С того дня изменилось все. Белла часто встречалась с Джин. Та тоже стала осторожнее; работа их небольшой группы организовывалась более тщательно, хотя стычки были неизбежны. По настоянию Шерил, той самой женщины, бросившей первый камень на единственной демонстрации, на которой присутствовала Белла, девушка работала в крошечном тесном бюро. Отвечала на почту, принимала телефонные звонки, организовывала акции. Рассеянная, невнимательная ранее Белла не забывала ничего. Сама разрабатывала листовки, распространяла их. Писала статьи для бесплатной газеты, распространяемой группой. И все это – с неуемной, мрачной энергией. Она заикалась несколько раз о своём участии в демонстрации, но остальные были против. И она с утроенным рвением бросалась в агитационную работу.

Эдвард не оставлял попыток достучаться до Беллы. Она поставила его в известность, что работает на общественных началах в женской организации. Эта расплывчатая формулировка насторожила Эдварда; он слишком хорошо помнил обстоятельства их знакомства. Он пытался выяснить у Беллы подробности, опасаясь, однако, давить на неё чересчур сильно. Все это не уменьшило его любовь к ней ни на йоту; он боялся потерять её, боялся даже подумать об этом. Эдвард тосковал по её ласке, по нежности и доверию. Видя, как Белла уходит в себя, замыкается, думая только о работе, он пытался расшевелить, расколдовать ту девушку, в которую влюбился с первого взгляда. Все его попытки разбивались о плотно сжатые губы, мрачный взгляд.

Ночью она порой сама буквально набрасывалась на Эдварда, желая доминировать, не давая ему дарить ей ласку, а беря её так и тогда, когда хотелось ей. А иногда она поворачивалась к Эдварду спиной или вставала, когда в холле раздавался звонок телефона, у которого она проводила немало времени. А Эдвард спрашивал себя, когда и почему их жизнь превратилась в ад.

Он готовился к последнему экзамену, работая параллельно сразу над двумя новыми проектами. Клиенты были очень серьезными; Эдвард до сих пор не верил, что смог заполучить их. Успешно выполненная для них работа была последней ступенью к мечте. Эдвард выжимал из себя все; ему удалось найти помощника, но он контролировал все сам, не предоставляя ничего случаю. Беллы не было дома; уходя, она сухо ставила его в известность о том, что отправляется на заседание организации, в которой работала.

Впоследствии Эдвард винил лишь себя, что дал отвлечь себя этим расплывчатым описанием. Ему претило подслушивать телефонные разговоры Беллы или следить за ней; она иногда возвращалась поздно, но на такси или её подвозила немолодая женщина. Он должен был понять по её изменившемуся поведению, что происходит, но он видел, что она увлечена чем-то, и надеялся на то, что это временно, что она оттает. Белла больше не осыпала его поцелуями за завтраком, просто так, не обнимала, подойдя сзади и прижавшись щекой к его спине. Они занимались любовью, выплескивая друг на друга невысказанную страсть, смешанную с горечью. А затем расходились в разные стороны. Каждый день Эдвард просыпался с глухим чувством потери, с ощущением неизбежного конца. Он все ещё любил Беллу всем сердцем и решил для себя, что не будет тем, кто положит конец этой странной жизни. Но если она потребует… Он отпустит.

Ища в стенном шкафу, встроенном в стену просторного холла, какие-то документы, Эдвард наткнулся на сложенную газету, внутри которой лежала пачка листовок. Название газеты было ему незнакомо; он развернул её, пробежал глазами. Газета была полна статей феминистского содержания, написанных довольно профессионально, но в весьма агрессивном тоне. Эдвард читал одну из статей, качая головой и недоумевая, что это издание делает в их доме.

- Что ты делаешь? – резко спросила Белла у него за спиной. Эдвард вздрогнул, выронив газету и листовки, рассыпавшиеся по полу. Обернулся и был поражен выражением её лица. Эта женщина не была ему знакома.

- Ты дома? Белла… что с тобой? Что это, Белла?

Она молча подняла газету.

- Это – я, Эдвард. Не ожидал?

- Ты? Что ты имеешь в виду?

- Это теперь моя жизнь, то, что, наполняет меня. Ты против? – Белла прищурилась, а Эдварду показалось, что он падает.

