Жанр: Romance/Angst

Пейринг: Эдвард/Белла

Рейтинг: PG-13

Музыкальная композиция: Эйтоур Инги Гюннлёйгссон - "Ég á líf"

Саммари: Сочельник, восемь часов вечера, загородная трасса, страшная пурга и собачий холод. Эдвард Каллен лениво смотрит на снежные пейзажи за окном, раздумывая над тем, как оттянуть возвращение домой еще хотя бы на час… что случится, если на забытом Богом елочном базаре он захочет приобрести колючую зеленую красавицу?

От автора: обязательно уделите внимание песне и переводу ее замечательных слов. Нет лучшего способа проникнуться историей и понять Эдварда:)

Ég á líf

Сочельник, восемь часов вечера, загородная трасса, страшная пурга и собачий холод. Эдвард Каллен лениво смотрит на снежные пейзажи за окном, раздумывая над тем, как оттянуть возвращение домой еще хотя бы на час… что случится, если на забытом Богом елочном базаре он захочет приобрести колючую зеленую красавицу?

Все началось с того, что Эммет вернулся из отпуска. Загорелый, отдохнувший, с бесконечно счастливой улыбкой он, позабыв все на свете и угрызаемый собственной совестью, практически с аэропорта, едва ли не с чемоданами, кинулся на рабочее место. Привычно загудел его компьютер, полетели в урну снежки из бумажных листов с неудавшимися заголовками и липкие стикеры заполонили собой все свободное пространство его стойки.

Первую дополнительную нагрузку у Эдварда отобрали.

Однако беда не приходит одна, особенно если речь идет о фатальном невезении. Как снег на голову, как птичий помет на лобовое стекло – неожиданно и к огромному неудовольствию – отменила планы на уикенд Розалия. Заявила, что рассталась с парнем и хочет весь свой гнев направить в нужное русло, дабы помочь боссу хоть немного отдохнуть.

Так исчезла вторая дополнительная нагрузка, на которую Эдвард так рассчитывал.

Он был настолько огорошен трудоголизмом мистера Мейсена и настойчивостью мисс Хейл, что не слишком удивился, когда в кабинет тихонько постучалась Кейт, его личный секретарь и с улыбкой от уха до уха, словно бы делала рождественский подарок, сообщила, что макеты готовы. Она, умница-разумница, всю ночь просидела, не смыкая глаз, дабы доделать их к сегодняшнему дню – чтобы «вы не посвящали Сочельник чертежам, мистер Каллен».

Таким жалким образом, по стечению отвратительных обстоятельств, в праздничную ночь Эдвард остался в полном одиночестве. Теперь не было ни одного рабочего момента, которым можно было занять свое время, ни одной недоработки, ни одного горящего срока… подчиненные, будто издеваясь, все подчистили. Организовали ему выходной. И это при том, что открытостью, дружелюбностью или, что было бы более логично, склонностью к неординарным мыслям вроде повышения зарплаты, внезапной премии или выходного без предупреждения он не был склонен.

«Рождественское помешательство, – подумал Эдвард, – а еще утверждают, что я сошел с ума…»

Выходя в восемь вечера из офиса, обозленный, расстроенный и растерянный предстоящей бессмысленной ночью, он с ужасом представлял, как меньше чем через сорок минут будет дома. А там высокий потолок, бежевые покрывала, вчерашняя недоеденная лазанья, а взамен коньяка или виски одна-единственная бутылка вина, чуть початая еще Черити.

Эдварду было всего тридцать пять, но выглядел он куда старше. Может быть из-за постоянной мрачности на лице, может из-за своей нелюдимости, а как следствие и хмурого молчания, а может из-за капли надменности на лице, семя которой посадила там еще Эсми.

В принципе, из него мог бы получиться привлекательный мужчина – высокий лоб, большие и ясные глаза темно-синего цвета, хороший рост, достойная фигура, и даже шрам от уха до уха, по подбородку и шее, не особенно смущал, – при условии, конечно, не лезть глубже. Глубже, как Эдвард правильно полагал, было слишком темно…

– Добрый вечер, сэр, – вежливо поприветствовал хозяина Джаспер, поджидающий возле автомобиля. Одет он был безупречно, улыбчив как никогда и, судя по всему, с нетерпением ждал возможности вернуться к семье. Ему-то было куда возвращаться.

– Добрый, – из приличия, никак не под стать своему настроению, пробормотал мужчина, усаживаясь на заднее сиденье и укладывая рядом сумку с ноутбуком, – с наступающим праздником тебя.

Занявший свое место Уилток дружелюбно хмыкнул:

– И вас так же, сэр. Возможно, в это Рождество вам суждено поверить, что чудеса случаются…

Эдвард закатил глаза, устало запрокинув голову. Бесконечное сидение за компьютером дало о себе знать хронической болью в спине и шее. Если бы не лед, эту ночь можно было бы посвятить пробежке. Или, например, массажу… если бы в чертово Рождество спа-салоны работали, конечно же.

– Я поверю в это, если у машины кончится бензин где-нибудь в пятидесяти километрах от заправки.

– Боюсь, это «чудо» никогда не случится, мистер Каллен, – снисходительно ответил водитель, – я лично залил полный бак полчаса назад.

– Утешающая информация…

Эдвард устало потер глаза, с излишней внимательностью поглядев на снежное покрывало за окном. Еще вчера была голая трава, напоминающая весеннюю, еще вчера не пахло никакими венками, и не разносился по округе запах печеных индеек. Но настала ночь, облака опустились ниже и, меньше чем за три часа, земля переоделась из осенней в зимнюю шубу. Подарила, называется, праздничное настроение.

И в миг затараторили телевизоры о ценах на подарочные упаковки конфет в этом году, мгновенно пошли по радио непрерывной чередой рождественские песни, а в здании аккурат напротив окна его кабинета, разместили гигантский плакат с Санта-Клаусом, предлагающим всем и каждому встретить праздники с его чудесной Кока-Колой.

Хуже быть уже просто не могло. Даже стараться не стоило.

Джаспер, остановившись на светофоре перед съездом на трассу, легоньким движением пальца включил магнитолу. Ожив синим сиянием, она сразу загрузила давно вставленный внутрь диск.

И тут же салон, погруженный во тьму, заполонил мягкий мужской голос.

«Ég á líf, ég á líf…».

– Что это значит? – устало спросил Эдвард, припоминая, сколько раз уже слышал эту песню. Кажется, Джаспер любит ее больше всех прочих. К тому же, Исландия – родина его матери. И язык он, конечно же, знает.

– Что именно, мистер Каллен?

– «Ега-а лифф»?..

– «У меня есть жизнь».

Мужчина удовлетворенно кивает, приняв перевод, хоть и то, что даже среди вечных льдов есть жизнь, а у него лишь какое-то подобие, не слишком радует… зато песня как нельзя лучше подходит к атмосфере морозного зимнего вечера. Истинно Рождественского.

