- Ни за что не угадаешь, кого я видел на днях.
Джейк протягивает мне новую бутылку пива взамен уже испитой и снова плюхается рядом со мной на диван. У меня нет ни малейшей идеи, о чём речь, ведь друг мог видеть кого угодно. Несмотря на то, что Форкс нельзя назвать густонаселённым городом. Но люди тут всё-таки живут. И мои родители в том числе. Хотя я больше нет. Переехала в Сиэтл ради учёбы и так там и осталась. В Форксе нет нужды в журналистах, а я всегда любила литературу и писать что-то своё. Но сейчас у меня законные выходные, и я не собираюсь думать о работе. Я просто собираюсь проводить время с другом или в отчем доме, наслаждаться вкусной едой и выпечкой, и вином или пивом, как сейчас.
- Даже не буду пытаться.
- Каллена. Точнее, одного из них. Помнишь, я рассказывал тебе…
- Помню ли я твои сверхъестественные байки тринадцатилетней давности? О да, помню. Вампиры, которых не убить. Или убить, но кол тут не помощник, и солнце им тоже не вредит, - Джейк потчевал меня этими россказнями, ещё когда нам было пятнадцать, а то и меньше. Казалось бы, страшилка на ночь, но в те времена именно такое впечатление они на меня и произвели. На протяжении многих недель мне так и снилось, как среди темноты и ночного беззвучия, громко скрипнув старым окном, в мою комнату на втором этаже проникает вампир и без всякого сопротивления выпивает всю мою кровь из постепенно слабеющего тела. Я никогда не различала черт его лица, однако и всего остального было достаточно, чтобы просыпаться с часто бьющимся сердцем. Требовалось несколько минут, чтобы успокоиться, включив свет и удостоверившись, что в спальне никого нет. Наконец Джейк сжалился надо мной, поведав о том, что те вампиры вегетарианцы, но в отличающемся от человеческого понимания смысле. Что, согласно всё той же легенде, они как раз-таки едят лишь животных, никогда не трогая людей. Но теперь мы оба выросли, и, честно сказать, я и не думала, что он снова когда-либо поднимет данную тему. - Так где ты его видел? В магазине покупающим продукты?
- Он же вампир. Вряд ли подобное ими усваивается. Но книги они читают. Надо же как-то коротать вечность. Он был у библиотеки.
- Ну допустим. И как ты определил, что он это действительно он? Ты ведь ни разу его не видел, - я потягиваю пиво, поднеся бутылку ко рту и спрятав за ней усмешку, но, видимо, не слишком успешно, потому что Джейк хмурится и взирает на меня с неодобрением.
- Ты мне не веришь. Ну ясно. Но к твоему сведению дедушка в своё время описывал мне их всех, как они выглядят, и всё такое. Это точно он, совсем не постаревший. Он поехал в направлении горы. Тот их дом так и стоит там.
Я знаю, о какой горе говорит Джейк. Он показывал мне её как-то раз. Из окна моей тогдашней машины, будучи пассажиром, пока я находилась за рулём. Признаюсь честно, в тот момент много лет назад я поёжилась и шарахнулась от друга, когда он заявил, что был на вершине и видел дом, и что совсем не против совершить повторную вылазку уже со мной, но сейчас мне просто неинтересно. Мы ведь уже не дети, чтобы воспринимать с определённой долей вероятности существование каких-то людей, не совсем являющимися ими, и жадно впитывать легенду о том, что однажды они приедут снова.
- Ты что, проследовал за ним?
- Нет. Просто ходил с пару месяцев назад.
- Ну и пусть стоит, - пожимаю плечами я, - давай лучше ещё выпьем.
Через пару дней я еду по улицам Форкса в сторону выезда из города. Выходные на исходе, и мне пора домой. Приходится встать на светофоре, наблюдая за машинами, которым теперь позволено двигаться. Я смотрю по сторонам, когда мой взгляд падает на ту самую гору. Отсюда виднеется строение, но только самую малость. Я вздыхаю с ощущением любопытства, становящегося всё сильнее. Мне оно не надо. Мне не надо. Там никого нет. А даже если и есть, что с того? Вряд ли кто бы ни было просто признается в том, что он вампир. На светофоре так и продолжает гореть красный сигнал. А за мной всё ещё никого. Я могу сдать назад и съехать на второстепенную дорогу. Но я ведь не стану? Да, скажите это мне, уже направляющейся в противоположном направлении и в течение считанных минут достигающей подножия горы. Дальше только пешком. Если я только не передумаю. Это последняя возможность, пока я ещё едва вышла наружу. Да к чёрту всё. Я просто взберусь на холм и взгляну. Я начинаю идти довольно быстро, но темп невольно падает от осознания, что я недооценила высоту горы, рельеф почвы под ногами и мрак из-за высоченных деревьев. Я то и дело спотыкаюсь о корни, или ступни опутывают стебли вьющихся по земле растений, и спустя время, которому я потеряла счёт, я всё-таки падаю на колени, подставив руки, и по ладоням определяю, что пошёл дождь. Капли приземляются на кожу, но он слабый, тихий и почти не ощущается. Я бы и не заметила, если бы так и шла вверх. Точнее, заметила бы, но не сразу. Это просто дождь. Ничего такого. Я поднимаюсь и снова иду вперёд. Так или иначе позади уже наверняка больше половины пути. Развернуться будет хреново.
