Настали счастливые времена. Приглашенный доктор подтвердил мою беременность, и отныне для мужа я стала недоступна. Зная его жестокий нрав, ему запретили притрагиваться ко мне, если он хочет, чтобы этот ребенок родился. 

Безжалостный и грубый в будничной жизни, Алонзо, однако, оказался заинтересован в появлении наследника. На многие месяцы он оставил меня в покое, причем в буквальном смысле. Он даже не интересовался, как у меня идут дела. Все чаще уезжал, теперь неделями не появляясь дома, кутя где-то с друзьями. Я почти не видела его, и даже когда мы встречались во время его редких появлений, он делал вид, что я не существую. 

- Синьор Алонзо, - говорил дворецкий, принимая из его рук плащ, - ужин будет готов через пятнадцать минут. Позвать к столу синьору? 
- Принесите ужин в мою комнату! И подайте вина! - Грубо, непреклонно. Не глядя в мою сторону, как будто меня нет. 

И я была рада, что он не принуждает меня разделять с ним трапезу. После всего, что между нами было, вид его лица, его голос, мимика – все вызывало во мне отвращение. 

- Синьор Алонзо, вашей жене неплохо бы пошить новые наряды, ее талия уже увеличилась в размерах, - докладывала домоправительница Агата с деликатной улыбкой, за которой можно было увидеть тонкий расчет и скрытую неприязнь. Ей не нравилась я, не по душе было присутствие Джозефины рядом. Она считала, что старая служанка покушается на ее власть в доме. 
- Дайте ей столько денег, сколько потребуется… - проходя мимо быстрыми шагами, обдавая меня неприятным запахом пота и вина, отвечал муж. – Позовите портних. 

Я радовалась его безразличию больше, чем следовало – буквально летала в облаках. Несмотря на то, что мужа я ненавидела, перспектива стать матерью пришлась по душе. Я ждала появления первенца с нетерпением, стараясь не думать о том, что тогда придется вернуться к исполнению супружеского долга. 

Все свое время я проводила в окружении слуг, заботящихся обо мне. И в ожидании тайных встреч с Эдоардо. Прогулка за город вдоль морского побережья оставалась любимым занятием. Джозефина всегда была моей сопровождающей, но по-прежнему оставалась в экипаже и, беря с собой вышивку, спокойно проводила время, пока мы отсутствовали. Несомненно, она знала о происходящем, но ей и в голову бы не пришло нас выдать. 

Мы расстилали на зеленой поляне под эвкалиптами покрывало, где часами упоительно отдавались запретной любви. Мужу было нельзя притрагиваться ко мне, но Эдоардо, обладая медицинскими навыками, знал, что осторожная и нежная близость не повредит плоду. Мы купались нагишом, пользуясь тем, что наше тайное место абсолютно безлюдно. Нарушали все возможные правила, чувствуя себя свободными. 

- Ты не расстроен? – спросила я его однажды, когда он задумчиво гладил мой округлившийся живот, прикладывал руку в надежде почувствовать удар изнутри или слабое шевеление, и всякий раз удивленно улыбался, когда его старания вознаграждались. 
- Нет, - твердо ответил он, наклоняясь и оставляя возле моего пупка пламенный поцелуй, воспоминание о котором нескоро забудется. Кожа будто горела там. Рука Эдоардо прижалась к округлости плотнее, а взгляд был важнее тысячи слов. – Как я могу быть расстроен, если он защищает тебя от мужа. 

Моя радость при упоминании о муже всегда улетучивалась. И, хотя синяки давно сошли, я не могла не вспоминать с ужасом все наши ночи, когда Алонзо был груб и жесток, всякий раз заставляя кричать от боли. Лишь познав настоящее чувство, испытав нежность и страсть, я до конца смогла осознать, каким извергом и садистом был муж. И мне предстоит терпеть это снова – вскоре после родов я уже не смогу укрыться от его домогательств. 

