Не торопись, не разводи суету и будь внимательна, и тогда всё в твоей жизни будет максимально правильно и хорошо. Вот что говорили мне родители, ещё когда я была маленькой, и добавляли, что не нужно злиться, если что-то не складывается так, как хочется, иначе всё станет только хуже, и какая-либо серьёзная неприятность не заставит себя долго ждать. Но, возможно, по достоинству я оценила их слова лишь сегодня, когда, задержавшись дома больше допустимого, умудрилась попасть в аварию практически на пустой дороге и теперь вот уже несколько минут осматриваю повреждённый бампер своей тойоты. Вмятина не слишком значительная, но заметная, чего не скажешь о мотоцикле, на котором столь очевидных повреждений попросту нет. После столкновения мы не мешаем другим автомобилистам, и потому мне не доставляет радости видеть, что владелец мотоцикла по-прежнему находится за рулём и в шлеме. Не дай Бог он собирается уехать. Никто из нас не пострадал, но нам всё равно нужно урегулировать произошедшее. Пусть я и не нуждаюсь в том, чтобы кто-то выплачивал мне ущерб, и финансово могу справиться сама, покинуть место столкновения у мотоциклиста не выйдет.

- Не хочешь наконец слезть со своего байка и посмотреть на мою машину невооружённым взглядом?

Мужчина словно нехотя выставляет подпорки. Одеяние сплошь тёмное, но не пугающее. Кожаная куртка, брюки, ботинки, перчатки, защита для головы, из-за которой невозможно прочесть ни одной эмоции на его лице, что невероятно раздражает. Всё это самого мрачного чёрного оттенка, который можно только представить. Я даже думаю, что это может быть мой когда-то парень, и по сей день отдающий предпочтение тёмной тональности в одежде, но это попросту невозможно. Он в принципе не может быть в двух местах одновременно. Так, чтобы и здесь, и в мировом турне в поддержку третьей пластинки. И к тому же когда-то он сказал, что не хочет, чтобы я жила ожиданием, размышляла, где, как и с кем он проводит минуты досуга, и сидела на телефоне в надежде, что он будет не слишком уставшим после очередного концерта, а разница во времени позволит ему позвонить, и чтобы всё это происходило со мной снова и снова. Мне только-только исполнилось двадцать один, когда его первый альбом принёс ему бешеную популярность, и Эдвард впервые уехал от меня. Мы справились тогда, но не потом. Скоро мне двадцать девять. И это моя восьмая весна без него.

Я звоню Роуз, своей подруге ещё со времён университета и по совместительству коллеге, чтобы быстро предупредить о своём намечающемся опоздании, пока незнакомец лениво слезает с мотоцикла. Мы с Розали работаем над очередным делом о разводе. Из-за стереотипа о так называемой женской солидарности чаще всего нам случается представлять именно женщин, в то время как мало кто осведомлён о беспристрастности адвоката в отношении пола, вероисповедания или ориентации человека, но в этот раз клиентом является мужчина. Тем не менее, я работаю в одной из самых известных адвокатских контор Лос-Анджелеса достаточно долго и уже вскоре после получения первого дела усвоила, что практически все расставания в принципе одинаковы. Два человека, которые когда-то собирались состариться вместе, просто разочаровываются друг в друге или в самих себе, или же в своих мечтах и планах и хотят поскорее всё закончить и больше никогда не встречаться. Вычеркнуть друг друга из своих жизней, будто случайного прохожего. Мы даём им то, что они хотят, представляем чужие интересы и после окончания судебных разбирательств и выплаты гонорара прощаемся с людьми, которые внешне рады тому, что всё наконец кончено, но я знаю их лучше, чем они сами себя. Невозможно просто разъехаться или избавиться от общей жилплощади и тем самым стереть воспоминания. Они живучие и сильные. Напоминают о себе даже тогда, когда человек уже давно не является частью твоей жизни. Ты живёшь, дышишь, функционируешь, может быть, сближаешься с кем-то снова, но иногда, возможно, в День рождения, или просто услышав похожий голос, ты невольно оглядываешься вокруг. Или погружаешься вглубь себя. Порой достаточно одной мелкой детали, и вот в рамках нескольких дней твой мир уже сходит с привычных рельс, и столько же времени требуется на то, чтобы вернуться на них.

Для меня той самой мелкой деталью становится отблеск бронзы, яркая вспышка, улавливаемая боковым зрением, от которой хочется зажмуриться. Я не уверена, что именно говорю подруге. Только понимаю, что наш разговор не длится сильно долго. Потому что, снимая шлем и водружая его на багажник мотоцикла, незнакомец обретает лицо. Лицо, которое являлось мне во снах и смотрело на меня с нежеланных афиш. Подсвеченное солнцем, оно словно сияет. Он стал выглядеть старше, перестал бороться с взъерошенными от природы волосами и регулярно сбривать щетину, но под всем этим угадывается то лицо, которого я касалась, знала все его контуры и мимические морщинки, забавы ради порой разглаживала их и подолгу любовалась им. Примерно так, как сейчас, когда озираю Каллена с головы до ног, будто увидела его впервые. Хотя во многих смыслах всё так и есть. По крайней мере, тогда я имела больше прав смотреть на него и при этом не чувствовать себя воровкой. Воровкой, которая упустила все возможности двигаться дальше, выпадавшие за это время. Мне казалось предательством сама мысль о том, чтобы заменить то, что я чувствовала прежде. Все, с кем я поначалу делилась своими эмоциями, не воспринимали их всерьёз и относились к ним, как к кратковременной влюблённости, и вскоре я перестала рассказывать. Попросту замолчала. Оставила это лишь себе. Иногда мне случалось думать, что все они правы, умнее и знают о жизни что-то, чего не знаю я, и временами это заставляло меня чуть ли не стыдиться себя и своих чувств, но стало совсем плохо лишь после расставания. Хотя я не припомню, чтобы кто-то сказал в моём присутствии что-то совершенно уничтожающее, многое читается по глазам. Меня не поддержали так, как я на то надеялась. Но я не показала и виду, насколько сильно уязвима и расстроена. Просто решила для себя, что не хочу по-настоящему закрывать эту дверь. Что лучше и счастливее, чем с Эдвардом Калленом, мне уже ни с кем и никогда не будет.

