НАЧАЛО ИСТОРИИ

Мой дом находился всего в десятке минут, но тот район был намного чище и спокойнее. Как же хотелось оказаться в своей квартире! Зуд снова вернулся. Я озлобленно расчесал саднящие запястья, но легче не стало. Чесалось само нутро: вены, переносящие усталую кровь, нервные окончания, потерявшие связь с реальностью, мышцы, давно лишившиеся былого тонуса. 

Я свернул с главной улицы, чтобы зайти в банк. Любая проволочка отдавала зубной болью. Когда я был уже настолько близко к своей адской Мекке, время стало носить угрожающий характер. Горло зудело так, что хотелось засунуть руку через рот и выцарапать всё изнутри. 

Пасмурность окончательно распогодилась. Солнечный свет добавлял остроты в мою и без того разрушительную ломку. Количество людей на улице увеличилось, и теперь мне приходилось обращать дополнительное внимание и на это - не хотелось снова столкнуться с каким-нибудь прохожим. Несмотря на мою близкую к максимально возможной скорость ходьбы, боковым зрением я заметил, как меня обогнала женщина в спортивной форме. Она вынырнула из-за моей спины и, едва не задев плечом, проскользнула вперёд. А затем чихнула, возможно, как следует вдохнув запах перегоревшего масла с моей одежды.

- Апчхи! - Белла шмыгнула покрасневшим носом и приложила к нему салфетку. - Это уже тринадцатый раз за сегодня! - гнусаво рассмеявшись, она бросила использованную салфетку в рядом стоящую корзину. 

Я стоял на коленях возле нашей кровати, сложив локти и голову на край одеяла, которое я только что хорошенько подоткнул под Беллу. 

- Может,  мне стоит позвонить в книгу рекордов, чтобы они записывали количество чихов, пока я на работе? - я смотрел на неё снизу вверх, сконцентрировав внимание на порозовевшем кончике носа. 

- Да, да! - вибрируя от радости, согласилась она. - Мне кажется, никто в мире не чихает так много! - она хрипло рассмеялась, и я оторвал верх туловища от постели, чтобы взять стакан тёплого чая с прикроватной тумбочки.

- Никто в мире и не болеет так часто, - тихо заметил я. - Это уже третья простуда за один только месяц.

- Просто слабый иммунитет. Нужно есть больше апельсинов! - живо ответила Белла, забирая у меня кружку. 

Она обхватила её двумя руками и притянула к лицу, вдыхая тёплый приятный запах напитка. На её губах появилась мягкая улыбка. Моё сердце сразу же откликнулось на такой щедрый подарок, сладко защемив.

- Ненавижу оставлять тебя одну, когда ты болеешь, - спрятав лицо в одеяле, пробурчал я. - Почему в нашем офисе дают только неделю больничного в год? Несправедливо! 

Белла запустила пальцы в мои волосы и легко провела несколько раз ногтями по коже головы, успокаивая мою тревогу.

- Да ты и не заметишь, как пройдет время и нужно будет уже возвращаться домой, - заверяюще сказала она.

Я дал себе еще пару секунд на то, чтобы запомнить движения её пальчиков в моих волосах, затем глубоко вдохнул и встал, попутно расправляя рубашку руками. 

- Итак, - я оглянулся, осматривая спальню. - Жаропонижающее и обезболивающее?

- Есть! - отрапортовала Белла, указывая рукой на прикроватную тумбочку, на которой лежали упаковки таблеток. 

- Термос с горячим чаем?

- Есть! - он стоял на полу около кровати так, чтобы она могла дотянуться.

- Пульт от телевизора и подписка на “Нетфликс”?  

Белла похлопала руками по одеялу вокруг себя и оглянулась. Я быстро определил местонахождение пульта - на полу с моей стороны постели - и передал его ей. 

- Теперь есть, - зажав девайс в руке, воскликнула она.

- Что же ещё… - я прищурил глаза, делая вид, что вспоминал нечто важное. - Ах да, любовь и обожание к своему мужу?

- Есть! - широко улыбнувшись, ответила Белла. 

Я почти замурчал от удовольствия, которое мне приносило её очевидное счастье. 

- Кстати, - она чуть приподнялась на кровати, - тебе нужен…

…талончик? - женщина в светло-голубой форме банка встретила меня у входа. - Или вы по записи?