- Это то, чего тебе не хватало? Вот это, Белла?! Это же не ты… Девочка моя… Это не ты… - Эдвард был готов молить, упасть на колени, лишь бы исчезло из её глаз, с её нежного лица это ледяное выражение.

- Я понимаю, что тебя больше устраивала неприкаянная неудачница, которую ты осчастливил.

- Осчастливил? О чем ты, Белла? Я люблю тебя…

В тёмных глазах шевельнулось что-то, какая-то тень… Тень прежней Беллы… Возможно, это лишь показалось измученному Эдварду…

- Я никогда не был с тобой по другой причине, кроме любви к тебе, Белла, - сказал он горько. – Для меня нет и не было никого, более достойного этой любви и нежности, чем ты. Если мое отношение к тебе заставило тебя думать так, - Эдвард указал на газету в её руке. – Тогда мне нет прощения. Я допускал ошибки и не собираюсь отрицать этого. Но я никогда не… - Эдвард закашлялся, сердце оглушительно билось.

- Ты плохо себя чувствуешь? – В голосе Беллы прозвучало беспокойство.

- Нет. Все в порядке. Удивлён, что тебя это интересует, Белла. – Пожав плечами, Эдвард взял папку с документами и вышел, хлопнув дверью кабинета.

- Я хочу участвовать в демонстрации, - сказала Белла Джин на следующий день.

- Белла, мы же договаривались… - Джин возражала ей, но Белла видела, что стоит ей немного надавить, и она получит желаемое.

- Знаю, но… Я уже не та, Джин. Я действительно хочу этого. Я не могу и дальше писать все эти материалы, сидя в бюро. Прошу тебя!

- Я посоветуюсь с Шерил, Белла.

И вот Белла стояла в холле, ещё дрожа от всплеска адреналина. Эта демонстрация прошла удачнее, чем та… давно. Полиция не тронула их в этот раз, но они видели, как женщины, простые прохожие, присоединялись к ним под проливным дождём, скандируя их лозунги.

Эдвард смотрел на неё в упор. С его куртки и волос текла вода, глаза горели.

- Где ты была, Белла??

- На демонстрации.

- Я искал тебя.

- Зачем?

Эдвард судорожно вздохнул, убирая с лица мокрые волосы.

- Потому что я не переживу, если с тобой что-то случится. Даже если тебе плевать на это. Ничего не изменится.

Эдвард говорил все громче, что было несвойственно ему.

- Я – мужчина, Белла. И я люблю тебя. Все, что я делал – я делал потому, что однажды понял, что не могу жить без тебя. Все совершают ошибки. Возможно, в глазах твоих единомышленниц мои ошибки намного страшнее, потому что я – мужчина. Но вот я, перед тобой. Ты можешь расправиться со мной одним словом. Скажи, что я не нужен тебе. Скажи, что не желаешь видеть меня. Но пока ты не сказала это… А возможно, и после… Я буду любить тебя, умирать от страха за тебя. Заботиться о тебе, нести ответственность. Все, Белла. Достаточно.

Эдвард швырнул мокрую куртку на пол и вышел. Белла все еще стояла там, в полутемном холле. Слова Эдварда, его горечь, его страх и гордость отражались от чёрных стен, рикошетом ударяя по ней, по её измученному сердцу.

Этой ночью Эдвард впервые не пришёл в их общую спальню. Он остался в своём кабинете. Белла слышала его шаги, стук и шорох. Она и сама не спала, собирая в сумку одежду и кое-какие мелочи; Эдвард работал практически до утра.

А утром выпал снег.

Такого снегопада Нью-Йорк не помнил давно. Он начался легкими белоснежными хлопьями, заставлявшими гуляющих детей хлопать в ладоши от восторга и бросаться снежками. А к полудню выпуски новостей прерывали программу каждые полчаса, предупреждая о том, что снегопад усиливается.

За завтраком, во время которого никто даже не прикоснулся к еде, они молчали. Эдвард был бледен; он согревал руки о чашку с кофе, но не делал ни глотка. Рано утром он успел увидеть, как Белла ставит в холле сумку; его лицо исказилось от боли, но он лишь посмотрел в окно и сухо заметил, что неразумно было бы выходить из дому в такой снегопад. А затем это стало невозможным.

К вечеру город замер. Снег накрыл все вокруг, приглушил звуки. С улицы были слышны голоса, вой сирен пожарных и скорой помощи, но и они с трудом пробивались вперёд. В некоторых домах погас свет.