- Здравствуй, Белла.

Его первые за долгие годы слова, не те, которые я слышала в интервью, а сказанные вживую, звучат глухо и едва различимо. Можно было бы подумать, что их просто заглушает шум автомобилей, но именно в этот момент дорога удивительно пустынна. И в любом случае звуки трения шин об асфальт не объяснили бы холодной вежливости в голосе. Но мне приходится напомнить себе, что передо мной больше не тот человек, к которому я когда-то прониклась сильным чувством. Теперь Эдвард Каллен скорее незнакомый чужак. Несмотря на то, что в моём понимании он остаётся прежним. Открытым. Доброжелательным. Искренним. Тем сначала парнем, а потом и мужчиной, который вполне может стать вашим соседом по многоквартирному дому, а вы даже не догадаетесь, что он звезда, если не интересуетесь шоу-бизнесом в принципе. В интервью он всегда с готовностью отвечает на вопросы журналистов, и мне даже ни разу не доводилось видеть, чтобы его вывели из себя папарацци. Честно сказать, я ненавижу такие фото. Стараюсь не иметь с ними ничего общего. Не смотреть. Наверное, знаменитости должны осознавать, что даже личная жизнь перестанет быть личной, но, пожалуй, всех хотя бы раз замечали в плохом настроении и фиксировали это на камеру, чтобы после продать. Всех, кроме Эдварда Каллена. На тех снимках, что мне случалось видеть, он никогда не выглядел раздражённым. Я чувствовала лишь благополучие, исходящее от них, и видела человека, у которого есть всё, в том числе и девушка. Думать о ней ошибка, но полагаю, что её он любит больше меня. Если остаётся с ней между турами и не разрывает отношений. А может, он и вовсе ничего ко мне не ощущал. Точнее ничего подобного тому, как чувствовала себя в его присутствии я, даже просто сидя на диване в полном молчании. Потребность, эйфория, удовлетворённость, счастье, желание быть рядом до самого конца. В двадцать один никто не знает, что это точно означает, но я знала. Осознавала чётко, как будто протёрла линзы на своих очередных очках, которые носила до коррекции зрения. Все эти слова про горе и радость. И часть о богатстве и бедности тоже. Нет, мы не собирались жениться, и, наверное, то, что нам не удалось разъехаться недалеко от мэрии, по-своему иронично. До неё тут каких-то два шага.

- Ты не в туре... - неловко. Тихо. Странно. Одержимо.

Хотя я такая и есть. Застрявшая в прошлом. Отрицающая чистый лист. То, что кто-то залечит мои раны и вернёт ту Беллу Свон, какая она была до Эдварда Каллена. Но он не должен видеть это. Для него я должна выглядеть иначе. Живущей своей жизнью. Мои же слова этому противоречат. Просто я вообще не думала, что увижу его когда-либо снова вот так, как сейчас. Лицом к лицу. На расстоянии меньше метра. И тем более на мотоцикле. Он говорил, что все, кто гоняют на них, потенциальные самоубийцы. Потому что ради скорости отрицают правила. Будто они созданы не столько для нарушений, сколько вообще исключительно для других.   

- Нет. Свернулись раньше. Накрылась одна площадка. Уладить не получилось.

- И ты тут.

- И я тут. Ехал по делам, - ещё больше взъерошив волосы левой рукой, он подходит к моей машине и опускается на корточки у переднего правого колеса. Вмятина как раз прямо над ним, но я уже фактически и думать забыла.

Но Эдвард рассматривает её достаточно долго, и о чём бы он ни думал в данный момент, эти мысли или соответствующая сосредоточенность, или что-то ещё становятся причиной проявления на его лбу вертикальной вены. Однажды я поняла, что она рассекает кожу подобно молнии, только если с Эдвардом Калленом происходит нечто очень хорошее или наоборот очень-очень плохое. Разногласия с родителями, их переживания или попросту неверие в сына, ссоры на почве нежелания всё-таки услышать друг друга, секс, день, когда мы сняли квартиру, доведённая до ума новая песня, заключение контракта, первая запись в студии, выход альбома, длительная разлука, изматывающий тур, появление на пороге после его завершения. К чему относится наше дорожное происшествие?

- Мне вообще-то тоже пора. Я опаздываю. О машине забудь. Разберусь сама. Это ведь я задела тебя, осуществляя поворот налево.

Эдвард выпрямляется с выдохом, которого не слышно, но, даже бесшумный, слившийся с уличными звуками, он пробирает меня до кончиков пальцев на ногах. Я помню все подобные выдохи. В моих волосах, пробуждающие меня от послеоргазменной дрёмы. Около губ до или после поцелуя. Вдоль изгибов позвоночника, когда поутру он упирался лбом мне в правое плечо и просто дышал. Мной, нами, запахом субботней утренней неги, когда никуда не надо торопиться. Всё это слишком для меня. Почти слишком. Или реально слишком. Не могу больше быть здесь.

- Давай встретимся вечером.

