В 1992 году я был студентом первого курса интернатуры – молодым, амбициозным и… возможно, немного надменным, как некоторые будущие врачи. Получив годом ранее высшее образование, я был убежден, что мое предназначение – спасти мир, спасти каждого пациента.

Меня раздражали ограничения, которые накладывались на молодых врачей ввиду их неопытности. Как я уже сказал, я получил высшее образование, был одним из лучших в выпуске, и я был настолько дерзок, что думал, что слово «неопытность» ко мне не относится. В тот момент я был готов покорить весь мир.

К сожалению, - хотя позднее пришел к выводу, что мне все-таки повезло, - в первый год моей интернатуры меня определили в отделение неотложной помощи. В Форксе не бывает чрезвычайных ситуаций, когда пострадавший оказывается на грани жизни и смерти. Сейчас я нахожусь в том возрасте, когда могу признать, хотя мне очень стыдно, - что я ждал, что ко мне поступит пациент, который будет находиться на грани жизни и смерти. Вместо этого каждый день к нам поступали лесорубы с обморожениями, дочь шерифа полиции, которая поскальзывалась на льду каждую чертову неделю, и домохозяйки, которые готовили ужин и могли случайно порезать палец. Мне было до смерти скучно.

В один обычный медленно тянущийся день – шел восьмой месяц моей интернатуры – меня вызвал доктор Боуман, чтобы я был его ассистентом.

Ты помнишь его, Белла? Нет. Нет, сомневаюсь, что помнишь. Он вышел на пенсию и переехал во Флориду, когда тебе было около шести. Хотя это не имеет значения. Он не играет никакой роли в этой истории.

Как я уже сказал, тянулся весенний день. Коридоры больницы были пусты. Все палаты, кроме одной, были свободны. В той палате лежал водитель фуры, он потерял управление из-за сильного дождя. Нам с доктором Боуманом понадобилось всего несколько минут, чтобы наложить швы на предплечье. После этого добрый доктор, которому на тот момент уже было за семьдесят, исчез в одной из многочисленных свободных палат, чтобы подремать. Две медсестры на дежурном посту тихонько переговаривались между собой. Я же бродил по коридорам, заложив руки за спину, и насвистывал какую-то мелодию.

Именно в тот момент ты с мамой появилась на пороге больницы.

Знаю, я никогда не рассказывал тебе этого, потому что ты была ребенком. Белла Каллен, перестань перебивать и послушай меня! К тому времени, когда мы с твоей мамой поженились, я думал, что ничего из этого не имеет значения. Почему? Потому что я любил тебя, как свою дочь! Именно из-за этого и из-за того, что произошло после, я принял решение не… да, да, ты права. Я забегаю вперед.

Вернемся к тому бесконечно долго тянущемуся дню. Вы с мамой вошли в отделение, и… она была такой красивой, Белла, хотя и выглядела растерянной и немного напуганной. Она несла тебя на руках.

- Здравствуйте! Здравствуйте, мне нужен доктор! – позвала она.

Я тут же подошел к ней.

- Я могу вам помочь? Я доктор Каллен.

Форкс был маленьким городком, но я раньше не видел её. Твоей маме было двадцать на тот момент, она была на десять лет младше меня. Она была сдержана, а я был слишком занят своей интернатурой и не так часто куда-то выходил.

Она нервно сглотнула и посмотрела на тебя: ты тихо хныкала в её руках. Вы обе придерживали твой левый локоть, и я понял, что что-то произошло, и ты повредила руку. Она успокаивала тебя, а затем на выдохе обратилась ко мне.

- Моя дочь упала с дивана, и мне кажется… - она снова сглотнула, - она сломала руку.

Ты снова захныкала, надула губы. В тот момент у меня сжалось сердце, хотя ты была далеко не первой маленькой девочкой, кому я оказывал помощь.