Я натягиваю капюшон, внимательно смотрю под ноги, но дождь усиливается. Становится косым. И перед глазами возникает влажная пелена, из-за которой всё труднее ориентироваться на местности. Я огибаю деревья, поднимаю лицо, чтобы взглянуть в сторону вершины и, возможно, различить очертания дома, но ничего. Впереди ничего. По-прежнему исключительно деревья, кусты и земля. Всё теперь грязное и неприятно мокрое. И я тоже. Потому что руки так и хватаются за стволы, то одна, то другая, и одежда меня холодит, а ноги перестают слушаться. Я не сдаюсь. Просто решаю передохнуть минуту. Или две. Привалившись к ближайшему стволу. Ладони саднит, и, подняв правую руку вверх, присмотревшись, я различаю небольшие порезы на коже. Уже сгущаются сумерки, как будто я тут уже несколько часов. Но, может быть, то обманчивое ощущение, вызванное облаками и пасмурной погодой. В любом случае я выдохлась. Промокла. Хочу пить. А вокруг лишь пугающий лес, который я не считала таковым, когда только ступила на опушку. Здесь ничего не найти. Ни воды, ни источника огня, чтобы согреться. У меня и спичек-то нет. Даже если бы я отыскала хоть одну сухую деревяшку, от неё самой по себе никакого толку. Дура, какая же я дура. Просто неподготовленная дура. У которой с собой только телефон… Телефон… Я же могу позвонить и, сделав усилие, достаю его из кармана куртки. Но чёртов сотовый не пропускает вызов.
Я пытаюсь ещё и ещё, набирая Джейка, ведь он быстро поймёт, где я есть, но спустя четыре попытки вижу значок отсутствующей связи. Совсем отсутствующей. О чёрт, я сгину в этом лесу. И ради чего? Если бы там кто-то был, он бы слышал меня. Согласно легенде, у них превосходный слух. Там никого нет, или ему или им попросту всё равно на какого-то человечка. Не есть не значит спасать. Глаза слипаются, словно склеенные влагой на ресницах, когда я смутно различаю размытый человеческий силуэт, передвигающийся впереди на скорости, которую можно сравнить только с сильно ускоренным видео. Но я моргаю, а подняв веки, уже ничего не вижу. Лес снова пуст. Или и был пуст. Да, скорее всего. Мне просто показалось. Но когда силуэт становится человеком... человеком не более, чем в трёх шагах от меня, моргнуть мне уже не помогает. Он остаётся там. На нём тоже мокрая одежда. Измятая рубашка, брюки, ботинки. Он выглядит хищником с раздувающимися ноздрями, а его взгляд ничем не лучше. Свирепый и будто оскорблённый тем, что кто-то посмел зайти столько далеко. Его руки сжаты в кулаки, так что, вжавшись в дерево, я не могу не испытывать страха. Он одолевает меня. Мурашками уже не от холода и тем, как сердце словно проваливается куда-то вниз внутри меня. Я умру? Этот человек меня убьёт? Я боюсь даже думать. Если да, то пусть это произойдёт быстро.
Он хмурится, будто не может решить сложную математическую задачу, просто смотрит то на меня, то на телефон в моих руках, и, сглотнув, я убираю тот в карман. Не знаю, зачем. Просто автоматически делаю это. И вот тут мужчина приближается ко мне. Хватает меня агрессивно, но не чтобы убить. По крайней мере, не сейчас. Я дёргаюсь, но ему хоть бы что. Сузив глаза, будто предупреждая не быть глупой, он подхватывает меня на руки. С его скоростью, точно не человеческой, я вижу дом словно уже через секунды. Одноэтажный, стоящий в окружении папоротников и деревьев, с белой входной дверью и с покрытой серой черепицей крышей. Над дверью светит фонарь, ослепительно яркий для моих привыкших ко мгле глаз. Я зажмуриваю их, когда мужчина опускает меня на землю, только чтобы открыть дверь, прежде чем перетащить моё почти безвольное тело через порог и оставить на диване. На белом диване, с которым я соприкасаюсь своей промокшей одеждой, но он такой мягкий, и мне так приятно на нём лежать, что на секунду или две я позволяю себе уткнуться головой в подушки, но потом упираюсь на локти. Моего спасителя, хотя это ещё неизвестно, нигде не видно. Я одна в этой комнате, наверняка являющейся гостиной. Она обставлена именно так. Здесь темно, но лишь потому, что за окном поздний вечер. В остальном она не выглядит мрачной. Никаких чёрных стен или чего-то подобного. Я уже не настолько сонлива, как была. Могу различать детали обстановки, в которой нахожусь, и осознавать себя или то, что в меня летят сухие вещи, когда неизвестный мужчина возвращается обратно вполне человеческим шагом. Но его голос не слишком-то и приветлив. От брошенного слова исходит требование и ярость, не говоря уже о том, что незнакомец и не пытается выглядеть добрым. Поджатые губы однозначно выдают его нежелание возиться с кем-то вроде меня, но я тоже это не выбирала.