Я почти заканчиваю обходить машину вокруг капота, когда это неожиданное предложение сползает вниз по моей спине, сначала запутавшись в кончиках волос вместе с потерявшимся в них ветром. Оно растекается теплом. Пробирается под кожу. И обосновывается под ней будто выжигающим внутренний холод потоком потревоженных воспоминаний. Надо продолжать идти. Просто сесть за руль. Но, как только первоначальное удивление от слов проходит, обернуться становится самой лёгкой вещью из всех, что мне доводилось делать за последнее время. Одновременно я пытаюсь уложить в голове тот факт, что Эдвард Каллен зачем-то хочет увидеть меня снова, чтобы впоследствии выбросить это знание прочь, но уже знаю, что не смогу. Ни забыть, ни проигнорировать. В душе между собой борются злость на саму себя и что-то ещё. Притяжение?
 
- Я не уверена, когда освобожусь.

- Мне всё равно, - пожимая плечами, Эдвард чуть скользит глазами вниз, но ненадолго, и через долю секунды возвращает настойчивый взгляд ко мне, - просто позвони или напиши, и мы куда-нибудь сходим.

Эдвард говорит так, будто я знаю, как с ним связаться. Будто номер его телефона остался тем же, которым он пользовался, когда мы были вместе. Но это вряд ли. Просто чушь. В том смысле, что он, полагаю, не общается с теми, кто входил в круг нашего общения тогда. К тому же в большей степени его составляли мои друзья, а Эдвард, не учившийся со мной и вообще никогда не учившийся в университете, скорее лишь проявлял вежливость по отношению к ним. Пожалуй, было бы странно сохранить прежний способ связи, учитывая, что однажды тебе может позвонить кто-то теперь совершенно посторонний. Да даже для меня многие те люди остались в далёком прошлом. За исключением как раз-таки Роуз и Элис.

- Твой номер...

- Не изменился, Белла. Пришлось бы потратить немало времени, чтобы сообщить многим людям об изменениях, а я решил, что могу провести его, занимаясь более важными и необходимыми вещами, - и прежде, чем я разбираюсь, как воспринимать соответствующее признание, Эдвард застаёт меня врасплох ещё больше, - а твой? Что насчёт тебя и твоего номера?

- Тоже. Тоже не изменился, - справившись с собой, отвечаю я после небольшого промедления. В мои намерения, конечно, не входило лгать, просто... мне не всё равно, какое мнение сложится у Эдварда Каллена. Что он подумает или скажет, когда станет очевидно, что мы оба в некотором роде сохранили частичку себя прежних. Хоть и по разным причинам.

- Тогда ты не возражаешь, если я позвоню тебе, скажем, часов в семь?

- Нет.

- Хорошо, - даже через щетину можно заметить, что Эдвард улыбается. Не сильно, всего чуть-чуть, но, Боже, как я скучаю по нему. Хорошие дни, когда мне удаётся почти не думать о нём, сменяются почти пыткой в остальное время порой так стремительно, что это выбивает из тела весь внутренний дух, накопленный за предшествующее время. Мне чуть лучше тогда, когда Эдвард Каллен исчезает из поля зрения, но в то же время и хуже. Потому что я понимаю, что когда он не ездит по стране с концертами, что регулярно пополняет фотоархив, то занимается в том числе и личной жизнью. Наверное, странно, что он сейчас здесь и разговаривает с бывшей в моём лице, а не рванул первым делом через океан, чтобы провести время со своей девушкой-англичанкой.

- Я, и правда, опаздываю. Ты не...

- Всё в порядке. Поезжай.

Оказавшись за рулём, спустя несколько мгновений после запуска двигателя через зеркало заднего вида я наблюдаю, как силуэт мужчины, которого я любила, превращается в маленькую точку. Роуз при моём появлении в кабинете умолкает на полуслове, в её глазах немой вопрос, но я качаю головой, намекая, что всё потом, и сосредотачиваюсь на деле. Консультация заканчивается незадолго до ланча, после чего, едва клиент прощается с нами перед уходом, подруга усаживает меня обратно за стол. Я наполняю стакан водой, которая не задерживается в нём надолго. И нет, жажда тут ни при чём. Несмотря на то, что после длительных разговоров желание пить обычно естественно, в моём случае всё дело в другом. Просто вода это то единственное, что может помочь мне справиться с зарождающейся головной болью. Она словно предвестник того, что Роуз вряд ли купилась на мои слова о пробках. Тот район, где мы работаем, бывает загружен автомобильным трафиком лишь в случае дорожного ремонта. Но его закончили каких-то пару недель назад.

- Так что случилось на самом деле? - спрашивает она, неотрывно глядя на меня, пока я опустошаю уже второй по счёту стакан. Я понимаю отсутствие способа объяснить всё как-то так, будто внутри меня по-прежнему штиль, лишённый всяких признаков уже разыгравшейся бури. Нечего и пытаться отрицать то, что со мной происходит.

- Я не ударилась, не переживай, но я попала в небольшую аварию. С Эдвардом. Не в том смысле, что он находился в моей машине, нет. Он управлял мотоциклом.

Как и следовало ожидать, Роуз приходит в состояние беспокойства. Что же касается остального... я не уверена, что она понимает, кого я имела в виду. Потому что не задаёт ни единого уточняющего вопроса. Точнее задаёт, но лишь про меня. Не про того, чьи песни регулярно крутят на той радиостанции, которую она предпочитает.

- Почему ты не сказала? Я бы немедленно приехала. Может быть, всё-таки съездим в больницу? Голова не кружится?

- Роуз.

- Кружится, да?

- Роуз, говоря об Эдварде, я имела в виду Эдварда Каллена. Я думала успеть завершить манёвр. Но не удалось. Теперь у меня помят бампер. И ещё я, кажется, согласилась встретиться со своим бывшим.  