- Идемте со мной, - тихо сказал я, мне не хотелось пугать вас еще сильнее. Я аккуратно положил руку на локоть твоей мамы и повел вас в один из кабинетов. Пока мы шли, я улыбнулся твоей маме, желая её приободрить.

- Все в порядке, милая. Все хорошо. Сейчас я найду доктора Боумана, и мы сделаем несколько снимков твоей руки. Если что-то будет не так, - я поморщился, чтобы ты улыбнулась, - мы красиво загипсуем руку, и все будет отлично.

Ты улыбнулась, хотя наверняка мало что поняла из того, что я говорил. Ты была очень маленькой. Но твоя мама вдруг остановилась.

- Доктор, Белла очень застенчивая. – Я нахмурился и снова посмотрел на тебя. Ты широко улыбалась. Непонимающе я посмотрел на твою маму и увидел, что у нее подрагивает нижняя губа. Следующие слова она произнесла шепотом:

- Разве нельзя, чтобы вы сами осмотрели мою дочь?

Я покачал головой.

- Простите. Видите ли, я интерн. Конечно, я все умею делать, но правила больницы запрещают мне лечить пациентов без присутствия врача. Пожалуйста, не волнуйтесь, - добавил я, - как только мы зарегистрируем ваше обращение у медсестер, я схожу за доктором Боуманом, и мы позаботимся о…

- Нет! - выдохнула она, я увидел в её глазах страх. – Нет, нельзя, чтобы кто-то… послушайте, я заплачу вам, сколько бы вы ни попросили. Если мне не хватит денег сейчас, то я оставлю вам свои координаты, чтобы…

Признаюсь, в тот момент в моей голове пронеслись несколько безумных мыслей. Я подумал, что тебя похитили, или что твоя мать избила тебя, сломала руку и теперь боится органов опеки. Конечно, ни одна из моих версий даже не была близка к тому, что оказалось правдой. Но, как я уже признал, в тот момент я был надменным всезнающим доктором.

Тем не менее, когда я внимательно рассмотрел вас, то заметил, что вы похожи. Версия о том, что ты была похищена, рассыпалась точно так же, как и версия с избиением, потому что ты так доверчиво и любовно цеплялась за маму, а она так трепетно держала тебя в своих объятиях, словно ты была самой большой ценностью в мире. Конечно, я мог бы найти другие объяснения её поведению, но мы стояли посреди больничного коридора, а тебе срочно требовалась помощь.

- Простите, мисс…

- Просто Рене, пожалуйста.

- Рене, больничные правила требуют, чтобы интерн…

- Доктор Каллен, умоляю, - просила она, - я сделаю все, что угодно. Пожалуйста, не зовите никого.

В тот момент ты стала громче всхлипывать, но не заплакала. Ты всегда была храброй. Я видел, что тебе больно, и от этого у меня сжималось сердце. Я видел страх в глазах твоей мамы, она боялась, что ты сломала руку. И я сделал то, что запрещали правила больницы. Я знал, что, если администрации станет об этом известно, у меня будут проблемы.

- Хорошо, Рене, - шепотом уступил я, оглядываясь по сторонам, чтобы нас никто не увидел. – Давайте сначала отведем её в этот кабинет, чтобы я мог сделать рентген, а там посмотрим.

- Спасибо, доктор, - тихо выдохнула твоя мама.

Я помню, что ты была очень тихой, пока мы делали рентген. Надевая на тебя тяжелый жилет, я спросил, сколько тебе лет, и ты показала два пальчика. Я пытался превратить все в игру, чтобы отвлечь тебя. И ты улыбалась, даже хихикала иногда между всхлипами. Твоя мама с тревогой ждала нас по другую сторону защитной стеклянной двери. Когда мы закончили, я передал тебя в руки мамы. Она ласково поблагодарила меня. Я до сих пор слышу её голос в своей голове.

