз расходятся в разные стороны. Я перевожу дух, только когда с рёвом включается двигатель стоящего перед нами пикапа.

- Что там у тебя с мистером Ковбоем? – допытывается Роуз, посмеиваясь и обмениваясь с Элис понимающим взглядом.

Они его не узнали. Это меня не удивляет. Родители Эдварда – легенды, но сам он ещё не достиг такой же популярности в кантри-музыке. Только кто-то, одержимый музыкой кантри, узнал бы его.

- Мне вообще плевать, увижу ли я его снова! – заявляю я, понимая, что каждое произнесённое мною слово – ложь.

Роуз и Элис смеются. Они видят меня насквозь. Я не рассказываю им, кто он такой на самом деле. Мне ненавистно чувство безопасности, которые вызывает во мне это знание, но я не могу отрицать того, что чувствую. Апельсиновый Экспресс с рычанием движется вперёд, оставляя позади себя лишь вонючий шлейф дыма. Я выбрасываю из головы все мысли об Эдварде Каллене. На время.

~ оXoXoXoXoXoXoXo ~

Chris LeDoux – This Cowboy's Hat

Вечер пятницы, жаркий и душный. Мы с Роуз и Элис въезжаем на грязную автостоянку у кабака в конце бог знает куда ведущей грязной дороги. Мы где-то на окраине Нэшвилла, в стороне от наезженных путей. Стоянка полна видавших виды пикапов и мотоциклов. У входа смеются, пьют и курят несколько агрессивных неуправляемых мужиков и полуодетых женщин. Я улыбаюсь, потому что всё так, как надо, и я в своей стихии.

Втроём мы входим в бар, и в нашу сторону поворачиваются головы. Это наш последний вечер, и мы твёрдо намерены провести его как следует. На мне чёрный корсет и кожаные штаны, а волосы рассыпаны по плечам крупными локонами.

Я впитываю всё, что вижу вокруг, и впервые в жизни чувствую себя по-настоящему дома. Меня накрывает запахом виски и несвежего пива. В углу светится, но молчит музыкальный автомат. На маленькой сцене играет группа, состоящая из грубоватых на вид пожилых мужчин в банданах, коже и поношенных джинсах. Буйная толпа приветствует их, расплескивая пиво из поднятых кружек. Пол посыпан опилками, и я пинаю их сапогами, с улыбкой наблюдая, как в тусклом свете вихрем кружатся частички пыли и трухи.

Norah Jones – I'll Be Your Baby Tonight

Мы находим себе укромный уголок и заказываем по пиву. Столик маленький и шатается, а табуреты чересчур высокие. Болтая ногами, я оглядываюсь в поисках приятной компании и чуть не вскрикиваю от восторга, когда засекаю кое-кого очень даже подходящего мне на сегодня.

На вид парню лет двадцать шесть или около того. Он сидит у стойки бара, обхватив руками голову. Перед ним стоит пиво, но дюжий бармен заменяет его бокалом янтарного виски. Парень будто создан для моего отвлечения. Он именно тот, кто мне нужен, чтобы выбросить из головы мужчину, который завладел моими мыслями с нашей первой встречи.

Мужчина, вторгающийся в мои мысли – однозначно не Джейкоб Блэк.

Я дарю своим девчонкам улыбку и слезаю с высокого табурета. Роуз и Элис легкомысленно улыбаются мне вслед, в такт музыке постукивая носками сапог по металлическим подставкам для ног.

- Как делишки, ковбой? – говорю я тому блондину у стойки, оказавшись возле него.

Он выпускает свою голову из рук и поднимает на меня глаза. У меня захватывает дух. Он красив, и у него большие, синие как океан глаза, потускневшие от выпитого. Ничего не говоря, он окидывает меня оценивающим взглядом, а затем шлёт мне сексуальную улыбку.

- Привет, симпатяшечка, – бормочет он, слегка покачнувшись на табурете.