Я смотрела в сверкающие зеленые глаза любимого и жалела, что нас разделяет так много преград – мое замужество, положение в обществе. Дочь и наследница графа Чинни никогда не смогла бы выйти замуж за ученика лекаря, чье происхождение сомнительно. Отец не пустил бы Эдоардо и на порог. Фамильная гордость всегда была свойственна нашему семейству. 

Впрочем, после смерти отца в качестве альтернативы мне оставалась улица… Но тогда мы не встретились бы никогда с Эдоардо. 

Как бы там ни было, сейчас я была замужем, связана нерушимыми узами, Мы ничего не могли поделать, лишь жить мгновением, которое нам дано, надеясь, что сможем скрывать отношения как можно дольше. И молить Бога о прощении за грех нашей любви. 

Я положила свою руку поверх родной ладони и озвучила еще одно беспокойство вслух: 
- Что если ребенок унаследует характер отца? – спросила я со страхом. – Ты никогда не думал, что Алонзо не заслуживает сына? 
- Мы ничего не можем с этим поделать, - ответил Эдоардо грустно, но по ожесточенному выражению глаз я догадалась, что наши мысли схожи. Однако он сразу смягчился и, наклонившись, с улыбкой поцеловал меня в живот. – Но, может, он унаследует характер матери? 

Его губы переместились выше, задевая чувствительные точки на моей груди, и я откинулась на спину со стоном, отдаваясь сладкой греховной страсти. Из-за длительного отсутствия близости с мужем воспоминания о боли притупились, и любовный акт с Эдоардо начал приносить поразительное удовольствие. Я мгновенно загоралась в его руках. Шептала его имя, мечтая и ребенка назвать так, если это не будет слишком подозрительно. Наши тела двигались навстречу друг другу, и затуманенным страстью взглядом я наблюдала за лицом Эдоардо, за признаками экстаза, которого он достигал. Удивлялась, каким осторожным и трепетным он был в пылу увлечения, даже теряя, казалось, над собой контроль. 

Постепенно мы стали реже выезжать на природу, и причиной тому был мой растущий живот. Тряска не способствовала хорошему самочувствию, хотя купание, напротив, помогало расслабиться. 

Зато, пользуясь отсутствием мужа и тем, что окна моей спальни выходили не на главный двор, а в сад, Эдоардо часто ночевал в моей постели. Я предполагала, что некоторые из служанок догадывались о происходящем, но успешно скрывали это и от Алонзо, и от вездесущей Агаты, и даже от меня. А возможно, Эдоардо был настолько осторожен, что не вызывал подозрений. 

На людях мы оба вели себя сдержанно, ни словом, ни жестом не показывая заинтересованность друг в друге. 

Окно моей спальни всегда было открыто. Почти каждую ночь ласковые надежные руки любимого обнимали меня, не давая скучать или хандрить. Растущий живот стал проблемой, но Эдоардо нашел способ удовлетворить нашу страсть в удобном положении. Он пристраивался сзади, покрывая ласковыми поцелуями мою шею и спину, а его руки аккуратно и нежно массировали мою грудь. Догорающие свечи были единственными свидетелями порочной связи. 

- Возможно, нам уже стоит прекратить это, - сказал как-то он, когда, лежа на пушистых подушках, мы целовались в ночи. Обнаженные, почти свободные. В то время как мой муж развлекался в новом борделе или обыгрывал в карты очередного наивного дурака, такого, как мой покойный отец. Думать о том, что совсем скоро я освобожусь от бремени и стану доступна для Алонзо, не хотелось. – Большой срок. 
- Нет, нет, - возразила я отчаянно, неуклюже поворачиваясь к Эдоардо и лаская руками мужественные скулы. – Пожалуйста, не лишай меня последних счастливых минут. Скоро я рожу ребенка… скоро я снова буду в синяках, - добавила мрачно, смаргивая слезы. 