Быстро прочитав снимки, я отвел вас с мамой в самую дальнюю от дежурного поста палату. Я дал тебе стетоскоп и еще какие-то безобидные штуки, чтобы чем-то занять тебя. Затем я отправился проверить доктора Боумана. К счастью, он крепко спал. Затем я остановился у дежурного поста, убедился, что медсестры все еще болтают, и вернулся к вам с мамой. В тот момент мне нужно было позаботиться о твоем переломе.

Да, Белла, я уверен, что твоя рука была сломана. Да-да, знаю, я был всего лишь интерном, но рентген в те времена был ничуть не хуже, чем сейчас. Белла! Твоя рука была сломана! В этом не могло быть никаких сомнений! А теперь позволь мне продолжить.

Все верно. Так вот, ты никогда не была плаксивым, капризным ребенком. Когда я начал гипсовать твою руку, ты была спокойна. Ты улыбалась и хихикала над моими ерундовыми шутками, которых, скорее всего, в силу своего возраста не понимала. Думаю, тебя больше веселили гримасы, которые я корчил. Как бы то ни было, я был поражен, насколько хорошо ты держалась.

А твоя мама… она улыбалась, когда улыбалась ты, а когда улыбалась она… не знаю, помнишь ли ты это, Белла, но, когда улыбалась она, вся комната озарялась светом.

Закончив, я легонько щелкнул тебя по носу и похвалил за то, что ты была хорошим пациентом. Затем кашлянув, я повернулся к твоей маме.

- Гипс нужно будет носить как минимум четыре недели. Потом вам нужно прийти на прием, чтобы проверить, как срослась кость. Если все будет в порядке, то гипс снимем. Если нет, то придется носить его чуть дольше. У вас будут какие-то вопросы ко мне?

Твоя мама просто смотрела на меня. Через пару минут она приоткрыла рот, словно собиралась что-то сказать, но тут же сомкнула губы.

- Спасибо, - выдохнула она и, взяв тебя на руки, выскочила из кабинета.

- Подождите! – прошипел я. – Постойте!

Я догнал вас уже в коридоре.

- Не хотите рассказать, что произошло?

- Нет.

Её голос не дрогнул.

- Я все еще могу позвонить в службу опеки.

Это заставило её остановиться. Она посмотрела мне в глаза. Тем временем ты улыбнулась и потянулась здоровой рукой к моему бейджу.

Я придвинулся и процедил сквозь зубы.

- Послушайте, я знаю, что это не вы причинили вред ребенку, но, очевидно, что вы что-то скрываете. Ребенка нужно показать еще раз, чтобы убедиться, что перелом срастается правильно. Снять гипс может только врач, - терпеливо объяснил я. – Если вы попытаетесь снять гипс самостоятельно, то причините ей боль, а вы этого не хотите.

Она глубоко вдохнула и зажмурилась. Я видел, что ей непросто принять решение, она словно боролась со своим внутренним демоном. Она открыла глаза и молча направилась к выходу из больницы. На улице шел ливень. Я догнал её у самых дверей. Я протянул руку и положил ладонь ей на плечо. Она вздрогнула.

- Я дам вам номер своего телефона, и вы сможете позвонить мне, когда будете готовы привести её снова. Я сделаю все без лишнего шума, как и сегодня, - добавил я. – Вы можете мне доверять.

Она сглотнула, в её взгляде я читал беспокойство. Мне хотелось обнять вас обеих и никогда больше не отпускать. Она быстро кивнула и записала мой номер. Я не подал виду, какое облегчение испытал в тот момент.

Когда она записала мой номер, мы еще некоторое время стояли у стеклянных дверей. Тогда я впервые показал тебе фокус с монеткой, который ты всегда любила. Помнишь? Честно говоря, я просто не хотел, чтобы вы уходили. Когда я вытащил монетку, ты рассмеялась. Когда я снова перевел взгляд на стеклянные двери, то с удивлением обнаружил, что дождь внезапно закончился, тучи рассеялись, и на небе появилось солнце.

Твоя мама вздохнула и застенчиво улыбнулась.