Он уже очень прилично пьян.

Повезло.

- Что тебя гложет, ковбой? – нежно спрашиваю я его, забираясь на стоящий рядом табурет. – Какая-нибудь девчонка разбила тебе сердце?

Его лицо тускнеет от грусти, и он кивает. Я чувствую укол вины за то, что использую этого мужчину, но стараюсь об этом не думать. Я всегда честна с ковбоями, с которыми провожу время. Я не ввожу их в заблуждение. Они всегда знают, что моя компания – только на одну ночь. Загнав подальше чувство вины, я открываю рот, уже готовая сказать ему что-нибудь утешительное, но внезапно ко мне подлетают Роуз и Элис, которых распирает от восторга.

- Белла, – торопливо выдыхает Роуз, – пожалуйста, спой нам! Я поговорила с местными музыкантами, и они сказали, что сыграют все, что ты захочешь! Пожалуйста, Белла, спой! Мы так давно не слышали, как ты поёшь.

- Не было повода для песен. – Я вздыхаю и бросаю взгляд на сцену.

Старикан в кожаной жилетке с жидкой козлиной бородкой ухмыляется мне, давая понять, что я могу присоединиться к ним. Я не пела уже давным-давно, и мне ужасно этого хочется: отбросить к чертям все предосторожности и – будь что будет! – раскрыть свою душу в песне. Я закатываю глаза в ответ на волнение подруг и бросаю взгляд на мужчину у стойки. Он шлёт мне улыбку, слезливую, но ободряющую.

- Я ещё вернусь, – обещаю я ему, спрыгивая с табурета.

- Пэтси Клайн! – кричат мне вслед Роуз и Элис. Посмеиваясь, я качаю головой. Они обожают, когда я исполняю что-нибудь из песен Пэтси Клайн.

Мозг лихорадочно соображает, что бы такое спеть. Я поднимаюсь на сцену и приветствую байкера с козлиной бородкой. Луч прожектора падает на меня, согревая кожу. На мне любимые ковбойские сапоги, и они придают мне смелости петь перед толпой, чего я не делала класса этак с девятого.

- Пэтси Клайн, – говорю я этим неприветливым на вид мужикам.

- Какую песню, дорогуша? – спрашивает тот, что сидит за старым пианино, берёт из стоящей на его верхней крышке пепельницы дымящуюся сигарету и глубоко затягивается.

- Удивите меня, – с усмешкой предлагаю я и, отвернувшись от него, начинаю подстраивать под себя микрофон.

Я совру, если скажу, что ни капельки не волнуюсь. Бар захудалый и обшарпанный, но, судя по всему, популярный. Он полон дебоширов-работяг и ковбоев. Заслышав плавные ритмы фортепиано, ударных и акустической гитары, они разражаются приветственными криками.

Ну конечно же, думаю я с горечью и раздраженно усмехаюсь.

Эта песня звучит в моей голове каждый раз, когда я оплакиваю время, потерянное с бывшим женихом. Я бросаю взгляд на грязный, в пятнах от никотина потолок и приподнимаю бровь.

- И ничего смешного, – бормочу я себе под нос.

Льётся музыка, и вот-вот наступит время для первых слов. Я тихонько прокашливаюсь и хватаюсь за прохладную серебристую стойку микрофона. Открываю рот и позволяю словам песни литься из моих уст.

Схожу с ума, я схожу с ума от одиночества.
Я схожу с ума, от грусти схожу с ума.
Я же знала, ты будешь любить меня, пока хочется,
Но однажды ты ради другой оставишь меня.

Гордость забыта, и мне плевать на то, что люди подумают обо мне, когда одна-единственная слеза стекает по моей щеке из густо подведённого тенями глáза. Внезапно по телу пробегают мурашки. Я осматриваю тёмное помещение, в котором вдруг становится очень тихо. Оглядываюсь в поисках источника моего дискомфорта.