Эдоардо вздохнул, ему тоже была противна мысль о том, что вскоре мне придется испытать новую волну насилия. Смириться с тем, что Алонзо мой муж и имеет право надругаться над моим телом, нелегко было ни мне, ни любимому. 

- Может, я снова забеременею, - выразила я надежду, хотя понимала, что теперь это займет больше времени. Организму необходимо будет восстановиться, прежде чем я снова смогу понести. Полгода, а то и год… страшно даже представить, что меня ждет. Сказочное время неуклонно подходило к завершению. 

В глазах Эдоардо я видела то же отчаяние, что и у себя. А еще гнев, ненависть к человеку, который считает себя правым, причиняя боль женщине. 

- Я убью его, - прошептал мой любимый, и стальное выражение его глаз сказало мне, что он даже не пытается шутить. Я мягко погладила искаженное решимостью лицо. 
- Если поймут, что это сделал ты, тебя повесят, - напомнила я, стараясь оставаться хладнокровной, в то время как внутри испытывала страх. 
- Зато спасу тебя, - огрызнулся Эдоардо и закрыл глаза, пытаясь успокоиться. 
- Не думай об этом, - попыталась я отвлечь его, надеясь, что он никогда не приведет свой ужасный план в исполнение. Бедняки и люди среднего сословия и без того часто умирали, без солидных на то причин. Мысль о том, как Эдоардо повесят на рыночной площади за убийство, приводила меня в ужас. Как и то, что Алонзо вполне мог одержать верх, будучи более опытным фехтовальщиком в отличие от простого врача, лечащего животных и никогда нормально не державшего в руках оружие. 
- Да, - согласился Эдоардо, напряженно выдохнув. Нуждаясь в успокоении, он потянулся к моим губам. Его поцелуй был полон мольбы и гнева, словно это наш последний раз. 

Я ответила ему с той же страстью, притягивая к себе, несмотря на мешающий живот. Длительное время мы только целовались, но вскоре ласки стали менее сдержанными, и тихие стоны заполнили уютную постель. Моя налитая от беременности грудь была невероятно чувствительной, реагируя на любые прикосновения. Соски затвердели, и губы Эдоардо воспламеняли, заставляя гореть в огне страсти. Живот свело от желания, и Эдоардо тотчас переместился ниже, находя положение, в котором мог удобно соединиться со мной. Его толчки были медленными и размеренными; я закусила зубами подушку, чтобы не кричать. Экстаз не заставил себя ждать, пронизывая все тело. Наслаждение было всепоглощающим. 

Я не сразу поняла, отчего Эдоардо сквернословит, и отчего приятное тепло, концентрирующееся между ног, заливает постель. Круглые глаза Эдоардо поселили в сердце тревогу. 

- Белла, Белла, - шокировано шептал он, торопливо обхватывая мое лицо руками. – Ты рожаешь. 

Его страх передался и мне. Я резко села и увидела на простынях большое влажное пятно. Мое движение привело к тому, что новая порция теплой жидкости вышла изнутри, заставив меня охнуть. 

Эдоардо подскочил. Я смотрела, как он поспешно одевается. Паника скрутила мое тело. Отчасти потому, что, хотя я еще не чувствовала боль, знала, что она будет. Отчасти, что понимала – наша связь с Эдоардо на время подошла к концу. А мое будущее снова стало неопределенным и темным. 

- Все будет хорошо, - одевшись, Эдоардо пытался утешить меня поцелуем и слабой, но безнадежной улыбкой. – Тебе можно ходить. Зови прислугу, как только я уйду. Я люблю тебя… 

И, еще раз грустно улыбнувшись, он вылез через окно. Я знала, что он хотел бы остаться… но это было невозможно, увы. 

Роды проходили трудно. Приглашенная акушерка прибыла только под утро, когда схватки были в самом разгаре. Стройность моего юного тела стала помехой плоду – доктор сказал, что кости таза недостаточно широкие, и это будет чудом, если я управлюсь за двое суток. 