- Белла, - в том, как звучит моё имя, скрывается гораздо больше, чем если бы Розали попыталась сказать мне что-то более развёрнутое. Переживание, страх, беспокойство. Может быть, ещё и капелька надежды. Я думаю о том, что в своё время не плакалась в жилетку ни одной из своих подруг во многом из-за их опыта, согласно которому первые отношения обычно всегда обречены на провал. Когда у нас с Эдвардом, казалось, всё было хорошо, Розали и Элис претерпевали расставания, и вряд ли бы они сказали мне что-то истинно ободряющее в аналогичный момент моей собственной жизни.

- Слушай, я не жду от тебя понимания, ладно? Мы обе знаем, что ты довольно осторожна в плане чувств и прочего, поэтому...

- Ты говоришь так, потому что тогда мы с Элис были не слишком отзывчивыми? - прямо спрашивает Роуз и дополнительно привлекает моё внимание прикосновением к левой руке. Указательным пальцем другой руки я обвожу контуры своего телефона, лежащего на столе.  

- Всё в порядке, Розали. Я не держу из-за этого зла.

- Знаю, ведь ты для этого слишком хорошая, но я всё равно хочу сказать, что поддержу тебя, каким бы ни было твоё решение относительно всего.

- Спасибо, Роуз.

- Не за что. Как ты смотришь на то, чтобы сходить перекусить и рассказать мне, каким он стал?

- Не думаю, что для тебя это в целом великая тайна, - я чувствую, как мои губы растягиваются в улыбку, - но он выглядит старше. И этот его мотоцикл... Я как была трусихой в отношении множества вещей вроде высоты и экстремальных развлечений, так ею и осталась.

В ближайшем к месту работы кафе, куда мы выбираемся на ланч чаще всего, нам удаётся занять любимый столик в небольшой нише. У противоположной стены стоят ещё три столика, но сейчас они все пустуют. Так же, как и стол совсем в углу, скрытый от нас перегородкой. В ожидании заказа Роуз проверяет календарь в телефоне на предмет того, какие встречи и с кем нам сегодня ещё предстоят. Зачитывая график вслух, она прерывается, как только я говорю:

- Нужно позвонить Элис. Будет неправильно, если я ей не скажу.

- Хочешь сделать это сейчас?

Я киваю в знак согласия. Подруга отвечает после второго гудка, в то же время заканчивая говорить кому-то, что скоро подойдёт. Судя по звукам на фоне, она находится в швейном цеху. У Элис небольшой бизнес по пошиву одежды на заказ.

- Привет, Белла.

- Привет. Ты не сильно занята?

- Нет, мне всего лишь нужно показать, как делать один шов, но это не срочно. Подождут, - становится тише, и я прихожу к выводу, что Элис, скорее всего, закрыла какую-нибудь дверь между разными помещениями. - У тебя всё хорошо?

- Да. Разве что утром я попала в мелкую аварию, но я цела, ничего такого, лишь машина самую малость повреждена, и в общем... в общем тем, с кем я столкнулась, оказался Эдвард.  

Я слышу вдох, выдох, катящийся звук от, возможно, движения колёсиков кресла по полу, шорох бумаг. Всё это вместе словно фоновое сопровождение для мыслительной работы. Мне уже начинает казаться, что подруга так ничего и не скажет. Если выбирать между Роуз и Элис, вторая всегда была наименее категорична относительно того, можно или нельзя обрести счастье с первого раза. Даже когда у неё не сложилось с тем, кто стал у неё первым, она не расклеилась до той же степени, что и Розали, и по-своему верила в нас с Эдвардом. Это не выглядело действительно очевидным, но в моём понимании она оставалась расположенной по отношению к нему, если иногда составляла компанию нам двоим на диване, когда Каллен приходил в гости ещё до того, как я съехалась с ним. До сих пор не знаю, что впоследствии её в некотором роде расстроило и разочаровало больше. То, что сделал он, или то, насколько добровольно приняла его решение я.

- Эдвард то есть Эдвард Каллен?

- Да, он.

- И что теперь?

- Он хочет встретиться, - говорю я, при этом смотря то на столовые приборы, которые нам уже принесли, то на Роуз, прислушивающуюся к каждому моему слову с выражением молчаливой поддержки на лице. Подруга убрала свой телефон в сумку ещё до того, как я набрала Элис, и это продолжает немного успокаивать меня и сейчас.  

- И ты тоже этого хочешь?

- Да.

- Мне кажется, ты уже всё решила, и сейчас не время обсуждать прошлое, да и в любом случае тебе не нужно чьё-то разрешение. Это ведь твоя жизнь, - после небольшой паузы слышу я и, хотя, наверное, желаю не аккуратно подобранных слов, а честного мнения, в то же время не могу не понимать, что ничто не заставит меня передумать. А какие бы то ни было напоминания о том, кто и кого бросил и где впоследствии был все эти годы, мне и вовсе не нужны. Мы все это отлично знаем. Все трое.

- Ты говоришь так, будто я собираюсь войти в одну и ту же реку дважды.

- А ты не собираешься? - спрашивает Элис так, как будто видит меня насквозь. Мне не нравится её сверх меры проницательный тон, и я не уверена, но думаю, что чуть повышаю голос.

- Нет. Мы просто пообщаемся, и всё. У него есть девушка.

- Поступай, как считаешь, что будет правильно, Белла. Передо мной отчитываться и что-то мне объяснять не нужно. Я всегда тебя поддержу, но извини, сейчас мне, и правда, нужно идти.

- Конечно, я понимаю. Спасибо, Элис.

- Не за что. Я верю… нет, я знаю, что ты не ошибёшься, Белла, - напоследок строго говорит подруга, имея в виду свой вариант того, какой поступок считать верным и правильным.

Она отключается первой, и я блокирую телефон прежде, чем кладу его на стол между своей рукой и стеной. Пришедшая в этот момент официантка ставит передо мной суп из пельменей, а перед Розали заказанные ею салат из авокадо с белой фасолью и тосты с яйцом.