Зачем же, зачем я так переживаю,
Гадая, что же наделала я?
Схожу с ума, думая, что любовью
могла бы я удержать тебя.
Я схожу с ума от тоски и от слёз,
И от любви к тебе я схожу с ума.

Я вижу его в дальнем углу бара, недалеко от того места, где мы с Роуз и Элис сидели раньше, в начале вечера. Себя не обманешь – меня к нему тянет. Как будто мне на тело набросили невидимое лассо, и он тащит меня к себе словно бычка.

В полной тишине мой голос плывёт по залу. Я игнорирую взгляды и пожилых мужчин, и молодых парней. Старые добрые южанки кивают, соглашаясь с песней Пэтси, и их беспокойные сердца сливаются с моим сердцем в одно целое. А те самые зелёные глаза продолжают следить за мной. Мой голос немного дрожит, но я сглатываю, резко втягиваю воздух и продолжаю прерванную песню. Я не дам этому мужчине обескуражить меня своим присутствием.

Глядя на собравшуюся вокруг него толпу, я делаю вывод, что он, по-видимому, частенько бывает в этом баре. Люди узнают его даже в неприметной одежде и низко надвинутой шляпе.

И девушки. Неземной красоты девушки так и вьются вокруг него, но он не смотрит ни на одну их них, только на меня. Я чувствую себя очарованной, я не могу оторвать взгляда от его глаз, пока пою песню во всю силу голоса. Сжимаю в руках микрофонную стойку – металл прохладен и твёрд. Притягиваю стойку ближе к себе, прямо между ног, и ухмыляюсь, когда от моего движения у него дергается левый глаз.

Этот мужчина олицетворяет собой всё плохое, всё джейковское, но он гипнотизирует меня.

Всё окружающее меркнет: местная группа, играющая у меня за спиной; Элис и Роуз, стоящие внизу у самой сцены, почти у моих сапог, покачиваясь и прижимая руки к сердцу; красавицы, порхающие вокруг Эдварда… Все они постепенно исчезают.

Есть только я, он и эта песня.

Схожу с ума, думая, что любовью
могла бы я удержать тебя.
Я схожу с ума от тоски и от слёз,
И от любви к тебе я схожу с ума.

Когда песня заканчивается, я понимаю, что хватаю ртом воздух. Прокуренный бар взрывается благодарными аплодисментами, и туманная дымка рассеивается, возвращая реальность на место. Спотыкаясь, я бреду со сцены почти по ощупь, как слепая. Музыканты, сильные мужчины с мясистыми руками, одобрительно похлопывают меня по спине. Когда я покидаю сцену, мне вслед звучат их признательные выкрики.

- Куда это ты? – спрашивает Роуз, хватая меня за руку, когда я поспешно проталкиваюсь сквозь набежавшую толпу.

- На воздух, – отвечаю я, через силу улыбаясь.

Обе подруги неуверенно кивают мне, и я ухожу, оставляя их в баре. Я спешу наружу, в жаркий вечер Теннесси, и глубоко дышу, стараясь очистить ум.

Апельсиновый Экспресс – в дальнем конце стоянки. Я открываю его дверь и, стоя рядом с фургоном задницей наружу, роюсь внутри, не обращая внимания на то, что по гравию похрустывают подошвы чьих-то сапог. Я извлекаю из промежутка между сиденьями мятую пачку, торжествующе вытягиваю оттуда сигарету, разворачиваюсь и пронзительно вскрикиваю, видя перед собой тёмную фигуру.

- Хочешь меня до инфаркта довести? – ору я, сердито глядя на Эдварда, достаю сигарету из пачки и прикуриваю.

Он смотрит на меня странно, как будто не знает, как понимать моё отношение. Я хмурюсь, а он протягивает руку, вынимает у меня из пальцев сигарету и обхватывает её губами. Он делает глубокую затяжку, откидывает голову назад и выдыхает дым в направлении висящей в небесах большой белой луны. Зрелище струйки дыма, выходящей из его розовых губ – безусловно, самая сексуальная вещь, которую я когда-либо в жизни видела.