Я кивнул головой в сторону машины по выдаче талонов в живую очередь. Работница банка нажала пару кнопок на сенсорной панели и выдала мне маленький кусок бумаги. Моё место в очереди было одиннадцатым. Я быстро посмотрел на табло, висящее над головой, чтобы узнать, как много времени мне придётся здесь провести. В данный момент обслуживался клиент под номером шесть. 

Я снял рюкзак с плеч и уселся на свободный стул подальше от других людей. Кожу головы начало щипать, будто по ней пошли трещины и изломы. Нога стала отбивать по глянцевому полу очень быстрый неравномерный ритм, стараясь выбросить из тела хоть часть напряжения. В помещении банка тихо играла фоновая музыка, какая-то неизвестная песня. Стук моей ноги катастрофически под неё не попадал.

В попытке отвлечься я огляделся по сторонам, стараясь не глазеть на людей, а только вскользь проходиться по ним взглядом. Я по возможности пытался не делать то, чего мне бы не хотелось получить от других, а в последнее время любой длительный зрительный контакт мною воспринимался как издёвка. 

Четыре человека, сидевшие вразнобой в противоположной части помещения, не обращали на меня никакого внимания. Я пробежался взглядом по операционистам, обслуживающим клиентов банка за толстым прозрачным стеклом. Их действия были настолько отточены и механизированы, что я невольно подумал о фантастическом фильме, который я смотрел когда-то давно. В нём человекоподобные роботы заменили людей почти во всех сферах деятельности, не оставляя человечеству и шанса на конкуренцию. 

Зуд вернулся с новой силой, вызывая жжение во внутренних сторонах ладоней и запястий. Я встряхнул головой и снова попытался найти себе отвлечение. В дальнем верхнем углу комнаты висела камера слежения, а рядом с ней маленький черно-белый экран, показывающий происходящее. Там был и я, уменьшенный до размеров спичечного коробка, монохромный, ненастоящий. 

Я слегка пошевелил рукой, передавая черно-белому себе привет. Изображение повторило мои действия с задержкой в секунду. Даже на таком маленькой экране я выглядел невероятно плохо - с отросшей щетиной, дыбом стоящими волосами и осунувшимся лицом. 

На табло загорелось приглашение для клиента с номером семь. С громким почти неприличным вздохом я откинулся на спинку жёсткого сиденья. Фоновая песня сменилась на следующую, знакомую мне мелодию. “All you need is love. All you need is love. All you need…

…is love, love. Love is all you need”. Битлз ненавязчиво напоминали нам о действительно ценных вещах, пока мы медленно качались под звуки музыки. Танцевальная площадка под открытым небом в это раз собрала большое количество желающих - во-первых, была отличная погода, а во-вторых после любительских танцев обещали провести небольшое соревнование профессиональных пар. Белла была в восторге от возможности посмотреть на шоу танцоров, да и вообще выбраться на улицу - в последние месяцы таких возможностей было мало.

Я осторожно сжимал её тоненькую талию и впитывал в себя каждую черту её лица: глаза были блаженно закрыты, голова покачивалась в такт музыке, на губах расцвела прекрасная полуулыбка. Некоторые пары вокруг нас выписывали настоящие пируэты, отсчитывая шаги и держа локти в нужных позициях. Мы же двигались только слегка, больше обнимая друг друга, чем по-настоящему танцуя. Я отнял одну руку с её талии и провёл по слегка порозовевшей от свежего воздуха скуле, смахивая прилипшие волосы. Ощущение, оставшееся на кончиках пальцев, было ещё непривычным и чувствовалось неправильно. Я постарался проглотить ком, вставший в горле. 

- Они точно как настоящие! - широко открыв глаза и улыбнувшись, прошептала Белла. - Правда?

- Правда, - я не мог не откликнуться на эту улыбку, она клещами выдёргивала меня из тревожных мыслей, - как настоящие.

Я провёл рукой по распущенным волосам, так сильно похожим и одновременно разительно отличающимся, стараясь не обращать внимания на ощущение неправильности, колющее пальцы.

Битлз закончили свою балладу, и организаторы вечера попросили всех занять места на небольших трибунах - соревнование профессиональных пар должно было вот-вот начаться. Прежде чем разорвать объятья, Белла приластилась к моей груди, вдыхая запах с футболки. Мне было страшно сильно сдавливать её хрупкое, почти прозрачное тело, поэтому я плавно провёл ладонью вдоль позвоночника, стараясь передать этим жестом всю свою нежность.

- Пошли, пошли! - вдруг спохватилась она и слегка отстранилась. - Все хорошие места займут!