– Как там Кай? – поинтересовался Эдвард, когда реклама Санты напополам с приятной уху нордической музыкой напомнили ему, что сумка с ноутбуком отнюдь не пустая.

– Чудесно, сэр, – Джаспер на мгновенье посмотрел в зеркало заднего вида, подметив заинтересованность босса, – это его пятое Рождество, но такое ощущение, что первое. Подготовка идет полным ходом.

Мужчина улыбнулся краешком губ.

– У меня кое-что есть для него, – и вытащил из бокового кармана небольшой новогодний чулок, зашитый снизу белыми нитками, а сверху закрытый с помощью блестящей маленькой молнии. На боку его, сидя на месяце и покачивая правой ногой в ожидании своих саней с оленями, сидел маленький Санта.

Водителю пришлось еще раз посмотреть назад.

– Большое спасибо, мистер Каллен. Он будет очень рад,  – с искренней признательностью поблагодарил он.

– Дети вообще любят конфеты? – Эдвард задумчиво повертел чулок в руках, рассматривая при отблеске фонарей его с разных сторон. Ему никогда не нравились сладости – даже в детстве. Эсми говорила, что он идеальный ребенок. Эсми всегда была против шоколада, карамелек и, что считала наибольшим злом, тянучек. Ириски сводили ее с ума…

– Не могу ручаться за всех, – хмыкнул Джас, – но Кай обожает. Моя жена едва успевает вырывать их у него из рук.

– Я сделал неправильно, что купил их?

– Напротив. Сегодня праздник, поэтому он вполне может ими полакомиться. Я уверен, Элис не будет против.

– В случае чего пусть обижается на меня.

Водитель добродушно посмотрел на Каллена, ободряя взглядом. Беззвучно пообещал, что все будет как нужно и никто никого не проклянет. Было бы из-за чего – конфеты…

Эдварду нравился Джаспер. Нравилось его чувство юмора, отзывчивость, понимание ситуации и крайний профессионализм. Не было еще ни разу, когда он без причины пропустил рабочий день, не выполнил поручение или сделал что-то неподобающее. Пока Уилток был за рулем хозяйского автомобиля, можно было не волноваться за судьбу железки. Да и пока Джас рядом, вряд ли могло произойти что-то плохое и с самим Эдвардом. После ухода Черити не кто иной, как он, дважды переубедил его кончать с жизнью.

– Сегодня по тридцать третьему? – без особого энтузиазма, все так же практически не мигающим взглядом обводя пейзажи за окном, поинтересовался Каллен. Снег многие любят, но он находил в нем исключительно омерзительность. Мокро, холодно, слишком бело… любой цвет, который рябит в глазах, Эдварду не нравился. Это повелось еще с детства, после психиатрической клиники.

– Я уже свернул на четыреста тридцать четвертое, сэр, – виновато, но не без капельки улыбки, доложил тот. И вопросительно оглянулся на босса, делая вид, что не причем, – повернуть обратно?

– Нет, не нужно… – мужчина расслаблено выдохнул, распустив галстук, затянутый слишком туго. И  тихо пробормотал, прекрасно зная, что Джас все равно услышит:

– Спасибо.

С его стороны это было почти подарком, Каллен понимал. Когда дома любимая жена, когда ждет жизнерадостный сын с извечной просьбой поиграть в железную дорогу, когда стол большой и накрыт с привычным Уилтокам размахом… когда горит сотней, тысячей огней, согревая, ёлка… о каких задержках может идти речь? И Джаспер спокойно, без угрызений совести и штрафов со стороны Эдварда, мог довезти его до квартиры, высадить и вернуться к семье. Однако удлинив путь почти на полчаса, лишив себя целых тридцати минут домашнего уюта, он сделал так, чтобы приятно было и хозяину. Чтобы домой вернулся не в восемь сорок пять, а хотя бы в девять двадцать. Еще чуть-чуть побыл с кем-то.

– Не за что, – Джаспер, кажется, был немного смущен, – здесь гораздо лучше дорога.

Эдвард не стал трогать это оправдание и принял его – когда о тебе заботятся, сгодится любая причина.

Перед взглядом, то и дело сменяя друг друга, проплывали темные деревья, припорошенные снегом. Их ветки бросали длинные тени на дорожное полотно, через каждые три метра уставленное фонарями. На улице мело, причем с момента отъезда от офиса уже куда больше. Эдвард с позиции случайно наблюдающего, никак не заинтересованного природными красотами и уж точно их рождественской сказкой, о которой бабушка твердила с детства, лениво подмечал, что этот лес скорее ельник по своему типу, чем смешанный. Ёлки были разными – большими, маленькими, с причудливо закругленными холодным ветром лапами или же пушистыми-пушистыми, как мягкая шерсть, иголками, расставленными в жесте объятий в разные стороны… эти ёлки стояли в темноте, в ледяном холоде, выше, чем по ствол в снегу. И как бы ни хотел Эдвард утверждать обратное, но ему казалось, что они достаточно счастливы. По крайней мере, если бы были людьми, могли ответить нечто подобное.

– Вы купили «рождественское дерево»? – с презрением обратившись к словам известной праздничной песни, спросил Эдвард. Достаточно лениво, скорее просто чтобы занять себя.

– У нас уже три года искусственная ель, мистер Каллен, – чуть прищурившись, ответил Джас. По всему было видно, что это обстоятельство его не радует. – Элис говорит, с настоящей слишком много иголок.

– В газетах пишут, будто она по-особенному пахнет…

– На запах не особо обращаешь внимание, когда приходится пылесосить дважды в день, сэр.

Каллен молчаливо согласился. Представив себя с пылесосом, когда надо столько раз нагнуться и встать, когда необходимо столько усилий… спина просто разойдется по швам. Эту боль стерпеть будет невыносимо.

– Понимаю.

Блеснув особо ярким фонарем на обочине, шоссе свернуло влево, обходя ельник. Повело вперед, под недавно построенный мост. С тех пор, как провели транспортную развязку – в двух местах от четыреста тридцать четвертого – машин здесь стало куда меньше. А уж сейчас, в такое время, когда большинство людей давно мирно ужинает с семьей и не думает никуда рыпаться из своих домов, почти пусто. Впереди мелькнули фары – машина. На мосту мелькнули дважды, значит, две. И их с Джасом – всего четыре. Всего четыре на всем огромном участке дороги.

– Завтра я тебя не жду, – сказал Эдвард водителю, удивив самого себя. Только теперь заметив свои черные перчатки, все еще натянутые на пальцы, догадался их снять.

– Извините, сэр?..

– Завтра выходной. Проведите время вместе.

Джас нахмурился.

– Вы уверены, мистер Каллен?

Эдвард выгнулся вперед, разминая саднящую спину. Без хоть каких-то движений, усмиряющих огоньки внутри, она вполне могла довести до последней грани:

– Полностью. Просто насладись тем, что у тебя есть. Это бесценно.