Chris LeDoux – Look At You Girl

- Почему я тебе не нравлюсь? – серьёзным тоном спрашивает он, возвращая мне сигарету.

- Ты мне не не нравишься, - отвечаю я и тоже затягиваюсь, игнорируя трепет в груди, который вызывает у меня его близкое присутствие. – Я тебя слишком мало знаю, чтобы ты мне не нравился. Что конкретно мне в тебе не нравится, так это наглость и самодовольство.

- Ты права. Ты не знаешь меня, – соглашается он и вновь тянет руку к сигарете.

Я передаю её ему, и он делает ещё затяжку, обхватывая фильтр этими сладкими губами.

Отче Наш, иже еси на небесех, да святится имя Твое, произношу я про себя.

- Что-что? – спрашивает он с нахальной усмешкой.

- Э-э-э… я, что, сказала это вслух? – спрашиваю я и протягиваю руку за сигаретой. На щеках у меня красные пятна, которых он, надеюсь, не видит в темноте.

- Ага, сказала. – Он смеется.

Затянувшись в последний раз, я бросаю окурок на землю. Поднимаю голову – и встречаю пристальный взгляд ярко-зелёных глаз. Он разглядывает меня, и его сексуальная ухмылка медленно гаснет. Его взгляд перескакивает на мои губы. Моё сердце в груди колотится как бешеное, всё быстрее и быстрее. Его взгляд обжигает; внезапно меня окатывает волна жара, всё моё тело в огне. Я подумываю о том, чтобы, вскочив с сиденья, выпрыгнуть в открытую дверь фургона, но не могу, потому что внезапно он оказывается очень близко. Эдвард кладет ладони по краям открытой раздвижной двери и наклоняется ко мне.

- Будь со мной сегодня, – настойчиво призывает он из тени, которую отбрасывают поля его ковбойской шляпы.

- За кого ты меня принимаешь, интересно знать? – спрашиваю я, изгибая бровь.

- За девушку, которую видел в последние несколько недель в куче баров, откуда она уходила с пьяными ковбоями, – отвечает он, и от его ответа стынет несущаяся по моим жилам кровь. – У меня к тебе вопрос. Ты уже нашла это? Нашла в этих мужчинах то, что ищешь?

- Ах ты ублюдок, – бормочу я, находя в себе силы соскользнуть с сиденья фургона, и вспоминаю ощущение последних нескольких недель, ощущение, что за мной следят. – Ты выслеживал меня, как какой-нибудь сталкер-психопат? Думаешь, меня так легко затащить в постель? Вот, значит, чего ты хочешь – ночку ни к чему не обязывающего секса? Ну что ж, у меня для тебя новость, приятель. Этому не бывать! Не со мной.

Я ныряю под его руку, которая опирается на фургон, но он хватает меня за запястье и притягивает к своему твердому телу, отчего моё сердце заходится в исступлении.

- Я не думаю, что тебя легко затащить в постель, – шепчет он, склоняясь к моему лицу. – И я не выслеживал тебя специально, сначала – нет. Разве я виноват, что ты вдруг зачастила в те же бары, что и я? Как я мог не следить за тобой? Ты самое прекрасное создание из всех, что я видел. Я думаю, ты ищешь что-то такое, что тебе ещё только предстоит найти. Может быть, это то же самое, что ищу я.

Мне нельзя увлекаться этим мужчиной. Нельзя позволить его сладким словам обмануть меня. В Эдварде столько всего намешано, и плохого – больше чем хорошего. Он принадлежит к тому типу людей, к которым тянешься, хоть и знаешь, что от них одни неприятности.

- Ничего я не ищу, – бормочу я слабым голосом, злясь на покалывание у себя в животе.