И снова её рука тянула меня в нужном направлении - Белла всегда знала, чего хотела и куда нужно было идти. Её энтузиазм был опасней самого смертельного вируса - у меня просто не было шанса остаться не заражённым. 

- Я всю свою жизнь мечтала посмотреть на настоящие танцевальные соревнования, - усевшись на пластмассовое сидение, заявила она. - Всю свою жизнь, представляешь, Эдвард?

- Обманщица, - рассмеялся я над её наигранно серьёзным выражением лица. - Ты узнала об этом мероприятии только сегодня утром.

- И как только узнала, сразу поняла, что ждала его всю жизнь, - посмеиваясь, уточнила она. 

На все танцевальные номера Белла смотрела с неподдельным восхищением. На её щеки вернулся румянец, тот самый обычный здоровый румянец, который уже давно не появлялся в стенах больницы. Я почти не следил за ходом соревнования - её улыбка, пропитанная восторгом и благоговением, наполняла мою кровь немыслимой эйфорией. 

- Кто тебе понравился больше всех? - Белла волнительно сжала кулачки, ожидая вердикта судей. - Я так хочу, чтобы победила пара под номером один!

- Пара под номером один на втором месте среди моих любимцев, - ответил я, целуя её в висок.

- А кто на первом? 

- Наша пара, конечно, - широко улыбнувшись, сказал я. - Мы танцевали лучше их всех!

Белла засмеялась и уткнулась носом в моё плечо. Я обнял её за талию, слегка пододвигая чересчур лёгкое тельце, чтобы она оказалась ближе.

- Дамы и господа! - вдруг ожил громкоговоритель. - С большой радостью объявляю, что победителем был признан дуэт под номером…

… одиннадцать. Повторяю, клиент с талоном номер одиннадцать, вас ждёт работник банка.

Я подошёл к окну, над которым горел мой номер, и передал операционисту чек с паспортом. Несмотря на то, что весь процесс занял не более двух минут, я по-настоящему изнывал каждую секунду этого времени. Казалось, что никогда прежде мне так сильно не хотелось попасть домой. Но сначала, конечно, в мою запретную Мекку.

Получив наличные и сложив их в карман джинсов, я вышел из банка. Теперь дорога была прямой и без каких-либо побочных квестов - я уже видел впереди нужный мост, после которого располагалась развалина, почему-то до сих пор называвшаяся домом. Этот мост представлял собой большой кусок бетона, перекинутый через магистраль и исписанный в безвкусном граффити, как и любые другие строения в районе. С непередаваемым чувством облегчения я вступил под его тень, скрывая раздражённые глаза от всепроникающего солнца. 

Под мостом стояло несколько старых, покрытых десятками заплат, палаток, около которых сидели бездомные люди. Я опустил глаза вниз, чтобы не встречаться ни с кем взглядом, вдруг почувствовав приступ удушливого стыда от конечной точки моего пути. На обратной стороне я мог видеть кусок моей греховной Мекки - старое серое двухэтажное здание, покрытое пятнами краски. Выцветшие граффити потекли от постоянной сырости и теперь напоминали бензиновые разводы, слезами пролитые по фасаду дома. 

Входной двери у строения не было - по крайней мере, той, что закрывала бы холл от улицы. Любой желающий мог зайти и осмотреться, хотя там было не на что смотреть: голые стены, осыпавшаяся штукатурка, завалы камней и мусора на полу. Я знал, что мне нужно было пройти дальше, к лестнице. Алтарь моей падшей Мекки находился на втором этаже. 

Около лестницы, облокотившийся о полуразрушенную стену, стоял высокий мужчина. Из одежды на нём были только старые грязные джинсы, худая костлявая грудь оставалась голой и выставленной напоказ. Против своей воли я пробежался взглядом по уже начавшей разлагаться плоти на руках. Мужчина смерил меня безразличным взглядом и, узнав, кивнул в направлении лестницы.

Я поднялся на второй этаж и, постоянно переступая через всевозможные балки и куски фасада, пошёл вдоль комнат. Дверей нигде не было, будто бы мы находились в светлом будущем с победившим социализмом. Почти в каждой из проплывающих мимо меня комнат кто-то был: сидя у стены с закатившимися глазами, лёжа на отвратительно грязном матрасе или просто валяясь на голом полу, стеная и заламывая руки. 

Я старался смотреть точно себе под ноги. Страшные картины, бередившие периферическое зрение, и не думали заканчиваться, подсовывая всё новые и новые удручающие сюжеты.

Вдруг из одной из комнат вышла девушка. На ней были надеты короткие шорты и грязная белая майка. Я не знал, почему, но в этом месте мне всё казалось уродливо грязным. 

