Лифт приехал на десятый этаж из одиннадцати возможных с характерным звуком «дзинь». Я находилась в центральной библиотеке Сиэтла. Глубоко вдохнув, я вышла и осмотрела переполненный зал, отведенный специально для исследований. В воскресенье студенты и преподаватели вне зависимости от возраста и степени готовились к предстоящей неделе. В воздухе стоял приглушенный гул. Этот звук могли распознать немногие, а оценить его могли и вовсе лишь единицы: в воздухе повисло предчувствие работы, новых мыслей и знаний.

Обычно я наслаждалась этим ощущением, страстно желая впитать знания о временах, местах и событиях, о которых мне ничего не было известно. Но сегодня это чувство меркло по сравнению со страхом, который я испытывала из-за того, что могу обнаружить. Когда я направилась к библиографу, в моей голове звучал голос Эдварда Мейсена.

Если вы сделаете это, то вам придется копать гораздо глубже, чем в интернете. И вы узнаете о вещах, которые невозможно будет забыть.   

Вокруг меня раздавался сдавленный шепот, острожные движения. После событий, произошедших в пятницу, я была рада видеть людей. Получив нужную информацию от энергичного всезнающего библиотекаря, я нашла укромный уголок в конце читального зала, он был отгорожен ото всех. Окна зала выходили на бухту Эллиота, но, к сожалению, он был скрыт от взора толстым слоем утреннего тумана.  

Спустя два часа я тщательно просмотрела три самых толстых тома о Средневековой Европе, но ничего не нашла. Расстроившись, я посмотрела на последнюю лежавшую передо мной книгу и потерла глаза. От усталости строчки скакали у меня перед глазами.

Проблема была в том, что и в пятницу, и в субботу мне снились кошмары. Каждые пару часов я просыпалась в холодном поту, запутавшись в простынях. В моменты бодрствования профессор во мне классифицировал сны.

Первый сон касался пугающей прогулки под дождем в пятницу ночью. В этом сне, точно так же, как и в ту ночь, я шла одна по улицам, чувствуя, что кто-то следит за мной. Но в отличие от реальной ночи пятницы во сне, повернувшись, я видела глаза, следящие за мной из темноты. Эти глаза с лопнувшими капиллярами были мне знакомы, кровь растеклась по белку глаз, и теперь они были красные, как огненные шары. Проснувшись, я встряхнула руки: кончики пальцев покалывало так же, как и в ту ночь.

Да, этот кошмар был самым ужасным. Но, по крайней мере, мне было понятно, откуда эти образы взялись у меня в голове. Два других сна были похожи друг на друга, хотя бы тем, что, проснувшись, я едва помнила, что мне снилось. Я, дрожа, просыпалась в холодном поту, мое сердце так и норовило выскочить из груди. Во втором сне я открывала глаза и не видела ничего, кроме оттенков зеленого, которые приводили меня в восторг и исступление. Радость была настолько великой, что даже через несколько минут после пробуждения мое сердце пело от счастья. 

После третьего сна я словно окаменела. Ощущения были даже хуже, чем после первого сна. Ужасающие тени, облаченные в багровое и иссиня-черное… У этого сна не было образа, связанного с реальностью, но даже это не защитило меня.

Этот последний сон и был виноват в моей усталости. Именно из-за него я смотрела в потолок и боролась со сном. Я знала лишь то, что эти сны связаны с Белларией. К сожалению, даже спустя два часа, проведенных с книгами, мне не удалось ничего о ней узнать.

- Простите, мисс.

Я посмотрела на библиотекаря, которая помогла мне найти книги, лежавшие сейчас на моем столе. На вид этой женщине было около тридцати пяти, она носила очки в тонкой оправе, за которыми скрывались ясные мудрые глаза. Весь её вид разрушал стереотип о невзрачности библиотекарей. Она подошла к моему столу с еще одной внушительной книгой, от остальных томов её отличало лишь то, что старинная обложка была покрыта толстым слоем пыли, точно последние сто лет эту книгу не брали в руки.

- Да? – я отпрянула, когда она сдула пыль и протерла книгу: серые частицы закружили в воздухе.

- Не хотела вас беспокоить, но, когда вы пришли, вы упомянули, что ищите информацию об англо-норманнской женщине благородных кровей по имени Беллария, которая, как вы считаете, жила в Англии когда-то в эпоху Высокого Средневековья, то есть между одиннадцатым и тринадцатым веками нашей эры.

- Да, - повторила я.

- Я нашла кое-что, что может вас заинтересовать, - она положила передо мной книгу, пыль снова поднялась в воздух. Затем библиотекарь открыла книгу. Мне оставалось лишь терпеливо ждать. – Когда вы отошли от моего стола, я вспомнила, что однажды читала одну историю, но совершенно из другого исторического периода, гораздо более раннего, нежели вы исследуете, на несколько веков ранее, если быть точнее. И действие в ней происходит в Римской Империи, а не в средневековой Англии.

Я закусила губу, чтобы не прервать её вопросом о том, зачем она меня отвлекает, если её легенда не имеет никакого отношения к моему исследованию.

- Она должна быть где-то здесь, - пробормотала она, не обращая внимания на мое разочарование. – Да. Вот же она. Как я и говорила, хронологические рамки не связаны с вашим исследованием, но сама история была написана в довольно близкий период, а название…

Я хотела мельком взглянуть на название, на которое указывала библиотекарь, и вернуться к своему исследованию.

- «Сказъ о двухъ ръдах и ръде Белларии», - воздух покинул мои легкие.

Надежда вспыхнула во мне подобно маяку.

- Это среднеанглийский, - выдохнула я. – Переводится как «Легенда о линиях родов и роде Белларии».