Джаспер слушал, но явно с какой-то вертящейся в голове мыслью. У него загорелись глаза, руки сильнее сжали руль. А на босса посмотрел так, словно пытался предугадать его дальнейшие действия. Очень надеялся не найти в них знакомые очертания...

– Мистер Каллен, а вы не хотите поехать со мной? К нам? – в конце концов выбрав эту идею, предложил водитель. Без всяких шуток, мужчина разглядел. С серьезностью. Даже песню приглушил.

– Я не порежу себя, не волнуйся. Слово скаута.

Эдвард безрадостно хмыкнул – в скаутах он не был. Как и в детском лагере, как и в отрядах животноводов, горноискателей и простых лесопутешественников. Его всегда держали от толпы подальше. Особенно от детской, где своих слов никто не контролирует…

– Я не к тому, – Джаспер виновато мотнул головой, отгоняя такие мысли в принципе, – я действительно буду рад встретить праздник с вами. И Элис, и Кай – он обожает гостей.

– Больше, чем конфеты?

Взгляд водителя теплеет:

– Куда больше, мистер Каллен. Так это значит «да»?

 Мужчина посмотрел на Джаса со снисхождением, достаточно мягко. Второй раз за сегодня.

– Большое спасибо, но нет, – вежливо отказался он, – Рождество – семейный праздник и я не стану вам мешать. «Ég Á Líf», помнишь? – и горько усмехнулся сам себе.

– Мистер Каллен, вы не помешаете…

– Благодарю, – с нажимом повторил Эдвард. И сразу, дабы не дать водителю вернуться к ненужным предложениям, переключил тему, – как насчет небольшой остановки? Всего три минуты, я покурю.

Джас не упрямился, кивнул.

– Конечно. Здесь?

– Если можно, то здесь. Обочина есть?

Водитель кивнул еще раз. Автомобиль, мягко свернув влево, остановился. И мужчина, с радостью нащупав в кармане пальто едва начатую пачку, вышел. С небывалым удовольствием расправил плечи, слыша приятный хруст. Закурил, все еще не изменяя спасающего положения.

– Огоньку? – обратился к Джасу.

Тот, пожав плечами, принял предложение. Поднес свою сигарету к калленовской.

– Спасибо, – пламя вспыхнуло и погасло, – Элис говорит, все это меня погубит когда-нибудь…

– Передай ей, что я, как пример, еще живой. А курю уже без малого двадцать лет, – философски заметил Эдвард. Глубоко затянулся, с наслаждением встретив опаляющее действие дыма, взрывной волной прокатывающегося внутри. Притупилась под его действием даже боль, не дававшая столько времени покоя.

– Елочный базар? – с удивлением, изогнув бровь, поинтересовался Джаспер, поглядев за спину боссу, – ну и место у них…

Тот обернулся. Немного прищурился, чтобы как следует разглядеть яркую цветастую вывеску и выставленные кругом нее зеленые ели.

– Маркетинг… – пробормотал он себе под нос. Закатил глаза.

Водитель цокнул языком, недовольно оглядев внешний вид жалкого закутка, чьи владельцы с невероятной наглостью верили, что в таком месте, в такое время и с таким «чудесным» оформлением, абсолютно незаметным со стороны шоссе, могут продать товар.

– Их бы к вам, – улыбнулся он хозяину, – тогда уж… извините, мистер Каллен, – прервался, услышав рингтон мобильного. Достал приборчик из кармана, вопросительно взглянув на мужчину.

– Отвечай, еще чего, – выдал он. И без должного интереса посмотрел, как Джас, сделав пару шагов в сторону, к автомобилю, поприветствовал на том конце провода жену.

Наверное, это хорошо, когда она есть. Женщины, говорят, по своей природе добрые создания, способные здорово утешить, когда нужно, особенно если любят. Но то ли Эдварду не повезло, то ли эти слова, как и большинство других в мире, чистой воды пафос, вымысел, но ни мать, ни Черити не пожелали иметь с ним ничего общего. И уж тем более вешать на себя его проблемы – это уж слишком. А после ухода последней он окончательно перестал им верить.

Эдвард повернулся вправо, сделав еще одну затяжку. Посмотрел с некоторым презрением в сторону елочного базара. Поморщился, отвлекаясь и стараясь не слушать разговор водителя. И, чтобы хоть чем-то занять себя, все же направился к закутку с ёлками. Уж очень захотелось посмотреть на это «великолепие» поближе, прикоснуться, так сказать, к полному провалу и хоть немного, но убедиться в своей значимости для чего-то. Хотя бы для фирмы, что уже семь лет с таким успехом возглавляет.

Снег был пористым, податливым – его легко было расшвыривать ботинками, не глядя на глубину. К тому же, благодаря свету одинокого фонаря он еще и поблескивал – действительно, как в сказке.

Изблизи, впрочем, ситуация оказалась хуже, чем со стороны автомобиля. Участок пять на семь метров, хлипкий забор из проволоки, два деревянных столба для плаката-вывески, нарисованной вручную, и ёлки. Ёлки, но ёлки не дай бог – все как одна мелкие, куцые, местами с осыпавшимися иголками. Они явно стояли здесь не первый день и их явно рубили не из этого леса, мимо чьих трофеев Эдвард только что проезжал. Но если товар не отсюда, если откуда-то надо его везти, какой смысл продавать здесь?..

Каллен не мог понять. Он стоял, смотрел на зеленые лапы, местами словно ободранные специально, и решал эту новую задачку, никак не в состоянии вникнуть в условие. Сигарета дымила, пепел падал на снег, уродуя его белизну, а вывеска «ЁЛКИ УЛЛИ» шаталась под порывами ветра.

Он бы, наверное, так и ушел ни с чем, оставив эту головоломку на потом, но вежливый женский голос, появившись из глубин этого зеленого леса, ощипанного лучше любой курицы, помешал:

– Чем я могу вам помочь, сэр?

Эдвард даже голову поднял от удивления: женщина?

За метелью сложно было разглядеть хоть кого-то на расстоянии, но над базаром был приделан горе-фонарь, а потому уловить силуэт продавщицы ему все же удалось.

– Почем ёлки? – спросил он скорее по прихоти, нежели с желанием покупать. Затушил сигарету, почти тут же потянувшись за новой. С пренебрежением оглядел выставленную на главное обозрение покупателей, прямо к проволочному забору, ель. Высокую, но лысую. Она даже не пахла, насколько мужчина успел заметить.

– Тридцать пять, – проговорила продавщица, выступив из своей полутени. Она была невысокого роста, с немного вытянутым лицом, зато очень красиво вылепленными скулами. Снег запутался в волосах, мешая определить их цвет, а высокий ворот пальто скрыл длину. Зато без сомнений можно было утверждать о бледности кожи и синеве губ. Немудрено, что замерзла.

 – Тридцать пять? – переспросил Эдвард. Почти автоматически, не совсем отдавая себе отчет. На ёлку даже не обернулся, все еще изучал девушку.

