С самого утра настроение Эдварда было просто ужасным.

 

В семь часов его разбудило громкое пиликанье мобильника с пришедшей эсэмэской от Элис — «С Рождеством, Эдвард!!!» и семнадцать смайликов-Санта Клаусов. Когда, чертыхнувшись, он потянулся выключить звук, спросонья он свалился на пол и отбил себе подбородок. Уже через минуту в дверях появилась перепуганная и растрепанная Белла в мятой пижаме и с вопросами, что случилось и надо ли помочь.

 

И чего ей в такую рань не спится?

 

Прогнав девчонку, уснуть Каллен уже не смог, и два часа ворочался в постели, не желая идти на кухню. Он слышал, как на нижнем этаже собиралась на работу Эсми, как она закрыла дверь, перед этим наверняка пожелав Белле хорошего дня и счастливого Рождества, и провернула ключ в замке. Он слышал, как Белла чем-то тихонько гремела на кухне и включала — звук доносился ну слишком приглушенно, будто из-под ватного одеяла — кофемашину.

 

Наконец Эдвард неохотно спустился вниз. Белла стояла у плиты спиной к нему, в свободном домашнем свитере длиной чуть ниже колен и нелепых вязаных носках, смотревшихся чересчур огромными на ее тонких ножках. На столе, помимо обычной кружки с горячим кофе — черным, без сахара — и пустой тарелки, красовалась небольшая вазочка с припорошенной искусственным снегом веткой.

 

— Доброе утро, — буркнул Эдвард.

 

Белла неловко подпрыгнула, чуть не уронив сковороду, и повернулась. Пробормотав что-то приветственное, она спешно выгрузила на чистую тарелку порцию дымящегося ароматного омлета и улыбнулась — как-то смущенно, продолжая смотреть на него своими огромными глазами олененка, будто ждала чего-то.

 

— Спасибо, — неохотно вздохнул он.

— С Рождеством, Эдвард, — робко улыбнулась она.

 

Ах, это…

 

Пробормотав что-то отдаленно вежливое, Эдвард поспешил доесть и ретироваться в свою комнату.

 

Он не отмечал Рождество лет с двенадцати. Когда он был маленьким, ему нравилось засыпать под елкой, дожидаясь маму с работы, вдыхая сладкий запах печенья с корицей и яблочного пирога, оставленных заботливой Эсми сыночку на ужин и нагло утащенных им под елку, где и раскрошенных до невозможности. Он представлял, будто разговаривает с эльфами Санты, угощает их печеньем, и почти верил сам в свои фантазии. Но однажды — на седьмое его Рождество — он спал слишком чутко и слышал сквозь сон, как мама клала подарки в носки. Не то чтобы он очень разочаровался — старшие ребята из соседних домов частенько говорили, что Санта Клаус лишь выдумка. Но наивная вера в чудо перестала удерживать его любовь к всеобщему празднику.

 

На следующий год он снова нарядил елку и сел под ней с упаковкой печенья и куском пирога. Но праздничного трепета в душе так и не возникало. Выдуманные эльфы больше не радовали… Эдварду отчаянно захотелось быть не одному в эту ночь — чтобы мама пришла с работы раньше полуночи, чтобы Элис или Эмметт вдруг решили прийти к нему в гости… Чтобы у него был брат или сестра, или — вдруг! — чтобы случилось чудо, и отец вернулся домой.

 

Но чуда не произошло. Часы пробили двенадцать, а Эдвард так и не сомкнул глаз, до полвторого дожидаясь Эсми.

 

С тех пор он не засыпал под елкой.

 

Стук в дверь отвлек его от мрачных воспоминаний, и в дверь робко просунулась темноволосая макушка.

 

— Эдвард, — позвала Белла, — ты не занят?

— Занят, — буркнул он.

 

Прикусив губу, она опустила голову и молча прикрыла дверь.

 

— Стой! — крикнул Эдвард. Оленьи глаза вновь показались в проеме. — Чего тебе?

— Я… — Белла замялась, уставившись на свои мыски. — Эсми оставила ящик с игрушками… сказала, чтобы мы елку нарядили. Она занята была…

— Сама наряжай, если хочешь, — отмахнулся он. — Мне не семь лет.

 

Он отвернулся, показывая, что разговор окончен, и уткнулся в валявшийся до этого на кровати журнал.Белла не уходила — стояла молча, не издавая ни звука, так, что можно было подумать, будто ее здесь нет. Но каким-то образом Эдвард затылком ощущал ее присутствие.

 

— Эдвард, — наконец выдохнула она, — может… Может, посмотрим что-нибудь по телеку? Я чай сделала… Или погуляем, Рождество ведь все-таки… Можем пойти в парк или…

— Я же сказал, я занят, — прервал он ее сбивчивое бормотание.

 

Белла не произнесла ни слова — только резко втянула воздух ртом, едва слышно — но отчего-то этот тихий, болезненный звук прозвенел в ушах Эдварда громче любого крика.

 

Повисла тишина. Она ушла.