- А я думаю, ищешь, – говорит он, касаясь моих губ своими. – Я думаю, мы ищем одно и то же, но ты слишком упряма, чтобы увидеть, что оно стоит прямо перед тобой. Я бы с удовольствием свернул шею тому парню, что разбил тебе сердце.

- Джейк не разбивал мне сердце, – бормочу я ему в губы, и моё тело ещё больше слабеет. – Он освободил меня.

- Продолжай повторять себе это, – с усмешкой говорит он и целует меня по-настоящему.

Наши губы сливаются, и у меня вырывается стон. На вкус он не как вино. На вкус он разом и соль и сладость, с лёгкой ноткой табака. Я никогда ещё не пробовала на вкус ничего настолько идеального. Ещё мгновенье наши языки продолжают изучать друг друга, а затем у меня в лёгких заканчивается воздух, и я отталкиваю его.

- Я знаю о тебе, – признаюсь я, глядя в его серьёзные глаза. – Слышала и читала о том, что ты делаешь после своих выступлений: напиваешься и спишь со своими фанатками.

- Да ну? – с ухмылкой спрашивает он. – Может, это слегка лицемерно? Осуждать меня за то же самое, что делаешь ты?

Мне грустно и стыдно. Его глаза впиваются в мои, и он знает, что выиграл. Никуда не денешься.

- Будь со мной, пусть даже только на одну ночь, – настаивает он, кладя свои теплые руки мне на талию и притягивая меня обратно к своему телу. – Не думай о дне, что настанет потом.

Сказанные Эдвардом слова преследуют меня, и я понимаю, что безвольно киваю, не в силах связать и двух слов. Ослепительная улыбка освещает его красивое лицо, и он ведёт меня через всю стоянку к большому чёрному пикапу.

Я следую его совету. Я не думаю о дне, который наступит завтра. Я – его, пусть даже только на одну летнюю ночь.

~ оXoXoXoXoXоXoXoXо ~

Norah Jones – I'll Be Your Baby Tonight

Я поражена тем, что Эдвард не везёт меня в какой-нибудь захудалый мотель. Вместо этого он привозит меня к себе домой. Белый дом-усадьба стоит в конце длинной обсаженной дубами аллеи. Сплетя свои пальцы с моими, он ведёт меня внутрь. Дом красивый, богатый, полный произведений искусства и антиквариата.

Эдвард доброжелателен и вежлив. Спрашивает, не хочу ли я чего-нибудь выпить, и предлагает показать дом. Я снова теряю дар речи от нежности и искренности, написанных на его лице, а также от того факта, что его самоуверенная маска до сих пор не вернулась на место. Я соглашаюсь осмотреть дом, и он проводит меня по нему, комната за комнатой.

Свою комнату он оставляет напоследок. Я вхожу следом за ним, а он резко останавливается почти у края кровати. Клянусь, когда он поворачивается, на его лице румянец.

- Внезапно оробел? – с сарказмом спрашиваю я, касаюсь замочка молнии на корсете у себя между грудей и мучительно медленно сдвигаю его вниз.

Эдвард сглатывает. Его глаза неотрывно следят за движением моей руки, расстёгивающей молнию. Когда корсет расстёгнут, я сбрасываю его и иду к нему. Голодные глаза блуждают по моей груди.

Я снимаю с него ковбойскую шляпу и надеваю на себя. Смеюсь над отчаянным выражением его лица. Беру его за руки и кладу их себе на грýди.

Эдвард нежно массирует их, задевая большими пальцами соски. Нежно тянет за них, дразнит прикосновениями, и моё тело охватывает огонь. Его руки скользят к моей талии, он притягивает меня к себе и впивается в мои губы. Продолжая меня целовать, расстёгивает молнию на моих кожаных штанах. Не успев оглянуться, я уже стою перед ним в чём мать родила.