- Раздевайся, - велит он, начиная стягивать с себя рубашку, расстёгивая пуговицы. Я смотрю, завороженная, ведь, давайте честно, он не стар, в том смысле, что он действительно выглядит молодым, который легко способен сойти за тридцатилетнего мужчину в пересчёте на человеческий возраст. На свету, может быть, я дала бы ему и меньше, но когда вокруг тени... Хотя они не мешают мне понимать, что он дико красив, пусть это и холодная красота. Из-за всего этого смысл его фразы доходит до меня с немалым запозданием.
- Ты не получишь этого, - убеждённо заявляю я, пытаясь игнорировать то, что мне нечем защищаться. Да и разве существует оружие, способное ему навредить? Джейк рассказывал, что единственный способ убить это разорвать на кусочки и сжечь. Но этот способ точно не годится для применения человеком. Но и не сопротивляться я не буду.
- Чего именно? Секса что ли? Я и не хочу.
- А у тебя был хоть раз? - вырывается из меня, и клянусь, что он склоняет голову, лишь бы скрыть намёк на улыбку. Значит, он, наверное, всё-таки способен улыбаться. Или это у него такая гримаса, а не улыбка.
- Это одежда моей сестры. Снимай свою и переодевайся. Мне ни хрена не нужно, чтобы ты заболела. Я жду, - он снова поворачивается лицом ко мне, прервавшись в снятии верхней части своей одежды. - Или тебе помочь?
- Отвернись, - только и говорю я. Он вздыхает, но всё-таки отводит взгляд. Я не без труда стаскиваю с себя вещи, которые, будучи мокрыми, неприятно елозят по телу и тем самым затрудняют процесс избавления от них. Но я справляюсь, в том числе и с облачением в сухое. Он даже принёс бельё, которое не совсем мне подходит по размеру чашечки, но это лучше, чем остаться во влажном или быть совсем без белья. Я бы приняла ванну, но даже если она тут и есть, это уже будет слишком рискованно. Я не могу позволить себе настолько потерять бдительность.
Когда я заканчиваю, незнакомец забирает мою одежду. Я иду за ним, немного помедлив. Он не сказал иного. Он явно слышит меня, хотя продолжает запихивать наши вещи вперемешку в сушку, запуская её, так и не услышав ни слова моего протеста. Я не дома. И он не человек. И я не совсем в гостях. Тут у меня урчит живот. Естественно, учитывая, что я не только не пила, но и ничего не ела с обеда. Я планировала перекусить прямо за рулём, а к ужину уже быть дома. А теперь вынужденно заговариваю об этом с вампиром.
- У тебя не найдётся что-нибудь поесть? - никогда мой голос не звучал столь тихо и осторожно. Я держусь в дверном проёме в чужой кофте с круглым вырезом и джинсах, выглядящих не совсем дешёвыми. Как зарабатывают вампиры, я без понятия, но, наверное, им всё равно нужны деньги. Если только они не воруют вещи из бутиков.
- Ты знаешь, кто я, - выпрямляясь, отрезает он, и после того, как поднимает голову, я впервые вижу его глаза и их цвет. В прачечной горит свет, который нужен больше мне, чем ему, но, может быть, он просто щёлкнул по клавише, не думая. Так всё было или нет, теперь я отмечаю янтарную радужку вокруг чёрного зрачка, как и рассказывал Джейк. Что у них не красные глаза, а жёлтые, потому что кровь животных влияет иначе. - Я знаю, что знаешь. Иначе не успокоилась бы так быстро, но твой пульс в норме. И поскольку тебе что-то да известно, ты должна понимать, что у меня не может быть человеческой еды.
- Но я голодна и хочу есть.
- Я слышал, да. Но ты сама виновата. Не стоит ходить в лес без оглядки на последствия. Что бы ты стала делать, если бы не я?
- Вообще-то я не просила притаскивать меня сюда. Внизу моя машина. Я готова вернуться к ней.
- Или готова к тому, чтобы тебя отнёс я. Но на сегодня я исчерпал свой лимит по ношению тяжестей, - он выключает свет, прежде чем проследовать мимо меня. От него исходит холод, который был бы странным, если бы я не знала о холодной коже, которая словно камень и становится ещё холоднее, если находиться снаружи при низких температурах. Летом всё будет наоборот, она будет немного нагреваться, но сейчас ещё только март. Да и дождь, под которым мы оба были...
- Так я могу остаться?
Он внезапно разворачивается ко мне, но я не пугаюсь и отступаю, а просто скрещиваю руки на груди. Чем дольше я здесь, тем сильнее чувство, что если бы он хотел что-то сделать и причинить боль, то это, наверное, бы уже случилось. Но он как будто устал от всего и будто просто хочет тишины даже с учётом того, что тут я.
