Эдвард

Я верчу в руке маленькую коробочку, провожу по бархату большим пальцем. Я открываю ее и пытаюсь представить, как она говорит «да». Таня.

Я вижу лишь лицо Беллы.

И это «нет».

Коробочка со щелчком закрывается. Я бросаю ее обратно в ящик и захлопываю его.

Стоя на пороге кухни, я смотрю, как она готовит завтрак. Она не видит меня. Ее светлые волосы длинными волнами свисают по спине. Порхая по кухне, она напевает песню, которую я не узнаю.

Я пытаюсь вспомнить все причины, по которым я купил то кольцо. Она умна. Она великодушна. Она красива. И она любит меня. Я пытаюсь убедить себя в том, что этого достаточно, как делал вчера, позавчера и каждый день с тех пор, как встретил ее.

Она оборачивается и ловит мой взгляд. Улыбка, которая медленно исчезает, когда она оценивает мое настроение.

- Эдвард, что случилось?

- Ничего.

Я лгун.

Я провожу следующие несколько дней, недель, месяцев, пытаясь вернуть все, как было, но порой ничего нельзя вернуть.

Сегодня пятница. Я спешу домой с работы, готовый понести наказание за то, что по моей вине мы опаздываем к назначенному времени. Я открываю входную дверь, ожидая увидеть, что Таня ждет меня, подняв брови и поджав губы.

Дома слишком тихо, чтобы в это можно было поверить.

- Таня? – Нет ответа. Я спешно вхожу в ванную, и в желудке становится кисло.

На ней коктейльное платье цвета голубого льда, открывающее как раз достаточное количество ее загорелой кожи, и каждая прядь ее волос безупречно завита. Ее ярко-голубые глаза, широко раскрытые, как всегда, смотрят на маленькую бархатную коробочку, лежащую на ее ладони. Она закрывает ее совершенно так же, как я делал тысячу раз.

- Таня… - Я не знаю, что сказать. Мне следовало понять.

Она украдкой смотрит на меня из-под ресниц, ее взгляд полон надежд на будущее.

- Это для меня?

- Да. – Это все, что мне удается сказать. Это правда, но это не все.

В тот день, когда я покупал Тане кольцо, я все время выталкивал из головы лицо Беллы. Ее лицо. Ее прикосновения. Ее смех. Ее запах. Ее румянец. Пальцы ее ног.

Это похоже на измену, и так и есть, только не той женщине.

Таня заслуживает большего, нежели мужчину, который думает о пальцах ног другой женщины, покупая ей кольцо для помолвки.

Я думал, мне просто нужно время. Время, которое должно излечивать все раны. Но времени было совершенно недостаточно.

- Прости, я не хотела все испортить. – Ее глаза умоляют.

Мне хочется сказать ей, что она ничего не испортила. Все было испорчено еще до того, как началось.

Она кладет коробочку и указывает на нее.

- Я не смотрела.

Мне хочется сказать ей, что это не имеет значения.

- Таня…

- Нет, все в порядке, Эдвард. Я подожду до тех пор, пока ты не будешь готов спросить меня. Я подожду столько, сколько тебе нужно. – Она говорит искренне. Я ублюдок.

Затем я понимаю, что хотел, чтобы она нашла кольцо. Мне было нужно, чтобы она нашла это кольцо, чтобы я мог сказать ей, что никогда не смогу подарить ей его. Вот каким человеком я стал.

- Время – это не то, что мне нужно.

Надежда на ее лице сменяется замешательством.

- Скажи мне, что тебе нужно, Эдвард, и я дам тебе это.

Я чувствую это нутром.

- Ты не можешь.

Ей на глаза наворачиваются слезы.

- Это из-за нее?

- Из-за кого? – Это обвинение, даже, несмотря на то, что ей и нужно меня обвинять.

- Из-за Беллы.

Слышать ее имя из уст Тани – это шок для моего организма. Секунду я вижу лицо Беллы с пятнами от слез, которое смотрит на меня, а затем исчезает. Мы не говорим о Белле.