Постепенно я потеряла счет времени, крича, корчась на подушках, почти не испытывая облегчения. Джозефина и несколько горничных всегда были рядом, утирая прохладным полотенцем мой пот, шепча ободряющие слова. Мужа искали по городу, но пока не нашли, очевидно, что он околачивался в очередном притоне, и ему не было дела до моих мук. В конечном итоге доктор махнул рукой, сказав, что у меня нет шансов, и вышел. Лишь акушерка и Джозефина оставались со мной. 

Я уже почти попрощалась с жизнью, когда на третьи сутки неожиданно схватки усилились, а затем, спустя несколько тяжелых потуг, на руки акушерке вывалился крошечный младенец, который был так слаб, что даже не кричал. 

- Мальчик… 

Подняв слабую голову, я с открытым ртом уставилась на своего ребенка, узнавая в нем знакомые черты… с ужасом и благоговением видя в маленьком личике черты Эдоардо… 

Шокированное выражение лица Джозефины сказало мне, что и она тоже все прекрасно поняла… 
 

- Вам придется отдать ребенка, - внушала мне Джозефина, в то время как я плакала, держа своего мальчика на руках. Он был таким красивым, таким крошечным. Он родился едва живым, но уже немного окреп после того, как приложился к моей груди, забавно ее посасывая. Его волосы, не в пример смоляно-черным прядям Алонзо, поражали белизной, и со временем, очевидно, окрасятся медью. Разрез глаз, изгиб губ – все кричало о том, что это сын Эдоардо. 
- Отдать? – я была в ужасе оттого, что Джозефина права. Алонзо еще не вернулся, но если только увидит моего сына, то сразу все поймет. Может, он и был жестоким садистом, но точно не дураком. 
- Да, - кивнула старая служанка. – Оставить на пороге одного из монастырей. Там за ним смогут присмотреть. Такие вещи происходят нередко. Мы всем скажем, что мальчик умер сразу после родов, все поверят, потому что знают, настолько тяжело все проходило. 

Акушерка была приглашенной и не могла знать, на кого ребенок похож. Она сделала свое дело и ушла. Как и доктор. 

Горничных Джозефина не пустила в покои, мотивируя тем, что мне необходимо отдохнуть. Экономка Агата отсутствовала, что тоже было на руку, иначе бы она могла настоять на присутствии. О том, что сын, которого я родила, зачат не мужем, пока знали только Джозефина и я… 

- Синьора, в отсутствие Алонзо вы можете якобы похоронить мальчика, и тогда муж никогда не узнает про ваш позор. Торопитесь, синьора. Я тайком смогу вынести его из дома. Если ваш муж увидит, ваше положение станет намного, намного хуже, чем до этого, - пугала Джозефина, и снова была права. – И ваше, и Эдоардо. Его синьор просто убьет, да и ваши шансы выжить окажутся невелики, он очень жесток и ревнив! 

Волосы шевелились на моей голове, как только я представляла, какому унижению и пыткам Алонзо подвергнет меня и Эдоардо. Я, если даже выживу, познаю боль в тысячу раз худшую, чем уже испытала. 

- Если вы не отдадите сына сами, - продолжала давить пожилая служанка, - его убьет ваш муж! Пожалуйста, синьора, послушайтесь старую женщину, - умоляла она, заламывая руки, - не губите себя и младенца! 

Я плакала. Понимала, что должна принять решение, но сил не было оторвать мальчика от груди. Вся испытанная мною боль от рук изувера Алонзо не шла ни в какое сравнение с ужасом, что моего ребенка необходимо отдать, чтобы не бросить на меня тень. Чтобы спасти Эдоардо… 

- Дай мне полчаса, - попросила я Джозефину, сглатывая огромный колючий ком, рыдая над беспомощным младенцем, которому нельзя остаться рядом с матерью. Он безмятежно спал в моих руках, не понимая, что никто не сможет защитить его. Но, может, найдется кто-то другой, кому я бы смогла его доверить? 