- Она восприняла всё не очень-то и хорошо, верно? - Роуз сосредотачивает внимание на мне, как только девушка уходит. Я лишь киваю, после чего мы приступаем к еде, а закончив, возвращаемся в офис. День идёт своим чередом, наполненный телефонными звонками, встречами, разъездами, подготовкой к судебным заседаниям или попытками урегулировать всё относительно мирным путём, и поскольку мы с Розали ведём совместно лишь пару-тройку дел, в конце дня я пересекаюсь с ней лишь в офисе, когда она уже собирается уходить.

- Привет, Белла.

- Привет. Сегодня не задержишься?

- Нет. У отца Эммета День рождения. Мы пообещали, что ненадолго заедем.

- Понятно, - я чувствую облегчение, когда вытаскиваю несколько достаточно объёмных папок из сумки и убираю их в сейф. Руки чуть подрагивают из-за соответствующей нагрузки, но не критично. - Тогда передавай ему привет, и надеюсь, вы хорошо проведёте время.

- Взаимно.

- Ты о чём?

- Я о том, что время уже без десяти семь.

- О, - брошенный мною взгляд на наручные часы подтверждает, что всё так и есть. - Я слегка потеряла счёт времени.

- Я так и поняла. Эдвард ещё не звонил?

- Пока нет. Но он говорил, что позвонит в семь.

- Ты побудешь здесь до той поры?

- Да. Может быть, успею дочитать опись совместного имущества, принадлежащего Коллинзам.

- Ну тогда удачи тебе, родная.

- Спасибо, Роуз.

Она широко улыбается мне прежде, чем выходит за дверь кабинета в общий коридор, не закрывая её. Это вполне меня устраивает, так как все за исключением охранника уже вроде бы разошлись. Было бы трудно сосредоточиться на перечне с открытой дверью, будь сейчас день, но теперь в конторе царит полнейшая тишина, нарушаемая лишь иногда проезжающими снаружи машинами и звуком, с которым мой карандаш оставляет случайные отметины на бумаге, пока я прослеживаю им наименования различных вещей из числа того, чем владеют пока ещё супруги. Я погружаюсь в это до такой степени, что вздрагиваю, когда уголком левого глаза фиксирую движение в дверном проёме, из-за чего лист выпадает из моей руки и вскоре приземляется на пол. Я подскакиваю с места, тогда как моё дыхание становится относительно спокойным и ровным, а тёмный силуэт обретает черты и контуры лица и тела Эдварда Каллена.

- Эдвард? Что ты... Как ты меня нашёл? - он всё в той же одежде, что и днём. Красивый, окружённый электрическим светом со всех сторон и, в отличие от меня, застигнутой врасплох, абсолютно невозмутимый. Хорошо ещё, что я не пила кофе, в то время как он возник на пороге. А то вполне могла бы облиться.

- Твой телефон недоступен. Я подключил связи и узнал, где ты работаешь.

Я осматриваюсь вокруг себя, убеждаясь, что телефона в зоне видимости в принципе не наблюдается. Меня осеняет, что он, должно быть, так и остался в сумке. При извлечении его из неё я заранее предполагаю различные варианты от разрядившегося аккумулятора до проблем со связью, но никак не то, что вижу в итоге. Надпись об отсутствии сим-карты, отображающаяся в левом верхнем углу экрана, является новой для меня. Возникшей впервые за все годы использования номера.

- Видимо, с моей сим-картой что-то не так. Не знаю, что, - почти не глядя, я опускаю бесполезный сейчас телефон в карман плаща, который ранее так и не сняла, и сдерживаюсь, лишь бы не вытереть вспотевшие руки о тёмную ткань платья. - Значит, подключил связи? И много их у тебя?

- Нет, - Эдвард склоняет голову вниз со смущённой улыбкой. Ему будто неловко. И видеть это странно. Ведь он звезда. Хотя, может быть, сейчас это не совсем актуально. В отсутствие толпы, музыкальной аппаратуры и света софитов. Я помню, что, будучи со мной, он казался обычным человеком, даже когда уже был известен, и мог легко выйти на улицу в чём-то достаточно поношенном, растянутом и слегка измятом. Но теперь в таком виде вне дома его уже не увидеть. - Тебе неприятно, что я сделал это и кому-то позвонил?

- Да… Нет. Прости, я не это хотела сказать, - я не понимаю, что со мной происходит. Я никогда не теряюсь с ответами и не начинаю чуть ли не заикаться посреди фразы из-за незнания, что сказать, или внезапной потери мысли. Вряд ли мне бы удавалось урегулировать чужие дела, если бы мне снова и снова изменял накопленный за годы работы профессионализм. Но в том, что касается Эдварда Каллена, я доподлинно знаю лишь то, что мне невероятно приятно, что он нашёл меня, а не растерял желание встретиться, столкнувшись с невозможностью со мной связаться.

- Всё нормально, не переживай, - отвечает он с широкой доброжелательной улыбкой. Она такая же, как и прежде. Тёплая и непринуждённая. - Так на чём мы поедем? Я предполагаю, что на мой мотоцикл ты, скорее всего, не сядешь.

Я хочу спросить, почему на него сел он, и куда из его головы исчезли все сопутствующие мысли об опасности, которые он мне когда-то излагал, но это не моё дело. Больше нет.

- Верно предполагаешь. Не сяду. Но моя машина снаружи. Я поведу. Ты не против? То, что случилось утром, не повторится. Ты будешь в порядке, обещаю.

- Я знаю, что буду, - просто говорит он и указывает головой в сторону двери, - пойдём, или ты ещё должна что-то закончить, и мне нужно немного подождать?

- Нет, не нужно. Я продолжу завтра.