Я качаю головой.

- Что заставляет тебя думать, что это имеет какое-то отношение к Белле?

- Белла не имеет значения, Эдвард. – Кол в сердце.

- Я не спрашивал у тебя, имеет ли она значение.

Я чувствую, что это начинается. Я борюсь с настойчивым стремлением защитить ее от женщины, которую предполагается, что люблю.

- Я спросил, что заставило тебя думать, что это касается Беллы?

Руки Тани от раздражения взлетают вверх.

- Я нашла твои фотографии, понятно?

- Что? – Но я прекрасно понимаю, что она имеет в виду.

- Те, которые ты хранил в той старой книге. У тебя нет ни одной вещи, которой бы ты дорожил, за исключением этой дурацкой книги. Эдвард, я даже не читала в школе «Убить пересмешника». Я должна была понять, почему ты так дорожишь ею. Между прочим, до сих пор не понимаю. Я знаю, что это метафора и что все, кроме пересмешников, отвратительные.

Все, что у меня осталось от нее.

На улице бушует ужасная гроза.

Элис на кухне, что означает, что отца нет дома. Она помешивает содержимое в огромной кастрюле, и это самый восхитительный запах на планете.

- Пожалуйста, скажи, что на ужин.

Она улыбается мне, и я обезоружен, когда вижу на ее лице мамину улыбку.

- Итальянский свадебный суп. – Одно из блюд, которое раньше они готовили вместе.

Я сижу у окна и наблюдаю за грозой, пока она готовит. Ветер с грохотом хлещет по стенам дома, сотрясая его. Дождь бьется о землю, дорога превращается в реку. По мне проходит дрожь, и я не могу удержаться от мысли, что сейчас делает Белла.

Она несколько дней не приходила в амбар. Во всяком случае, насколько мне известно. С той ночи, как я поцеловал ее в лесу. Плед все еще на чердаке. Я запомнил, как он был сложен. Каждая книга на своем месте. Я продолжаю приходить, просто на всякий случай. Я не хочу вынуждать ее держаться подальше от того, что она любит. Но это мой единственный шанс поговорить с ней. Наедине. Без любопытных глаз и ушей в школе. Амбар был единственным местом, где она говорила со мной.

- Эй, Эл, я вернусь через час. Мне нужно кое-что проверить.

- Ты собираешься на улицу в такую погоду? – Она смотрит на меня как на сумасшедшего, но я не виню ее, потому что так и есть.

- Я всегда любил дождь. Помнишь, как мы бегали под проливным дождем в нижнем белье?

- Да, помню. Но это не дождь. – Она указывает на окно с выражением полнейшего отвращения. И она права.

Я выхожу через переднюю дверь, без плаща. Он все равно не спасет от дождя.

У меня уходит полчаса, чтобы добраться до амбара, и я не могу думать ни о чем, кроме ее лица. Ее глаз. Как они говорят все и вообще ничего. Как розовеет ее нос, когда она мерзнет. Ее губ. О том, какие они мягкие.

О том, как она поцеловала меня в ответ.

Когда я прохожу через открытые двери амбара, я говорю себе, что ее здесь не будет, но малая часть меня все же надеется увидеть ее, свернувшуюся калачиком с книжкой.

В то время как я испытываю облегчение, укрывшись от проливного дождя, грязь под моими ногами становится гуще, и она просачивается в мои туфли, прежде чем я успеваю что-либо с этим сделать. Туфли испорчены. У нижней ступеньки лестницы я сбрасываю их и снимаю грязные носки. Я забираюсь наверх босиком, держась за осколки надежды на то, что она наверху, на чердаке. Ее там нет.

Картина перед моими глазами ужасает. Все промокшее. Совершенно все. Плед. Книги.

В крыше дыра.

И вода продолжает течь. У меня такое чувство, что меня может стошнить. Это просто книги. Всего лишь книги. Но я знаю, что это гораздо большее. Для нее. Почему-то я чувствую себя ответственным за все это.