- Это намёк для нас, что пора идти.

Я не знал, что еще сказать, поэтому просто отпустил вас, помахав рукой на прощание.

Через два дня твоя мама позвонила мне.

- Доктор Каллен, думаю, пора снимать гипс.

- Это невозможно, - усмехнулся я. В тот момент я был у больничного автомата с едой, собирался взять себе что-то на перекус. Я слышал твой голос на заднем плане. Казалось, ты была счастлива. – Я очень рад слышать, что вам уже лучше, но гипс нужно оставить как минимум на четыре недели.

- Доктор… - выдохнула она. – Можно я приведу её в больницу сегодня вечером?

Проглотив кусочек хот-дога, я ответил. Я был очень взволнован предстоящей встречей с вами. И хотя я знал, что гипс еще не нужно снимать, я тут же согласился, чтобы вы приехали. Я хотел увидеть вас.

- Конечно. Приезжайте.

Боже, Белла, рука была сломана. Послушай меня! Я сохранил те рентгеновские снимки и за эти годы пересмотрел их тысячи раз. Твоя рука была сломана! А спустя сорок восемь часов она срослась.

Хорошо, Белла, ответь мне: когда ты последний раз болела? Нет, почему ты смотришь на него? Посмотри на меня и ответь. Когда ты последний раз болела? Когда у тебя болел живот или ты простывала? Когда ты была маленькой, и мы иногда приезжали ко мне на работу в больницу, другие доктора смеялись, спрашивая меня, какой волшебной смесью я кормлю тебя, что ты никогда не болеешь. Они шутили, что если бы все дети были такими же здоровыми, как ты, то врачи остались бы без работы. Я смеялся вместе с ними. В ответ я шутил, что у тебя хорошие гены. Про себя я всегда молился, чтобы они не были слишком внимательными. Да, иногда ты ушибалась и царапалась, потому что бегала, но ты когда-нибудь замечала, как быстро заживают царапины и ссадины? Конечно, ты была ребенком и не замечала этого.  Но я молча следил за ними: за каждым синяком, царапиной и ссадиной.

Белла, почему ты смотришь на свои руки? Что ты хочешь найти? Ты ранена? Пусти, убери от меня свои руки, животное! Она – моя дочь, и я имею право осмотреть её! Хорошо, Белла, хорошо, но скажи ему держаться от меня подальше… хорошо, хорошо, тогда я продолжу.

После этого твоя мама стала доверять мне. И как она могла не доверять после того, что я узнал? В перерывах между сменами я проводил с вами каждую минуту. Мы вместе ели, вместе ходили в кино. Мы отвезли тебя на детскую площадку, и твоя мама показала мне на облака, которые появлялись, когда тебя толкнул другой ребенок, потом она показала мне цветы, которые расцветали, когда ты счастливо играла. Со временем я и сам стал замечать все это. Со временем ты бежала не только в объятия матери, когда уставала, но и в мои. Прошло совсем немного времени, и я считал тебя своей, я полюбил вас. Мы с твоей мамой вскоре поженились, спустя всего полгода после того рокового визита в больницу. Вы были одни в этом мире, и я изо всех сил старался защитить вас. Знаешь, через несколько недель после нашей встречи мы сидели с твоей мамой в нашей крохотной квартирке, и она рассказала мне всю историю. Она сказала, что должна дать мне выбор, дать шанс уйти, пока все не зашло слишком далеко. Но дело в том, что я влюбился в нее, как только она вошла в больницу в тот день.

Да, да, Белла. Конечно, я расскажу тебе все, что она мне рассказала в тот вечер. Как ты думаешь, к чему я веду? К тому же у меня нет иного выбора, да, эти... люди стоят здесь. Возможно, когда ты услышишь всю историю, ты поймешь, кто тебя окружает, и что это не люди… а настоящие монстры.