- Тебе придётся остаться, а утром нас ждёт серьёзный разговор. Но да, ты можешь остаться и занять комнату другой моей сестры в конце коридора, - он уходит, больше ничего не сказав, и вскоре я слышу хлопок двери и звук поворачивающегося в замке ключа. От меня заперлись. Ну и пусть. Я просто лягу там, где было сказано.
Но в двуспальной кровати меня занимают мысли, сколько же у него сестёр, как его зовут, и родные ли это сёстры, или это тупая фигня, рассчитанная на тех, кто задаёт вопросы. И что ещё за серьёзный разговор? Допрос? И я тоже смогу что-то спросить, или это будет работать только в одну сторону? Эти мысли сводят с ума, и от них начинает болеть голова, но прежде я вспоминаю о сотовом, который был в куртке, прямо сейчас вращающейся в барабане. Неужели телефон так там и остался? Нет, не верю. И, встав, я плетусь в сторону комнаты незнакомца, поднимая руку, чтобы постучать, но если только он не умер, что маловероятно, он уже и так знает, что я под дверью. Я опускаю руку и просто говорю:
- Мне нужен мой сотовый.
Видимо, он не только живой, но и может двигаться совсем бесшумно, потому что просовывает мой телефон под дверь. Вот так просто? И ни слова предупреждения о том, чтобы я не звонила, куда не следует? Но он будто читает мои мысли, потому что через долю секунды его резкий, отрывистый тон проходится по всем моим нервным окончаниям, заставляя меня задрожать:
- Только не глупи. Я услышу. И вообще иди к себе.
Я бы так и сделала, но из-за моих похождений по дому сон как рукой сняло, потому я иду в гостиную после визита в ванную рядом с прачечной и, включив освещение, нахожу пульт от телевизора. Да, он тут есть. Я натыкаюсь на сериал и смотрю, пока спустя минут десять в комнату не врывается незнакомец, выдёргивая вилку из розетки, а потом приближаясь ко мне. Он нависает надо мной, словно гора, загораживает свет люстры, и не проходит и минуты, как холодная рука выхватывает пульт из моих пальцев, задевая их. Я невольно вжимаюсь в подушки, но взгляда не отвожу. Даже несмотря на то, что он стискивает мою руку снова, причём довольно больно.
- Что непонятного в том, что я сказал? Я велел идти к себе. Ты не дома и даже не в гостях. Я не хочу слышать эту болтовню с экрана.
- Тогда поговори со мной ты.
- Я не собираюсь тебя развлекать. Иди спать.
- Скажи хотя бы, как тебя зовут.
Я смотрю на его прекрасное гладкое лицо, на его теперь сухую одежду и высыхающие волосы, в которых виднеются оттенки медно-коричневого и рыжего, в мокром виде казавшиеся просто чёрными, и мне иррационально хочется коснуться. Я частично поднимаю правую руку, но он отпускает мою левую и оказывается на другом конце комнаты. В явном ожидании, когда я встану и уйду, и без намерения говорить мне то, что я хочу знать. Мне приходится подчиниться. По возвращении в кровать мне опять-таки трудно улечься и просто закрыть глаза, и живот снова урчит, жалуясь, что о нём забыли, но каким-то образом я всё-таки засыпаю, прежде написав на работу о несуществующей болезни.
Как ни странно, но сплю я довольно крепко. Пока не просыпаюсь от звука шорохов, которые и заставляют меня открыть глаза. В комнате находится мой незнакомец. Здесь уже не темно, как было ночью, но и не очень ярко. Но за окном однозначно уже рассвело. Просто, наверное, по-прежнему пасмурно. Даже если дождь не идёт. Я не пугаюсь, а только наблюдаю за ним, пока он разворачивается лицом к кровати, наверняка определив, что я более не сплю. Его волосы теперь совсем сухие и взъерошенные.
- Наконец-то ты проснулась. Время уже девятый час.
- А тебе было скучно?
- Нет, мне не было скучно. Но ты храпишь, а у меня слишком чуткий слух.
- Я не храплю.
- Да ты просто не знаешь.
Я швыряю в него подушку, но он быстрее. Когда она соприкасается с тем местом, где он только что стоял, его там уже нет. Потому что в это самое время он уже в дверях и говорит, что будет ждать меня в гостиной. Я иду туда, кое-как пригладив волосы влажными руками напротив зеркала в ванной комнате. Он сидит в кресле, а на журнальном столике я вижу крафтовый пакет, который был и должен быть в моей машине и сейчас. Там булочки, которые испекла мне в дорогу мама. Я как раз и собиралась есть их в автомобиле. Голод напоминает о себе в мгновение ока, но если пакет здесь, значит ли это то, что я думаю? Незнакомец оставлял меня одну в этом доме, а сам спускался с горы и осмотрел мою машину? Ключи также были в куртке. Я такая дура. Ещё большая дура, чем вчера. Я хватаю пакет и слышу, как фактически кричу:
- Ты был внизу?
- Я добыл тебе поесть. Ты ведь ещё голодна?
- Ты мог бы проводить меня!
- Просто сядь и ешь, Изабелла!