Я беру верхнюю книгу из ближайшей стопки и спускаюсь вниз по лестнице. Я отказываюсь от носков и надеваю свои испорченные туфли. Всю дорогу домой я бегу.

Когда я влетаю в дверь, Элис убирает суп.

Я вынужден кричать, чтобы меня было слышно сквозь шум грозы.

- Элис, мне нужна твоя помощь! Возьми куртку. Пойдем.

- Что случилось?

- Амбар Беллы. Там потоп. Все испорчено. Пожалуйста, просто пойдем со мной.

- Подожди, ты действительно разрешаешь мне пойти с тобой в этот заветный амбар?

- Черт, Элис, ты поможешь мне или нет?

- Хорошо, хорошо. Дай мне только надеть ботинки и плащ.

Я кладу книгу на лестницу и беру два туристических рюкзака из шкафа в прихожей. Те, которыми никогда не пользовались. Отец сходил и купил все, что мама когда-либо упоминала, говоря о Форксе. Я разбрасываю по гаражу кучи барахла, пока не нахожу тачку. Также ни разу не использованную.

Дорога обратно занимает дольше времени из-за тачки, которую приходится везти за собой. Из-за тачки и Элис. Дождь не стихает. Мы несколько раз останавливаемся, чтобы отжать воду. Я думал, что этот амбар хорош тем, что к нему не доберешься на машине. Больше я не считаю это достоинством.

Элис мало говорит, пока мы идем, и я благодарен ей. Когда мы приходим, она морщит нос.

- Это он?

- Да.

- Выглядит не очень, да?

Я задаюсь вопросом – что же она видит?

Пока меня не было, гроза причинила амбару еще больше вреда. Теперь вода льется с чердака. Водопад. И грязи стало еще больше.

Мы накладываем в рюкзаки столько книг, сколько можем унести. Остальные укладываем в тачку с пледом. Я представляю себе, как Белла приносит их сюда по одной, потихоньку добавляя в свою коллекцию.

Маленькое окошко на чердаке дребезжит, сопротивляясь ветру. Необъяснимый страх окружает это место теперь, когда здесь пусто.

Когда мы стоим в дверях амбара, держась за последнее подобие защиты, прежде чем тронуться в обратный путь, я бросаю усталый взгляд на книги Беллы, сложенные высокой стопкой в тачку. Элис стаскивает с себя плащ, не размениваясь на слова, укрывает им книги, и мы направляемся домой. Она не жалуется на то, что у нее тяжелый рюкзак, даже, несмотря на то, что я знаю, что ей очень тяжело его нести. Потому что так поступают ради людей, которых любят. Когда им нужна твоя помощь, ты помогаешь им. Когда они просят тебя о чем-то, ты делаешь это. Она знает это лучше, чем кто-либо другой. По крайней мере, сейчас.

Через час мы дома. Дрожащие. Грязные. Злые и уставшие.

У Элис синие губы.

- Тебе нужно принять горячий душ. – Отец убьет меня, если увидит ее в таком виде.

- Хорошо, я могу помочь тебе, когда согреюсь. А ты что будешь делать?

- Я просто собираюсь начать вытаскивать книги.

- Надеюсь, она того стоит, Эдвард. Надеюсь, что стоит. – Она говорит это не со зла. Я бы тоже беспокоился. – Хотя бы переоденься, Эдвард. Ты похож на утопленную крысу.

В своей комнате я раздеваюсь и надеваю сухие штаны и толстовку. Я включаю обогреватель на максимум. Мама всегда настаивала, чтобы зимой термостат поддерживал температуру в 64 градуса*. Что означало, что всегда было жутко холодно. Я практически слышу ее лекцию на тему счетов за электричество. Тот факт, что я помню интонацию ее голоса, заставляет меня улыбнуться.

Книги испорчены. Я знаю это. Но это не останавливает меня от попытки спасти их.