Белла, твоя мама выросла в северной части Нью-Йорка в семье среднего класса. В старших классах они с подругой улизнули на вечеринку, как это обычно и делают подростки, в Сиракьюс. Как это и случается со многими подростками, она перебрала с алкоголем. Хотя, если подумать, мужчина, которого она встретила в ту ночь, мог что-то подмешать ей. Они тогда переспали, и после этого она никогда больше не виделась с ним за исключением одного случая. Видишь ли, спустя несколько месяцев твои бабушка и дедушка разбились в аварии. На похоронах твой… отец неожиданно появился. Он задал твоей маме лишь один вопрос.

Да. Да, ты права. Он хотел знать, не была ли она беременна. Как ты угадала? Ты не ответишь мне, хотя я продолжаю ждать. Ладно, Белла. Ты права. Я продолжу. Что-то подсказало твоей матери не говорить правду. Она рассмеялась над вопросом и ответила «нет». На следующий день она улетела из Нью-Йорка, не сказав никому ни слова. Со множеством пересадок она добралась до незнакомого городка на противоположном конце страны. Так она оказалась в Форксе. Она сожгла все мосты, сняла небольшую квартиру, сменила имя и устроилась на работу в библиотеку. Беременность развивалась, она начала видеть… странные сны.

Какие сны? Помнишь, я рассказывал, что она собиралась назвать тебя Мэри в честь своей матери? Но я никогда не говорил тебе, Белла, что твоя мама рассказывала мне, что видела тебя в своих снах. Она видела тебя взрослой, в своих снах она говорила с тобой, и ты сказала ей, что тебя зовут Беллой.

Да, Белла. Я уверен. Более того, она говорила, что, когда ты появилась на свет, она взглянула на тебя и тут же поняла, что молодая девушка из снов – это и есть ты. И она знала…

Что еще она знала? Она знала, что ты особенная. Нет, я имею в виду то, что все родители считают своих детей особенными, ты была действительно уникальной.

Конечно, поначалу я сомневался, Белла. Я любил вас обеих. Я никогда не сомневался, что ты прекрасный ребенок, я никогда не сомневался в своей любви и преданности тебе и твоей маме, но я считал себя рациональным человеком, человеком науки и исследований. Иногда… иногда после долгого изнуряющего рабочего дня я лежал в постели в темноте, смотрел на твою спящую маму и думал, что, возможно, смерть близких так сильно повлияла на нее. Я думал, не случилось ли какое-нибудь психическое расстройство на этом фоне. Имей в виду, я любил её всем сердцем. Но, возможно, думал я, есть какое-то медицинское объяснение тому, что твой перелом так быстро зажил. Возможно, у тебя была очень сильная иммунная система, поэтому ты никогда не болела. Возможно, это было простым совпадением, что, когда ты грустила, на небе появлялись тучи, а когда ты радовалась, расцветали цветы. Каждую свободную минуту я бился над поисками логичного объяснения.

Так или иначе, спустя полтора года твоя мама заболела. В то время тучи постоянно застилали небо, как бы сильно мы с твоей мамой не старались развеселить тебя или оградить. Болезнь съедала её. Чем хуже ей становилось, тем ярче становились сны. Они превратились в видения.

Теперь вы хотите знать, почему я называю их видениями?

Потому что иногда она просыпалась среди ночи и кричала на латыни, а потом говорила мне, что была в Римской империи. Иногда она оказывалась в средневековом замке и видела мужчину, который был похож на твоего отца, только он был тучнее и был одет в средневековую одежду. Она нередко видела и тебя, Белла, в том замке. Она видела тебя с мальчиком постарше, который был твоим братом. Потом она видела тебя девушкой… юной прекрасной девушкой, влюбленной в рыцаря. В другой раз она видела тебя не очень отчетливо, ты держала за руку маленького мальчика. Наконец, на смертном одре она увидела…

Погоди, дай мне минуту, Белла. Я никогда не рассказывал об этом. А ты… перестань так смотреть на меня! Она моя дочь, даже если в её венах не течет моя кровь. Она моя дочь, и моя жена предупредила, что кто-то или что-то придет за ней. Я буду защищать свою дочь до последнего вздоха!

