Ночью температура графа стала ещё выше, чем днем. Изабелла, не отходившая от его кровати ни на шаг, постоянно говорила с мужем, пыталась внушить, что все в порядке, и лекари исправят ситуацию.

Седовласые господа, в свою очередь, прикладывали все возможные усилия – за спасение жизни графа каждому из них был обещан особняк со штатом прислуги.

Но какими бы не были стремления получить награду, все средства были бесполезны. Были испробованы все методы, но ничего не помогало.

Сбить жар никак не удавалось, и, наконец, даже лекари опустили руки.

- Мне очень жаль, графиня, - сочувственно произнес тот самый, что пытался образумить молодую женщину утром, – но ничего не поделаешь, мы бессильны.

- Сколько?.. – не в состоянии выговорить предложение полностью, обратился к ним граф. Его бред грозил вот-вот начаться снова, и он торопился завершить все, что должен. Ему хотелось узнать время. Точное время, которое осталось.

- До утра, - опустив голову, сообщил помощник первого лекаря. – Может быть, чуть дольше – до полудня.

Прикрыв глаза, Эдвард сдавленно кивнул.

Изабелла, побледневшая куда больше обычного, молча выпроводила мужчин за дверь и снова села на край кровати.

- Значит, так нужно, - пробормотал граф.

- Ну почему?.. – ещё одна слезинка прокатилась по лицу Изабеллы. – Почему с нами? Господи, почему!..

И вот уже не одна, а десяток соленых слез стекали с атласных щек графини. Ей было горько. До ужаса горько. Она так хотела вернуться назад, в день своего отъезда, и все изменить! Мария уже сообщила ей, что граф выезжал на охоту даже тогда, когда началось недомогание. Получается, он сам загнал себя в гроб…

Если бы она была здесь! Она бы его не пустила, остановила, уберегла!..

Но, как известно, утраченного не воротишь…

- Изабелла, все бумаги у сэра Арчибальта, забери их после похорон, - путаясь в словах, изложил свои мысли мужчина, чем лишь усилил поток слез жены.

- Эдвард, прости меня, - пропуская мимо ушей предыдущую сказанную фразу, шепнула Изабелла. Её плечи вздрагивали, грудь часто вздымалась, корсет казался как никогда тесным и неудобным. Но пошевелиться не было никаких сил… - Я не имела никакого права уезжать. Я не хотела… Пожалуйста, прости меня!

- В этом нет твоей вины, - граф приложил некоторые усилия и легонько сжал белую ладошку в своей. – Может, так и лучше… Да, так лучше.

- Не говори такого. Не лучше, - отрицала она. – Лучше бы я заболела. Лучше бы ты меня похоронил, а не наоборот.

- Никогда бы такого не случилось, – уверенно шепнул в ответ граф.

И Изабелла действительно знала это. Он бы нашел возможность спасти её. Созвал бы всех лекарей страны, был бы рядом, помог, поддержал… Она же самое тяжелое время провела вдалеке, а когда приехала, стало уже слишком поздно. Другие доктора не сумеют доехать до рассвета. Никто из них не сможет так быстро прискакать даже из ближних провинций.

Приходилось смиряться, поддаваться, склоняться под гнетом злого рока. 

Рока, отбирающего у неё единственную жизненную ценность – мужа. Любимого, нежно хранимого, такого нужного и близкого человека.

Подумать только, столько преград рухнуло на пути к их счастью! Браку не помешало ни её социальное положение, ни возраст графа, ни отказ дать благословение отца Изабеллы…

А теперь все кончено.

И это окончательно.

- Я тебя люблю, - сквозь слезы выдавила графиня, обвивая руками мужа, будто бы была в состоянии забрать его болезнь себе. 

- И я тебя люблю, - шепнул граф. - Спасибо…

- За что спасибо? – женщина принялась гладить рукой его мокрое лицо. – Это я должна тебя благодарить за все, что ты для меня сделал.

- Спасибо за то, что была в моей жизни, Изабелла, - чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы, пробормотал Эдвард. – Это неоценимая услуга и одолжение, которое ты могла мне оказать.

* * *

Утром следующего дня, в девять часов до полудня, графа Мейсена не стало. Изабелла задремала на его плече перед самым рассветом, всего на час, но когда открыла глаза, обнаружила, что мужа рядом больше нет.

Поднявшись, она вытерла пальцами слезы, заправила за ухо непослушные пряди волос, расправила красное платье.

- Мы будем вместе совсем скоро, - наклонившись к уху Эдварда, шепнула она. А затем поцеловала пересохшие, холодные губы. В её голове уже созрело решение. Ей казалось, оно всегда было там, просто ждало нужного момента, чтобы сообщить о своем присутствии.

Открыв деревянный шкаф ручной работы с вырезанными на нем золотыми лилиями, она достала с верхней полки фамильный кинжал благородного рода Мейсенов, который совсем недавно оборвался – его последний представитель скончался. Графиня, как никто иной, знала всю историю семьи мужа. Единственный ребенок, которого было поручено беречь, как зеницу ока. И что? Они смогли его уберечь, а она нет.

И за это должно следовать наказание. Несомненно, должно.

Изучив серебряную поверхность ручки, графиня осторожно вытащила предмет из чехла, отшвырнув ненужную кожаную тряпицу в сторону.

На лезвие падали солнечные блики, забавно отражающиеся на стенах и паркете.

Изабелла крепко взялась пальцами за рукоять и подошла к ставням, чтобы взглянуть на солнечные дали, бесчисленные зеленые луга, безоблачное голубое небо.

Смелый солнечный зайчик обратил взор женщины на чистые листы бумаги. 

- Самое время, - робко улыбнувшись, вздохнула она.

Затем обмакнула перо в чернильницу и, не заботясь о красоте почерка, вывела адрес похоронного бюро и название сиротского приюта, куда следовало отдать все их имущество. Мария вскоре получит это послание и отдаст адвокатам. Все выйдет, не нужно сомневаться.

Вместе с запиской и кинжалом молодая женщина вернулась к кровати, уложила бумагу на прикроватную тумбочку, поудобнее устроилась на покрывалах, смотря только лишь на застывшее лицо мужчины.

И в этот момент провела острым лезвием по запястьям – сначала левому, затем правому. Алые полосы постепенно увеличивались в размерах, и совсем скоро тонкими струйками потекли по побледневшим ладоням.

Нет, Изабелла не боялась умирать. Она умерла многим раньше. В тот самый момент, когда узнала, что шанса на Его спасение нет.

Отбросив нож подальше, женщина легла рядом с графом, обвила его руками, сплела их пальцы и поцеловала мускулистую, но уже холодную шею.

- Ну вот, теперь я здесь, - шепнула Изабелла и закрыла глаза.

Свидетелями этих событий стали Солнечные Лучи, забредшие в комнату вместе с ветром. И пока тот гладил красное платье женщины, одновременно перебирая её локоны, Они смогли наблюдать, как опаловые кроватные простыни становятся темно-алого, насыщенного цвета, распространяющегося по всей поверхности покрывал все быстрее и быстрее…