Книги. Кое-что еще.

В своем логове я снимаю непромокаемую ткань и начинаю просматривать книги. По крайней мере если они как следует просохнут, они не начнут разваливаться и плесневеть. Их страницы навсегда останутся сморщенными, но в этот момент это кажется незначительным.

Мы с Элис проводим следующий час, развешивая книги на протянутой через комнату бельевой веревке.

- Ты собираешься ей позвонить?

- Она не станет со мной разговаривать.

- Эдвард, я не знаю, почему ты делаешь это с собой. – Словно у меня был выбор.

- Я знаю. Почему бы тебе не сказать это еще раз?

- Я просто не понимаю, почему ты так мучаешь себя.

- Ты имеешь в виду то, как ты мучаешь себя, Элис?

- Это нечестно. – Она права. Она уходит.

Дождь наконец-то заканчивается, но картина за окном по-прежнему напоминает поле боя. Ветви и листья буквально повсюду, покрывают каждую пядь пространства.

Я пугаюсь при виде себя, когда прохожу мимо зеркала в прихожей. Я похож на смерть. Я секунду смотрю на свое отражение - как раз столько, чтобы убедиться, что я совершенно живой.

По пути в свою комнату я поднимаю книгу, которую оставил на лестнице. «Убить пересмешника». Когда я расклеиваю страницы, из книги выпадает маленькая фотография. Она выцветшая и истрепанная, но я тут же ее узнаю. На ней моя мама. Она смеется с еще одной девочкой, которую, как я могу лишь предположить, зовут Рене. Она выглядит в точности как Белла. Мне хочется сохранить фото. Частичку мамы и частичку Беллы.

Я долго стою под душем, зная, что он сделает все лишь слегка лучше.

Стук в дверь ванной.

- Что?

- Тут кое-кто пришел к тебе.

Я открываю дверь, обмотавшись полотенцем, и встречаюсь с ухмылкой Элис, которая означает, что это может быть только Розали. Опять. И как раз тогда, когда я подумал, что хуже сегодня уже не будет.

- Ты не могла бы избавиться от нее?

- Ну, я могла бы. Но я подумала, что, может быть, ты захочешь поговорить с Беллой.

- Что? Белла здесь? У входной двери?

- Собственной персоной. – Она улыбается. По-настоящему улыбается.

- Ну, ты пригласила ее в дом?

- Нет, я захлопнула дверь у нее перед носом и сказала ей убираться с нашего крыльца. – Пожалуйста, пусть это будет сарказм.

- Элис.

- Эдвард.

- Элис.

- О Господи, Эдвард, она в гостиной.

- Тогда иди и составь ей компанию, пока я одеваюсь! – По тому, как она смотрит на меня, очевидно, что ей не нравится мой тон.

- Пожалуйста.

Она неохотно улыбается, выходит из комнаты и спускается по лестнице.

Пока я напяливаю на себя какие-то джинсы и футболку, мой разум перебирает всевозможные варианты того, почему она здесь. Может, она решила больше не сопротивляться. Абсурд – но она здесь, чтобы поцеловать меня. Может, она пошла в амбар и увидела, что случилось. Она здесь, чтобы сказать мне спасибо. Или она здесь, чтобы еще раз накричать на меня и сказать, чтобы я убирался к чертям собачьим из ее жизни. Снова. Похоже на правду.

Я хватаю «Убить пересмешника» и несусь по коридору. Я практически вприпрыжку спускаюсь по лестнице. Мне нужно успокоиться. Или перепихнуться. Предпочтительно и то и другое.

Она сидит в кресле и разговаривает с Элис, которая – нужно отдать ей должное – кажется, действительно старается. Белла не кажется злой. Здесь что-то другое. Мне хочется подслушать их разговор, но ее глаза неожиданно встречаются с моими, и я пойман.

- Привет. – Ее голос робкий. И идеальный.

Я машу ей рукой. Как неудачник.

Элис поворачивается ко мне лицом.