Хорошо, Белла. Хорошо! Возможно, после того, как я расскажу тебе оставшуюся часть истории, ты поймешь, почему я не доверяю ему, почему не доверяю ни одному из них! Пойми, я не могу точно сказать, что она видела! Я знаю лишь, что, умирая, она сказала: «Он придет за ней, он ищет её. Защити её, Карлайл. Защити её от монстров, которые идут за ней. Спрячь её в нашем доме в горах. Когда придет время, отведи их всех в дом в лесу”.

Белла, ты правда не понимаешь, почему я никогда не рассказывал тебе об этом? Тебе было всего четыре года, когда твоя мама заболела, поэтому ты не помнишь те несколько последних недель. Я думал, что твоя мама бредит! Я понятия не имел, знала ли она, что говорит в последние минуты. Но я любил её, и когда она умерла, я оплакивал потерю всей своей жизни. Нам было дано провести вместе лишь несколько коротких лет, но за это время она стала моей жизнью. После её смерти только ты заставляла меня двигаться дальше. Мне стыдно признаться, но на какое-то время я забыл все предостережения твоей матери, точнее, я списал их на предсмертный бред.

Однажды я увидел, что ты превратилась в красивую молодую женщину, ты была даже красивее, чем твоя мать. Внезапно я вспомнил все её предостережения.

Защити её.

Наука никак не могла объяснить, как твоя рука срослась за сорок восемь часов. Я потратил годы на изучение возможных причин, но этому не было никакого рационального объяснения. Не было никакого объяснения тому, что ты не болела и могла управлять погодой. И как только я признался себе, что все это правда и что твоя мама не бредила, а умирая, она…. Я знал, что должен делать. Её последняя просьба – защитить тебя, и я с жаром бросился её выполнять. Я, как мог, присматривал за тобой, знал, с кем ты общаешься. Я изо всех сил старался убедить тебя не покидать Форкс, хотя знал, что в Сиэтле у тебя будет больше возможностей. Я пытался спрятать тебя в нашем маленьком городке, но всё, что я сделал, лишь оттолкнуло тебя. Когда ты решила переехать в Сиэтл, я был в ярости, потому что я был в ужасе. Пойми, твоя мама видела, что монстры приближаются к тебе, а теперь… теперь они нашли тебя.

***

- Да, монстры нашли меня, но эти мужчины не монстры, - сказала я. По моим щекам катились слезы.

Мы с отцом сидели бок о бок на застекленной террасе на новом диване, который купили Эдвард, Джаспер и Эммет после инцидента. Эдвард стоял позади меня, его рука покоилась на моем плече – он утешал и защищал меня. Эммет и Джаспер стояли сбоку от нас.

Осторожный взгляд моего отца… Карлайла не упускал ни одного движения, следил то за одним, то за другим. В свою очередь вампиры так же настороженно следили за ним. Взгляд отца переместился на руку Эдварда, покоящуюся на моем плече.

- Тогда кто они? – нахмурился он. – Определенно, они не обычные люди: у них черные и красные глаза, и они обладают нечеловеческой силой. А этот пытался…

Я грустно усмехнулась.

- Как мы только что установили, я тоже не совсем обычная женщина. Очевидно, я никогда не была обычной. Они – часть моего мира, папа. Моего настоящего мира. – На этих словах я положила ладонь на руку Эдварда. – Этот человек, Эдвард, он… моя жизнь, а я – его. Мы принадлежим друг другу. Человек справа от него – Эммет, в прошлой жизни он был моим братом, рядом с ним Джаспер – мой друг и, вероятно, самый умный человек из ныне живущих. Они бессмертные вампиры, папа, и они неотъемлемая часть моей жизни. Они не монстры, которых видела моя мама. Те монстры существуют, но они защищают меня от них. Они учат меня защищать себя, потому что одно бессмертное существо придет за мной через несколько недель. И я говорю тебе это прямо, потому что после всего, что ты мне сказал, я вижу, это не удивляет тебя.