– Можете за тридцать, сэр, любую. Рождественские скидки.

Она нервно облизала губы, которым это, конечно, не помогло. Стоя в своих коротких ботинках на плоской подошве, засунув руки в карманы и заметно морщась от снежинок, летящих прямо в лицо, впечатление производила не лучшее. Но продать хоть что-то оттого хотела не меньше.

Эдварду не нужна была эта ёлка – да и никакая другая тоже. Но как только, проговорив свое предложение, продавщица на мгновенье подняла на него глаза, попытавшись уговорить на покупку хотя бы ими, он сразу же произнес, схватив за верхушку первую попавшуюся:

– Эта.

Карие глаза – а они были карие, теплые-теплые, не глядя на пургу – благодарно сверкнули. Эдвард чуть не подавился слюной от такого блеска, потому что обращенным в свою сторону видел его впервые. Сигарета, еще недокуренная до конца, тут же стала забыта. Упокоилась на земле перед вывеской рядом с предыдущей – он с невероятным усердием носком туфли затушил окурок.

– Тридцать долларов, – мягко повторила незнакомка, поежившись от особенно сильного порыва ветра, – будет очень хорошо, если без сдачи, сэр. Упаковать вам ее?

– Да, наверное… – Эдвард неопределенно мотнул головой, оглянувшись на свою машину, – лучше упакуйте.

И, лишь потянувшись за бумажником, заглянув в его нутро, где кроме кредиток никогда ничего отродясь не было, сразу же пожалел о своей привычке не хранить наличности.

– Без сдачи нет, да?.. – продавщица испуганно закусила губу, мотнув головой, – ничего страшного, сэр, я попробую найти… сколько у вас?

– Минутку, пожалуйста, – со странной для себя вежливостью попросил мужчина. И обернулся назад, за спину, рукой подзывая Джаспера. Благо, он еще не сел в машину, зато разговор закончил.

Меньше чем через минуту водитель уже был рядом. С легким налетом интереса смотрел на босса.

– Да, мистер Каллен?

– У тебя не найдется тридцати долларов? Я верну.

Эдвард не понимал, что с ним происходило. Эта ёлка уже стала не то, что нужной, а до чертиков, до настоящего безумия важной. Он уже не представлял, как сможет без нее уехать. Лысая ли, сыплющаяся ли, невысокая ли – не имеет значение. Он выбрал это чертово дерево и был твердо намерен забрать его в свою квартиру. Пусть и черт знает зачем.

– Вот, – достав свой кошелек, Джас таки обнаружил необходимую сумму, – за эту ель тридцать?..

Продавщица коротко вздохнула, с тревогой поглядев на своего единственного покупателя, а потом с немой мольбой на недоуменного Джаспера. Тот не заметил, зато приметил Эдвард. И желание завершить покупку укрепилось. Как там прописано в заповедях Рождества: «делай добрые дела»? Ну, хотя бы это он в состоянии исполнить.

– Тридцать, – твердо заверил мужчина, – пожалуйста, мисс.

Девушка краешком губ ему улыбнулась. У нее даже улыбка получилась практически замороженной, но зато искренней. В ней не было ни капли фальши, она действительно была рада.

Рад был и Эдвард. Он только хотел ответить продавщице той же улыбкой, но она, опередив его действия, достала одну руку из кармана, потянувшись к деньгам.

От вида в буквальном смысле синих пальцев глаза Каллена распахнулись, а любое выражение лица кроме хмурости сошло на нет. Мало того, у нее была не просто замороженная, а здорово покореженная кожа. Ногти «украшала» каемка из спекшейся крови, а большой палец и мизинец были обезображены глубокими шрамами. Эдвард никогда такого прежде не видел.

Незнакомка смутилась, поспешно забрав нужную сумму и вернув руку в карман – на второй руке, видимо, было то же самое. На ее белых щеках запылал румянец, а губы задрожали. Она с трудом пробормотала «спасибо».

Джаспер краем глаза взглянул на босса, пока тот смотрел на него. Со зреющей во взгляде решимостью.

– Сетка или веревка, сэр? – окликнула его продавщица. Ель уже лежала на земле, чуть припорошенная снегом.

– Веревка, – выдал Эдвард первое, что пришло на ум. В голове у него ютились совершенно другие мысли и все они, как одна, заканчивались попыткой обогреть девушку. В таком виде она запросто могла заболеть, а мужчине этого очень не хотелось.

На сей раз незнакомка тщательно прятала пальцы от нежданных покупателей. В ее руках, хоть и дрожащих, моток веревки был податлив и легок. Она дважды обернула ель, сжав и без того узкие ветки, заставляя их приникнуть, ища защиты, к стволу. Приступала к третьему, так и не попросив помощи.

– Мистер Каллен, – у Джаспера, видимо, так же имелись кое-какие соображения, которые ему хотелось озвучить. Возможно, в них было и что-то дельное… но телефонный звонок опять помешал.

– Элис, – водитель с некоторым смущением взгляну на дисплей, – наверное, забыла что-то внести в список покупок…

– Ответь ей, – отозвался Эдвард, куда более заинтересованный движениями продавщицы. Ее пальто было достаточно длинным, до колена, дальше шли джинсы, но плотностью они не отличались. Чем активнее она двигалась, тем теплее было, это ясно. Но почему-то мужчине казалось, что в спешке есть и другой смысл.

Уилток снова отошел, приглушенным тоном высказывая жене свое недовольство ее несвоевременными звонками, но на этот раз Каллен даже случайно не мог его подслушать. Неожиданно появившееся время ему захотелось использовать с толком. Впервые самому.

– Откуда у вас ели? – к забору он прислониться не решился, но ладонь поверх одного из деревянных столбов все же устроил. Задал свой первый вопрос.

Девушка опасливо обернулась, потирая саднящие от острых иголок пальцы друг об друга.

– Из соседнего леса. Тут запрещено рубить.

– Здесь товар поинтереснее…

– Правила, сэр, – она едва заметно пожала плечами, словно извиняясь, – не мы их пишем. Ваша ёлка готова.

Подняла дерево с земли, спрятав руки в иголках. Самостоятельно удерживая тяжелый ствол на весу, поднесла его к невысокому заборчику-ограждению, обнаружившемуся у входа. Прямо к единственному потенциальному покупателю.

– А почему именно здесь? – забрав трижды ненужное рождественское дерево и не щадя пальцев, не унимался мужчина.

– Где дали лицензию, там… там и… – продавщица прервалась, не дойдя до конца фразы. Ее за мгновенье расфокусированный взгляд сошелся на металлической изгороди, за которую поспешно схватилась рукой. Даже факт стеснения отступил.

Но пальцы, видимо, оказались недостаточно сильными, дабы удержаться… меньше, чем через секунду, продавщица, как и ствол только что проданной ели, оказалась на снегу.