- Я просто побуду на кухне. Рада видеть тебя, Белла.

Белла дарит ей слабую улыбку и Элис уносится, оставляя нас одних.

- Белла, прости. – Слова вырываются изо рта. Я так привык их говорить. Просто мне кажется, что это нужно сказать.

Она держит в руках фиолетовую куртку.

- Я хотела вернуть ее.

- О. – Я тут же чувствую себя дураком.

- За что ты извиняешься? – Ее глаза опускаются на книгу в моей руке, и она смущается.

- Я думал, что может быть ты ходила в амбар и разозлилась на меня за то, что я переворошил твои вещи.

- Что?

- Я лишь пытался помочь.

Обычно она бы не посмотрела на меня. Но не сегодня.

Ее глаза расширяются, когда я рассказываю ей, что творилось в амбаре.

Она идет за мной в мое логово и прикрывает рот тыльной стороной ладони, когда видит их. Свои книги. Долгое время мы молчим. Я чувствую необходимость прикоснуться к ней. Я знаю, что мне не следует.

Ее голос нежный, когда она шепчет мне:

- Эдвард, не могу поверить, что ты сделал это. – Я не уверен, о чем она думает.

- Никто и никогда… я имею в виду, что не могу поверить, что ты пошел в такую грозу и притащил все мои книги сюда. Особенно после того, что я тебе сказала. – Ее голос застревает в горле.

- Я знаю, как много они для тебя значат. – Внезапно пол становится очень интересным. Я стучу по нему ногой.

- Эдвард?

- Да?

Она выглядит такой красивой в этот момент. Глаза лани и приоткрытый рот.

- Спасибо тебе.

Я киваю. Я чувствую это кончиками ушей.

Она проходит по комнате, пролистывая книги. Я сражаюсь с сильным желанием извиниться за то, что взял фотографию. Я ничего не говорю.

Она поворачивается и подходит ко мне.

- Я знаю, что сказала, что мы не можем быть друзьями. – Она прикусывает щеку изнутри. – Может быть, я была неправа.

Я не прячу улыбку.

Я держу руки в карманах. Это все, что я могу сделать, чтобы удержаться и не прикоснуться к ней.

Я говорю медленно, выделяя каждое слово, требуя, чтобы она выслушала.

- Таня, дело не в Белле.

- А в чем тогда?

- Дело в нас с тобой.

- Хорошо, тогда в чем проблема?

Я знаю, что должен произнести эти слова вслух, но они отказываются выходить хоть немного громче, чем шепотом.

- Таня, я не могу жениться на тебе.

Она делает резкий вдох и начинает двигаться ко мне, бормоча себе под нос:

- Ну, это нормально, нам не обязательно жениться. Это всего лишь лист бумаги. Нам это не нужно. Это ничего не значит. – Я задаюсь вопросом: слышит ли она отчаяние в своем голосе.

- Нет.

- Нет? – Теперь слезы превращаются в гнев.

- Это не нормально, Таня. Не может быть нормальным.

Я делаю глубокий вдох. Сажусь на кровать, нашу кровать, и провожу руками по лицу. Я смотрю на нее, стоящую передо мной, умоляющую любить ее так, как она любит меня. Так, как она хочет любить меня.

Мой голос едва слышен.

- Таня, чего ты хочешь?

Она не колеблется с ответом.

- Я хочу тебя.

- Я не об этом спрашиваю. Чего ты хочешь?

Она устало смотрит на меня.

- Я не понимаю, что ты имеешь в виду.

Я беру ее за руку.

- Помнишь, прежде чем мы стали встречаться, мы торчали на балконе на той домашней вечеринке?

- Конечно, помню. В тот вечер я влюбилась в тебя. – Может быть, в того, каким ты меня себе представляла.

- Таня, ты рассказывала мне о своих мечтах о будущем. Как ты выйдешь замуж после окончания колледжа. Как ты планировала свою свадьбу с тех пор, как была маленькой. Как ты хотела к тридцати годам иметь кучу детей, чтобы у тебя были силы не отставать от них.