- Здесь есть генератор, - сказал Эдвард, стоя у окна. Они сидели в гостиной; телевизор работал с помехами, но выпуски новостей посмотреть удавалось. Снегопад должен был ещё усилиться в ближайшие сутки, а затем пойти на спад.

Белла боролась с нарастающей паникой. Эдвард говорил по телефону с родителями, чтобы удостовериться, что у них все в порядке. Его голос звучал спокойно, уверенно, но Белле казалось, что она чувствует исходящие от него волны боли и отчаяния.

- Продуктов должно хватить, - все так же сухо сказал он, входя в гостиную. – Я проверил генератор. Все будет хорошо, - добавил он тихо, впервые за этот сумасшедший день взглянув Белле в глаза.

Белла встала, набросила на плечи плед, подошла к огромному окну. Стемнело; не было видно ничего, кроме густого снега. Тёмная пелена соединила небо и землю; этот жуткий пейзаж заставлял сердце сжаться в ожидании беды.

Белла тихо плакала, глядя в окно. Во что превратилась её жизнь? Нужно было взрослеть, учиться делать выбор и жить с его последствиями. Она сделала свой выбор, предпочла пойти за своими принципами, пойти на поводу у собственных амбиций, которые она не могла даже чётко сформулировать. Эйфория схлынула; ей было страшно.

Белла вытерла лицо, убеждая себя, что снегопад закончится и все будет по-прежнему. Хотя… Нет. По-прежнему уже не будет ничего. Её сумка с вещами все ещё стояла в холле. Она вернётся на своё место. Она точно не знает, где оно, но не рядом с Эдвардом. Ему нужна другая женщина, под стать ему, из такой же, как у него семьи, из его круга. С ней он не познакомится в тюрьме. Она будет безупречно вести хозяйство, поддерживать его во всем. Её поступки будут продуманы и рациональны.

Белла почувствовала его позади себя.

- Это всего лишь снег, - тихо сказал Эдвард, несмело касаясь её щеки, вытирая слёзы.

- Всего лишь снег, - эхом повторила она.

- Почему, Эдвард? – вдруг вырвалось у неё.

- Что?

- После всего, что было… Как ты…

- Я уже сказал… Я люблю тебя.

- Но во мне нет ничего! Я ничего не могу, не умею… Я, наверное, не умею любить…

- Я… был счастлив с тобой, несмотря ни на что. Ты нужна мне… Только ты. Такой, какая ты есть. Жаль, что ты не можешь понять этого.

Эдвард вышел, оставив Беллу одну. Она понимала, что зашла слишком далеко. Он любит её, но обратной дороги нет.

Той ночью Белла уснула в гостиной на диване. Эдвард не выходил весь вечер; засыпая, Белла ещё слышала характерные звуки, стук, шелест плотной бумаги.

Ночью Белла проснулась с ощущением смутной тревоги. Встала, прошла в кухню, налила себе стакан воды. Снег все ещё шёл; не было видно практически ничего, кроме густой белой массы, парализовавшей все вокруг. Белла отставила стакан и побрела обратно в гостиную. Проходя мимо двери Эдварда, она остановилась. Тихонько приоткрыла дверь, запрещая себе задумываться о том, что делает. В кабинете Эдварда стоял широкий кожаный диван; вокруг были разбросаны книги, бумаги. Книгами был заставлена каждая свободная поверхность. Белла улыбнулась. Тихонько подошла к дивану, на котором разметался Эдвард, лёжа на спине и прикрыв локтем лицо. Собрала с пола несколько книг, положила на стол.

Эдвард простонал что-то во сне, убрал руку с лица. Белла наклонилась над ним, прикоснулась губами к его лбу.

Его кожа буквально полыхала жаром.

- Эдвард! Эдвард! – Она тряхнула его за плечо, но он не просыпался. Дыхание снова становилось поверхностным буквально на глазах. Та жуткая картина, свидетельницей которой она стала тогда, в первое Рождество у Калленов, повторялась. Почти год приступы не возобновлялись. И вот снова. Карлайл упоминал, что спровоцировать его может стресс, переутомление, перенесённая на ногах простуда. Все это предположения… Но Эдвард был так измучен последнее время, он кашлял, но ни на секунду не прекращал работать. А ища её, он вымок до нитки.