По-детски неуклюже упершись коленями и ладонями в землю, в самое нутро снежного покрова, тщетно пыталась ровно вдохнуть. Волосы, вырвавшись из плена воротника, длинными волнами накатили на белоснежный берег сугробов, а голова устало склонилась ближе к земле.

В этот момент дерево потеряло для Каллена всякое значение.

Легко переступив через небольшое ограждение, он оказался внутри проволочного загона, рядом с девушкой.

– Как вы? – взволнованно позвал, приседая рядом.

Карие глаза попытались его утешить. Слабо, практически немощно, но с явным желанием.

– Все в порядке, я просто…

Она говорила и хотела подняться. Держалась за землю крепче, прикладывала усилия, чтобы послушались и ноги, но безрезультатно. Не получалось.

– Давайте я помогу, – Эдвард с готовностью протянул руку, игнорируя и снег, и метель, и даже холод. Его перчатки в машине, его пальто распахнуто, про шапку никто даже не слышал, но все это – второстепенно. Сейчас его больше всего тревожила незнакомка.

С предложением она колебалась. Спрятанные в снегу ладони не хотела снова показывать, это пугало ее – Каллен заметил. И не стал вынуждать. Руками обвил за тонкую талию, медленно поднимая с земли.

Когда продавщица снова оказалась на ногах, выглядела куда хуже, чем до падения.  Ее била крупная дрожь, губы похолодели еще больше, а на лице появился совсем нездоровый румянец, намекавший, что дело плохо.

Она не знала куда себя деть от двух незнакомцев, а Эдвард не знал, что делать с ней. Но то, что оставить все как есть не может, понимал предельно ясно.

– Вы совсем замерзли, – пробормотал, пока еще не чувствуя достаточную уверенность, что сама она способна удержаться в вертикальном положении, а потому и не отпуская ее, – нужно согреться.

– Нет-нет, сэр, я… – ей бы очень хотелось остаться к нему равнодушной, это было заметно по перепуганному взгляду, но то, что Эдвард так и пылал теплом, еще не успевшим выветриться за недолгое стояние на морозе, сделало свое дело. Обледеневшей щекой – хотела того или нет – к его плечу она прижалась. Проигнорировала даже россыпь снежинок на рукаве пальто.

– Мистер Каллен, – взволнованный голос Джаса из-за спины вынудил мужчину повернуть голову, – что случилось?

Водитель вряд ли верил тому, что видел. И с недоумением смотрел на босса, девушку и валяющуюся у их ног упакованную веревкой елку, заварившую всю эту кашу.

В принципе, Эдвард и сам не особо понимал, что делает. По логике вещей и здравому смыслу, он должен был просто забрать свое колючее дерево и вернуться в автомобиль. На крайний случай продавщице можно было оставить перчатки или шапку, не больше – просто чтобы знать, что она не окоченеет окончательно. Но ощутив рядом дрожащее тело, второй раз заприметив неестественное выпрямленные покореженные пальцы, обратив внимание на едва заметные облачка пара из ее рта, Эдвард окончательно склонился к было проскользнувшему мимо решению. И не считал его больше безумным.

– Джаспер, ей нужно согреться, – твердо заявил он, – подгони машину поближе.

– Нет! – напомнив о том, что все же умеет разговаривать, недовольная таким поворотом событий, незнакомка поспешно выдохнула, попытавшись отстраниться от мужчины, – сэр, пожалуйста… со мной все в порядке. Давайте… давайте вы заберете елку и уедете, а я верну вам деньги? Тридцать долларов, сейчас…

– Джас, – предупреждая ее лихорадочные движения по поиску денег, мужчина взглядом дал парню свое указание. И то, что по поскрипывающему от мороза снегу он направился к машине, сорвало со сдержанности упрямицы последние оковы.

– Сэр, – забормотала она, не скрывая усилившегося озноба и застучавших уже не только от холода, но и от ужаса зубов, – мистер, ради Рождества… пожалуйста, не надо…

Надежды в ее дрожащем голосе не было, лишь призрачный отголосок, улетающий вдаль. Но капелька веры еще была. Капелька веры в море мольбы. Со стороны могло бы показаться, что это то самое заветное желание, которое она всю жизнь мечтала озвучить Санте и присутствовать при его исполнении.

Набравшись смелости, она даже посмотрела ему в глаза – снова. Однако теперь с зарождающимися внутри слезами.

– Рождество не лучшее время для переохлаждений, – мягко, удивив самого себя больше, чем незнакомку, заметил Эдвард, – и уж тем более для пневмонии.

А затем он, уже не чувствуя что делает что-то неправильное, с преступной для раскалывающейся спины и ледяной пурги легкостью, скинул пальто. Продавщица едва не задохнулась, заметив, что оказалось на ее плечах, поверх собственной одежды.

Каллен даже не поежился. Краем глаза подметил, что Джаспер уже выруливает с обочины, разворачивая машину. Не пройдет и минуты, как подъедет.

– С-сэр…

– Как вас зовут? – спросил он, приседая перед ней и ровняясь ростом. Рук все еще не разжимал, боясь лишить девушку необходимой опоры.

Она опустила глаза ниже, проглотив всхлип. На щеках, присоединяясь к маршам зубов, показались-таки слезы. Потекли вниз двумя тоненькими струйками.

И впервые за столько лет сердце у Каллена защемило от вида плачущей женщины.

– Меня Эдвард, – с добродушной улыбкой, на которую, как считал, был совершенно неспособен, проговорил он. Привлекая внимание, стараясь хоть немного вызвать доверие, легонько погладил продавщицу по плечу.

Утешило это ее или нет, он так никогда и не узнал, но имя после подобного жеста услышал. Почти сразу же, хоть и тихо:

– Изель.

– Изель, – перехватив пока еще тоненькую, пока еще прозрачную ниточку, ласково повторил он, – очень приятно познакомиться.

Она шумно сглотнула, пробормотав «мне тоже», но Эдвард мог поклясться, что страха в ее глазах стало меньше.

– Изель, – терять установленной связи Каллен не собирался, все ее робкие движения навстречу, все ответы лишь придавали решимости. Причем была она настолько ощутима физически, что пурги и мороза он не замечал, хоть никогда прежде в такую погоду не выходил из дому в одном пиджаке, – послушайте, мы не причиним вам вреда – ни я, ни Джаспер. Мы только лишь согреем вас, чтобы вы не заболели. Нет никакого повода бояться.

Сзади вспыхнули фары – машина припарковалась совсем рядом, в десяти шагах от елочного базара, прямо напротив них. Уилток легким касанием кнопки опустил передние стекла, кивнув Каллену.

– Пойдемте, – Эдвард не сильно, скорее уговаривая, чем призывая, потянул Изель к автомобилю, – всего на пару минут, обещаю. Ёлка?.. А, ёлка. Я заберу, не волнуйтесь.