Он так нежен со мной, когда подхватывает на руки как невесту и кладёт на кровать. Из-под полуприкрытых век я слежу за тем, как он медленно раздевается. Плотно облегающая фигуру рубашка откинута в сторону, и зрелище обнажённого торса Эдварда – это нечто. Длинные, хорошо очерченные мускулы перекатываются под кожей, пока он медленно расстёгивает ремень. Когда он, с вожделением глядя на меня, стаскивает свои джинсы, мои глаза изумлённо расширяются.

- Нравится то, что видишь? – с ухмылкой спрашивает он, повторяя самые первые мои слова, сказанные ему.

Lera Lynn – Ring of Fire

Я киваю, но продолжаю хранить молчание. Эдвард достаёт из стоящей рядом тумбочки презерватив и, зубами разорвав упаковку, раскатывает его по своей длине.

Эдвард забирается на кровать и, нависая надо мной, оставляет на моих губах страстный поцелуй. Он дразнит меня пальцами, а затем медленно скользит внутрь. Поначалу ритм, в котором сталкиваются наши бёдра, плавный и неторопливый, но вскоре Эдвард, с силой врезаясь в меня, превращает его в отчаянное безумие. Его лицо между моей шеей и плечом, пока мы движемся, его губы облизывают и посасывают мою плоть.

- Скажи мне, – молит он. – Скажи, что это не только на одну ночь.

- Я не могу, – шепчу я.

Эдвард сужает глаза. Он выходит из меня и, перевернув моё тело, ставит в позу на коленях. Глубоко внутри себя я ощущаю трепет возбуждения – ещё никто не брал меня так.

Эдвард хватается за мои бёдра, рывком притягивает меня к себе и жёстко врывается в моё влажное лоно. Крик срывается с моих губ. Он движется. Я чувствую его руку у себя в волосах; осторожно потянув за них, он слегка разворачивает к себе моё лицо. Я смотрю через плечо и встречаюсь с ним взглядом.

Эти зелёные глаза прожигают мои с беспощадной силой, пока он, тяжело дыша, совершает толчки. Эти длинные пальцы отпускают мои каштановые локоны и скользят по моей щеке. Он всовывает два пальца мне в рот, и я, постанывая, сосу их, обвожу языком их подушечки и наблюдаю за ним из-под ресниц.

Неожиданно для меня другая его рука, скользнув мимо моей талии, продвигается вниз и ласкает меня между ног. Он первый мужчина, который таким способом заботится о моём удовлетворении. Я вдруг понимаю, что Эдвард Каллен, возможно, не тот мужчина, каким я его себе воображала.

И это приводит меня в ужас.

Вскоре моё тело трепещет и содрогается под ним. Проходит совсем немного времени, и он следует за мной. Эдвард снимает презерватив и, обессиленный, падает рядом со мной на кровать. Он укрывает наши обнажённые тела мягкими простынями. Обняв меня за талию, подтягивает к себе, крепко прижимая мою спину к своему животу.

Я делаю то, чего никогда не делала ни с одним мужчиной, кроме Джейка – засыпаю в его объятиях. Просыпаюсь, когда далеко за полночь. Мы лежим в той же позе, и Эдвард ласкает меня. Его руки обхватывают мои груди, его губы на моей шее. Моя рука находит его длину, и я направляю его внутрь себя. Мы движемся в медленном, томительном темпе.

Этот секс – иной. Не злой и не агрессивный.

Сладкий и нежный.

Ласковый и милый.

Я кусаю губу, потому что никогда ещё не чувствовала себя так, и знаю, что это – не просто секс. Мы занимаемся любовью.

Это вновь приводит меня в ужас.

Мы оба находим своё освобождение, и Эдвард, обнимая меня, засыпает. Он прижимает меня к себе, прижимает чертовски крепко, притягивает мою голову в изгиб своей шеи. Его подбородок покоится на моей макушке, и я не сплю. Мои глаза распахнуты, сердце колотится, я изо всех сил стараюсь не шевелиться.