«Что я наделала… Что…»

- Эдвард… Что мне делать, Эдвард… - Он беспокойно двигался во сне, задыхался.

Белла вылетела в холл, рванула телефон к себе. Рядом валялся блокнот с важными номерами телефонов. Почти вырывая страницы, Белла искала номер Карлайла.

- Боже… боже, ну давай… давай! – Она едва не закричала от облегчения, когда услышала сонный голос Карлайла.

- Каллен…

- Карлайл… Вы слышите меня?! Карлайл! – Белла кричала, плакала.

- Кто это?! Успокойтесь! Я слушаю!

- Это Белла! Карлайл, у него приступ! Что мне делать?!

- Белла, детка, спокойно! Слушай меня внимательно. Я не смогу выехать. Мы здесь отрезаны от всего, полностью. Я буду говорить тебе, что делать. В его кабинете должны быть медикаменты. Тебе нужно найти их. В скорой помощи тоже смысла нет. Неизвестно, как скоро она приедет и приедет ли вообще. Мы знаем, что с ним. Ты сможешь помочь ему быстрее.

- Хорошо… хорошо, сейчас… Не кладите трубку! Карлайл, я прошу вас! – Белла кричала, металась по кабинету. Она открывала ящики один за другим, почти вырывая их из пазов. Она слышала неровное, хриплое дыхание Эдварда; он метался сильнее, сбросив одеяло на пол.

Наконец, в одном из ящиков нашёлся пластиковый контейнер с ампулами и шприцем.

- Я нашла! Нашла, Карлайл! Но… но это инъекции! Я не могу! Я не сумею!

- Белла, соберись! – Карлайл прикрикнул на неё. – Спокойно, девочка. Это внутримышечно, ты справишься. Помоги ему, Белла, я умоляю тебя. Ему нужна всего одна инъекция, ты видела тогда у нас, на Рождество. И он пойдёт на поправку. Вы справитесь, оба.

У Беллы мелькнула мысль о том, что родители Эдварда знают о том, что она превратила жизнь сына в ад.

- Да… хорошо… я попробую… - У Беллы тряслись руки, она плакала.

- Соберись, Белла, - повторил Карлайл. – Возьми шприц. Ампулу с красной маркировкой. Оберни горлышко салфеткой и рывком отломи. Будь осторожна.

- Получилось. Что дальше? – Руки вздрагивали, но Белла пыталась успокоить сама себя. Она была ответственна за жизнь человека, которого любила.

- Умница. Опусти иглу в ампулу и медленно тяни поршень вверх. Набери все содержимое ампулы в шприц.

- Дальше. – Белла сжала судорожно стучавшие зубы, стараясь не смотреть в сторону Эдварда. – Сейчас… сейчас…

- Выпусти немного. В шприце не должно быть воздуха.

- Есть.

- Теперь тебе придётся сделать Эдварду укол.

- Я не смогу, не смогу… Руки дрожат…

- Ты сможешь, Белла. Ему не больно. Гораздо хуже будет, если ты не сделаешь этого. Ты молодчина, детка. Осталось немного.

Голос Карлайла звучал спокойно и размеренно. Внезапно Белла поняла, что ему тоже страшно. За сына… Он не может быть с ним рядом и вынужден молиться, чтобы у Беллы хватило сил.

Белла села на диван рядом с Эдвардом. Он затих на секунду; в уголке губ разливалась синеватая тень. Белла задержала дыхание; сдвинув его пижамные брюки, обнажила бедро.

- Белла, слушай внимательно. Вводи иглу. Не слишком быстро, не слишком медленно. И осторожно нажимай на поршень.

Через минуту Белла сползла на пол, истерически рыдая и сжимая в одной руке пустой шприц, а в другой – трубку телефона.

- Ты молодчина. Я горжусь тобой, детка. – В голосе Карлайла звучала искренняя ласка

и гордость. – Все позади. Ты справилась. Сейчас Эдварду станет легче. Следи, чтобы он не переохлаждался. Он будет спать. Ему нужно будет много пить потом, когда он проснется.

В трубке слышались помехи, голос Карлайла прерывался.