Про себя он усмехнулся ее испуганно брошенному взгляду на ель позади, оплаченную, упакованную, но в машину так и не погруженную, однако вслух не произнес ни звука. Слишком ценно было то, что девушка шла за ним. Малейшая ошибка, малейшее неверное движение – и все. Все старания пойдут насмарку.

Продавщица не скрывала, что все еще опасалась Каллена и уж тем более его автомобиля, держалась наготове, чтобы, если будет нужно, вырваться из рук мужчины, прогнувшись назад, и сбежать, но в целом вела себя достойно. Смущалась одного – стучащих зубов. Но как раз эту проблему Эдвард намеревался решить за ближайшие минуты.

– Садитесь, – гостеприимно раскрыв перед нежданной гостьей пассажирскую дверь заднего сиденья, проговорил мужчина. И только когда убедился, что устроилась Изель удобно, закрыл ее, обходя автомобиль дабы сесть самому.

В салоне пахло кофе. Эдвард удивленно изогнул бровь, заметив это, но тут же нашел объяснение: у Джаспера в руках был термос и небольшая железная чашка-крышка от него. Из нее и вытекал запах горячего напитка.

– Попейте, – предложил он, – так быстрее согреетесь.

На Уилтока Каллен бросил одобряющий взгляд, от которого тот вежливо улыбнулся. Видимо, он опасался, что такое предложение босс мог посчитать наглостью.

– Спасибо, – слишком сильно стесняясь поврежденной кожи, чтобы скрыть это, девушка очень нерешительно забрала предложенную чашку. Но как только истосковавшиеся по теплу пальцы коснулись горячих стенок, стеснение отошло на задний план. Прерывисто выдохнув, Изель крепко-крепко прижала к себе неожиданный дар.

Джас тем временем включил печку на максимум, оба вентилятора направив в сторону продавщицы.

Эдвард, наблюдающий за ней, едва ли не с радостью заметил, что больше она не считала их насильниками или маньяками и чувствовала себя свободнее. Похоже, даже немного расслабилась.

На окне красовались нарисованные морозом узоры, внутри которых, как в рамке, как на чудной картинке, при свете фонарей шоссе красиво летели вниз снежинки. Каллен никогда не считал снегопад привлекательным, но сегодня думал как раз наоборот. Любовался им… и Изель тоже любовалась, что было видно по ее зачарованному взгляду за окно.

– Что же вы в такую погоду так легко одеваетесь? – пожурил Эдвард, поправляя пальто, чуть сползшее с плеч своей новой обладательницы, – нужно гораздо теплее.

Ее синие губы дрогнули в улыбке, оторвавшись от кофе. Эдвард второй раз получил теплый карий взгляд, залитый благодарностью и незаметными огоньками смешинок.

– С утра погода была куда лучше, – объяснилась она. В салоне горела лампочка, пусть и тусклая, а значит, его лицо она видела достаточно хорошо, прямо перед собой. Но не дрогнула и не испугалась. Улыбка была все той же, искренней. Шрам не вызывал в ней отвращения… она понимала, каково это.

– Вы здесь с утра? – недоумевающий от ее спокойствия, которого сам добивался еще три минуты назад, спросил Эдвард, чтобы хоть как-то вернуться к разговору. Отвлечение было слишком близко…

Сделав еще глоток, Изэль неспешно кивнула. Медленно, но верно из посиневших, практически лишенных цвета, губы становились красными.

– Эта работа всего на десять дней, потому график достаточно жесткий.

– И до какого времени вы здесь?

– До десяти. С восьми до десяти.

Бросив взгляд на часы, Эдвард уловил, что стоять ей здесь еще полтора часа. Время сравнительно небольшое, тем более после того, как погреется и выпьет еще кофе… должно хватить. Но непонятное опасение, забравшись внутрь, запершило в глотке.

– И что же, вы здесь совсем одни?

Этот вопрос по вкусу ей не пришелся. Едва отогревшись, Изель снова вздрогнула, крепко поджав губы – сомневалась, какой ответ правильнее дать. Окончательно, значит, еще не поверила, зачем в этой машине.

– Хозяин обещал заехать за час до закрытия, – в конце концов, медленно проговорила она, нервно облизав кофе с губ, – рабочие вопросы…

Эдвард с единого взгляда уловил ложь в этой фразе. Как опытный маркетолог, обученный по движениям губ, блеску глаз и даже самым незначительным морщинкам определять правдоподобность слов своих «жертв», не повел и бровью, никак не продемонстрировал этого, но для себя подвел окончательный итог – сказала исключительно в целях самообороны.

Будто бы если они хотели бы что-то сделать, получаса им бы не хватило…

…Изель пробыла в машине еще пять с половиной минут – не смогла отказаться, хоть и очень хотела, от второй кружки заготовленного Джасом кофе. Глоток за глотком, движение за движением – осушила и эту. И уж тогда засобиралась уходить.

– Большое вам спасибо, – с неподдельной благодарностью произнесла, открывая дверь наружу. Осторожно сняла пальто Каллена, возвращая его хозяину, и выпустила наружу специально заготовленный для него взгляд. Проникновенный, добрый и теплый. Эдвард даже не поверил, что улыбается она ему.

– Не за что, – поспешно проговорил он, смутившись.

И на сей раз хмыкнула девушка.

– Вы ведь заберете ёлку, Эдвард?

Точно. Рождественское дерево…

Каллен вышел следом, впервые обрадовавшись тому, что решил все же последовать новогодней традиции. Пальто накинуть поленился, шествуя рядом с продавщицей все в том же тонком пиджаке.

– А вы простудиться не боитесь? – негромко поинтересовалась она, чуть прищурившись.

Эдвард хмыкнул.

– Вряд ли это возможно.

Изель посмотрела на него из-под опущенных ресниц, с ноткой снисхождения, но все же мягким призывом думать головой о том, что делает. Исключительно о тепле, конечно. Исключительно о здоровье.

– Я так не считаю, – и коснулась пальцами его плеча, практически ударив током. Эдвард вздрогнул, ощутив этот знакомый разряд, пробегающей по венам и ударяющий в самое сердце. Электричество. Самое настоящее.

И его присутствие мужчина расценил как предупреждение от собственного сознания. Посчитал его своевременным и верным – нельзя заводить новых связей. Еще старые саднят…

– Благодарю, – сухо произнес он, мгновенно стирая с лица любой намек на улыбку, отстраняясь от девушки и забирая голыми руками, тут же защипавшими от мороза и замерзшие от снежинок, ель со снега, – счастливого Рождества, мисс.

Продавщица понимающе кивнула, за робостью скрыв свою обиду. Поспешно убрала руку, пристыдившись предыдущего жеста, и с подрагивающей улыбкой отозвалась:

– И вам счастливого Рождества, сэр. Спасибо за покупку и… кофе.

Тот удивился такому взгляду. Он не хотел задеть ее и уж точно не имел никакого отвращения к поврежденным пальцам, наоборот, все это время лишь хотел их коснуться, чтобы как следует согреть. А то, что Изель восприняла его реакцию как отторжение... резало. По живому.