Девушка узнала меня и улыбнулась страшной, чужеродной улыбкой. Она протянула мне руку и поощряюще кивнула. Я вложил свою ладонь в её.

- Идём, идём! - Белла тянула меня за руку, как заправский бойскаут ориентируясь в больничных лабиринтах. - Уже почти пришли!

- Любовь моя, давай помедленнее, - я слышал жалостливую мольбу в своём голосе, но не мог от неё избавиться. - Ты ведь только недавно с химиотерапии.

- Я отлично себя чувствую! - с небольшим хрипом воскликнула Белла. - Ты выглядишь намного болезненнее меня. 

Я неосознанно скривился, радуясь, что Белла шла впереди и не видела выражения моего лица. Мой вид за последнее время стал, конечно, намного хуже: вечерние дежурства в больнице, проблемы с работой из-за огромного количества пропущенных дней, вечные мысли о том, где взять денег на лечение. Но это не шло ни в какое сравнение с тем, как выглядела Белла. Её легко можно было не заметить в коридоре - она стала настолько тонкой и лёгкой, что сливалась с воздухом. Серый цвет занял доминирующие позиции на её лице, казалось, даже цвет радужной оболочки сменился в сторону серого. Острые, словно хирургические скальпели, скулы возвышались над чёрными кругами под глазами. Находясь в больнице, она носила милую шапочку с танцующими пингвинами поверх выбритой головы. Но самым горьким и болезненным было видеть и узнавать обожаемые мною черты за изуродованной болезнью маской. 

 - Вот, - Белла, наконец, привела меня в точку назначения. - Их только вчера привезли.

В большом, достигающем пару метров в длину аквариуме плавали разнообразные морские обитатели. Теперь, как первым же делом мне сегодня сообщила Белла, здесь были и черепашки. 

Я легко постучал пальцем по стеклу, не преследуя особо никаких целей. Пару минут мы простояли в тишине, вглядываясь в наполненную пузырьками воздуха воду. 

- Смотри! - я заметил крошечную черепаху, мирно плывущую у края аквариума.

- Ура! - Белла подняла на меня горящие прежним счастьем глаза.

Её губы, посеревшие и обветренные, снова ожили в одной из самых прекрасных улыбок, которые я видел. Моё еле бьющееся сердце радостно встрепенулось, без каких-либо сомнений отвечая взаимностью. 

Из находившейся рядом палаты послышался громкий болезненный стон. 

- Не обращай внимания, - девушка в грязно-белой майке затянула меня в самую дальнюю комнату. - Он уже не жилец, - она махнула рукой в сторону стонущего парня, валяющегося на матрасе. 

По местным меркам, это была самая богатая комната в доме: два обшарпанных стула и диван, на котором сидели незнакомые мне парень и девушка. Парень резкими нетерпеливыми движениями затягивал жгут на своей руке чуть повыше локтя. Я отвернулся от них и опустил глаза в пол. 

- Садись, - знакомая мне девушка, имени которой я так никогда и не спросил, села на рядом стоящий стул, приглашая меня сесть на соседний. Я послушался.

- Сколько у тебя?

Трясущимися от нервов и вновь разыгравшегося зуда руками я достал из кармана все деньги, что у меня были, и отдал ей. Она быстро пересчитала купюры и спрятала их куда-то за резинку шорт. Волнение и тревога отдавали в ноги, и я не мог удержаться от того, чтобы снова начать настукивать какой-то бешеный ритм по пыльному полу. 

- Держи, милый, - выудив из заднего кармана прозрачный пакетик с двумя маленькими круглыми таблетками, она передала его мне. 

Я подскочил на ноги почти сразу, как наркотик оказался в моих руках. Зуд сводил с ума, занимая практически все мысли. Я почти бежал до лестницы, останавливаемый только большим количеством препятствий, разбросанных на полу. Оказавшись на свежем воздухе, я вдохнул так глубоко, что закашлялся.  

Дорога до дома заняла немногим больше двадцати минут. К моменту, когда я подошёл ко входной двери многоэтажного дома, в котором находилась моя квартира, тело уже почти перестало откликаться на внутренние команды, полностью отдавшись ознобу. Я поднёс ключ к замку домофона и скривился, когда он противно пискнул, открываясь.

Монотонный писк измерительных больничных приборов стал уже настолько фоновым, что я перестал его замечать. Белла дышала ровно и как-будто не по-настоящему, мне постоянно хотелось дотронуться до неё, чтобы убедиться самому. Медленно и мягко я коснулся её пальцев - высохшая кожа всё так же излучала любимое и узнаваемое тепло.