- Чёрт, со связью проблемы. Держи меня в курсе…

- Эдвард…

Белла смотрела в его глаза, не в силах насытиться. Она никогда в жизни не испытывала смертельного страха. Страха за чью-то жизнь, которая, порой, дороже, чем своя собственная. Эти два дня, проведенные в страхе, два дня, в течении которых она испытала и то чувство абсолютного счастья, когда поняла, что Эдвард вне опасности. Он проснулся к вечеру следующего дня, как и в прошлый раз, полностью разбитый. Он едва мог двигаться и говорить, но на его бледном лице расцвела улыбка, когда он увидел Беллу, склонившуюся над ним.

- Привет, - еле слышно сказал он, а она качала головой, не в силах ответить. По её лицу текли слёзы; она сжала холодную руку Эдварда, поднесла её к губам.

- Слава богу… слава богу… Эдвард…

- Это ты… только ты… люблю тебя…

Эдвард выздоравливал. Ещё через сутки прекратился снегопад, вошедший в историю Нью-Йорка как один из сильнейших за последние сто лет.

Белла сидела на диване в гостиной, глядя перед собой. Эдвард стоял, повернувшись лицом к окну.

- Скоро все вернётся в нормальное русло. – Его голос звучал глухо; он мрачнел на глазах. – Ты уже знаешь, куда направишься?

Белла молчала.

- Белла… Я хочу знать… - Эдвард повернулся к ней, опустился на пол у дивана. – Неужели ничего не осталось? Неужели уже поздно… исправить что-либо? Скажи мне…

- Я не знаю. – Белла впитывала его близость, старалась запомнить это тепло, ласковый взгляд. – Я причинила тебе столько боли, Эдвард. Я многое поняла за эти дни. Что действительно важно… Но я многое и разрушила, своими руками. Я не могу… Ты столько вытерпел со мной… Ты делал для меня все… Ты был для меня всем… Мне было страшно потерять тебя, я была уверена, что рано или поздно это произойдёт. Я искала новый смысл в жизни, понимаешь… А выяснилось, что другого нет. Есть только ты…

- Я не отпущу тебя, Белла. Не отпущу. Если есть хоть крупица надежды – я не отступлюсь. Не старайся быть никем, кроме себя самой. Ты нужна мне, Белла. Только ты. Я во многом был неправ, но, умоляю… Скажи мне, что ещё не поздно…

- Когда я очнулся… Я увидел её глаза. Она провела два дня около меня, не отходя. Мама спасла мне жизнь. Может, это звучит глупо… Но я никогда не был более благодарен богу за эти приступы. – Отец усмехнулся. - Эти дни изменили нас. Я понял, что совершил множество ошибок в своём слепом стремлении уберечь её, заставить жить так, как казалось правильным мне, хотя я знал, как ей тяжело. А она так старалась… соответствовать, что ли… что была уверена, что ей не место около меня. В конце концов это и вызвало кризис. Мы были очень молоды, Мари. Я работал, как одержимый, полный честолюбия. Мне нужно было найти подход к ней, а я лишь твердил о своей любви, тем самым, возможно, смущая её ещё больше.

Как бы там ни было, она повзрослела за сутки. И я вместе с ней.

Она осталась со мной, когда выпал снег.

Она подарила мне тебя. Она подарила мне жизнь, полную счастья и любви.

Часть меня ушла вместе с ней, Мари. А часть неё – осталась рядом. У тебя её глаза и её мятежный характер.

Я молчала, не в силах произнести ни слова. Наблюдая за родителями, я не могла и представить себе, что они могли потерять эту любовь, согревавшую все вокруг, из-за недопониманий и ошибок.

- Папа…

- Ну что ты, милая… Все хорошо… Я не хотел расстроить тебя. Просто подумай… Если кто-то дорог тебе… Не решай за другого человека, достойна ты его любви или нет.

Отец поднялся, поцеловал меня в лоб.

- Я отдохну немного, хорошо?

Когда он поднялся к себе, я вытащила из сумки телефон. Руки дрожали, когда я набрала номер Джейми.

- Мари? Что случилось?

- Я люблю тебя.

- Боже, детка, ты в порядке?

- Прекрати. Джейми… прости меня. За все.

- Мне нечего прощать. – Голос Джейми стал жёстким. – Это значит… конец?

- Я вернусь, совсем скоро. К тебе. Я люблю тебя.

Отец умер через два года после того, как мы с Джейми поженились.

В день его похорон выпал снег.

Конец