Я сажусь на диван, словно вновь устав. Не из-за ответного крика, а потому, что незнакомцу известно моё имя. Но как? Откуда? Он же не может знать меня. Я вижу его впервые. И он меня тоже. Или нет? Я разглядываю его в попытке понять что-либо по лицу, но его лицо не выражает ничего, кроме того, что он раздражён, но каким-то образом ему хватает терпения смотреть прямо на меня и наблюдать за тем, как я пережёвываю всухомятку. Но ем я булочки вяло, и после второй из них мне уже больше не хочется.
- Откуда ты узнал, как меня зовут?
- Из водительского удостоверения в твоём бардачке.
- Это несправедливо, - говорю я, действительно так считая. Это и неправильно, но ещё больше именно несправедливо. - Ты не говоришь своего имени, но знаешь моё.
- Зачем тебе моё имя? Это не имеет никакого смысла. Ты до сих пор тут лишь потому, что мы ещё не поговорили о том, откуда ты знаешь, и что это означает для тебя.
- А потом ты меня отпустишь?
- Да, как только удостоверюсь, что ты не станешь болтать.
- А мы можем договориться? - я отставляю пакет в сторону и кладу ногу на ногу. Мужской взгляд не отрывается на меня, слишком серьёзный и даже подозрительный, и я не до конца уверена, с чем это связано. С моими словами или просто с тем, что здесь находится человек противоположного пола. Незнакомец хмурится и спрашивает с неподдельным непониманием:
- Договориться о чём?
- Ты мне, а я тебе. Я не стану болтать, но сначала ты расскажешь мне всё то, что по твоему мнению должно уйти со мной в могилу. Вот как-то так.
- Не рановато ли ты думаешь и говоришь о смерти?
- Все мы там будем, разве нет?
- Все да не все, - не колеблясь, заявляет он, отчего становится необъяснимо тревожно. Хотя он имеет право так говорить, ведь в его случае это чистая правда. Я умру, все, кого я знаю, тоже, но он и ему подобные будут жить. Если это можно назвать жизнью. Но они видели и ещё увидят смену поколений и власти, и могли жить во времена писателей прошлого, и знают о жизни больше людей, чей век относительно короток.
- Так ты согласен дать мне интервью?
- Говоришь, как журналистка.
- Я и есть журналистка.
Не успеваю я сделать новый вдох, как незнакомец обхватывает пульт от телевизора, лежащий у его руки, и в буквальном смысле превращает устройство в пыль. Мелкие чёрные крошки осыпают кресло, но он смотрит лишь на меня, созерцая мою реакцию. Наверное, он не разочарован тем, что я вроде бы и не дышу. Я словно застываю, не смея пошевелиться. Он так легко это сделал. Он такой... сильный. По нему видно, что ему даже не пришлось хоть сколько-то напрягать мышцы. Самое время стать напуганной хотя бы немного. И я становлюсь. И ещё больше, когда он встаёт. Но он не делает ничего. Если не считать того, что обращается ко мне, прежде чем исчезнуть.
- Мне надо выйти. А ты жди здесь.
Здесь... Здесь это где? Именно на диване? Или имеется в виду, что я должна оставаться в доме? Я не успеваю спросить. И боюсь, что всё равно не решилась бы открыть рот. Продолжая видеть крошки на кресле напротив, как доказательство того, что может быть, если довести вампира до точки кипения. Я так и сижу на диване ещё некоторое время, но меня охватывает жажда, и я иду на кухню. Воды тут вдоволь. Из-под крана. Зато пей и пей. Скорее всего, это единственное, что мне будет доступно, принимая во внимание заточение с вампиром, до тех пор, пока он не позволит уйти. Даже странно видеть холодильник и электрический чайник, если им это не нужно. Я не рискую соваться в другие комнаты и уж тем более в спальню незнакомца, неспособная предсказать, когда он вернётся, и далеко ли он отлучился, и телевизор теперь также недоступен, ведь у меня нет желания подходить к нему снова и снова, чтобы переключать каналы кнопками на корпусе, или так и стоять рядом. Но я нахожу метёлку с совком за дверью, за которой скрывается чулан, и сметаю те крошки. Я не должна, конечно, но это наполняет ожидание хоть каким-то смыслом, чем если бы я разыгрывала из себя покорную пленницу. После я сажусь за кухонный стол, и в ту же секунду до меня доносится шум как будто бы двигателя откуда-то сзади дома. Как назло, все окна, что выходят на другую сторону горы, находятся в спальнях, которые для меня под запретом, но я почти уверена, что это автомобиль. У незнакомца он, очевидно, есть. И неужели сюда ведёт дорога, а я не знала? Прислушавшись, я больше ничего не слышу, пока не открывается входная дверь. Он входит на кухню, и, по-моему, ему безразлично, что я тут. Он лишь ставит на столешницу полупрозрачный пакет с названием продуктового магазина.
- Разбери.
Я игнорирую приказной тон, но только потому, что вроде как должна быть благодарна. Нравится ему моё присутствие или нет, а оно скорее ему претит, чем доставляет радость, он притащил продукты, а значит, наверное, не хочет, чтобы я страдала от голода.
- У тебя есть машина?
- Нет.