Я собираю вещи и выключаю свет в кабинете, прежде убирая всё конфиденциальное в сейф и запирая его, и мы спускаемся вниз. На улице и так не было слишком тепло, а стало совсем прохладно. Но автомобиль стоит почти под окнами нашего с Роуз кабинета. Так что идти совсем недалеко. Я отключаю сигнализацию, вслед за чем открываю свою дверь, когда замечаю, что Эдвард с другой стороны автомобиля не торопится делать то же самое.

- Ты всё-таки боишься?

- Нет. Просто я не привык ездить на переднем пассажирском сидении. Это значило бы находиться рядом с водителем, которого я вижу впервые, и хотя меня это бы, возможно, не смущало, окружающие бы просто не поняли. Так не принято, знаешь.

- Ну если только к твоей одежде не прикреплён жучок, то никто не узнает, где ты сидел и с кем был, и всё такое, - говорю я в стремлении свести всё в некотором роде к шутке, но становится, кажется, лишь хуже. Эдвард вроде бы мрачнеет, хотя это выражение исчезает так же быстро, как и появилось, поэтому сказать что-то однозначно мне крайне затруднительно.

- Забудь, что я сказал. Это было странно и не совсем к месту.

- Ничего. Всё нормально, - пусть это действительно было слегка странно, я даже рада, что он поделился своими личными чувствами. Чем-то таким, что относится к закулисной стороне жизни, куда нет доступа посторонним, и что не узнаешь из интервью, фотографий или видео.

Когда Эдвард наконец садится в машину, он первым делом пристёгивается, что в моей голове совсем не вяжется с тем, что он водит мотоцикл. Но я опять же просто наблюдаю за действиями мужчины в полном молчании и без единого слова, пока он не заканчивает, и лишь тогда спрашиваю о пункте назначения:

- Так куда бы ты хотел поехать?

- Помнишь тот итальянский ресторанчик, который тогда ещё только открылся, после чего за каких-то два месяца мы побывали в нём, наверное, раз десять, а то и больше?

- Да, но теперь он обычно всегда переполнен, и столик лучше бронировать заранее.

- Я об этом позаботился. Поехали.

Я завожу двигатель и выезжаю с парковочного места, чрезвычайно внимательно смотря в зеркало заднего вида. Не менее ответственно я отношусь и к остальной части пути, и в одно из мгновений, когда красный сигнал светофора не даёт мне продолжать движение, я понимаю, что Эдвард заметно усмехается и слишком поздно решает скрыть это поворотом головы к стеклу.

- Ты смеёшься надо мной.

- Просто я и забыл, какой забавной ты можешь быть, - уже с совершенно серьёзным выражением лица, сосредоточив взгляд на мне, замечает он. - Ты совсем не изменилась.

- Это неправда. Я стала старше. Мы оба стали.

- Но я имею в виду не возраст. Внутри ты всё та же Белла, - в его голосе то ли грусть, то ли сожаление, то ли всё это вместе. В любом случае у меня перехватывает дыхание от того, как он звучит. Так, как будто кто-то умер или заболел чем-то неизлечимым. Я меняю тему, потому что не могу этого выносить.

- Ты не переживаешь о том, что кто-то может тебя узнать?

- Не особо, если честно. Сейчас значительно проще, чем было в самом начале. Я могу позволить себе сходить в общественное место. Разве что избегаю всякие забегаловки из-за молодёжи, которая тусуется там. А так люди в основном понимающие. Хотя, конечно, не всегда, и после я могу узнать о том, что кто-то сфотографировал меня исподтишка.

Я не говорю, что знаю о подобных снимках, и вскоре мы оказываемся за столиком уютного ресторана, в котором мне и сейчас иногда случается бывать. Но не слишком часто. Одно пятничное посещение в компании подруг за несколько недель это фактически редко. И я точно не предполагала когда-либо снова прийти сюда с Эдвардом. Теперь такие места вроде как не для него. Среди посетителей здесь всегда обычные люди. Тут не встретить тех, с кем он вращается в одном кругу. И, словно читая мои мысли, Эдвард озвучивает то, над чем я раздумываю:

- Удивлена, что я захотел побывать именно здесь?

- Наверное, я ожидала от тебя чего-то впечатляющего, - с готовностью поясняю я. - Роскошного интерьера, современного дизайна или удивительных видов. Или изысканных, вкуснейших блюд. Не знаю.

- Думала увидеть кого-нибудь из богатых и знаменитых в месте с высочайшим уровнем обслуживания?

- Ты тоже являешься им, помнишь? - он слегка морщится, будто ему больно или неприятно, что я в некотором роде напомнила об этом, но, проведя рукой по волосам, чуть расслабляется и сдержанно-спокойно признаётся:

- Честно сказать, у меня была мысль позвонить в одно из подобных заведений и забронировать столик, но я помню, что высота небоскрёбов и уж тем более крыши заставляют тебя нервничать, а для Малибу с волнами у подножия заведения уже поздновато.

- Ты звонил сюда сам?

- Есть вещи, которые я предпочитаю делать без привлечения третьих лиц, - несколько сердито отвечает Эдвард и, принимая меню из рук официантки, уже более мягко продолжает, - так что ты будешь? Заказывай всё, что пожелаешь, я оплачу, и не возражай.

- Но…

- Я оплачу, - с нажимом повторяет Каллен, и я сдаюсь, но без намерения использовать его доброту сверх меры.

- Мне, пожалуйста, салат капрезе и лазанью, а на десерт тирамису и эспрессо.

- А вам, сэр?

- Спагетти с баклажанами и помидорами и яблочный пирог с ванильным мороженым. И латте.

- Могу ли я вам посоветовать вино?

- Нет, спасибо, мы за рулём.

Официантка забирает у нас меню и винную карту, удостоверившись, что всё записала верно. Я смотрю за тем, как девушка удаляется в направлении кухни, но всего мгновение, не более того, и, поправив волосы у правого глаза, слегка волнуюсь, что мне больше нечем себя занять, а говорить что-то нужно.