Я не знала, как поступить. Но сделала то, что было мне доступно – обратилась к единственному человеку, которому могла доверять. Который всегда с тех пор, как увидел, неизменно поддерживал меня. 

Я все еще была слабой после родов, но решимость придала мне сил. Поднявшись и накинув верхнюю одежду, я уложила ребенка в простыню и повязала ее через шею. Мой мальчик устроился в моих руках, словно в колыбели. Улыбнувшись печально, мысленно желая, чтобы все удалось, я вылезла через окно – по счастью, первого этажа. 

Стояла ночь, но Эдоардо был в конюшне. Судя по выражению его лица и кругам под глазами, он не спал так же долго, как и я, не находил себе места, ходя туда-сюда. Его волосы были растрепаны, как будто он вырывал их в отчаянии, а глаза горели безумным блеском. 

- Белла? – воскликнул он с облегчением и удивлением одновременно. Как только он оказался возле меня, протягивая руки, но не решаясь обнять, я сняла с шеи повязку и вложила в его руки ребенка. Он отшатнулся, непонимающе хлопая глазами, растерянно приоткрывая рот. 
- Ты должен увезти его, - сказала я, не пытаясь скрыть безутешные слезы. – Ты должен спасти себя и своего сына... Лучше он будет с тобой, чем безымянным подкидышем при монастыре. 

Эдоардо опустил глаза, несомненно, подмечая теперь сходство. Его рот приоткрылся еще шире, а руки прижали малыша к себе, пока он вглядывался. Лицо отразило палитру чувств, от глубочайшего потрясения до осознания нашей новой проблемы. 

- У меня всего полчаса, - прошептала я с горечью. – Потом Джозефина вернется и заберет дитя. Его увезут прежде, чем муж увидит. Иначе он убьет нас всех. Нам повезло, что он задержался в городе, пока я рожала. Но ради бога, Эдоардо, спеши, пока есть шанс! Спасай сына! 

Я начала подталкивать его в сторону лошадей, невзирая на его очевидный шок. Он до сих пор не произнес ни слова, но я молила всех святых, чтобы он согласился помочь и спас нашего сына. 

- Немыслимо… - прошептал он, когда я подвела его к старой телеге, в которой было немного сена, и, как умела, стала запрягать лошадей. Нельзя было взять хозяйский экипаж – он был бы слишком заметен и в городе, и за его пределами. Зато никто не обратит внимания на бедняка, устало трясущегося в обыкновенной телеге. 

Времени было мало, но Господь благоволил, и пока меня еще не хватились. Эдоардо поднял на ноги двух конюхов, вместе работа пошла быстрее. Любимый выглядел решительно, к моему облегчению, и больше не сомневался. Его глаза метали молнии из-под сведенных бровей, его приказы мгновенно выполнялись. К своему стыду, я обнаружила, что многие жившие в доме люди знали о наших с Эдоардо отношениях, но, к счастью, и слуги, и конюхи оказались не на стороне хозяина дома. Его крутой нрав отражался на всех домочадцах без исключения. 

Ребенок, будучи сытым и совсем слабым, спал беззвучно, не обращая внимания на суматоху вокруг. Кони ржали, бренчала сбруя, но конюшня находилась далеко от хозяйского дома, и это спасало нас. 

Когда все было готово, у нас с Эдоардо осталось несколько последних минут, чтобы попрощаться навсегда. Я, не скрывая горя, тихо рыдала, глядя в изумрудно-зеленые глаза. Эдоардо, не стесняясь прислуги, заключил мое лицо в ладони и прижался к губам. Он не хотел покидать меня, было видно, какого труда ему стоит сдержать отчаяние. Его лицо искажалось от сильных чувств, а глаза увлажнились, хотя он и был мужчиной. 

