Космополис. Часть 2. Глава 2
"Ты носишь кашемировый свитер?” - спросил Эрик.
"Да.”- ответила Элис.
"Он бежевый” - задумчиво сказал Эрик.
"Да”- монотонно ответила на вопрос Элис.
"Да.” - ответила Элис.
"Я заметил. Так как тебе пьеса?” - продолжал разговор Эрик.
"Я ушла в антракте, ты не заметил?”- сухо отвечала Эллис.
"О чем была пьеса, и кто в ней играл? Видишь, я поддерживаю разговор”- навязчиво продолжал Эрик
"Я поддалась импульсу. Аудитория была немногочисленной. Через пять минут после того как занавес поднялся, я поняла почему.”- ответила Элис.
Официант стоял у столика. Элис заказала зеленый салат и маленькую бутылку минеральной воды без газа.
Эрик заказывал:
"Дайте мне сырую рыбу, отравленную ртутью.”
Он сидел лицом к улице. Данко стоял за дверью.
"Где твой пиджак?”, спросила Элис
"А где мой пиджак?”, удивился Эрик
"До этого ты был в пиджаке. Где твой пиджак?”
"Потерял в суматохе, я полагаю. Ты видела машину? Мы были под атакой анархистов. Всего два часа назад они организовали глобальную акцию протеста. Давай забудем об этом", ответил Эрик
"Мне хотелось бы забыть кое-что еще”- уныло ответила Элис
"Ты чувствуешь запах арахиса, который я ел.”
"Ты думаешь, я не видела, как ты выходил из отеля на улицу, когда я стояла у театра?”-саркастично сказала Элис
Как же ему это нравилось! Это ставило ее в неловкое положение. Она играла в детектива, а он по мальчишески изобретательски увиливал от ответа.
"Я могу сказать тебе, что это было экстренное заседание моих сотрудников, о том как справиться с кризисом. Ближайший конференц-зал был в отеле. Или я мог сказать тебе, что должен был использовать мужской туалет в холле. Туалет есть в машине, но ты об этом не знаешь. Или я ходил в тренажерный зал в отеле, чтобы снять напряжение дня. Я могу сказать тебе, что провел час на беговой дорожке. Потом я пошел плавать, если там был бассейн. Или я поднялся на крышу, чтобы посмотреть на вспышки молний. Мне нравятся молнии, когда идет дождь, это редкое качество в наши дни. Или бар в машине был пуст, и я вышел выпить в бар в холле, где есть всегда свежий арахис.”
Официант сказал: "Приятного аппетита!”
Она посмотрела на свой салат и начала есть. Она проковыряла в нем ямку, рассматривая его на предмет съедобности, а не просто мяла его.
"В этот отель ты хотел меня взять?”
"Нам не нужен отель. Мы можем сделать это в дамской комнате. Мы пойдем куда-нибудь на захолустную аллею и будем греметь мусорными баками. Смотри. Я пытаюсь наладить контакт всеми доступными способами, пытаюсь увидеть и услышать, заметить твое настроение .Я заметил в какой ты одежде. Я внимателен. Это важно. Твои чулки чистые? Я понимаю это. Как люди выглядят, что люди носят.”
"Как они пахнут”, сказала она. "Не возражаешь, если я так скажу? Или я слишком придираюсь? Я скажу тебе, в чем проблема. Я не знаю, как быть равнодушной. Я не могу справиться с этим. И это делает меня восприимчивой к боли. Другими словами – это причиняет мне боль" - нервно сказал Элис
"Это хорошо. Мы похожи на разговаривающих людей. Разве не так люди разговаривают?”
"Откуда я знаю?”
Он глотнул сакэ. Наступила длинная пауза.
Он сказал: "Моя простата ассиметрична.”
Она посмотрела на него с некоторым беспокойством и спросила:
"Что это значит?”
"Я не знаю”- ответил он
Они определенно притирались друг к другу, разделяя тревоги и эмоции.
"Тебе нужно встретиться с доктором.”
"Я был у доктора. Я вижу его каждый день.”
Каким –то неведомым образом эта забегаловка, эта странная улица дали ему ощущение спокойствия. Они тихо шептались. Он даже не думал , что они настолько близки.
"Ты только что видел доктора?”
"От него я и узнал.”