- Если ты отказался от вина из-за меня, то не стоило. У них ведь здесь не только отличная кухня, но и прекрасный выбор алкоголя.

- Я знаю, но я вроде как не пью. Хотя в компаниях иногда, конечно, приходится, но в основном я стараюсь воздерживаться. Не хочу вдруг перепить и сказать кому-то что-то неуместное. Фужер или бутылка пива обычно являются лишь способом не выделяться, - Эдвард осматривает зал, людей, сидящих за другими столиками, и я думаю, что расслабиться полностью, наверное, всё равно невозможно. Никто не смотрит на нас, каждый занят едой и общением, и всё же это, должно быть, трудно, находиться где-то, где ты в любой момент можешь привлечь внимание, даже ничего специально для этого не делая, а просто проводя время в своё удовольствие.

- А как ты в целом относишься ко всяким вечеринкам теперь, когда прошло время?

- Так же, как и прежде, - после глотка воды из стакана говорит Эдвард. Его горло двигается, пропуская жидкость вниз, в то время как я стараюсь не думать о тех сотнях раз, когда видела Эдварда Каллена пьющим различные напитки в эпоху наших отношений и чувствовала себя приворожённой им. - Ты же знаешь, я ведь никогда не стремился действительно стать кем-то, кого будут узнавать на улицах, брать у него интервью и просить автограф. Временами всё это по-прежнему сюрреалистично для меня. Будто я живу чужой жизнью или оказался в чужом теле. Иногда я не знаю, о чём говорить с теми, кто известен намного больше и дольше меня. Может быть, звучит глупо, но это правда. Я стараюсь посещать как можно меньше таких мероприятий. Было бы здорово вообще оставаться вдали от них.

- И как ты решаешь, куда пойти, а что проигнорировать? - спрашиваю я уже тогда, когда официантка окончательно уходит и оставляет нас одних. - Чем ты руководствуешься?

- Ты действительно хочешь знать?

- Да, мне… мне интересно.

- Прежде всего, думаю, стоит начать с того, что в моём распоряжении никогда не бывает всего списка мероприятий, где бы меня хотели видеть. Все эти менеджеры, продюсеры… от каких-то приглашений они точно отказываются сразу. И я вроде как не против этого. Хотя и понимаю, что, возможно, мог бы поддерживать какие-то общественные инициативы, о которых даже не знаю, а не делать вид, что я приятно провожу время на одной из вечеринок после музыкальной премии.

- А потом?

- Потом я стараюсь доверять ощущениям, интуиции что ли и пытаюсь понять, что закончится раньше, или откуда можно будет пораньше уйти, чтобы просто тупо поспать. Но мои подобные желания не всегда совпадают с тем, где, согласно мнению менеджеров, мне наиболее полезно и предпочтительнее появиться, поэтому бывает по-разному.

- Почему… почему ты не пытаешься отстаивать какие-то вещи? - может быть, я и говорю нелепость, но мне всё равно. Я просто хочу понять Эдварда Каллена. О чём он думает большую часть времени, чем живёт, и что для него принципиально, а чем этот когда-то обычный парень может пожертвовать без всякой борьбы. Хотя он уже пожертвовал мной. Разве есть что-то хуже этого? - Это ты выступаешь, ты взваливаешь на себя основную нагрузку, и если бы не ты, все эти люди не имели бы того, что получают благодаря тебе. Ты можешь сказать им всё это, и…

- И потерять всё? Я не знаю их лично, но уверен, что существуют певцы или певицы, чьи песни исчезли из теле- и радиоэфиров после ссоры и прекращения сотрудничества с продюсером. В этом плане меньше всего на свете я хочу повторить чью-то судьбу.

- То есть карьера важнее? - мой голос тих и осторожен. Я не предполагала, что спрошу о чём-то подобном. Что данный вопрос просто окажется заданным. Но ничего не просто. И по тому, каким взглядом начинает смотреть на меня Эдвард, я понимаю, что он во многом разделяет мои чувства. В юности и молодости всё кажется проще, а потом, даже если ты поступаешь правильно, не делаешь никому дурного и стараешься быть для всех хорошим и добрым, может получиться так, что однажды ты проснёшься и поймёшь, что твоя жизнь почти невыносима. А ты даже не заметил, когда она успела стать таковой.

- Нет. Но я всё равно что женат на ней. И на своём контракте тоже, - его лицо искажает грустная гримаса, и мне кажется таким нелепым, что вокруг нас нескончаемо звенят столовые приборы, стаканы, фужеры, а вилки, ножи и ложки задевают о поверхности тарелок со скрипучим звуком. Прибавьте к этому ещё и музыку, не тихую, но и не громкую, и вопрос, к которому я бы не приготовилась и через час, и, может быть, вам станет понятнее, что подразумевает под собой тот самый сюрреализм. - Ну а как обстоит твоя личная жизнь? У тебя кто-нибудь есть, Белла? - прямо спрашивает Эдвард, и его правая рука находится так близко к моей левой руке, что я невольно задумываюсь, не хочется ли ему прикоснуться и, как прежде, взять мою руку в свою. Или вновь стать кем-то для меня. Но вероятность этого ничтожна. У него есть девушка, и не так уж важно, что прямо сейчас они не в одной стране. Это всё временно. И, если честно, я не совсем понимаю, зачем ему знать о таком. Даже без женщины и без слов, намекающих на то, что он будто бы попал в кабалу, из которой нет выхода, когда-то Эдвард Каллен расстался со мной, проигнорировав все мои заверения, что я справлюсь. И, тем не менее, я решаю сорвать этот воображаемый пластырь. Резко и быстро.

- Нет, никого.