Он остановился с ёлкой на полпути к автомобилю. Обернулся, не выдержав, и посмотрел ей в глаза. Прямо в глаза, которые от удивления отвести не успела.

Вернулся быстрее, чем мог ожидать. Подошел слишком близко, все еще не выпуская из рук плюгавенького дерева.

– Изель, – произнес, шумно сглотнув и постаравшись сделать все, чтобы голос не дрожал, – а какие у вас планы на это Рождество?

На ее лбу прорезались несколько морщинок. Порозовевшие щеки, кажется, опять покраснели, но не от холода, а глаза наполнились чем-то волшебным.

– Я… – думала, говорить или не говорить. Но заметив то, с каким ожиданием на нее смотрел поздний покупатель, все же решилась, – я особенного не планирую… равиоли с грибами, теплая ванна… да, ванна. И какой-нибудь фильм, наверное.

От приятных мыслей ее лицо посветлело, глаза мечтательно прикрылись – такие рассуждения явно доставляли ей удовольствие. Все же не согрелась до конца.

– И что же, никого не позовете?

Она мотнула головой, задумавшись.

– Ко мне обычно никто не ходит… да и звать некого.

Эта фраза предала Каллену решимости. Той недостающей, той так жизненно важной. По крайней мере, он хотел попытаться и, если придется, смириться с отказом. Но не уехать, зная, какого Рождества себя лишил.

– Изель, а можно я приду? – тихо спросил он.

Девушка растерялась.

– Я… – выдохнула, стараясь правильно отреагировать, – Эдвард, вы, наверное, просто не представляете себе моей квартиры…

– Мне все равно где она и как выглядит.

Продавщица нервно облизала губы, сведя туже ворот своего пальто. От метели ее волосы снова припорошило снегом.

– Вы просто не видели…

Эдвард всеми силами старался удержать внутри надежду и нетерпение, пряча их все глубже и глубже. Оставляя лицо беспристрастным.

– Значит, это «нет»?

Уголки ее губ опустились, глаза наполнились раскаяньем.

– Я все равно не уйду отсюда раньше, чем через два часа, – сожалеюще произнесла она, поморщившись, – только когда хозяин заберет ели, я смогу… уехать.  Вы замерзнете до этого момента.

– Я надену пальто.

Эдварду уже хотелось уйти. Хотелось, проглотив все эти ненужные слова, оставив хоть немного гордости внутри, развернуться и уехать восвояси. Он ненавидел навязчивых людей, он их просто не терпел! И никогда не стал бы таким же, если бы не… своя квартира. При одной-единственной мысли о предстоящем торжестве среди молчаливых темных стен, у него чуть не потемнело в глазах. Пытки, сравнимой по жестокости с этой, еще стоило поискать. А боль заставляет переступать все принципы и, порой, даже самого себя.

– Если так не боитесь холода, то конечно, я буду рада пригласить вас, – его сомнения Изель рассеяла за каких-то полсекунды. Хватило одного взгляда, в котором не было раздражения или нежелания встречать его. Наоборот, ей тоже… хотелось. Может быть не так сильно и не так очевидно, но хотелось. Не смогла скрыть.

– Не боюсь, – с жаром отозвался Эдвард, расслабленно выдохнув, – я подожду. Спасибо за приглашение.

– Пожалуйста, – она очаровательно улыбнулась, посмотрев на него со смущением из-под опущенных ресниц. И теплоты в карих глазах хватило бы, чтобы согреть его не только этой ночью, но и любой другой. Окончательно, без какого-либо пальто.

«Ég á líf».

В двадцать два сорок три, после того как хозяин Изель, Рэй, забрал свой товар в синий микроавтобус и увез в неизвестном направлении, после того, как такси, сменившее Джаса, отпущенного к семье, довезло их на окраину города, к маленькому домишке возле самого поля, Эдвард вошел в квартиру своей новой знакомой, осторожно прикрыв деревянную дверь. В руках у него была ёлка, купленная сегодня в девять, а за спиной сама девушка. «Спасительница», как ему мысленно нравилось ее называть.

Они устроились на диване перед стареньким телевизором и Изель, извиняясь за беспорядок – вслух, и крохотность своего жилья – молчаливо, одними глазами – принесла им по чашке глинтвейна. Это был первый раз, когда Эдварду понравилось вино. Когда он пил его, не гадая, где дно бокала.

Они говорили. Каллен уже не помнил о чем, да и не хотел особенно вспоминать потом, нежась в доселе невиданном по приятности состоянии, но явно были темы о работе, праздниках и развлечениях. Он рассказал Эль, как предложила девушка ее называть, о своей компании, а она ему о тяжком бремени продавца ёлок и не менее тяжком, дизайнерском. Эдвард изогнул бровь и она, смутившись, пояснила, что в остальное время года занимается оформлением залов для свадеб и юбилеев.

В тот момент он подумал, хоть вслух пока предложение и не озвучил, попробовать посотрудничать с Эль и в профессиональном плане. Как оформитель, она вполне могла заниматься и макетами, а рекламному агентству всегда нужны свежие идеи.

По телевизору началась какая-то рождественская сказка, но Изель сделала звук тише, явно намереваясь продолжить разговор. Ей нравилось с ним разговаривать, что было для Эдварда в новинку. Но самое интересное, что нравилось и ему…

Когда глинтвейн почти закончился, Эль спросила о его семье. И Каллен, не успев себя остановить, выложил подноготную о расставании с Черити. О том, как вернулся домой, увидев оставленное письмо с ее подписью и, прочитав, узнал, что захотела отношений с нормальным человеком, а не психом. Устала ждать его срывов…

– Вы так часто ругались? – девушка немного напряглась, но не испугалась. Заострила внимание не на том, что было нужно.

– Мы не ругались, она действительно устала опасаться… меня, – мрачно выдал Эдвард, отставив пустую кружку на журнальный столик, – Эль, я ведь действительно… того.

Она хмыкнула, недоумевая неудачной шутке.

– Что ты такое говоришь? – нежно спросила, погладив по сжавшейся в кулак ладони.

Этот жест – простой, особенно ничего не значащий, но такой необходимый сейчас, сорвал со сдержанности Каллена последние оковы. Он рассудил, что бояться ему уже нечего. Что столько времени ждал, пока хоть кому-то можно будет сказать…

– В детстве я трижды был в клинике, – произнес он, чуть поджав губы, – они ставили мне разные диагнозы и по-разному лечили. А однажды мне надоело…

И он наглядно подтвердил все сказанное, проведя кончиками пальцев по своему шраму. От подбородка к вискам, полукругом. Без опасения.

– Я попытался перерезать… но успели. Зачем-то.

Изель сожалеюще прикусила губы, на ее лбу опять появились несколько морщинок.

– В клинике, которая?..