- Если бы я мог обеспечить тебя так, как ты того заслуживаешь… - в отчаянии бросил он, глядя на меня почти свирепо. Слезы вырвались из его прекрасных глаз, но непостижимым образом только больше придали ему мужественности. 
- Я бы все отдала, чтобы уехать вместе с тобой, - поклялась я, крепко обнимая его руками. 
- И титул? – прорычал он, сжимая мои волосы и целуя, целуя… не давая отстраниться. - И деньги? Нам пришлось бы нищенствовать. Я в силах обеспечить одного себя, но дать тебе и ребенку соответствующую жизнь будет куда труднее. Я бы сделал многое, но достаточно ли было бы моих усилий? 
- Я готова на все… - задыхалась я. – Мне ничего, кроме тебя, не нужно… 
- Поехали… - умолял он, и в его голосе не было места шутке. – Сбежим. 
- Поймают, - веско заметил чей-то голос. Старший конюх Бруно, совсем старик, подошел к нам незаметно, пока мы были увлечены разговором. – У синьора Алонзо достаточно связей и денег, чтобы отловить сбежавшую с полюбовником жену. 
- Неужели нет выхода, - прорычал Эдоардо, не спеша выпускать меня из объятий. Он смотрел на старика так, будто тот мог предложить нам вариант. Мы цеплялись друг за друга, понимая, что больше никогда не увидимся. Это конец. И если у Эдоардо еще оставался шанс на счастливую жизнь вдали от этого места, то меня ждал впереди ад… 

Конюх пожал плечами. 
- Если синьору не заботит молва и положение, можно ее спрятать в монастыре святой Клары Ассизской, пока все не успокоится. Там ее не найдут, если только никто не проболтается. Я знаю тамошних монахинь с детства, их и пытками не расколешь. Там живет немало женщин, которые просто помогают по хозяйству, не принимая пострига. Монастырь славится тем, что берет многих несчастных жен и дочерей под опеку. 

Эдоардо взглянул на меня с яростной надеждой и недоверием в глазах. 
- Белла! – воскликнул он, умоляя. – Ты бы могла? 
- Да! 

Как будто мне хотелось остаться с мужем. Да что угодно, даже побег и последующее за этим возможное наказание не было страшнее того, что ждало меня здесь. 

Мы быстро прошли к телеге, и я, подобрав неуклюже смятые юбки, забралась на сено. Эдоардо тут же подал мне старый потрепанный плащ, и я закуталась в него – так никто не сможет распознать во мне благородную даму. 

- Ты останешься, - осадил Эдоардо конюх, когда тот попытался взобраться вслед за мной. – Я отвезу ее, а ты сделай все, чтобы на тебя не пала тень. Потом, когда ее перестанут искать, у вас появится шанс воссоединиться. Уйти вместе с ней сейчас было бы верхом глупости. 
- Да, - покорно кивнул Эдоардо, отступая перед мудростью старшего. Я наклонилась, чтобы поцеловать любимого, впервые чувствуя слабую радость в груди. Я отправлялась в рискованное путешествие… в конце которого меня ждет либо свобода, либо смерть. Но это было впервые, когда в моем темном будущем забрезжила надежда…

 

Эпилог

Затерянный в горах монастырь святой Клары Ассизской стал мне домом. Меня поселили в маленьком домике вместе с сыном, определили круг забот. Постепенно я привыкла к простой работе, хотя поначалу мне, выросшей в окружении слуг, было непросто. Благодаря заботливым сестрам я научилась убираться и готовить, втайне надеясь, что когда-нибудь навыки пригодятся, если я смогу жить с Эдоардо. Об одном только я молчала – о том, что мой сын зачат в грехе, хотя и знала, что меня не прогонят и в этом случае. Многие часы я простаивала на коленях перед святой Девой, надеясь, что она заступится за меня перед Богом. Молила о том, чтобы на сына не пали грехи отца и матери. 