Нас прерывает официантка, пришедшая с десертом. Я отклоняюсь от стола, чтобы не мешать ставить и забирать тарелки, и подобно мне Эдвард тоже придвигает свои руки ближе к себе. Они у него именно такие, какие должны быть у музыканта, пусть он и играет на инструментах не так уж и часто. Одинаково тонкие пальцы, ухоженные и аккуратно подстриженные ногти. Я часто завидовала ему, что у него они никогда не расслаиваются даже самую малость. Звучит странно, будто я сумасшедшая, но всё так и было.

- И ты не спросишь про меня?

- В твоём случае подобный вопрос лишён всякого смысла.

- И почему? - что в его взгляде, что в вопросительной тональности непонимание и растерянность. Я делаю глоток кофе, запивая тирамису, будто вода и еда способны меня подбодрить. Хотя, скорее всего, действительно способны. Эндорфин, гормоны радости и счастья, ощущение силы.

- Даже если не интересоваться личной жизнью звёзд, то всё равно кто-нибудь да расскажет, с кем встречается или находится в браке та или иная знаменитость, и непременно подкрепит это фотографиями, - я не говорю, что слежу за его жизнью все эти годы, время от времени просматриваю новые снимки и до сих пор не могу его отпустить. Хотя правильнее сказать, что и не хочу.

- И кто рассказал тебе?

- Розали.

- Ты всё ещё дружишь с ней и Элис?

- Да. Мы с Роуз работаем вместе, а Элис шьёт одежду на заказ.

- Она всё-таки добилась, чего хотела. Это здорово, - Эдвард улыбается так, как будто это он во второй раз приблизился к успеху и достиг его. Казалось бы, ему должно было быть всё равно, что там надеется шить моя подруга, но иногда он подолгу изучал её на тот момент слегка корявые эскизы, сделанные второпях, и даже пытался высказывать своё мнение о том, что он бы добавил, а что бы совсем убрал. Это было забавно. Особенно их шутливые перепалки в процессе.

- Да, я тоже ею горжусь.

- Послушай, Белла... - Каллен вдруг накрывает мою левую ладонь своей и слегка сжимает мне пальцы, не отводя от меня настойчивого, целеустремлённого взгляда, - у тебя устаревшая информация. В данный момент у меня тоже никого нет. Ни той девушки, ни какой-либо другой. Об этом ещё никто не знает. Только мои продюсеры. И вот теперь ты.

В этот момент в качестве музыкального сопровождения в зале включается та самая песня, с которой для Эдварда всё началось. Короткий ролик увидели на ютуб, и после внесения незначительных изменений в текст он впервые в жизни оказался в студии, где и была произведена запись. Он пел о втором шансе, но утверждал, что нашёл вдохновение во мне. После расставания я ни разу не слышала, чтобы он исполнял её на своих концертах. И с целью прослушивания тоже не искала. Но она, так сказать, нашла меня сама. Иронично, не правда ли? Первая песня, и тот же ресторан, куда мы впервые пошли куда-то вдвоём.  

- Я... Мне нужно отлучиться, - сбивчиво говорю я, высвобождая свою руку, - может быть, ты пока попросишь счёт?

- Хорошо.

Я стараюсь не думать о том, как посмотрел на меня Эдвард, и каким потерянным стало выражение его лица, едва я отняла свою руку. В прошлом, когда его что-то расстраивало, он всегда выглядел именно так. Словно потерявшимся в пространстве или утратившим ориентиры. Это передавалось мне, и его обида или грусть становились и моими тоже. Но я не уверена, что это работало в обоих направлениях. Ведь если работало, и ему было так же хреново из-за расставания со мной, как и мне, почему он не вернулся? Или попросту не позвонил? Не сказал, что сожалеет? Я бы всё поняла. И преодолела. Мы бы преодолели. А теперь мысли о том, как всё могло бы быть, и о его девушке, которая вроде в прошлом, вызывают слёзы на моих глазах. Слёзы застарелой, но так и не проработанной обиды. Я возвращаюсь в зал, потратив немало времени на то, чтобы дать им подсохнуть. Излучая уверенность, Эдвард стоит около барной стойки и о чём-то разговаривает с сотрудницей ресторана, когда та отдаёт ему банковскую карточку, но, не дослушав, переводит взгляд в моём направлении. Точнее в том направлении, в котором я ушла. Мне следовало забыть, но я помню, что в моё отсутствие именно в общественных местах вроде кафе и кинотеатров ему часто становилось не по себе. И всё это, несмотря на мои слова, что это лишь в клубах творится всякое. Для Эдварда ничего не менялось. И сейчас он напоминает мне того парня, каким был тогда. И тем, как проводит рукой по волосам, и тем, что не разрывает зрительный контакт, выглядя, кажется, искренне беспокоящимся обо мне и спустя все эти годы.

- И снова привет.

- Привет и тебе. Ты в порядке?  

- Да. Я отвезу тебя обратно к мотоциклу или куда скажешь. Ты живёшь с родителями или...

- Нет, отдельно. Здесь не очень далеко. Я покажу. А мотоцикл заберу завтра. Твоя адвокатская контора ведь в безопасном районе, верно? - в дверях заведения он пропускает меня вперёд, но, услышав вопрос, я чуть оглядываюсь, позабыв о ступеньке, с которой надо спуститься перед тротуаром. Эдвард хватает мой локоть, хоть мне и удаётся каким-то образом не сильно потерять равновесие и преимущественно отделаться лишь коротким мгновением испуга. Тем не менее, он повлиял на меня тем, что ускорил сердцебиение, и какое-то время мы просто стоим на тротуаре в свете двух фонариков над крыльцом заведения, пока частота сокращений вновь не возвращается к обычному ритму.

- Можем ехать. И ты уже можешь отпустить меня. Я стою, честное слово.