 

Эдвард отбросил дурацкий журнал, взятый, словно в насмешку, кверху ногами.

 

Проклятое Рождество. Проклятая дочка Рене. Проклятая девчонка с огромными глазами Бэмби и этим доверчивым взглядом. В этом должен быть какой-то подвох.

 

Проклятое чувство вины, взревевшее где-то за грудной клеткой после ее тихого всхлипа.

 

Ничего. Вот пройдет час — чтобы не подумала, что может манипулировать своими слезами — придет к ней и, так уж и быть, сходит с ней в какой-нибудь парк.

Ну ладно, полчаса.

Двадцать пять минут.

 

Эдвард не выдержал и десяти.

 

— Белла, — позвал он, когда дверь в ее комнату оказалась запертой. — Белла, открой.

 

Молчание ударило по ушам, и по спине пробежал холодок. Она вообще там?

 

— Белла, черт тебя подери! — хлипкая дверца задрожала под натиском его кулака.

 

Против воли в голове рисуются страшные картины, и Эдвард не готов к накрывшей его панике. Он не готов к поразительному осознанию, что к Белле, к этой похожей на мультяшного олененка девчонке, которую он все еще называл «дочкой Рене», но уже иногда «Бэмби», он уже успел не на шутку привыкнуть.

 

 

И щелчок замка.

 

— Белла, ты с ума сошла?! — вспылил он, когда она, живая и здоровая, приоткрыла дверь.

— Я? — растерянно моргнула Белла.

— Нет, я! — Эдвард всплеснул руками.

— Ты?..

 

Затопившее облегчение было слишком сильным, чтобы продолжать злиться.

 

— Ой… неважно, — он махнул рукой. — Я рад, что ты… ну… в порядке.

 

Только сейчас он обратил внимание на ее покрасневшие и припухшие веки и слегка подрагивающую нижнюю губу. Почему-то это зрелище вызвало новый всплеск чувства вины.

 

— Пошли, — буркнул он, повернувшись к лестнице.

— Куда?

— Куда-куда… Елку наряжать, — вздохнул Эдвард.

— П-правда? — растерянные оленьи глаза вспыхнули, словно в глубине их зажглась искра.

 

Повинуясь какому-то непонятному и почти болезненному порыву, он притянул Беллу к себе, практически касаясь губами ее макушки. Она вздрогнула, но тут же расслабилась и выдохнула, доверчиво опустив голову на его плечо.

 

— Ну, Рождество ведь, — пробормотал он и невольно улыбнулся.

 

***

 

— Эдвард, — позвала Белла с другой стороны елки.

— М?

— А почему… — она слегка замялась, но продолжила: — Почему ты называешь меня «Бэмби»?

 

Заглянув за ветки, чтобы увидеть ее лицо, Эдвард убедился, что ее щеки залиты румянцем, а глаза опущены.

 

— Ну… этот мультяшный олень, — пробормотал он. — Ты на него похожа.

— Чем?

— Ну… ты забавная и неуклюжая, — Эдвард немного смущенно пожал плечами. — А еще глазами.

 

Белла хихикнула и выглянула из-за ветки.

 

— Это был мой любимый мультик в детстве, — призналась она.

 

***

 

— Красиво… — восхищенно шепчет Белла, когда Эдвард подключает провод к розетке, и рождественская елка вспыхивает разноцветными переливающимися огнями.

 

Ее макушка расслабленно прислоняется к его плечу, и он не отстраняется.

 

От волос Беллы пахнет ее любимым яблочным шампунем, ее пальчики, такие теплые, ложатся на его ладонь и неуверенно, словно боясь спугнуть, сжимают ее.

 

За окном уже темнеет, и снежинки вьются в морозном воздухе, покрывая крыши. А ему удивительно тепло.

 

***

 

Белла гремит приборами на кухне, открывает духовку, наполняя комнату запахом яблочного пирога. Когда она приносит его в гостиную и ставит на каминный столик рядом с упаковкой печенья с корицей, Эдвард <i>почти</i> чувствует, будто то детское, радостное чувство праздника возрождается где-то глубоко внутри.

 

— Знаешь, — нарушает молчание Белла, — раньше мы каждое Рождество наряжали елку всей семьей. Мы с мамой готовили на кухне рождественскую выпечку, а потом… зажигали огни и любовались.

 

Ее голос дрожит. Эдвард молчит, не уверенный, что нужно сказать.

 

— А после ужина я приносила подушку и одеяло из своей кровати и ложилась спать прямо под елкой, представляешь? — тонкая ручка взлетает в воздух и замирает напротив его, будто ища опору.

 

И он берет ее за руку, словно это самая естественная вещь на Земле.

 

— А с утра всегда просыпалась… просыпалась в своей кровати, — голос Беллы обрывается, она шумно сглатывает, сжимая крепче его ладонь.

— Эй, — шепчет Эдвард. — Бэмби.

 

Белла торопливо кивает.

 

— Хочешь, я отнесу тебя в кровать, когда ты уснешь?..