Я была почти счастлива этой жизнью – это было лучше роли покорной рабыни-жены. Ни деньги, ни титул не принесли мне счастья, о котором мечтал отец. 

На протяжении шести месяцев я ежедневно молилась, чтобы с Эдоардо все было в порядке. От него не было никаких вестей. Раз в неделю вместе с продуктами в монастырь приходили новости из Неаполя: торговцы, любящие поговорить, приносили сплетни обо всех мало-мальски значимых событиях. Страх быть пойманной сменился облегчением, когда один из торговцев рассказал, что барон Алонзо Кальдерас Уоллис прекратил поиски беглянки-жены, решив, что она сгинула в руках местных бандитов, и теперь ищет новую невесту. В городе поговаривали, что барон сам убил жену, но связываться с ним никто не хотел. Об Эдоардо и возможной с ним связи не было сказано ни слова, что означало лишь одно: слуги Алонзо сохранили наш секрет. И я была бесконечно признательна им за это. 

Я очень скучала. И медленно теряла надежду на воссоединение с возлюбленным. Если все утихло, почему он до сих пор не пришел за мной? А может, - думала я иногда, - Алонзо прознал правду и расправился с Эдоардо тайно? Или, что вполне могло быть, Эдоардо сам вызвал Алонзо на дуэль и погиб, сражаясь за меня и сына. Чтобы узнать это наверняка, следовало выехать за стены монастыря, а я слишком дорожила новообретенной свободой, чтобы так рисковать. 

Ребенок окреп, у меня было достаточно молока, и он рос счастливым, улыбчивым мальчуганом. Я назвала его Эдвардом на английский манер, в честь отца, но придав имени чуть другое звучание, чтобы отличать их друг от друга. Я бы, вероятно, так и прожила всю оставшуюся жизнь в монастыре, если бы однажды не пришли благие вести. 

- Синьора Белла! – окликнула меня радостная сестра Анжелика. – Синьора Белла! 
- Что? Что случилось? – встрепенулась я. 
- Заехал Джованни, вы же помните его? – начала рассказывать сестра. Я кивнула нетерпеливо – так звали одного из неаполитанских торговцев. – Город гудит! Барона Алонзо Уоллиса нашли мертвым на пороге дома одного из его друзей! До этого он был на шумной богомерзкой вечеринке. Но Господь покарал его: врач сказал, что отравили барона. 

Я не могла поверить услышанному. И что? Теперь я свободна? Могу ли я, не опасаясь преследования мужа, вернуться в дом? Но главное – хочу ли я туда возвращаться? И где, черт возьми, мой Эдоардо?! 

Словно Бог услышал мои молитвы, вдруг заскрипела дверь монастыря, а потом послышался топот ног. Прибежала девочка-послушница, сообщая, что по мою душу пришел молодой мужчина, и что сестра-привратница привычно пытается объяснить ему, что никого похожего на меня здесь нет. Но молодой человек упрям, как мул, и с ним уже беседует матушка-настоятельница. 

Накинув шаль, я вскочила и побежала к воротам, практически уверенная, что за мной приехал Эдоардо. 

Это был он – стоял, хмуро объясняя настоятельнице, что ему необходимо увидеться с синьорой Беллой, что он не враг ей. За спиной виднелся экипаж, запряженный четверкой вороных жеребцов. А на козлах сидел Бруно. 

На лице Эдоардо расцвела улыбка, стоило ему увидеть меня в дверях. 

- Белла! – закричал он, и настоятельница посторонилась, пропуская нас друг к другу. Мы бросились в объятия, и я была счастлива, как никогда. Перебивая, мы рассказывали о нашей жизни в разлуке, но мои дни оказались менее насыщены, чем его. 

Настоятельница не могла впустить мужчину внутрь стен, но прикрыла дверь, чтобы не мешать нашему разговору. 