Они обсуждали это. Росла торжественность момента, какая-то смешная искорка пробежала между ними. Может быть, и есть юмор в каких-то частях тела, дисфункция которых медленно убивает тебя. Пока одни оказываются в кровати на грязных простынях, другие курят в фойе.
"Смотри. Я женился на тебе из-за твоей красоты, но тебе не обязательно быть красивой. Я женился на тебе в некотором роде и из-за денег, из-за их истории, денег которые копились несколько поколений, в течение мировых войн. Это не то, что мне нужно, но немного истории не помешает. Семейные адвокаты, которым поручено вести семейные дела. Старинные винные погреба.. Семейные вечера дегустации вин. Распивать вместе мерло. Это глупо, но мило. Бутылки вина в наследство. Скульптуры в саду в стиле эпохи Ренессанса. Старинная вилла, окруженная лимонной рощей. Но тебе необязательно быть богатой.”
"Мне должно быть все равно?”- разочаровано спросила Элис
Она заплакала, не сдержав слез. Он никогда не видел ее плачущей и почувствовал себя немного беспомощным. Он протянул руку. Она так и осталась там, между ними.
"Ты носил тюрбан на нашей свадьбе”- всхлипывала Элис
«Да.»
«Моей маме это понравилось,» - продолжала она.
"Да. Но я чувствую, что изменился. Ты смотришь в меню? У них есть мороженое с зеленым чаем. Оно тебе понравится. Люди меняются. Сейчас я знаю, что важно для меня"
"Пожалуйста, ты говоришь такие скучные вещи.”
"Сейчас я знаю, что важно.”
"Хорошо, но обрати внимание на скептический тон”, сказала она. "Так что теперь важно?”
"Быть в курсе того, что происходит вокруг меня. Понимать другого человека, чувства другого человека. Знать, одним словом, что важно. Я думал, что ты должна быть красивой. Но это больше не так. Это было правдой, но сегодня утром. Не все, что было правдой раньше, осталось правдой сейчас.”
"Это означает, как я понимаю, что ты не считаешь меня красивой.”
"Почему ты должна быть красивой? Почему ты должна быть богатой, знаменитой, умной, влиятельной? Чтоб тебя боялись?”
Его рука все еще находилась между ними. Он взял ее бутылку с водой и выпил то, что осталось. Затем он сказал ей, что портфель ценных бумаг Пакер Капитал был сокращен почти до минимума в течение этого дня, что его личное состояние в десятки миллиардов находилось под угрозой разрушения. Он также сказал ей, что кто-то там в этой дождливой ночи представляет реальную угрозу его жизни. Он смотрел, как она впитывала эти новости словно губка.
Он сказал, "Ты ешь. Это вкусно"
Но она не ела, а слушала. Она молчала, ковыряя вилкой салат.
Он хотел утащить ее в аллею и заняться с ней сексом. А дальше что? Он не знал. Даже не мог представить, никогда не мог. Для него имело значение, что краткосрочные и долгосрочные фьючерсы будут сокращены из-за событий, которые могут произойти в следующие несколько часов, минут или меньше. Это были только условия жизни, которые он никогда не признавал как реальные.
"Все хорошо. Все прекрасно”, сказал он. "Это заставляет меня чувствовать себя таким свободным, каким я никогда не был.”
"Это так ужасно. Никогда не говори такие вещи. Свободен чтобы сделать что? Разориться и умереть? Послушай меня. Я помогу тебе с деньгами. Я сделаю все, что смогу, чтобы помочь тебе. Ты можешь все исправить, восстановить, свой темп, свой путь. Скажи, что тебе нужно. Я обещаю, я помогу. Но как пара, как женатые люди, с нами покончено, не так ли? Ты говоришь о свободе. Тогда это твой счастливый день.”
Он оставил свой кошелек в пиджаке в отеле. Она взяла счет и снова начала плакать. Она плакала пока пила чай с лимоном и потом, когда они вместе подошли к двери, тесно прижимаясь друг к другу. Ее голова покоилась у него на плече.
Он обнаружил свою сигару тлеющей в пепельнице в баре. Он поднял ее и продолжил курить. Аромат придал ему ощущение крепкого здоровья. Он вдыхал запах благополучия, долгой жизни, даже спокойного отцовства, где-то там, внутри горящего табачного листа.
Был еще один театр на другой стороне улицы, в конце безлюдного квартала в Балтиморе, неподалеку он увидел у стены строительные леса и щебень в мусорном контейнере. Велись реставрационные работы и парадные двери были закрыты на засов, люди пробирались к входу на сцену, молодые мужчины и женщины, парочками и группами, он слышал беспорядочный шум, или шум ведущихся строительных работ, или громкую музыку, идущую из глубины здания.
Он знал, что войдет в это здание, но сначала он должен был потратить еще немного денег.
Стекло его наручных часов было также и экраном. Когда он активировал он-лайн режим, другие функции часов пропадали. У него заняло лишь мгновение, чтобы раскодировать серию зашифрованных показателей. Вот так он использовал часы для взлома корпоративных систем, и тестирования их системы безопасности. Он делал это сейчас, чтобы проверить банк, брокерские и оффшорные счета Элис Шифрин, выдавая себя за нее и переводил деньги на счета Пакер Капитал. Там он более или менее оперативно открывал новые счета для нее, нажимая пальцем на кнопки на крошечной клавиатуре, находящейся на оправе часов. Затем он принялся тратить деньги, превращая их в дым. Он делал это потому, что не мог принять ее предложение о финансовой помощи. Этот ее жест тронул его, но необходимо от него отказаться или умереть душой. Но это не единственная причина, чтобы растратить ее наследство. Он делал это для себя, иронический символ их окончательной связи. Пусть все рухнет. Пусть они увидят друг друга бедными и несчастными. Это была индивидуальная месть мифической паре.
Как велико ее состояние?
Цифра удивила его. В долларах США она составляла семьсот тридцать пять миллионов. Цифра казалось ничтожной, лотерейный джек-пот поделенный между семнадцатью почтовыми работниками. Слова звучали слабо и жестко, и ему было стыдно от того что она оказывала ему поддержку. Но все это только пустой звук. Пустой звук, который ты издаешь, когда говоришь. Это закодированные фразы, которые взаимодействуют в условном пространстве. Пусть они увидят друг друга чистыми, в ярком свете.
Данко первым подошел к двери на сцену. Там стоял вышибала, огромный, накачанный стероидами человек, с кольцом на пальце в виде черепа украшенным камнями. Данко поговорил с ним, приоткрыв полу пиджака и демонстрируя кобуру с оружием, как доказательство своих полномочий, и мужчина дал ему сведения. Эрик спустился за своим телохранителем во влажный, вязкий тоннель, а потом поднялся вверх по крутой узкой металлической лестнице на строительный мостик.
Он посмотрел вниз на развороченный театр, сотрясаемый электронным звуком. Народ плотно набился в партере и ложах, и некоторые танцевали на обломках второго балкона, еще не полностью снесенного, и они спускались вниз по лестнице в холл. Тела в вихревом танце заполнили сцену и еще больше качающихся тел, купающихся в белом свете, набились в оркестровую яму.
Написанный от руки баннер из простыни свисал с балкона:
«ПОСЛЕДНИЙ ТЕХНО-РЕЙВ»
Музыка была холодной и повторяющейся, компьютерные звуки складывались в длинные ударные пассажи, и были похожи на звук отдаленной пульсации в тоннеле.
"Это сумасшествие размером с целый театр. Что вы думаете?”, спросил Данко.
"Я не знаю.”
"Я тоже не знаю, но думаю, что это сумасшествие, как какая-то сцена с наркотиками. Как вы думаете?”
"Да”
"Я думаю это новейшие наркотики, называются "ново”, заставляют боль уходить. Посмотрите, как хорошо они действуют.”
"Дети.”
"Они и есть дети. Какую боль они чувствуют, что вынуждены принимать таблетки? Музыка, хорошо, слишком громко, ну и что. Они замечательно танцуют. Они слишком молоды, чтобы покупать пиво – вот та боль, которую они чувствуют.”
"Сейчас у всех достаточно боли,” сказал ему Эрик.
Тяжелая работа – говорить и слушать. В итоге, они должны были смотреть друг на друга и читать по губам сквозь сотрясающий шум. Теперь, он знал имя Данко, мог пристрастно его разглядеть. Это был мужчина около сорока, среднего телосложения, со шрамом на лбу и щеке, с искривленным носом и стрижкой "под ежик”. Его одежда не соответствовала его внутреннему Я. Он был одет в водолазку и пиджак. У него было крепкое тело, на котором отложилась печать специфики работы телохранителя. Но внутри скрывалась страдающая душа человека, которая была практически на пределе.
"Да я глазам своим не верю, что я здесь!” сказал Данко.
Он посмотрел на Эрика и улыбнулся самой идее нахождения здесь, в толпе американских подростков, стилизованной под массовый бунт, с музыкой, которая захватывает тебя, заменяет твою кожу и мозги на цифровую ткань. Была какая-то инфекция в воздухе. Это не музыка и не огни, которые окружают тебя, а зрелище массового танца в театре без сидений, краски и истории. Эрик думал, что это могут быть и наркотики, "ново”, которые распространяют свой эффект от тех, кто их принял, на тех, кто их не принимал. Ты понимаешь, какой эффект они имеют. Сначала ты держишься в стороне и наблюдаешь, потом толпа вовлекает тебя, ты в толпе, и толпа с тобой, а потом ты сам становишься толпой, плотно охваченный ею и танцующий как один организм.
Там внизу они казались невесомыми. Он полагал, что это наркотики имели такой диссоциативный эффект, отделяя разум от тела. Они были безликой толпой, без беспокойства и боли, зеркальное отражение самой себя. Вся опасность электроники состоит в повторении себя. Это была их музыка – то громкая, то мягкая, бесстрастная и контролируемая и ему начинало это нравится.
Он чувствовал себя стариком, когда смотрел на их танцы. Эпоха пришла и ушла мимо него. Они растворялись друг в друге, чтобы не исчезнуть как личности. Шум был почти невыносим, пуская корни в его волосы и зубы. Он видел и слышал слишком много. Но это была только защита против давления такого психического состояния. Он никогда не прикасался и не пробовал наркотики, даже не видел их, он в меньшей мере чувствовал себя самим собой, а больше - другими, теми, кто танцует там внизу.
"Скажите мне, когда мы соберемся уходить. Я выведу вас.”- сказал Данко.
"Где он?”- спросил Эрик.
" Торвал? Он наблюдает за входом”- ответил Данко.
"Ты убивал людей?”
"А как вы думаете? Это как пообедать”- сказал он.
Сейчас они были в состоянии транса, двигаясь в медленном танце. Музыка превратилась в скорбную песнь, лирические мелодии клавишных разрастались, соединяя каждый сегмент сожаления. Это был последний техно-рейв – конец, какой бы он ни был.
Данко провел его по длинной лестнице и дальше по коридору. Там были раздевалки, в которых находились рейверы, они сидели и лежали повсюду. Он стоял в дверях и смотрел. Они не могли ни ходить, ни говорить. Одна парочка лизалась, и это было единственное движение в комнате. Даже когда его самосознание слабело, он мог различать их в своем химическом бреду, и было трогательно знать их слабости, их тоску бытия, потому что дети есть дети, они пытались не раствориться в воздухе.
Он прошел почти до служебного входа на сцену, когда понял, что Данко нет с ним. Вот что он понял. Человек, танцующий где то там, в ночи, просто танцевал, забывая о вражде и жизненных проблемах, но с первыми лучами солнца его разум возвращал его в суровую реальность.
Он шаг за шагом следовал за Торвалом к машине. Дождь прекратился и это хорошо. Было совершенно очевидно, что необходимо сделать. На улице слабо светили фонари, настроение медленно превращалось в тревожное ожидание.
"Где он?”
"Решил остаться внутри”, сказал Эрик. "Хорошо. Он нам не нужен.”
"А где она?”
"Отправил ее домой.”
"Хорошо”, сказал Торвал. "Все хорошо.”
В лимузине кто-то был. Она сгорбившись сидела на банкетке, клевала носом, вся в каком-то пластике и тряпье, и Торвал выкинул ее наружу. Она протанцевала на месте и осталась там, в ворохе одежды, все пожитки в узелке, и пакет от сэндвичей прикреплен к поясу для сбора милостыни.
"Мне гадалка нужна. Здесь кто-нибудь умеет гадать по руке?”
"А по ноге?”, сказала она таинственным голосом. "Может по ногам погадать?”
Он пошарил в карманах в поисках денег, чувствуя себя немного глупо и раздосадовано, иметь такие суммы денег, которые могли колонизировать эту планету и потерять их, но женщина уже уходила по улице. На ногах у нее были туфли, подошва которых оторвалась и шлепала при ходьбе. И в любом случае у него в карманах не нашлось ни банкноты, ни монеты, ни каких-либо документов.
Машина пересекла Восьмую авеню и выехала из театрального района, Они ехали мимо фешенебельных ночных клубов и салонов, мимо торговых центров, мимо офисов авиакомпаний и автосалонов. Весь блеск и шик индустриальной улицы сменился пейзажами жилых домов, практически незаметными боксами химчисток и школьных дворов. Здесь все намекало на старые драки и кипящие страсти. Все признаки криминального района были налицо, пожарные лестницы на стенах старых кирпичных зданий.
Дорожное движение было ограничено, и машина продолжала свое монотонное движение. Это потому, что Эрик сидел на своем месте и разговаривал через открытое окно с Торвалом, который шел рядом с автомобилем.
"Что нам известно?”
"Мы знаем, что это не группа. Это не организованная террористическая ячейка и не международные похитители с требованиями выкупа.”
"Это одиночка. Есть информация?”
"Нам неизвестно имя. Но у нас есть телефонный звонок. Служба охраны анализирует голос. Они сделали определенные выводы. Они пытаются предугадать действия со стороны этого человека.
"Почему я не могу проявить любопытство по этому поводу?”
"Потому что это не имеет значения”, сказал Торвал. "Кто бы ни был этот кто-то.”
Эрик согласился с этим, что бы это ни означало. Они двигались по улице между рядами мусорных баков, мимо заброшенной гостиницы и синагоги для актеров. По улице текла грязная вода, и глубина ее увеличивалась по мере их продвижения и достигала трех, четырех дюймов. Вода текла из остатков водопровода, разрушенного ранее днем. Рабочие в светоотражающих жилетах и высоких сапогах все еще были на месте аварии, работая при искусственном освещении. Торвал сделал широкий шаг через грязь, и брызги разлетались в стороны при каждом шаге до тех пор, пока поток воды не уменьшился до дюйма.
Впереди были полицейские баррикады, которые блокировали въезд на 9 авеню. Вначале Торвал считал, что это связано с потопом на улицах. Но на другой стороне улицы не было видно бригады дворников. Затем он подумал, что кортеж президента был на пути в центр города для проведения официальных мероприятий. После этого движение транспорта на окраинах, примыкающих к центру, стало свободнее. Но в отдалении слышалась музыка и начали собираться люди, очень много молодых людей, с наушниками на голове, и причиной послужил не кратковременный визит президента. Наконец-то он поговорил с одним из полицейских на баррикадах.
На его пути была похоронная процессия.
Эрик вышел из машины и стоял на углу магазина, продающего велосипеды, Торвал находился рядом. Огромный мужчина прошел сквозь собирающуюся толпу. Он был широкоплечий, мясистый, серьезный, одет в бледные льняные слаксы, и черную кожаную рубашку без рукавов, с платиновыми побрякушками на шее. Его звали Козмо Томас, он контролировал десятки рэперов и когда-то владел конюшней скаковых лошадей на пару с Эриком.
Они пожали друг другу руки и обнялись. "Почему мы здесь?”
"Ты не слышал?”
"Что?” спросил Эрик.
"Что?”, спросил Эрик.
"Умер.”
"Нет! Как? Не может быть!”, воскликнул Эрик.
"Умер. Сегодня с утра.” констатировал факт Козмо.
"Похороны идут целый день. Семья хочет дать городу возможность отдать дать уважения. Звукозаписывающая компания хочет в своих интересах использовать это мероприятие. Большое и шумное. От улицы к улице. Всю ночь.”
"Я не знал этого. Как такое может быть? Я любил его музыку. Его музыка играет у меня в лифте. Я знаю этого человека.”
Он знал этого человека. Печаль эхом отражалась в самой музыке, суффийские песнопения кавалли звучали как религиозные ритмы и импровизации, которым тысячи лет, они становились громче, так как похоронная процессия вышла на авеню, которое было очищено от постороннего движения и припаркованных машин.
0