Она кивает.

- Единственная причина, по которой ты помнишь все это, Эдвард, это потому, что ты хочешь того же! Брак, детей. Ты тоже хочешь всего этого.

- Ты права.

Она выдергивает руку. Ее глаза блестят.

- Она была на свадьбе у Элис?

Я пытаюсь отвести взгляд.

- Кто? – Я знаю, что поступаю с ней нечестно.

Она свирепо смотрит на меня и эта жестокость в ее взгляде – это нечто новое.

- Не смей, Эдвард.

- Да, она была там, хорошо?

- Что она сделала с тобой?

- Что?

- Что она сделала с тобой, чтобы ты стал таким? Ты был в порядке до того, как уехал из Лос-Анджелеса. – Ее лицо выражает отвращение.

- Таня, я не был в порядке. Я уже давно не в порядке.

- Она действительно испоганила тебя, ты знаешь это?

Я качаю головой.

- Таня…

- Эдвард, ты с ней перепихнулся?

- Таня, дело не в Белле!

Она кладет руки на бедра.

- Я заслуживаю того, чтобы знать.

Секунду я думаю соврать ей, но я не такой лжец.

- Нет, Таня. Все было не так. Кроме того, ты знаешь, что я никогда бы с тобой так не поступил.

- Неужели? Не изображай теперь благородного рыцаря, Эдвард. Ты прожил со мной много лет, и все это время любил другую женщину.

- Таня…

- Это я была здесь с тобой. А где была она? А, Эдвард? Где она была?

- Я же сказал, Таня, дело не в Белле.

- Тогда в чем? Просвети меня.

Она заслуживает правды. После всех этих лет, что я отдавал ей самый минимум, она заслуживает, по крайней мере, правды. Я должен сказать ей эти слова.

- Дело в том, что я никогда не полюблю тебя достаточно.

Она застывает.

- Ты хочешь сказать, что никогда не полюбишь меня так, как любишь ее?

Она знает. И она выглядит так, словно почти испытывает облегчение.

- Что, если я скажу, что мне все равно? Что, если я скажу, что это не имеет значения?

Что?

- Это должно иметь значение! Таня, ты должна хотеть большего, чем это. Ты заслуживаешь большего.

- Где Белла сейчас?

- Я не знаю.

- Эдвард, она даже тебя не хочет.

- Я знаю.

- Итак, ты поступаешь со мной так, как она поступила с тобой? Эдвард, ты пытаешься сделать так, чтобы тебе стало лучше?

- Я пытаюсь поступить правильно.

Она указывает на меня пальцем и яд в ее голосе вырывается с брызгами слюны.

- Эдвард, если бы твоя мать была жива, она была бы в тебе крайне разочарована. Она, наверное, переворачивается в гробу. Ты – жалкое подобие человека.

И я знаю, что все кончено.

Она швыряет коробочку с кольцом через комнату и звук, с которым она ударяется об стену, подводит черту.

- Ты говорил мне все эти вещи, Эдвард. Ты говорил, что я красива. Говорил, что любишь меня. Говорил, что подаришь мне все, что я захочу!

- Я лгал. – Слова срываются с моего языка раньше, чем я успеваю их остановить. Прежде, чем слышу, как они действуют на нее.

Она делает шаг назад, и мы - незнакомцы.

- Таня, ты заслуживаешь кого-то, кто будет любить тебя так сильно, как ты любишь его. Ты заслуживаешь кого-то, кто может дать тебе все, что ты пожелаешь.

Она пристально смотрит на меня с жалостью и ненавистью.

- Спасибо за напрасно потраченные годы моей жизни.

- Прости. – Этого мало, но я не знаю, что еще сказать.

И затем она уходит.

Ее сестры приходят за ее вещами, и я живу в пустом доме.

* около 18 градусов по Цельсию
 

перевод: helenforester
зав.почтой: FluffyMarina