- Мне пришлось нелегко, - говорил Эдоардо, но его глаза горели триумфом победы, несмотря на страшный рассказ. – Алонзо подозревал, но, к нашему счастью, почти никто из слуг не знал о запретной связи, а те, кто знал, держали рот на замке. Ему доложили, что ты сбежала от его жестокости, а не с кем-то другим. Понимая свою гнилую натуру, Алонзо поверил. Агата что-то пыталась разболтать, но ее заткнул Бруно – у них была давняя вражда, и он знал, на что надавить: Агата частенько подворовывала у хозяина. Алонзо снарядил поиски, надеясь, что ты отправилась в свои края, но там о тебе никто не слышал. Он сдался, Белла! 

- А что же дальше? – просила я продолжить. – Как он умер? 

По лицу Эдоардо пробежала тень, а глаза потемнели от ненависти. 

- Я не мог позволить, чтобы он преследовал нас и дальше. Вдруг бы я ушел, а слухи о нас донес бы кто до него? Давно, ты уже и не помнишь, как подала мне идею… о яде. 

Эдоардо многозначительно на меня взглянул, а я прикрыла рот рукой, чтобы не ахнуть от ужаса. 

- Испортить его напиток на той вечеринке не составило никакого труда – там было такое столпотворение, что меня никто и не заметил. Одна была трудность – раздобыть костюм соответствующего вида. Мне осталось только наблюдать… и надеяться, что количества окажется достаточно. Он мертв, Белла, - жестко сказал Эдоардо, и не думая сожалеть. – Ты свободна. Думаю, Бог простит меня за совершенное. Твой муж был воплощенным дьяволом. 

Сестра Анжелика вынесла нашего сына. Обрадованный Эдоардо, ахнув от восторга, тут же взял его на руки. Разговор о смерти был забыт в то же мгновение. А я все еще не могла поверить, что история закончилась. 

- Прощайте, синьора Белла, - помахала рукой сестра Анжелика. – Мать-настоятельница о вашей тайне не знала, но я догадывалась, что вам было к кому сбегать от деспота-мужа. Да и мальчик на отца похож… Да, Господь такое считает грехом. Но Он – там, а мы на земле… Я буду молиться Святой Деве. Она поможет вам. 
- Спасибо за все! – поблагодарила я со слезами на глазах. Второй раз я убеждалась, что тайны вокруг меня не живут, но второй раз мне везло на людей, с которыми сталкивала судьба. 

- Куда едем? – крикнул с козел старый конюх, когда мы забрались внутрь. 

Эдоардо вопросительно взглянул на меня и сжал мою руку, другой рукой трепетно прижимая к сердцу сына, при взгляде на которого его лицо светлело от счастья. 

- Ты можешь вернуться домой, - сказал он. – Все имущество мужа принадлежит тебе по праву. В том числе земли и дом твоего отца. Алонзо не успел их продать. Ты будешь богатой свободной вдовой, а я работником в твоем доме. В глазах общества ты будешь чиста. Мы не сможем стать мужем и женой, но втайне ото всех сможем встречаться, как прежде. Или… – он перевел дух. - Если ты хочешь, мы можем поехать в дом, где я родился. Я не смогу предложить тебе богатств, но обеспечить пропитанием тебя и сына сумею. Скрыв титул и свое положение, ты сможешь стать моей женой законно. Что бы ты хотела, Белла? Выбор перед тобой открыт… 
- Все, что угодно, только с тобой, - сказала я, крепко пожимая его руку в ответ. – Но, думаю, нам стоит вернуться и завершить дела моего мужа. Распустить слуг, щедро заплатив им за преданное молчание, продать дом… после чего я отправлюсь с тобой, куда ты пожелаешь. И у нас даже будут деньги, чтобы жить безбедно. 
- Я люблю тебя… - прошептал Эдоардо и подарил мне страстный поцелуй, в то время как Бруно, взмахнув хлыстом, послал коней навстречу доброй судьбе…