– Для сумасшедших. Для детей с психиатрическими проблемами, – мрачно доложил Каллен,  – в восемь я чуть не удушил своего соседа по парте… тогда это и началось.

Его потряхивало от знакомых болезненных воспоминаний и Эдвард с трудом сдержался, дабы не выпустить наружу всю ту настоящую ярость, которая каждый раз охватывает при мысли о том дне сознание.

Эль инстинктивно отодвинулась немного назад, ближе к подлокотнику дивана. Вынудила его стиснуть зубы.

– Я тебя не трону, – дрогнувшим голосом пообещал он, зажмурившись, – не бойся. Я уже ухожу, все в порядке.

Поднялся, случайно двинув ногой журнальный столик. Девушка дернулась, подскочив на своем месте, однако так еще ничего и не сказала.

Но как только он, извинившись, сделал первый шаг в сторону двери, пришла к какому-то решению. Для себя.

– Я тебя не отпускала, – мягко произнесла, забрав с дивана плед и накидывая ему на плечи. Точно так же, как он ей свое пальто не так давно. С тем же блеском в глазах, обнажающим переживания. – Там же так холодно, а сегодня праздник… мы еще не ели равиолей, помнишь?

Эдвард смотрел на нее и не мог поверить в то, что происходит. Смотрел, как осторожно, выверяя каждый шаг, но не потому, что сама боится, а потому что опасается его напугать, подошла ближе, привстала на цыпочки, и… поцеловала его. С необъяснимой нежностью.

– Все хорошо, – неслышно прошептала, на мгновенье оторвавшись и заглянув в глаза, – все хорошо, Эдвард… не надо уходить.

Своих ладоней, которых никому не доверяет и никому не показывает, больше не прятала. Бережно переплела с его пальцами, приникая ближе к мужчине. Прижалась к нему.

Как самое сокровенное, что может быть, Каллен принял этот жест. Ответил на поцелуй, сморгнув навернувшуюся на глаза соленую влагу.

– Неужели совсем не боишься?.. – его дыхание щекотало ее кожу, отчего Изель усмехнулась. Он же верил, убеждая себя, что небезосновательно, что Эль не повторит поступков Эсми и Черити. Она другая. Она уже с ним, она не дала уйти… она его понимает.

– Нет, – в такт его мыслям уверила девушка с такой честностью, в которой не усомнится, – ты же спас меня от холода, Хранитель. Как можно…

Эдвард, глубже вдохнув, широко улыбнулся, прикрыв от наслаждения глаза. Мгновенно ощутил все тепло и всю заботу, что излучала эта девушка. И излучает, каким бы несбыточным не казалось такое желание, для него.

Сердце сладкой болью защемило, а во рту стало сухо. Но вовсе не от ярости, боли или страха.

От настоящего, почти осязаемого счастья, которое, как он полагал, было ему недоступно.

Через час после наступления Рождества, когда часы уже изменили дату в электронном календаре и высветили на своем дисплее пожелания счастливого праздника, Изель уняла последнюю боль, которая тревожила Каллена. Заприметила ее случайно, когда они добрались до постели, все еще не разжимая рук. Когда Эдвард опустил ее на простыни и, нагнувшись сверху, опираясь о спинку кровати, неожиданно застонал…

У нее оказались волшебные руки. Нежными, трепетными касаниями, не лишенными, впрочем, нужных умений, Эль порхала пальцами по его коже, убивая последние огоньки застарелого неудобства в мышцах. Они податливо расслаблялись под ее властью, исцеляясь. А на коже оставалось легонькое покалывание, за которое Эдвард, как теперь понял, мог свернуть горы.

– Легче? – нагнувшись к его уху, поинтересовалась она. Легонько поцеловала чуть ниже виска – край шрама.

– Гораздо… – он с удовольствием выдохнул, блаженно улыбнувшись, – ты даже не представляешь, насколько…

Маленькая победа ее окрылила. Изель выглядела по-настоящему счастливой, когда услышала это.

А потом засмеялась, едва Каллен перевернул ее на спину, меняя их положение. Снова навис сверху, но теперь с улыбкой, а не гримасой боли. Теперь спина его больше не беспокоила…

– Отметим удачную покупку ёлки? – вкрадчиво позвал он, с небывалой нежностью глядя на девушку. У нее был чудесный румянец на щеках, очаровательные пухлые губы, скулы, которые хотелось целовать бесконечно и неимоверно гладкая персиковая кожа. Не белая, не ледяная… теплая. Как в сказке.

Эдвард до сих пор не мог взять в толк, за какие прежние деяния этой ночью ему так повезло. Он знал, что уже не отпустит от себя это создание с каштановыми локонами, разметавшимися по подушке и согревающими карими глазами. Если он еще не влюбился в нее – как в глупой детской россказни, под стать инфантильным принцам, с первого взгляда – то уже точно был близок к этому.

И завтра за то, что свернул на четыреста тридцать четвертое шоссе, намеревался отблагодарить Джаса по-настоящему. Как и всех тех, кто организовал такой подарок, разобрав накопленные им дела для рождественского вечера…

– Ты что, больше не купишь ёлок? – засмеялась Эль, прогнувшись, чтобы пустить его руки под свою спину и понежиться в крепких объятьях, – у меня их целый базар, а Рождество уже наступило…

Эдвард хмыкнул, невесомо поцеловав девушку в лоб.

– Для начала нам бы украсить эту, – и кивнул на несчастную зеленую колючку, замершую в углу комнаты. Теперь эта ёлка казалась ему самой красивой из возможных. Теперь он всегда будет покупать рождественское дерево.

– А ты мне поможешь? – просительно прошептала Эль, аккуратно погладив оставшуюся часть его шрама, с трепетностью. Эдвард едва не замурлыкал… ей действительно было жаль!

– Обязательно, – легонько, не желая напугать, поцеловал покореженные пальцы. Сначала на левой руке, потом на правой. С сожалением.

– Неудачно прокатилась на лыжах, – словно бы извиняясь, виновато проговорила Изель.

Мужчина утешающе пригладил каштановые волосы:

– Я научу тебя, чтобы больше такого не повторилось. И поеду рядом.

– Хранитель… – ее губы изогнулись в очаровательной улыбке, а глаза подернулись прозрачной пеленой, – спасибо…

Эдвард был не в состоянии больше сдерживать ласки, трепещущей внутри и рвущейся на свободу от вида этой женщины:

– Пожалуйста, моя девочка. Счастливого праздника. – Сладко пробормотал он, не стесняясь своего голоса и вырвавшихся наружу эмоций, и отмел все разговоры, склонившись над ее безупречным телом, – если ты так хочешь, я куплю все ёлки… для тебя.

А потом провел дорожку поцелуев по ее шее, спускаясь вниз. Наслаждался возможностью сделать это:

- У меня есть жизнь, Эль… у меня теперь тоже есть жизнь. «Ég á líf»!

И засмеялся. Заливисто. Счастливо.