- Но я слышала.
- Это квадроцикл.
Он выходит прочь, а я дотягиваюсь до пакета. Там оказывается много всего. Сок, две коробки с заварочными пакетиками, яблоки, готовая еда, упаковка макарон, соус, яйца, молоко, растительное масло. Для того, кому не надо есть, он знает немало о человеческом рационе. Я убираю всё в холодильник, поскольку прямо сейчас мне не хочется есть. Я доела те свои булочки, пока была одна. Но кипячу себе чайник, прежде чем понимаю, что на кухне нет ни одной чашки. Ни в одном из шкафчиков. Стаканы есть, но чашек нет. Любой из стаканов лопнет, да и как его держать.
- Подумал, что тебе понадобится, - я подпрыгиваю словно до потолка, едва голос за спиной раздаётся на всю кухню. Чёрт побери способность перемещаться без единого звука. Сердце заходится в бешеном темпе, и я хватаюсь за столешницу, ожидая, когда всё вернётся в норму. Но от мысли, что он слышит, я явно успокоюсь не слишком скоро. - Ты чего?
- Ничего. Кроме того, что я человек, и это моя естественная реакция, когда меня застают врасплох. Мог бы хотя бы изобразить кашель.
- Может быть, и попробую. Оставляю чашку на столе. Она простая, но думаю, что должна сгодиться.
Я оборачиваюсь, но там уже пусто. Если не считать картонной квадратной коробки. Внутри, и правда, чашка. Чисто белая. Мне без разницы, что она ничем не примечательна. Я просто чувствую, что улыбаюсь. Выпив несколько чашек подряд, я располагаюсь в гостиной, где светлее всего, и банально смотрю на лес из окна. Ветви качаются туда-сюда, значит, снаружи довольно ветрено, но в доме тепло, хотя я сомневаюсь, что он отапливается. Ведь холод вампирам не страшен. Я подгибаю ноги под себя, когда слышу предупреждающее покашливание и поворачиваю голову в его сторону.
- Так лучше?
- Да, - руки незнакомца засунуты им в карманы. Он неспешно проходит вперёд, не переставая следить за мной глазами. Хотя я ничего не делаю. Сижу всё в той же позе и просто пытаюсь понять, отчего он такой странно напряжённый. Но это снова безуспешные старания.
- Я согласен.
- На что?
- Ответить на твои вопросы, Изабелла. На что же ещё. Чем раньше мы разберёмся с этим, тем скорее ты сможешь уйти, а я смогу остаться один. Я бы очень хотел, чтобы всё это случилось как можно быстрее.
Он определённо хочет избавиться от меня. Желание остаться в одиночестве, вероятно, подразумевает, что он любит это и предпочитает быть сам по себе. Я спускаю ноги на пол.
- Ты сядешь или будешь стоять?
Он садится опять-таки в кресло, но он напряжённый просто донельзя, и я не совсем уверена, как с этим работать. Но я молчу на этот счёт, понимая, что он вряд ли способен на расслабление в том смысле, в каком мне это нужно. Пока я думаю, с чего начать или как лучше спросить, незнакомец не выдерживает накала или того, что я ещё не обрушила на него с десяток вопросов, и впивается пальцами в ткань на подлокотнике, концентрируя свой взгляд где-то на моих коленках:
- Ты собираешься начать или нет? Или я как-то не так сижу или выгляжу, и тебе нужны особенные условия?
- Нет.
- Тогда, может быть, уже начнём?
- Как тебя зовут?
- Эдвард. Меня зовут Эдвард.
- Эдвард. Красивое имя, - он просто кивает, видимо, безразличный к моим словам о его имени, и я вздыхаю, надеюсь, не слишком громко. - А фамилия?
- Когда-то меня звали Эдвард Энтони Мейсен. Я был им в человеческой жизни. Так меня назвали родные родители. Теперь я Эдвард Каллен. Это фамилия человека, которого я считаю отцом уже сто четыре года. Но он тоже не человек.
Сто четыре... Ему сто четыре. Нет, не сто четыре. Столько он воспринимает, как отца, другого человека, точнее, другого вампира. А до того? Сколько лет нужно прибавить для определения полного возраста?
- А как ты стал таким?
- Я умер, Изабелла, - порывисто и негромким голосом отвечает он, будто спрашивая, как я сама ещё этого не поняла. Но я не только поняла, но и знаю, что биологически вампиры не стареют, ещё с того дня, как услышала про легенды. - От испанки. Мои родители тоже. Перед своей смертью мама уговорила Карлайла сделать всё возможное для моего спасения. Так он сказал позже. И вот теперь я тот, кто я есть.
- Карлайл это тот, кто..?
- Да. Я был первым, кого он создал.
- Создал?
- Создал. Или спас. Если так тебе больше нравится, - неторопливо поясняет он. Может, потому, что видит во мне глупую женщину, которой нужно всё растолковывать, а может, просто из-за того, насколько сильно ему некуда спешить, несмотря на необходимость, чтобы я поскорее оказалась вне его дома.
- Тебе всё равно, как именно я это восприму?