— Только ты и можешь это сделать, — срывающимся голосом шепчет она, поднимая на него блестящие глаза.

 

Повисает тишина. Эдвард нечаянно ловит себя на поглаживании ее пальцев — совсем легком, неосознанном, но ее, кажется, это успокаивало.

 

— Это и вправду так важно? — тихо спросил он.

— Что?

— Я, — Эдвард повел плечами, — и что я его сын. Ты думаешь, это многое значит?

 

Белла нахмурилась, отчего между ее бровями образовалась складочка.

 

— Я думаю, — наконец, ответила она, — что ты многое значишь. И неважно, чей ты сын.

 

Это неожиданное и такое искреннее заявление полностью обезоружило Эдварда.

 

— Н-но… — он растерянно заморгал, — но я же веду себя как… как полный кретин!

— Нет, — Белла покачала головой. –Это не так.

— Не так? — в ответ на это Белла вскинула голову, словно готовясь продолжать спор. — Я довел тебя до слез.

— Это не твоя вина.

— Не моя вина? — не веря своим ушам, переспросил он. — Не моя вина, что я бросил тебя одну в праздник, хотя ты мне сегодня… да что там сегодня, за все время — слова плохого не сказала? Серьезно, ты вообще когда-нибудь на меня злишься?

 

Белла замолчала, опустив голову.

 

— Нет, — наконец выдохнула она. Эдвард замер. — Нет, не злюсь. Мне скорее… грустно от того, что ты плохо ко мне относишься, но я не могу винить тебя, если тебе так легче.

— Я не отношусь к тебе плохо, — мотнул головой Эдвард.

 

Белла вздохнула, подняв на него усталый взгляд.

 

— Ну… ты же Бэмби, — неловко отшучивается он. — Разве к милому олененку можно относиться плохо?

 

Она улыбается. Смотрит с каким-то пронзительным теплом, будто собирается что-то сказать…

 

— Что?

— Хочу обнять тебя, — признается Белла.

 

Невольная улыбка –еще неуверенная, но по-настоящему счастливая — расплывается на лице Эдварда, когда он раскрывает объятия.

 

И тепло ее тела, когда она прижимается так близко-близко, а ее нос утыкается ему в шею и щекочет кожу горячим дыханием, наполняет все его существо, словно где-то за ребрами загорается новая звезда.

 

***

 

Наевшись до отвала, Эдвард и Белла берут коробку печенья и садятся на пол — почти под елку. Эдвард приносит мягкий клетчатый плед, и они накидывают его на плечи — один на двоих — и сидят так близко, что нет ничего естественнее для Эдварда, чем приобнять ее, привлекая к себе, и нет ничего естественнее для Беллы, чем прислониться к нему, доверчиво устроив голову на плече.

 

— Я в детстве тоже всегда засыпал под елкой, — тихий голос Эдварда разрушает молчание. — Разговаривал с выдуманными эльфами… развлекался, — он усмехнулся, но вышло как-то горько. — Так уж вышло, что я впервые праздную Рождество не один.

— А я… тебя ждала, — призналась Белла.

 

Не успел он спросить, как она продолжила:

 

— Он рассказал мне о тебе. О том, что где-то далеко у него есть сын. И я… я хотела встретиться с тобой. Но он всегда говорил, что ты ненавидишь его и никогда не простишь за то, что он сделал.

 

Эдвард сглотнул подступивший к горлу комок.

 

— Я не понимала, как это, — вздохнула Белла. — И с тех пор каждое Рождество загадывала у Санты одно и то же. Чтобы ты простил отца и чтобы мы наконец встретились.

 

Она подняла голову, в ее взгляде появилась невиданная до этого решимость.

 

— Второе исполнилось, пусть и не так, как я хотела… но теперь, — пальчики вцепились в рукав его свитера, — Эдвард, я прошу тебя исполнить первое.

— Белла, я…

— Не прямо сейчас, — оборвала она. — Просто задумайся над этим, и со временем, пожалуйста, постарайся… не ради меня. Ради себя.

 

Эдвард хотел сказать многое, но все слова застыли на языке. Не в силах отвести взгляда от оленьих глаз, он замер, прокручивая ее слова внутри себя.

 

— Что ж, — криво улыбнулся он, — полагаю, я должен хотя бы попробовать… раз уж ты исполнила мое рождественское желание.

 

Белла непонимающе взглянула на него. Вместо ответа Эдвард притянул ее крепче к себе, утыкаясь носом в мягкие каштановые волосы, пахнущие яблоком.

 

— С Рождеством, Бэмби, — прошептал он, касаясь губами ушка.

— С Рождеством, Эдвард, — выдохнула Белла, прижимаясь к его плечу.

 

Ветер за окном становился все сильнее, снег прилипал к окну. Часы уже пробили двенадцать, а Эдвард все сидел под елкой, прижимая к себе уснувшую Беллу и лелея то трепетное, теплое чувство нежности и счастья, расцветавшее в его душе.

 

Ведь сегодня Белла сотворила настоящее рождественское чудо.