Эпиграф и саундтрек:
ПРОЛОГ
Июль. Пригород Вашингтона.
- Тс-с-с, - он улыбнулся в мою шею, шумно выдохнув.
Губы Эдварда поймали мои, ладони погладили бедра, быстро взлетели на грудь, сжали возбудившиеся соски сквозь ткань футболки и лифчика. Я выпустила новый громкий стон, немедленно заглушенный скользнувшим мне в рот требовательным, подчиняющим языком мужа.
Поздний вечер. Изломанный свет торшера в углу. Бормотание телевизора и игра сменяющихся изображений на его экране. Мари уснула на диване за просмотром мультика. Она лежала на боку, ротик приоткрылся, маленькое личико расслабилось в безмятежном покое ангела, одна ладошка спряталась под щечкой, другая прижимала к груди пушистое вытянутое тельце белого длинноухого зайца.
…Она называла его Мистер Ушастик. И час назад объявила, что он никогда не видел мультфильмов про фей. Я сказала: «Уже поздно, детка, тебе пора баиньки». На что малышка надула губки, упрямо покачала головой, тряхнув рыжими кудряшками, зеленые глаза, как две ярчайшие звезды, взглянули с упреком: «Ну почему ты всегда отправляешь меня в постель тогда, когда я еще не хочу. Это не честно».
Ей пора было спать. Но я уступила, сдалась, улыбнувшись такому аргументу. И вовсе не удивилась, что дочка уснула спустя двадцать минут после того, как удобно устроилась на диванной подушке.
Я целовала кадык Эдварда, терлась носом о шершавый подбородок. Его кожа пьяняще пахла ментолом, мятой и можжевельником. Пальцы нырнули во влажные волосы.
Я обожала заниматься с ним любовью, когда он возвращался после душа, а его тело хранило аромат геля, прохладную влагу и разомлевающую атаку струй воды.
Длинные умелые пальцы мужа, пройдясь волнами движений по животу под футболкой, уже хозяйничали за резинкой моих трусиков, сжимая ягодицы. В этой позе наездницы он позволял нам до бесконечности заводить друг друга.
Но кресло не лучшее место для прелюдии. Тем более что нас ждал поздний ужин. Тем более что на расстоянии менее трех футов спит наше солнышко. Возможно, поэтому он был так страстен, так разгорячен. Как и я.
Прелесть строгого запрета. Сахарный плод слова «нельзя».
- М-м-м…
Футболка оказалась на полу, губы Эдварда влажными жаркими поцелуями покрывали верх моей груди, теснота лифчика исчезла, когда застежка перестала держать кусочки ткани на теле.
- Привет, мое совершенство, - прошептал он, когда, бросив лифчик к футболке, обнажил меня, спрятал налившиеся груди в больших нежных ладонях.
Я усмехнулась, путая пальцы в густых прядях его волос, но желание смеяться сменилось очередным глухим стоном, когда нетерпеливый рот мужа взял в плен мой правый сосок. Он откинул меня назад, поддерживая спину сильными руками, не прекращая терзать кусочек сверхчувствительной плоти ласками языка. Сдвинул нас чуть вперед, давая возможность притянуть свои бедра к его, прилепиться к горячему телу, ощутить всю силу его возбуждения своей пульсирующей промежностью, сосредоточием такого же дикого желания.
Мари зашевелилась во сне, перевернулась на спину. Дымка, спрятавшая нас в пузыре вожделения, рассеялась. Я отстранила от себя лицо мужа, тяжело дыша, повернув голову к своей спящей дочери.
О чем только мы с ним думаем! Что, если она сейчас откроет глаза и увидит нас… такими откровенно забывшимися друг в друге?
- В спальню? – шепотом спросил Эдвард, чувственно целуя мое плечо, усаживая прямо на своих коленях.
Я заглянула в глаза, кажущиеся черными от беснующегося в них желания, и кивнула. Едва удержав равновесие, я встала на ноги, обнаженная кожа покрылась мурашками от контраста: из пламени страсти – в кондиционированную прохладу комнаты.
В спальне Эдвард зажег лампу со своей стороны кровати и поспешно принялся снимать брюки. Уже полностью раздетая, устроившаяся на деликатно-гладком хлопке простыни, затерявшаяся в истоме предвкушения, я наблюдала за его движениями.
Маслянисто-теплый цвет очерчивал каждый крепкий мускул, лелеял безупречную кожу, глянцем блестел в бронзовой взлохмаченной шевелюре.
…Этому красивому мужчине удалось покорить меня единственным взглядом в то время, когда я была еще невинной самоуверенной девчонкой. А теперь я созданная и разбуженная им, жаждущая его страсти женщина…
Тени резко зашевелились на стенах, когда муж, распахнув рубашку, порывисто стянул ее с плеч, но она цепко держалась за его запястья из-за нерасстегнутых пуговиц манжет. Он замахал руками, поначалу не понимая, в чем дело. Я захихикала, прикрыв рот ладонью.
Он так торопился. Зачем? Мари будет крепко спать еще, как минимум, час. Потом может и проснуться…
- Что смешного? – Эдвард, вскинув брови, осуждающе смотрел на меня.
Примерно так же смотрела наша дочь, заявляя, что я всегда отправляю ее спать, когда она не хочет.
…Они так похожи. Словно отражение, преломленное лишь возрастом и полом. И как же сильно я любила это…
- Ты смешной, - я откинула волосы назад, приподнялась на локте, дразня его своей открывшейся грудью. Захватила его взгляд, сплав малахита и пламени преисподней.
- Ты так сильно хочешь меня? – я хитрила, ведь крайнюю степень его возбуждения уже больше ничего не прикрывало.
- О, любимая, не играй с огнем, - Эдвард бесовски прищурился, криво ухмыльнулся и, окончательно расправившись с рубашкой, внезапно метнулся ко мне.
Нагое длинное тело полностью накрыло мое, искры жара пробежались от стоп до самой макушки, смешались с накатом адреналина, знакомая спираль безотлагательного желания распрямилась внизу живота.
…Мы всегда любили друг друга при свете. Чтобы заглядывать друг другу в глаза, чтобы пить страсть открыто, чтобы без помех поглощать тела друг друга, чтобы делить таинство лишь на двоих, а не с темнотой…
Я выгнулась под ним, ухватившись за его спину, когда дерзкие пальцы защекотали меня под ребрами.
- И кто теперь смешной?
- Эдва-а-ард, - со смехом я барахталась и отбивалась, отталкивала его руками, пока он не угомонился и не заключил мои ладони в свои.
- М-м-м, - простонал муж, охватив пылким ртом мои пальцы. Я задохнулась, справляясь с сильной пульсацией между бедер. – Мускатный орех.
Кулинарно-эротическая дегустация… Как он хорош в ней.
- Кое-кто любит домашнее печенье, - зашептала я, мягко лаская его шею и предплечье, притягивая его лицо к себе.
Неотложная потребность поцеловать эти улыбающиеся губы.
- Да, очень люблю, - с придыханием ответил Эдвард, целуя мои пальцы. – Безумно люблю. Особенно когда оно подано в мою постель и смотрит на меня большими шоколадными глазами, будто хочет съесть.
- Так я твое домашнее печенье?
Его губы уже почти на моих, искушая, прося. Наше дыхание ускорилось и смешалось, кровь барабанила в сердце, пела в жилах.
- Угу.
Наши губы столкнулись, языки вступили в неистовый бой. Поцелуй, - и новая вспышка яростной нужды, погружение в пропасть бесконтрольной страсти, где только хаотичное движение ласк, острота телесного восприятия.
Я шире раздвинула бедра, принимая его в себя. Он проникал быстрыми, резкими толчками, затмевая реальность, заполняя ее собой, оставляя меня наедине со жгуче-сладострастными ощущениями.
Скользнув по взмокшему атласу спины мужа, успокоившись тем, что он близко так, как мне хотелось, я зарылась пальцами во влажные шелковистые волосы, сжала их в кулак. Он прервал поцелуй, позволив мне с благоговением прошептать его имя.
…Уже двенадцать лет мы вместе, и до сих пор я потеряна в нем, до сих пор не утолен мой голод по нему, до сих пор порабощена…
…Безумна, когда он с плещущимся во взгляде обожанием смотрит на меня, когда ласкает меня так: губы осыпают посасывающими поцелуями мою шею, ладонь нежно поддерживает одну грудь, большой палец теребит болезненно-чувствительный сосок, и он двигается во мне сильными, мощными рывками. Задевает струны необузданного, необъятного, пробуждает дремлющий внутри океан магмы.
Это магия соития. Но для нас всегда больше: соития не только тел, но и душ.
Я была на волоске. Запрокинула голову, закусила губу, подавляя рвущийся наружу крик торжества и муки, когда он замедлился, полностью выходя и входя в меня, замирая, останавливая мой огненный полет.
- Не так быстро, любимая, - дышал он, целуя мой подбородок, находя губы. – Я еще не насладился.
И вновь начало: глубокий поцелуй, выпуклые грани страсти, вкус меда и блаженства на губах, бег крови, влажный жар кожи, жесткая нежность проникновения и нарастание дрожащей волны ослабляющего электричества внизу живота.
…Мы были вместе, когда мое лоно плотно обхватывало его плоть, оставляющую во мне его семя, его частички. В вечной пульсации жизни. Мы были вместе, отчаянно цепляясь друг за друга в горячке любви, в шторме экстаза, в наивысшей точке подъема к сжигающему солнцу. Мы были вместе, делясь кислородом, проникаясь вкусом и запахом. Проникаясь друг другом.
Прижавшись лбом к моему плечу, поддерживая свое дрожащее тело на локтях, задыхаясь, Эдвард произнес:
- Если бы мог, ни за что бы не остановился. Я так тебя люблю.
- И я тебя люблю.
Рассеянная, утомленная, все еще в затмении любви, я водила пальцем по вспотевшей спине мужа, обрисовывала лопатку, считала позвонки. Улыбалась чему-то неведомому, бездумному, приятному.
Его пальцы играли с моими волосами, губы шептали что-то в кожу, играли с ней легкими касаниями.
Я хотела раствориться в этом моменте. Забыться… А потом, возможно, снова потеряться в глазах любимого, в его нежности, во вселенной его страсти.
- Мама!
Я вздрогнула, открыла глаза. Моя девочка проснулась.
Эдвард отстранился, покинул мое тело, оставляя внутри засаднившее сожаление и теплую влагу. Я поднялась, справившись со слабостью и ватными ногами, надела халат.
- Я здесь, солнышко, - крикнула я, распахнув дверь, успокаивая малышку.
Обернувшись, я послала улыбку растянувшемуся на постели Эдварду, окинув его тело ласкающим взглядом.
Блестящие теплой негой глаза, яркие губы, хранящие полноту наших поцелуев, щетина на подбородке, вздымающаяся грудь, поросль волосков на ней, во впадинах подмышек, впалый живот, разделенный не две идеальные половины темнеющей дорожкой, ведущей к оплоту моих желаний.
Великолепие моего счастья. Я так любила на него смотреть.
…Чуть позже, повторно уложив дочку, я сидела на краешке ее кровати и наблюдала за ее сном.
Совсем недавно Эдвард убрал бортики, малышка часто беспокойно спала, и быть к ней так близко, пока за закрытыми зелеными глазками располагают свои сюжеты сказки, являлось чем-то новым для меня.
Осторожным движением расправив спутанные локоны, я невесомо коснулась прохладного лобика губами.
- Спи, мое солнышко, - прошептала я, подтягивая на хрупкие плечи покрывало.
Она действительно была как солнышко: яркая, красивая, светлая, непокорная.
Июльская ночь черным покрывалом расстелилась за окном, ожидая, высматривая проблески звезд тысячью очей.
Это был последний день моей счастливой жизни.
Источник: http://robsten.ru/forum/34-1549-1