В груди ворочается чувство – чувство, которого я никогда не испытывала прежде. Оно убеждает, искушает, сигналит: беги! Только одна ночь, он же сам так сказал. Я знаю, что не смогу проснуться и пережить то, как буду отвергнута этим мужчиной. Знаю – мне не вынести этого.

Когда его дыхание становится глубже, а его сердце за моей спиной замедляет свой бег, я выбираюсь из его объятий. Бросив на него последний взгляд, я натягиваю свои ковбойские сапоги.

Sunrise – Norah Jones

Он обиженно надувает губы, и руки его бессознательно шарят вокруг, пока не обхватывают подушку. Его тёмные волосы спутаны от секса и пота. Я понимаю, что буду скучать по этим проклятым волосам.

Неважно. Всё это, в конце концов, неважно.

Я сглатываю комок в горле и тихо вызываю такси. Я торопливо выскальзываю из этого изысканного дома в зной и жар теннессийской ночи.

Всего через несколько минут он просыпается и присоединяется ко мне, пока я, ожидая такси, сижу на крыльце, смотрю на луну и сомневаюсь в своём душевном здравии. Эдвард опускается рядом со мной, одетый в одни только просторные треники и больше ничего. В руках у него листок бумаги, который он молча протягивает мне.

Я вопросительно смотрю на него. Он наблюдает за мной с настороженным выражением. Я медленно разворачиваю листок. Мои пальцы замирают, когда я читаю написанные там слова.

Scotty McCreery – Hello Darlin'

- Последнее, что было записано в твоей тетради, – говорит он тихо. Я дрожащими пальцами сжимаю листок. – Я читал её, когда ты ходила в магазин запчастей. Я поступил нехорошо, но мне пришлось это вырвать и унести с собой. Мне нужно было лучше узнать тебя.

- Зачем? – спрашиваю я. Вдали появляются две тусклые фары.

- Затем что тебе не важна моя известность и репутация, – тихо признается он. Такси приближается к усадьбе. – Тебе плевать, кто я и откуда. Я влюблён в тебя, Белла; я пленён тобой. Попадаю к тебе в плен всякий раз, как вижу тебя. И я не хочу освобождения. Хочу продолжать оставаться в плену и хочу, чтобы ты была там вместе со мной.
Такси подъезжает к дому и сигналит, но мы не обращаем на него внимания. Глаза Эдварда не отрываются от моих, а мои – от его. От его слов у меня перехватывает дыхание, и я не хочу ничего, кроме как отбросить сомнения и снова поверить.

- Не разбивай мне сердце, – шепчу я и сдаюсь на его мольбу остаться.

- Никогда, – обещает он.

Эдвард усмехается этой своей дурацкой усмешкой, от которой у меня перехватывает дыхание. Он обнимает меня и притягивает к себе для поцелуя.

Я не знаю, что может случиться завтра. Может быть, у нас с Эдвардом что-то получится. Может быть, нет. Кто знает?

Но я знаю вот что: у меня есть чувства – сильные чувства к этому мужчине, чувства, которыми я не могу пренебречь.

Я могу поступить со своим раненым сердцем двумя возможными способами: могу эгоистично закрыть его для всех, оставив в нём место лишь для самой себя. Выбрав этот путь, я могу прожить остаток дней своих в холодном одиночестве.

Или я могу рискнуть открыть своё сердце – и возможно, позволить кому-то разбить его снова.

Взглянув на Эдварда, я вижу в его лице лишь надежду и пронзительную тоску. Я хватаю его руку, подношу её к своим губам и нежно целую.

А затем ставлю сердце на кон.

Mumford & Sons – Hopeless Wanderer

Sheryl Crow – Are You Strong Enough To Be My Man

Willie Nelson, George Jones, Kris Kristofferson – Big River

Johnny Cash & George Jones – White Lighting & She Thinks I Still Care

~oXoXoXoXoXoXoXoXoXo~

---------------------------------------

* Ещё несколько слов про «Апельсиновый Экспресс»: