Глава 18.

«Где может скрываться мой возлюбленный? И в какой момент  коварная колода карт подкинет мне Джокера? Если он не ведом любовью, он никогда не вернется!»  Акт 2, Сцена 3,  Опера Джона Гея «The Beggar's Opera»

Саунд-трек от автора:
 Alexandre Desplat - Volturi Waltz
 Peter Gabriel - I Grieve
 K s choice - Virgin State Of Mind
Sixpence None The Richer - It Came Upon A Midnight Clear
 Lady GaGa - Teeth


BPOV
Меланхолия завладела мной после смерти Джаспера. И когда  мои мысли  заходили в тупик, Белла скрашивала часы моего существования.

Она знала, что в ту ночь случилось  что-то страшное, я постоянно ловил на себе ее взгляды. Черты ее лица изменялись, ее губы слегка двигались, безмолвно проговаривая слова. Однако ее мысли никогда не обретали словесную форму, слетая словами с ее мягких, теплых губ. Она никогда  не произносила вслух то, что одолевало ее мысли. Эта невозможность, узнать о чем она думает, сводила меня с ума.
Ее аромат оставался на всех вещах, к которым она прикасалась, так что, даже когда ее не было рядом, я ощущал ее присутствие.

Но все моменты, проведенные с ней, существенно облегчали мое ментальное саморазрушение. Большую часть своего времени она проводила у меня дома. Полагаю, это было похоже на домашнего питомца, который может позаботиться о себе сам. Она  сама для себя готовила, сама убирала за собой. Она была тихой, читала, смотрела телевизор.

Временами моя жажда, мои самые низменные инстинкты заставляли желать ее во всех вообразимых вариантах, и она свободно предоставляла  мне свое тело.

И я пользовался ею.

Возможно даже больше, чем должен был.

Прошла неделя с тех пор как Джаспер… ушел. Время тянулось мучительно медленно, я забился в самый темный угол комнаты, где стояло фортепьяно, и выползал оттуда, ведомый лишь жаждой и голодом по теплу ее тела.

Так что для меня стало сюрпризом, когда я осознал, что стою перед дверью, размышляя, впустят ли меня.

Тишина внутри  очень расстраивала.

Я поднял руку, чтобы постучать, но дверь открылась как раз в тот момент, когда мой кулак едва коснулся деревянного полотна.  Мертвая тишина  внутри почти звенела. Она казалась живым существом,  дышащим, двигающимся, обволакивающим меня в попытке удушить.

Я  шагнул за порог и закрыл за собой дверь.

Обычно скрупулезно организованное Джаспером и Элис пространство встретило меня полным хаосом.  Диван был просто уничтожен: сквозь изодранную черную кожу торчали металлические пружины и белый наполнитель.

Деревянные столики были расколоты на части, разбитое стекло и обломки равномерно устилали ковер. У всего этого беспорядка не было траектории. Все было хаотично. Своим гневом она в полной мере выразила свою глубокую боль в этом разрушении.

Я прошел  дальше в квартиру, не создавая шума, прислушиваясь к звукам жизни. Я не чувствовал и не слышал ничьих мыслей и никаких замыслов внезапной атаки.
Я прошел в спальню: похоже, что это место не пострадало. На большой кровати посередине  лежал маленький свернутый комочек.

- Элис, - мой  хриплый голос эхом отразился от стен и вздернул пыль в воздухе.
Она не ответила, оставаясь тихой. Ее обычно оживленное и яркое сознание картинками настоящего и будущего сейчас было абсолютно чистым.

Я присел на край кровати у ее ног, но она даже не пошевелилась.

Если бы ее в таком состоянии – тихую, неподвижную и без сердцебиения – нашли люди, ее бы тут же упаковали в черный мешок, прицепили бы бирку с именем на палец ноги и увезли в морг.

Но ее тело не будет распадаться, не будет гнить и не превратится в прах.

Темные круги залегли под ее глазами, лицо было очень бледным, слишком бледным, радужки глаз начинали терять свой золотистый цвет. И если присмотреться: они становились почти черными от жажды.

Я поднял руку и очертил большим пальцем ее выделяющуюся скулу.

- Элис, - прошептал я.

Я словно открыл шлюз,  образы потоком полились из ее сознания, наполняя пространство между нами.
Образы  красивого лица Джаспера, он улыбался.

Его сосредоточенное лицо, его пристальный взгляд; и я отвернулся от нее, потому что она вспоминала, как они занимались любовью.

Нежно.

Неистово.

Всепоглощающе.

Любвеобильно.

В ее сознании всплыли воспоминания, как они бежали рядом во время охоты.

Она восхищалась его медленной, легкой походкой. Тем, как он неторопливо все рассчитывал и продумывал. Она показала мне воспоминания об их первых совместных годах жизни, о том, каким терпеливым он был к ее причудам.

Ее воспоминания лились и лились, такие болезненно яркие и четкие. Он мог показать ей при помощи своего необычного дара,  возможностей эмпата, насколько сильно он ее любил.

Он показала мне воспоминания, где видела нас с ним вместе, и мы смеялись. Те моменты, когда Джаспер был тихим, раздумывающим над стилем жизни Карлайла.

Но несмотря ни на что, ни Джаспер, ни Элис  не были обращены Карлайлом. Джаспера обратили задолго до того, как он встретил Элис, а Элис была обращена и брошена ее создателем. Она совсем не помнила себя человеком.

Когда она очнулась, она была уверена лишь в том, что Джаспер станет ее судьбой.
И для нее все остальное больше не имело значения, только тайна их соединения, их исключительное пламя вечной любви. Бессмертной, непоколебимой, неоспоримой.

По крайней мере, Элис считала именно так.

Джаспер и я были полными противоположностями. Его превосходство в отношении ко мне постоянно раздражало меня. Он был приземленным, я – нет, он был человеком, прошедшим войну, а я – молодым человеком, заключенным в клетку придуманного Карлайлом мирного  образа жизни.

В итоге, я был на краю, а его слова – пинком в сторону обрыва.

Элис показала мне то время, когда я ушел из семьи. Джаспер тогда хотел пойти за мной, что он вполне понимал мое желание освободиться и жить единственным инстинктом.

Элис, опасаясь за его судьбу, уговорила его остаться.

Семья раскололась, когда только-только собралась. Джаспер и Элис остались близки с Эсми и Карлайлом, которые жили в штате Вашингтон. Там всегда темно и сыро. Густые леса предоставляли разнообразный животный мир для питания, а небо почти всегда закрывали облака.

Эммет и Роуз бродяжничали, и когда Эммет уходил, он заново окунал семью в эти эмоции.

Джаспер и Элис тонули, его способности эмпата работали как губка, он впитывал отчаяние Элис по поводу моего ухода, смешивая эти эмоции с собственной печалью.

В последние несколько месяцев он стал очень замкнутым. Настолько, что Элис задумывалась над тем, не моя ли в этом вина. Всегда легче обвинить в этом меня.

Джаспер продолжал тонуть, Элис переживала, потому что потеряла свою половину, хотя никак не могла представить, что их чувства так надломятся. Она подавляла в себе гнев и боль за то, что у них все рушилось, и старалась быть для него самой-самой.

А потом я вернулся, и он расцвел. Он был рад моему возвращению и даже готов называть меня снова братом.

Но я вернулся не для того, чтобы воссоединиться с семьей, и Элис знала это. Джаспер был поглощен тем, чем был поглощен я. Его любопытство подтолкнуло его на острую грань, один на один с его жаждой.
Элис предупреждала его, что это приведет его к смерти, если он продолжит преследовать Беллу.

Но ему было наплевать. Он следил за ней в театре, и это заставило мою кровь закипеть гневом только от одной мысли, что он был к ней так близко.  Мне стоит переговорить об этом с Маркусом.

Элис знала, что той ночью, когда он вломился в дом к Белле, он умрет. Она пыталась предупредить его.

Но это было неизбежностью, как гравитация сбивает кометы с их изначальной траектории.

И Элис пыталась заглянуть в будущее, чтобы найти там лазейку из складывающихся обстоятельств.

Я низко зарычал, когда она показала мне свое знакомство с Беллой. Она мысленно спрашивала разрешения, ее образы сейчас были слегка размытыми.

Это были видения дружбы, лицо Беллы было настороженным, Элис пыталась подружиться с ней.

- Я не позволю!

«Ты должен мне, Эдвард.»

- Нет.

В ее мыслях скользнуло лицо, холодный рубиновый взгляд, остроумная ухмылка, фальшивая, как и всегда.

- Ты не можешь, Элис. Аро – не решение.

«Мне не нужно твое одобрение, Эдвард. Ты сделал свой выбор, а я делаю свой.»

- Элис, я не позволю тебе…

Элис дернулась с места, ее движения были медлительными и неуклюжими в попытке атаковать меня, но в ее ослабленном состоянии она едва ли могла навредить мне, ее попытка была бесполезной.

К тому же диета на крови животных изначально ослабляла физические возможности вампира, но голодание в течении трех недель очень сильно ослабило ее.

Запах смерти окружал ее, она хотела умереть, и ее мысли перебирали различные способы. Ни один из них не станет успешным.

- Ты забрал у меня все, Эдвард.  Без колебаний. Ты просто забрал. И теперь у меня не осталось ничего.

Она снова попыталась прыгнуть на меня, громко завизжав.


- Убирайся! Сейчас же убирайся! Ты достаточно натворил, Эдвард! Убирайся и оставь мне мои воспоминания! Это все, что у меня сейчас есть!

Я держал ее на расстоянии от себя, ее эмоции бушевали, а сухие рыдания исказили милые черты лица.

Я уложил ее снова на кровать, и она опять свернулась калачиком. Когда ее рыдания прекратились, когда она затихла, безмолвно уткнувшись взглядом в стену у кровати, я оставил ее. Ее разум преследовал меня, глаза Джаспера смотрели на меня из ее мыслей, и я почувствовал, как хмурюсь.

Его взгляд не был презрительным или насмехающимся.

Он был понимающим.

BPOV

Я  слегка пересела на своем месте и нажала кнопку, чтобы открыть занавес для следующей сцены.
Темно-фиолетовые лучи смешались с кислотно-зелеными, передавая настроение возвращения тьмы Малефисенты на сцену.

Эдвард убедился в том, что мое окно сейчас крепко запирается. Я говорила ему, что сама вызову мастера, и что это совсем для меня не проблема, но он настаивал. Однажды вечером я вернулась домой и заметила, что исчезли все доски, закрывающие разбитое окно. А потом обнаружила, что у меня в спальне вставлена новая рама, и в комнате идеально чисто. Эдвард сказал, что заменит всю поломанную мебель, но я просила его не беспокоиться на этот счет.

На самом деле, я еще не была готова оставаться одна в этой комнате. Призрачные воспоминания о той драке, объяснения которой были  весьма сверхъестественными, взрывали мой мозг, так что я просто не могла больше находиться в этой гардеробной в одиночестве.  Глаза как-то сами нашли ту вмятину на стене от воткнувшейся туда оторванной руки, и телом завладела жуткая дрожь.

Я вздрогнула, возвращаясь в реальность: громкая, напрягающая слух музыка наполняла пространство театра, создавая соответствующее настроение, увлекая зрителя в сюжет, разворачивающийся на сцене.
Джеймс вернулся, но был очень тихим, чему мы были премного благодарны. Казалось, будто он избегает меня, что меня чертовски устраивало.

Лучи софитов потемнели, что сигнализировало о смене сцен, и я закрыла занавес. Моя команда работала тихо, быстрыми, неслышными шагами  меняя декорации на сцене. Я наблюдала за правильностью расстановки, а затем, когда все было готово, я просигналила Йорки.

На сцену снова вышли актеры, освещение сменилось – где-то стало ярким, а где-то приглушенным – и мои мысли снова закружились хороводом.

Сегодня был канун Рождества.

Боже! Я чертовски ненавидела Рождество!

Вся эта возня, всеобщая любовь друг к другу по поводу праздника.

Это было сродни выиграть в лотерею бесплатное тюремное заключение. Для меня в особенности.

И отвечать на телефонные звонки, когда все поздравляют с Рождеством.

Перестань ненавидеть своего отца, это ведь Рождество!

Не напивайся рано утром, это ведь Рождество!

Ненавижу Рождество! Пошло все к черту: фильмы, Санта-Клаус со своими оленями, вся эта фальшивая забота и любовь! К черту всю эту семейную фигню, которая в этот день особенно лживая!  Моим настоящим Рождеством было последнее Рождество, которое я встречала с мамой, когда она еще была жива.
Хотя, одно Рождество я провела  весь день на кладбище. Джесс ужаснулась, когда я рассказала ей об этом.

Вот почему я проводила Рождество вдали от цивилизации. Каждый год я уезжала в летний коттедж, который моя мама унаследовала от своих родителей.  Он перешел в мою собственность, когда мне исполнилось восемнадцать. Я, правда, не использовала его в качестве летнего домика. Я предпочитала  уезжать туда зимой и видела в нем свое убежище от всего внешнего мира на Рождественские каникулы. Там было все необходимое: одежда, еда, книги, свежая постель.

Я всегда уезжала на Рожество и Новый Год. Я готова была работать в две и даже в три смены, в выходные, и даже уйти в отпуск за свой счет, лишь бы не находиться среди людей в эти дни новогодних праздников.

Даже Джесс оставила меня в покое.

Я вернулась мыслями в реальность перед следующей сменой сцен, кулисы закрылись и свет погас. Потом снова включились прожектора, и я поняла, что это была финальная сцена. Актеры вышли на поклон, зрители одарили их щедрыми аплодисментами, Йорки выключил освещение и все занялись своими делами. Анджела почти бегом собирала разбросанные при быстром переодевании для смены сцен костюмов, я со своей командой проверила, все ли декорации убраны по местам. Я отпустила всех пораньше, так что почти все они уже разбежались по домам.

К тому же, уже была полночь, и в театре оставалось всего несколько человек. Я проверила, все ли двери заперты,  и отпустила последних людей. Потом спустилась в раздевалку, чтобы переодеться в свои кожаные брюки и черные байкерские ботинки. Обычно я собиралась быстро, потому что, честно говоря, мне не очень нравилось находиться одной в старом здании театра. Но сегодня я растягивала время, стараясь отсрочить неизбежный неприятный разговор.

Трусиха!

Я топнула  пару раз зашнурованными ботинками и схватила из шкафчика куртку.

Я  еще не рассказывала Эдварду о своем ежегодном рождественском походе, а после последних двух недель вообще боялась что-то ему говорить. Казалось, что он прикасался ко мне без особой необходимости, но каждое его прикосновение было чем-то большим. Складывалось ощущение, что он хотел просочиться под мою кожу, и не только физически. Он позволил мне оставаться с ним, и все это превратилось в рутину. Временами его накрывало свирепая дикость, но он по прежнему был очень аккуратен и бережен со мной.

Мягкая черная кожа моей куртки  тихо шептала при каждом движении, а ботинки звучали раскатистым топотом по полу, пока я проходила по закулисному пространству к выходу. Выйдя в морозную прохладу улицы, я заперла за собой дверь и вытащила сигареты и зажигалку из кармана.  Прикурив, я сделала глубокую затяжку и с наслаждением выдохнула.

Сначала я планировала заехать домой и убедиться, что дом надежно заперт, что освещение и  отопление стоят на таймере, и потом уже уехать. Я поеду на Мустанге – так было удобнее в дальних поездках.
Я завела байк подо мной, и он громко взревел в ночной тишине улицы. Витрины закрытых на ночь магазинов блестели рождественскими гирляндами, ночная прохлада слегка обжигала, я оторвала ноги от земли и понеслась вдоль улицы.

Я доехала до дома в рекордно-короткое время и сразу же схватила свою приготовленную  сумку с кухонной стойки. Я собрала вещи, продукты и все необходимое, уложила в машину и, быстро все проверив, выехала из гаража вниз по подъездной дорожке, прямо к дому Эдварда.

Заглушив мотор, я вышла из машины и закрыла ее. Засунув руки в карманы куртки, я прямиком направилась ко входной двери.

Она открылась еще до того, как я постучала. Эдвард сейчас выглядел лучше: он сменил одежду на новую. Сейчас на нем был черный свитер и темно-синие джинсы. Он стоял в дверном проеме так, словно пытался загородить мне обзор его дома.

- Эм-м-м, привет.

Он смотрел на меня  холодным взглядом.

Я чуть переминалась на ногах и, прочистив горло, спросила:

- Ты не пригласишь меня войти?

Он повернул голову, оглядываясь на легкий шум внутри дома.

- Это было бы нежелательно.

Я уж было хотела спросить почему, когда глубокий, низкий, знакомый голос  громыхнул из глубины дома:

- Ради всего святого, Эдвард, впусти ее.

Он вздохнул, и на его скулах заиграли желваки. Молча он отошел, пропуская меня, и я сделала осторожный шаг через порог. Гостиную наполнял мягкий, приглушенный свет, камин не горел, но были включены несколько светильников. На одном из диванов сидел огромный парень с темными короткими волосами. Его руки, свободно раскинутые в стороны на спинке дивана, были объемом в три моих туловища, и такая же мощная шея. На нем был светлый, кремовый свитер, но его кожа была намного бледнее.

Он повернулся, чтобы посмотреть на меня и ухмыльнулся. Его глаза выдавали азарт, словно он знал, как я выглядела обнаженной. Его внешность была такой знакомой, но я никак не могла вспомнить, откуда знаю его.

- Что ж, привет, девочка-соседка!

О, Мой Бог!

Я застыла изваянием у входа в гостиную, пестрые кусочки замысловатого паззла встали на свои места. Я автоматически попятилась назад и наткнулась на Эдварда. Я чувствовала, как горят мои щеки. Рука Эдварда тут же обернулась вокруг моей талии, притягивая меня к себе.

Это был он! Мой мозг напрягался… В ту ночь, когда мы с Эдвардом…

Я присмотрелась к его лицу повнимательнее и отметила цвет его глаз:  теплый, золотистый оттенок виски, как у Джаспера.

Я отскочила назад, страх пронесся по моим венам, оковывая холодом изнутри. Я напряглась, готовая выбежать из дома, но Эдвард быстро притянул меня к себе.

Взгляд громилы  из теплого расположения стал обеспокоенным, когда он увидел мою реакцию на него.

Рука Эдварда крепко обхватила мое бедро, и я услышала его мягкий, бархатный голос у своего уха:

 - Шшш, успокойся. Эммет не причинит тебе вреда, Белла.

Он ждал моего расслабления, но я никак не могла отделаться от картинки перед глазами, когда Джаспер  облизнул мою кожу и коснулся рукой моей груди.

- Дыши, Белла!

Я выдохнула, вдох получился острым и скомканным.

- Эммет, может тебе лучше уйти?

 - Никуда я не уйду, - хитро улыбнулся он Эдварду.

Что-то невидимое проскочило между ними, и я вздрогнула, когда Эдвард угрожающе зарычал.

Глаза Эммета округлились, и он снова взглянул на меня.

- Она ведь знает?

- Да, - голос Эдварда был  скрипучим от грубости.

Эммет вздернул бровь, глядя на меня, а затем снова посмотрел на Эдварда.

- Секреты стоит хранить в тайне, братишка!

- La tua cantante.

Ла туа… чего?

- Отвали! - взгляд Эммета с новым интересом охватил меня снова. Я вжалась в Эдварда.

Что-то невидимо снова проскочило между ними, и Эдвард ответил на невысказанный вопрос:

- Моя! - низко прорычал он, и я почувствовала, как его большой палец скользнул под мою куртку. Его холодное прикосновение вытягивало тепло моего тела. Меня охватила легкая дрожь – тело отреагировало на его ласку. Я почувствовала, как напряглись мои соски, и автоматически облизала губы.

- Справедливо, Эдвард! Черт! Роуз скоро будет здесь, ей будет интересно познакомиться с твоей.. питомицей.

Я поняла, что он говорил обо мне, и снова покраснела.

И как по команде, за окном просигналила машина. Я вздрогнула. Эммет выпрямился, его громадное тело заняло собой огромную часть пространства. И несмотря на то, что он чертовски напугал меня, было в нем что-то приятное. Его глаза казались по мальчишечьи озорными.

Эммет подошел ко мне: Эдвард зарычал, Эммет захихикал.

- Я обещаю, что не укушу ее, Эдвард! Ты ведь сразу узнаешь, если в моих мыслях возникнет что-то не по-братски странное. Дай мне взглянуть на нее поближе.

Он подошел ко мне почти вплотную, и я ничего не могла поделать с собой и вздрогнула, когда он осторожно втянул меня из рук Эдварда. И прежде чем я поняла, что он задумал, он обхватил меня руками и поднял на уровень своих глаз. Подмигнув, он обнял меня, словно ребенок плюшевого мишку.

Он прошептал мне прямо в ухо:

- Не дай ему запудрить тебе мозги! И, кстати, ты пахнешь умопомрачительно!

Мое дыхание сорвалось, когда Эдвард зашипел. За окном снова раздался автомобильный гудок, и Эммет поставил меня на ноги.

 - До скорого, куколка! - усмехнулся он и перевел взгляд на Эдварда. Что-то происходило между ними в полной тишине, но атмосфера в комнате поменялась.

- Будь осторожен, братишка! Я надеюсь, что она стоит этого!

Мы с Эдвардом двигались в унисон, пропуская Эммета к выходу из гостиной ко входной двери. Дверь с громких хлопком закрылась за ним, а затем послышались его громкие шаги по ступенькам и вдоль подъездной дорожки. Затем хлопнула дверь машины, и звук мотора начал отдаляться.

Я сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться, и повернулась к Эдварду. Я не заметила как снова прикусила губу, а он поднял руку, чтобы высвободить ее из захвата моих зубов. Его темно-красные глаза  горели, и чтобы собрать в кучу свои разбежавшиеся мысли, мне пришлось пару раз моргнуть и чуть опустить взгляд с его глаз на подбородок.

- Белла?

- Я…  э-э-эм, меня не будет в городе неделю, - выдавила я.

- Не будет?

- Ага. Я уезжаю из города каждый год, - я прикусила губу, когда его руки опустились на мои бедра. Он притянул меня к себе.

- Я могу остановить тебя.

Я сглотнула.

- Можешь.

Наконец, я снова посмотрела в его глаза. Он внимательно изучал меня. В его взгляде читался голод, и не только по моей крови.

- Я не могу, Эдвард.  Я хочу успеть попасть туда до рассвета.

- Я могу заставить тебя.

- Но ты не станешь.

Его вздох качнул мои волосы.

- Да. Не стану, - он наклонился ко мне, его губы сладко коснулись моих. Я закрыла глаза, и мое тело само потянулось ближе к нему, моя грудь  прижалась к его.

 - Когда ты вернешься?

 - После Нового Года.

Мой выдох прошелся по его губам, его руки снова скользнули под мою куртку. Его прикосновения оживляли мое тело, и я практически забыла причину, по которой пришла сюда.

Почти.

- Эдвард, мне надо ехать.

Он снова поцеловал меня, жадно, мощно, его язык поглаживал мой, и я вцепилась в его предплечья, сжав в кулаках его свитер. Его ладони соскользнули вниз с моей талии до пояса моих штанов, нежно поглаживая бедра.

Его поцелуй был грубым: я чувствовала, что мои губы слегка саднит, и они наверняка слегка распухнут. Такое ощущение, что он хотел оставить на мне отметку, демонстрирующую его собственность.
Он резко отпустил меня, а я еще слегка тянулась за его губами, когда он отстранялся. Его мягкий смех завибрировал между нами.

- Береги себя, Белла.

Я кивнула и молча, словно зомби, вышла  из его дома. Мои пальцы интуитивно коснулись распухших губ.

BPOV.

Я отложила книгу и посмотрела на часы на камине. Они только что пробили пять часов.

Я сидела на первом этаже, свернувшись уютно в самом удобном на свете кресле. Оно было обтянуто мягким велюром королевского голубого цвета. Мягкое сиденье было невероятно удобным, и когда я присела, то тут же утонула в уюте. Кресло раскладывалось, но я решила не откидывать спинку, а просто свесила ноги через подлокотник.

Кресло соответствовало дивану и пуфам, расставленным в гостиной буквой П. Пространство на первом этаже было единым и плавно обхватывало лестницу, ведущую в спальни наверху. Стена за диваном была отделана деревянными панелями золотисто-медового цвета. Она сочеталась с лестницей и стеной вдоль нее.

Прямо напротив меня стоял небольшой кофейный столик, а за ним была дверь, ведущая на патио – небольшая веранда для пикника с задней части дома, перед лесом.

С другой стороны от лестницы была кухня, выполненная в голубых и белых тонах. Холодильник был старого образца: огромный и красный. Вообще-то такой доисторический монстр должен был давно умереть. Дедушка Монтгомери ремонтировал его сам и всегда приговаривал, что тот переживет еще его самого.

И он оказался прав.

Я была завернута в белый флисовый плед, но скинув его с себя, решила пойти на кухню – раздобыть, чем можно вкусно похрустеть.

Я впихнула ноги в свои огромные тапочки и зашаркала на кухню.

Лениво зевая, я уже размышляла о том, что было бы хорошо вздремнуть, после того, как чего-нибудь пожую. За окном  мельтешили маленькие снежинки, и мне стало интересно – пошел снег или их сдуло ветром с крыши. На кухне был установлен небольшой телевизор, и я включила его.  Пространство заполнили звуки новостей, а я доставала тем временем все необходимое, чтобы приготовить омлет.

 - … по последним прогнозам синоптиков, снегопад продолжится всю ночь. На дорогах снежные заносы.
Предупреждение для автомобилистов – по возможности воздержаться от поездок в эти дни.

Отлично! У меня здесь достаточно продуктов, чтобы пережить этот снегопад никуда не высовываясь, а Мустанг припаркован под навесом, так что с ним будет все в порядке.

Я приготовила омлет и в тишине умяла его за столом. Ощущения сытости начали клонить меня ко сну. Сон, говорят, лучшее лекарство. После того как я вымыла посуду и убралась на кухне, я вернулась в гостиную. За окном тихо падал снег, я села обратно в кресло, завернувшись в плед, и закрыла глаза.

Последними размышлениями перед сном были мысли о том, чем сейчас занимается Эдвард.

EPOV

Эдвард, тебе не следовало его убивать.

Я взглянул на Маркуса, который сел прямо напротив меня.

- Он хотел умереть, Маркус. Это единственное объяснение, с которым я могу согласиться. Единственное объяснение, которое я действительно увидел в его мыслях. Он был старше меня, он обладал даром, использовав который, мог меня остановить. Скорее всего, мне дала преимущество сила человеческой крови.

Маркус не соглашался и не отвергал ничего.

А что насчет Элис? Ты убил ее пару, она не сможет найти ему замену.

- Она охвачена горем, Маркус. Она сказала, что я забрал у нее все. Я не уверен в том, чувствую ли раскаяние на самом деле или нет. Я провел слишком много времени без эмоций, ведомый лишь инстинктами нашего вида. По правде говоря, Элис следовало бы мне отомстить, убить Беллу. Но она не будет этого делать, Маркус. Она хочет вернуть меня, как брата. Она хочет обратно этого человека, но я никогда таким не был. Я не был таким почти век.

Маркус наигранно скучающе закатил глаза. Для себя он подчеркнул: «Страсти молодости». А для меня выдал следующее:

Да, твоя красноречивая речь произвела впечатление на Карлайла. Ты огорчил его своими злыми размышлениями. Создание тебя было самым значительным решением, которое он когда-либо принимал. Но одиночество – весомое бремя…

Его мысли вспыхнули образами его пары, потерянной давным-давно, за многие века до того, как моя человеческая жизнь зародилась.

- Прибереги для себя свои яркие воспоминания, Маркус.

Он зашипел и озвучил мысли вслух, правильно артикулируя каждый звук и подчеркивая всю серьезность их значимости:

- Не забывай, что ты нарушил одно золотое правило, молодой Каллен. Твоя «зовущая кровь» знает о тебе, и насколько глубже ты заведешь ее в наш мир, настолько короче станет ее жизнь! Если Аро узнает об этом, то тут же решит ее судьбу. Я могу лишь поручиться за тебя, если, конечно, Аро захочет слушать.

Аро, снова. Он был главой древнего клана Маркуса-Вольтури. Тысячелетние вампиры, которые захватили власть и контроль над всем нашим видом, заставляя подчиняться установленным правилам. Пока эти правила соблюдаются, нашему  жалкому  существованию ничего не угрожает. У вампиров не было юридической системы. Были хорошо известны случаи, когда правосудие вершилось из прихоти, жизнь и смерть не имели особенной ценности.

Я сжал кулаки и посмотрел на Маркуса.

- Я всегда избегал принятия решений. Я отказался обращать кого-либо, приводя в это жалкое существование. Но я понял, что чем больше провожу времени с ней, тем больше начинаю зависеть от нее. Даже сейчас: она далеко от меня, а меня тянет к ней, как к магниту, и я постоянно думаю лишь о ней одной.

Будет мудрым решить самому, а не дожидаться решения, которое примут за тебя. Время выходит, Эдвард. Смерть Джаспера отобрала у тебя тот запас времени, что мог еще быть.

 BPOV  – Новый Год.

Полночь наступила и прошла. Я сидела в гордом одиночестве на диване в обнимку со своей гитарой.
Было уже 2 часа ночи. Я сидела в полной  темноте, очарованная переливами мерцающего за окном в свете луны снега.

Моргнув, я ощутила дискомфорт в глазах. Все тело уже онемело от неподвижного сидения, а глаза просто болели. Я никак не могла устроиться так, чтобы мне было удобнее, мои ноги слишком сильно затекли, и я уже не знала – поплакать или разбить что-нибудь со зла.

Потерянная сама в себе, я решила, что надо все-таки лечь в постель и попытаться уснуть.
Я поднялась, натянула на себя полосатые носки, доходившие мне до середины бедра. Они были очень мягкими, моя любимая пара – черно-белая. Я была в черных шортах и толстовке.

Взгромоздив свое усталое тело вверх по ступенькам, я поплелась вдоль по коридору в самую дальнюю комнату – именно здесь я обычно и располагалась всегда. Всего на этаже было четыре маленьких спальни, но в той, которую занимала я, была почти новая мебель, купленная всего несколько лет назад. Здесь была огроменная кровать, шикарный, пушистый белый ковер и  прикроватная мебель из вишневого дерева, которая принадлежала моей матери, и я все не могла от нее избавиться.

Именно из этого гарнитура у меня дома стояло мое кресло-качалка.

Стянув толстовку, я надела черную футболку и забралась в постель. Я долго ворочалась, крутилась и вертелась, и смотрела в потолок. Я старалась не думать о том, насколько была сейчас не в себе, как болит моя грудь, насколько сильно меня одолевает желание.

Я не знаю, как долго лежала вот  так, но я должно быть задремала. Как бы там ни было, я вздрогнула и проснулась от звука открывающейся входной двери. Она распахнулась настеж и громко стукнулась о стену.

Мое сердце лихорадочно заколотилось, и я попыталась собрать в кучу сонные мозги. Жуткий, пугающий звук закрывающейся двери и запирающегося замка донесся до меня. Потом прозвучало два одинаковых глухих звука, словно кто-то снял ботинки, а затем мягки шаги застучали по ступенькам. Я пыталась задержать дыхание, чтобы не выдать свое присутствие. Я пыталась в спешке сообразить, что могу использовать в качестве оружия, и глаза сами остановились на бабушкиной  хрустальной вазе на комоде.

Но она стояла очень далеко, а я сейчас была окутана спутанными простынями. Шаги звучали все ближе и ближе. Мое сердце так громко громыхало в груди, что я подумала, что оно разобьется о мои ребра, разлетаясь мелкими кусочками по комнате.

Я моргнула, когда дверь в мою спальню открылась. Легкий шорох движений наполнил  окружающую тишину. Что-то в секунду напало на меня, издавая низкий рокочущий рык.

Но я уже знала этот рык.

Я так была рада ему!

Он склонился ко мне, нос к носу, обволакивая меня своим телом. Глаза были почти черными.

- Ты – часть моего существования. Я не могу быть тобой отвергнут.

Он отстранился и стянул покрывало, наполовину открывая мое тело.

Страх, который задал моему сердцебиению быстрый ритм, превратился в неуемную жажду, и эта пульсация медленно сползала по моему телу вниз, обосновываясь прямо между моих бедер. Я лежала на кровати перед ним, задыхаясь от желания, от острой необходимости. Я дико хотела быть вокруг него.
В этот момент, насидевшись без него целую неделю, я уже не хотела его нежности, я не хотела, чтобы он занимался со мной любовью. Я хотела чтобы он брал меня, жестко, властно и  грубо. Я хотела насилия, доминирования и его острых зубов.

- А что, если я скажу «нет»?

Он остановился, всматриваясь в мои глаза. Мое сердцебиение громко чеканило ритм в тишине комнаты.

- Я знаю, когда ты врешь.

- Не знаешь.

Он мрачно засмеялся.

- Могу заверить тебя, Белла: я знаю. Я не могу слышать твои мысли, но я могу читать твое притягательное тело.

Его пальцы соскользнули с моей щеки по шее, к пульсирующей вене, а затем вниз прямо к центру моей груди.

- Твое сердце ускоряет темп. Потом начинает реагировать твое тело, кровь бежит быстрее, твои щеки вспыхивают румянцем, и твое дыхание учащается.

Он сжал в кулак ткань моей футболки.

- Это надо снять. Я хочу тебя. Сейчас же!

- Я не хочу тебя.

Его глаза сузились:

- Вранье!

Он потянул за футболку, и мое тело подалось навстречу. Я вынуждена была подставить руки, чтобы удержаться.

- Убирайся! - выдала я срывающимся голосом.

- Вранье!

Я почувствовала, как напряглись мои соски, а грудь потяжелела.

- Я хочу, чтобы ты ушел!

- Вранье! - зашипел он.

Он вытянул маленький нож из кармана. Я отлично помнила тот последний раз, когда видела его, и помнила, как он напугал меня тогда. Я знала, что он не причинит мне вреда, не этим ножом точно. Он поднес нож к краю моей футболки и легко  разрезал материал. Быстрым движением он распахнул ткань и попытался снять ее с меня.

- Не смей, - запротестовала я.

- Вранье!

Моя сила против его ничего не значила, и лохмотья некогда футболки все же оказались на полу. Он воткнул нож в прикроватную тумбочку с такой силой, что рукоять задрожала.

Я было по пояс обнажена, моя грудь болезненно налилась в предвкушении, а соски затвердели от прохладного воздуха и сквозящего между нами электричества. Его руки потянулись к моим шортам, я приподняла бедра, чтобы он мог спустить их вниз и снять. Носки он оставил на мне. Я ждала, прикусив нижнюю губу, а он отсел, пристально наблюдая за мной.

Я поняла, что он ждет меня.

Он ждет моей просьбы.

Медленно он расстегнул свою рубашку, обнажая передо мной свою рельефную грудь, он так же неторопливо скинул рубашку с плеч, стягивая рукава. Она в итоге оказалась тоже на полу.

Грациозным,  хищным движением он склонился надо мной, расставив руки по обе стороны от меня. Он все еще склонялся надо мной, поэтому, чтобы устроиться удобнее, столкнул оставшиеся простыни в сторону.
Он не прикасался ко мне, а я пыталась из всех сил удержать себя на месте и не льнуть к его телу. Я облизнула губы, когда он приблизился ко мне. Закрыв глаза, я ждала, когда его губы коснутся моих.

Но они не коснулись. Я услышала его вдох. Он наслаждался моим ароматом. А потом он выдохнул, опаляя прохладным дыханием мою шею, отчего спутались все мои мысли. Он опускался вниз, с шеи на ключицы, вдоль груди. Я открыла глаза, чтобы увидеть его, как он снова склонился надо мной на коленях. Я отчаянно сопротивлялась внутреннему желанию переместить свои бедра так, чтобы прижаться к его телу.
Его рука двигалась так, словно он хотел прикоснуться ко мне. Буквально несколько миллиметров отделяло его пальцы от моей кожи. Он провел рукой вдоль моего тела, я сильно прикусила нижнюю губу.

Эта маленькая боль – ничто, в сравнении с тянущей болью желания между моих бедер.

Я уже была готова сорваться на крик. Казалось меня душили собственные гольфы: несмотря на всю их мягкость они так сильно сдавливали мои бедра. Я знала, что готова для него, я чувствовала пульсацию, понимала, что буду до неприличия влажная для него.

Я была больше, черт возьми, чем просто готова!

Он дразнил меня, наблюдая за моей реакцией.

- Пожалуйста, - сорвалось с моих губ прежде, чем я успела это осознать.

- Вот теперь, правда! - выдал он и, зарычав, набросился на меня. Клянусь Господом Богом, что чуть не кончила прям в тот момент, когда его тело соприкоснулось с моим. Его бедра протолкнулись между моими, грубая ткань чрезмерно терлась о мое чувствительное возбуждение. Его губы атаковали мои в заслуженно-мучительном  поцелуе, когда его ладонь накрыла мою грудь, а пальцы сжали сосок.

Его рука оставила мою грудь и опустилась между нашими телами, чтобы расстегнуть пуговицу на штанах. Я задыхалась, остро нуждаясь в нем прямо сейчас, прошло так много времени с нашего последнего соединения в сексе.

Нетерпеливыми движениями стоп я приспустила его брюки, пока он жадно впивался в  мою нижнюю губу.
Его рука легко приподняла мое бедро вверх, а пальцы пробежались по черно-белым полоскам. Он отстранился не сводя с меня глаз, его эрекция упиралась прямо в центр моего возбуждения. Я постаралась расслабиться, соблазняя его своей доступностью, и уже хныкнула в протест тому, что он медлит.

Закинув мою лодыжку себе на плечо, он проделал это и со второй моей ногой. Я не совсем понимала, что он делает, пока сверхскоростным движением он не оказался уже глубоко во мне. Он двигался, легко покачивая бедрами, его кожа сталкивалась с моей в приглушенных шлепках. Я громко стонала при каждом толчке. В такой позиции он касался внутри меня каких-то немыслимо чувствительных точек, от чего внутренняя энергия сокрушающим потоком пульсировала по всему телу.

Его руки  оставались  на кровати, придерживая его вес. Я поднимала  бедра навстречу его толчкам. Ритм был грубым, жестким, а я была очень громкой.

- Укуси меня, Эдвард!

- Нет. Рано.

Я заскрежетала зубами, пытаясь отсрочить оргазм.

- Давай же!

- Нет, - его толчки стали еще сильнее, я закатила глаза от нестерпимого наслаждения.

- Вот черт! - Я не могла уже остановиться, не могла бороться с неизбежностью, и взлетела вверх, словно искра праздничного феерверка, разрываясь на тысячи радужных красок. Он не дал мне отдохнуть – вышел и перевернул меня спиной к себе.

- На колени и локти. Сейчас же! - приказал он.

Я боролась со своим уставшим телом, пытаясь подчинить свои конечности. В итоге кое как мне удалось это сделать, и я тут же ощутила крепкую хватку его рук на бедрах, а его член глубоко внутри меня.
Я закрыла глаза, наслаждаясь ощущениями, пока его бедра громко встречались с моей задницей. Одна его рука скользнула в мои волосы, наматывая на кулак. Он склонился ко мне и спросил:

- Готова?

- Да, - прошипела я.

Он ускорил темп, быстрые фрикции и  животные звуки нашего секса заполняли  пространство спальни. Я толкала свои бедра назад, навстречу к нему, снова и снова. И в тот момент, когда я ощутила, как сжимаюсь вокруг него, он наклонился, убрал мои волосы и вонзил зубы в мою шею.

Я выкрикнула его имя. Тянущие ощущения, наслаждение, боль: оргазм смешал в себе столько противоположных, но ярких ощущений. Это пронеслось смертоносной лавиной по моим венам, по ногам, рукам, по всему телу, и я рассыпалась на яркие осколки в его руках, услышав его хищное рычание, ощущая его губы и язык на своей шее.

Счастливого, мать вашу, Нового Года!

Источник: http://robsten.ru/forum/19-811-1