- Мне в целом всё равно на тебя.
- Тогда отчего ты рассказываешь? Ты мог бы…
- Что я мог бы? Убить тебя, лишь бы ты перестала быть проблемой? - в его голосе проявляется металл, а взгляд… Чувство такое, что Каллен может навредить, если будет просто очень долго и многозначительно смотреть. В отличие от меня, ему не приходится тратить время на то, чтобы моргать. Он не пытается скрыть, как, скорее всего, едва держит себя в руках, лишь бы не разрушить что-нибудь ещё. Голос передаёт все эмоции сполна. Рокочущее звучание, от которого словно вибрирует воздух. - Мы не трогаем людей. Ни для чего. По крайней мере, моя семья не трогает. И я. Не все такие, но мы да.
- И сколько вас? В твоей семье?
- Семь.
- И где все остальные? - прикасаясь к сидению дивана чуть правее от своей ноги, спрашиваю я, чуть помедлив. - Или ты не поддерживаешь с ними связь?
- Кто где. Мы редко проводим время все вместе. Карлайл с женой Эсми сейчас на Аляске у друзей, Элис с Джаспером в Париже, а Розали и Эммет где-то в джунглях Амазонки, - Эдвард уже не так буравит меня своими медовыми глазами и ненадолго отводит взгляд в сторону, прежде чем вернуть его ко мне и спросить в ответ, хотя ему было плевать всего-то минуту назад. - А ты что, близка со своими родственниками?
- Да, и они живут здесь. Я тут родилась.
- Но теперь не живёшь, - это должно быть вопросом, но в устах Эдварда Каллена это утверждение. Он чуть меняет позу, задевая ногами журнальный столик. Тот сдвигается с места, дребезжа, но остаётся в целости и сохранности. Я не удивилась бы, если бы увидела, как мебель разваливается.
- Мы говорим не обо мне.
- Говорили. В прошедшем времени. Ты ответила, значит, теперь мы говорим и про тебя.
- Не о чем тут говорить, - со всей настойчивостью, которая только во мне есть, отрицаю я довольно грубо и наблюдаю, как Эдвард Каллен кажется удивлённым или озадаченным тем, что я ему возразила. Речь действительно лишь о нём. Ну и моя жизнь слишком обычная, слишком наполненная работой, чтобы я много чего могла о ней поведать. И неважно, что я читаю книги и иногда бываю в новых местах, и что объездила многие европейские города, посетив достопримечательности или музеи с известными картинами, находящимися в них. Ничего из этого не удивит вампира-долгожителя.
- Отчего же?
- У меня примитивная человеческая жизнь.
- Или ты просто ещё не встретила человека, который сделал бы её ярче.
- Да и ты... одинок. Но члены твоей семьи нет.
- Карлайл обратил Эсми, а потом Розали. Он создал их обеих также на границе между жизнью и смертью. А спустя время Розали обнаружила в лесу тяжело раненого Эммета и попросила Карлайла помочь. Он помог по-своему. Элис и Джаспер уже были вместе, когда познакомились с Карлайлом. Я не жажду того, что есть у них, - с расстановкой, чуть ли не по слогам произносит Каллен. В его голосе есть нотки фальши, или я просто ошибаюсь, видя всё так, что он непременно должен был заразиться желанием любви и желанием иметь вторую половинку, проводя с тремя парами хотя бы некоторое время. Флюиды, особенные эмоции, что исходят от них, созерцание чужой привязанности. Не верю, что он совсем равнодушен.
- Не жаждешь быть с кем-то во всех смыслах?
- Для меня они все связаны просто физикой.
- Физикой?
- Быть с кем-то позволяет коротать вечность не только за книгами и просмотром фильмов. Вот, собственно, и всё. А так мы... самодостаточны. Каждый может быть сам по себе. Нам не нужно непременно образовывать пары, как людям, чтобы было больше денег, или потому, что вместе проще выживать, или для создания потомства.
- Физика тоже может быть довольно приятной, - замечаю я, смотря на вампира. Мне крайне интересна его возможная реакция. И мне всё ещё любопытно, занимался ли он сексом хотя бы раз. Нетрудно подсчитать, что он родился в двадцатом веке, когда всё было иначе, в обществе существовали определённые порядки, но уж за сто последующих лет наверняка можно было что-то сделать со своей девственностью. Или же нет. Если так подумать, в интернете как бы нет карты или указаний, где найти и как познакомиться с вампиршей, а если с обычной девушкой... Может быть, это тоже решение. Он ведь вегетарианец и сам сказал, что не причиняет никому вреда. Это я знаю, кто он есть, а если бы не знала, могла бы принять его за самого красивого мужчину в мире, а не за того, кто способен убить, просто замахнувшись со всей своей огромной силой.
- Тебе виднее.
- Ты ни разу не занимался сексом? До или после... превращения?
- А других вопросов у тебя нет? - рычит он. Рычит в прямом смысле. Я вздрагиваю, но пытаюсь не подать и вида, что действительно задрожала. Но его вряд ли обманешь. У него острый слух, зоркий взгляд, да и в остальном он подсознательно пугает буквально каждую секунду. От этого ощущения не избавиться.