По его щекам катились слезы. Он ответил шепотом.

- Больше… нет.

- Почему, папа? Почему ты никогда не говорил мне об этом?

- Что я должен был сказать? – ответил он. – Допустим, я бы рассказал тебе, что я не твой настоящий отец, но как я бы рассказал о том, что твоя мать боялась, что человек, который был твоим биологическим отцом, ищет нас, или как бы я рассказал о видениях твоей мамы или о том, что ты особенная… другая?

- Я неделями искала ответы на эту загадку, в то время как у тебя были ответы. Ты должен был сказать мне, - выдохнула я.

Эдвард сжал мое плечо.

- Тише, - прошептал он. – Все в порядке, моя любовь.

- Наверное, мне стоило сказать, - согласился Карлайл.

- Мне нужно знать еще кое-что, - попросила я, вытирая слезы.

- Что? – спросил мой отец. – Белла, я расскажу всё, что знаю.

- Как его звали, папа? Как звали человека, который был моим биологическим отцом?

Некоторое время Карлайл смотрел на меня, нахмурившись.

- Его звали Чарли.

Чарли.

Карлус.

Карл.

- Боже, - выдохнула я. – Боже мой, они все вернулись. В том или ином виде они все вернулись.

Я медленно перевела взгляд на Эдварда, в его глазах полыхала ярость.

- Что ты еще можешь рассказать нам о Чарли?

Металл в голосе оттенял огонь во взгляде.

- Это все, что я знаю, - ответил мой отец, выдыхая. Хотя он отвечал на вопрос Эдварда, он не отрывал взгляд от меня. – Это все, что знала моя жена. Когда мы поженились, я пытался найти его, просто для того, чтобы успокоить жену, но мои поиски зашли в тупик. Еще я пытался изучить родословную твоей матери, милая, - виновато улыбаясь, сказал отец. – Я хотел посмотреть, удастся ли мне найти какое-то объяснение, что-нибудь, что поможет мне понять сны твоей матери или природу твоего… дара. Но меня снова постигла неудача. Твоя мама родилась в небольшой семье. Она была единственным ребенком. Её мама, твоя бабушка, была единственным ребенком твоей прабабушки, которая, в свою очередь, тоже была единственным ребенком в семье. Твоя прапрабабушка тоже была единственным ребенком, и…

- И так далее, - закончила я за него. – От женщины к женщине.

- Верно, - подтвердил мой папа, непонимающе нахмурившись, - от женщины к женщине, насколько мне удалось проследить линию рода. Это была единственная странность, которую я заметил.

Несмотря ни на что, я улыбнулась. Я потянулась, чтобы взять его за руку. Едва моя ладонь коснулась его руки, он постарался скрыть слезы.

- Что же, папа, ты наткнулся на самую главную странность.

- Что это значит?

- Папа, - прошептала я, мое сердце громыхало в груди. – Понимаю, что ты хочешь защитить меня. Жаль, что ты никогда не рассказывал мне об этом, но я понимаю, что ты хотел защитить меня. Но, папа, даю слово, эти мужчины не те, кого боялась моя мама. И я должна знать, как по-настоящему звали мою маму?

Казалось, он молчал целую вечность. Но прежде чем он ответил, я каким-то образом уже знала ответ. На его губах заиграла улыбка, словно он представлял её в своих мыслях, представлял женщину, чьи черты мне были смутно знакомы. Именно её образ я намеренно блокировала в своем сознании, когда еще не была готова принять правду, именно эта женщина помогла мне в библиотеке, эта женщина была моей матерью в обеих жизнях. Еще до того, как он произнес её имя, я знала, что он скажет.

- Её настоящее имя… Эсми.