Дверь в палату открылась, и вошел доктор. Я не обратил на это никакого внимания - они заходили и выходили каждые полчаса, без какого-либо толка.

- Эдвард, - по голосу я узнал Карлайла, мой взгляд был все еще прикован к лицу Беллы. - Я думаю, пришло время.

Я, наконец, поднял на него глаза - статный, высокий мужчина с непроницаемым выражением лица, казалось, что он искренне заботился о Белле.

- Мы больше не можем помочь ей, - осторожно начал он, не отводя от меня взгляда. - Я думаю, Изабелле хотелось бы провести последние дни дома, а не в стенах больницы. 

- Но что если… - в пустой голове ещё не образовалось никаких мыслей, я просто сотрясал воздух своими страхами. - Я не смогу ничего сделать, если что-то пойдет не так.

Карлайл тихо вздохнул и обошел больничную кровать, останавливаясь у приборов. Он сверил какие-то показатели и перевёл взгляд на Беллу. Черты его лица ужесточились.

- Я пропишу обезболивающее, цену которого сможет покрыть фонд помощи, - почти извиняющимся тоном произнёс он. 

Мои глаза потеряли фокус и наполнились чем-то влажным. Я моргнул несколько раз, пытаясь вернуть чёткость зрению. 

- Забери Беллу домой, Эдвард. Она будет рада заснуть в своей кровати.

Как элегантно он обходил слово “умереть”. Я смахнул с лица горячие разъедающие кожу слезы и…

… вышел из лифтовой кабины. С таким нечётким, плывущим в солёной влаге зрением мне было чертовски трудно попасть ключом в замочную скважину, и, наконец, справившись, я замер в прихожей своей квартиры. Пакетик с наркотиком был зажат в левой руке, непередаваемо зудящей и изнывающей от ломки. Я хрипло вздохнул, по телу прошла волна дрожи, заканчивающаяся на кончиках ресниц и сбрасывающая оттуда слёзы. Дверь в нашу спальню была закрыта. Она всегда была закрыта в последние несколько месяцев. Я спал на диване в гостиной. 

Моё дыхание стало поверхностным и слишком быстрым. Я остановился перед закрытой спальней и облокотился лбом о дверь. Свободной рукой я зажал рот - всхлипы и стоны было невозможно сдерживать внутри, сдавленными, пережатыми отголосками они разносились по пустой квартире. Слезы свободно капали на пол, разбиваясь с оглушительным звоном. Тело тряслось и нещадно вибрировало от разрывающего меня плача. Я постарался сделать глубокий вдох, но провалил попытку. Направив все имеющиеся разумные мысли на сжатый в левой руке прозрачный пакетик, я заставил себя успокоиться, хотя всё еще ощущал дрожь и выцарапывающий изнутри зуд. Я вытер слёзы, размазывая соль по лицу, и открыл дверь спальни. 

Белла лежала в кровати, свернувшись калачиком. От непрекращающихся конвульсий простыня сбилась у ног, а подушки были разбросаны по комнате. Она не спала, взгляд полуоткрытых глаз был направлен куда-то в прострацию. Из-за без остановки текущих слёз на лице остались красные борозды. Белла почти не кричала от боли, лишь иногда тихо скулила, когда думала, что я не слышал. 

Я сел на кровать и склонился к ней. Нашёптывая какие-то бессмысленные успокаивающие слова, я достал одну таблетку из принесённого пакетика. Затуманенным, почти невидящим взглядом Белла остановилась на моём лице и приоткрыла губы, пытаясь что-то сказать. Едва касаясь, я провел кончиками пальцев по её бледной щеке. Она закрыла глаза и глубоко вздохнула. Свежая струйка слёз скатилась по её лицу, ужалив меня где-то по центру грудной клетки. Я вложил между её приоткрытых губ таблетку и ещё раз коснулся острой скулы. Белла шумно проглотила. 

Я остался там - лежал и напевал ей мелодии из старых фильмов, дожидаясь, когда придёт наркотическое опьянение и снимет боль. Постепенно черты её лица разгладились: пропала складка между бровей, перестали литься слезы. Наконец, уголок её обескровленных губ приподнялся в скромной и слабой улыбке.

И тогда, захлебнувшись в этой эмоции, словно оказавшись на дне Марианской впадины, я почувствовал, как нестерпимый зуд прошёл.