- Прямо сейчас нет. Я уже задала тот вопрос, на который хочу получить ответ. Ты девственник?
- Нет.
- И с кем ты и когда?
- А ты сама как думаешь? Мне было семнадцать, когда я умер. Говоря современным языком, в те времена без брака мне никто бы не дал.
- Значит, после превращения, - делаю вывод я, отмечая, что Эдвард Каллен как бы нервный. Я не думала, что вампирам свойственно беспокоиться о чём-то и сидеть как на иголках. Но он стискивает подлокотник совсем сильно, так, что даже я слышу треск ткани и уже начинаю думать, что он оторвёт кусок, но этого не происходит. Каллен резко отрывает руку от мебели, выбирая обхватить собственную ногу. Честно сказать, я немного волнуюсь за её сохранность.
- Через много-много лет.
- Неужели не понравилось?
- Было странно, - сипло отвечает он, - не так, как это описывалось в художественной литературе, которую я читал, уже будучи вампиром. Очевидно, что между вампирами всё иначе.
- И что именно было странно? Было холодно, или она тоже сильная и прикасалась к тебе слишком грубо? Она же тебе нравилась?
- Я же её хотел. Значит, да, нравилась. Просто она ожидала большего. Чтобы мы всегда были вместе. А я недолго пробыл с ней. Как я и сказал, мне не нужны отношения в человеческом понимании.
- Тогда какой ты представляешь свою жизнь ещё через сто двадцать лет?
- Слушай, мы не совсем неуязвимы, - он качает головой, - вот если Земля, скажем, погибнет в огне, мы тоже сгорим. Так что увидим через сто двадцать лет.
- Меня не будет. Мне осталось жить лет шестьдесят шесть, а скорее всего, и того меньше.
- Да, тебя не будет. Но ты не думай об этом, а просто живи. Предлагаю прерваться и продолжить позже.
- Интервью не прерывают.
- Придётся сделать исключение. К тому же скоро ты захочешь есть. Я слышу твой желудок.
- И куда ты уходишь? - я поднимаюсь с места, едва он встаёт первым. Он направляется на выход из комнаты, отвечая, не оглядываясь.
- На улицу.
- Я могу позвонить родным, пока тебя не будет? Они начнут волноваться, если я так и не напишу им.
Всего мгновение, и, обернувшись, Каллен стискивает мне левую руку чуть выше локтевого сгиба. Это больно, но терпимо. Может быть, обойдётся без синяков. Вампир так близко, его глаза смотрят на меня, не моргая, и их янтарный цвет будто становится темнее.
- Позвонишь, если я разрешу. И уж точно не в моё отсутствие.
Он отпускает и уходит, и его нет фактически целый день. За это время я что только не делаю. Готовлю себе поесть, найдя всю необходимую кухонную утварь, а потом убираю всё за собой по местам на случай, если Каллен болезненно воспримет беспорядок. Заношу некоторые сведения в заметки в своём телефоне и немного всё-таки смотрю телевизор, переключая каналы с панели управления на самом корпусе. Но потом мне надоедает, и я выхожу наружу, немного помедлив, прежде чем обойти дом. Может, это не совсем разумно, когда вампир ощутит мой запах, но я больше не могу быть в четырёх стенах, чувствуя, как они словно надвигаются на меня. Натягивая на ходу собственную верхнюю одежду, высушенную в машинке, сапогами я хлюпаю по грязи и воде. Под навесом с другой стороны строения обнаруживается тот самый квадроцикл. Значит, Каллен ушёл или убежал без него. Я подхожу ближе, но было бы странно и немыслимо, если бы он оставил ключи в замке или вернул мне ключи от моей машины. Тем временем снова начинается дождь, и я возвращаюсь обратно в дом, где, недолго думая, иду в душ. Пока я одна, это безопасно. Никакой неловкости вроде того, чтобы спрашивать разрешения или осознавать, что вампир где-то снаружи двери ванной комнаты. Хоть я и не знаю, когда именно он вернётся, а это может произойти в любой момент. Я лишь запираюсь на замок и включаю воду, регулируя температуру. Вода согревает, и я тщательно мою голову шампунем, который здесь явно давно, потому как использован наполовину. Он не женский, но мне всё равно. Я просто хочу быть чистой. Я выхожу не раньше, чем вся комната наполняется паром, и снова одеваюсь в одежду. По ощущениям в доме всё ещё никого, но это не так. Каллен сидит на кухне, видимо, довольно давно. Спиной к окну, так что его опущенное лицо скрыто в тени. Я не уверена, но он как будто задерживает дыхание. Ему не вот прям необходимо дышать. Просто раньше он вроде вдыхал. Или нет?
- Ты выходила.
- Да, - я не отрицаю.
- Думала уехать отсюда?
- Нет.
- И хорошо. Я бы всё равно тебя нашёл. Ты же понимаешь?
- Сколько на это потребовалось бы времени?
- Не дольше, чем выследить пуму. Особенно теперь, когда ты так пахнешь.
Источник: http://robsten.ru/forum/69-3281-1