- Точнее перевести «Легенда о двух родословных и происхождении Белларии», - она всезнающе улыбнулась. – Эксперты подтвердили, что произведение в стихах было написано примерно между 1290 и 1320 годами.

- Написано кем? – размышляла я вслух, перелистывая страницы, чтобы найти имя автора.

- Произведение подписано инициалами «ЭСМ», - указала она на идеальную каллиграфическую подпись в конце длинного стиха. – Но больше об авторе ничего не известно.

- ЭСМ, - выдохнула я, поглаживая подпись кончиком пальца.

- Да, сегодня легенду определяют как художественное произведение, но историки подтвердили, что большая часть персонажей, упомянутых в сказе, существовала на самом деле. Сказ написан среднеанглийским рифмованным стихом.

- Нет, этого не может быть, - не согласилась я, нахмурившись, и снова перелистала страницы. Несмотря на то, что большинство библиотекарей были уверены в своих знаниях, иногда даже они могли ошибаться. – Он не может быть написан среднеанглийским рифмованным стихом, потому что развитие этого вида поэзии приписывается Джефри Чосеру, а Чосер родился не ранее…

- Около 1343 года, - закончила она, усмехнувшись. – Да, я знаю. Именно поэтому мне и запомнился этот сказ.

Я бегло просмотрела несколько страниц текста, написанного ЭСМ, сердце билось в груди часто-часто: библиотекарь была права – передо мной был рифмованный стих.

- Какие были еще причины запомнить именно его? – пробормотала я.

- Ну, кроме того, что это средневековый рифмованный стих… Произведение относят к жанру исторической трагедии.

- Шекспир был мастером исторической трагедии.

- Да, но Шекспир родился на двести лет позднее, чем была написана эта трагедия.

- Я не понимаю, - призналась я, снова задумавшись о её подробном объяснении. – Значит, этот ЭСМ настоящий создатель всех этих литературных форм? Тогда почему не ему или не ей принадлежат все лавры?

Библиотекарь лишь пожала плечами, этот жест ей совершенно не подходил.

- Возможно, он или она просто не хотели этих лавров. Впервые я наткнулась на этот сказ примерно пятнадцать лет назад, когда училась в университете. Прочитав его, я перестала задаваться вопросом, почему он и его автор не были так знамениты, как Чосер и Шекспир. Есть еще последняя строфа.

- Что с последней строфой?

- Последняя строфа… вы должны сами её увидеть.

Я непонимающе смотрела на нее, а она лишь улыбалась. Её теплые мудрые глаза источали загадочный свет.

- Спасибо вам большое, - я осторожно провела по книге рукой и улыбнулась в ответ, немного стесняясь своего проявленного ранее нетерпения.

- Не за что, - она коснулась моей руки. – Не уверена, что это то, что вам нужно, но… я подумала, что лучше показать вам, а дальше вы сами решите. Если вам понадобится еще какая-либо помощь, я буду на своем месте.

Когда она ушла, я глубоко вздохнула и снова вернулась к книге. Как и говорила библиотекарь, каждая часть сказа была написана в стихах на среднеанглийском. Мне пришлось много поработать над текстом, чтобы перевести его на современный английский язык: я убрала рифму, но, надеюсь, сохранила основное содержание.

Устроившись поудобнее на стуле, я приступила к прочтению, сосредоточившись на ключевых моментах каждой строфы:

В первом веке нашей эры во времена правления римского императора Веспасиана и после появления христианства в городе Помпеи жила молодая, красивая и отважная девушка знатных кровей по имени Рена. По линии отца Рена была родственницей Веспасиана, её отец был двоюродным братом императора, а по материнской линии она принадлежала к древнему роду, который, по слухам, обладал мощной магией.

Но на протяжении нескольких поколений магия не проявлялась, и считалось, что она утрачена. Более того, после появления христианства все формы магии и колдовства были запрещены и считались большим злом. То, что прежде было общепринятой практикой, стало тайным искусством, многие обладатели магических способностей даже не знали о своем даре. Отец Рены был главой Сената Помпей. Жизнь Рены ничем не отличалась от жизни других девушек того времени: она во всем подчинялась своему отцу. Когда Рене было шестнадцать лет, Карлус выдал её замуж за аристократа Джейкуба, в чьих жилах тоже текла древняя кровь. Выходя замуж, Рена возлагала огромные надежды на счастливое будущее, мечтала о том, что в её жизни будет меньше ограничений и больше любви, чем в доме отца.

Однако в первую же брачную ночь надеждам Рены не суждено было сбыться. Джейкуб признался, что женился на ней не по любви, а из-за магической крови, которая, по уверениям Карлуса, все еще текла в жилах Рены. Именно магией Джейкуб и хотел овладеть, подчинить её и контролировать до тех пор, пока Рена не родит ребенка. Когда Рена ответила ему, что отец солгал и она не обладает магией, Джейкуб не поверил ей. Он был в ярости, и тогда Рена узнала, что её муж не был простым смертным: рассвирепев, он превратился в вервольфа.  

Я резко подняла голову от книги. Верфольф? Это значит… волк-оборотень. Я закрыла глаза и помотала головой. «Нет-нет, должно быть, я неправильно перевела, - прошептала я. – Наверное, ЭСМ таким образом хотел сказать, что Джейкуб был редкостным ублюдком». Открыв глаза, я вернулась к тексту.

Позднее Рена обнаружила, что Джейкуб мог также перевоплощаться в любого человека, которого он касался, а в те ночи, когда в небе сияла полная луна, он обладал силой целого легиона.

Я снова помотала головой. Да, это определенно вымысел.

Рена была в ужасе и делала всё возможное, чтобы не забеременеть, потому как не хотела, чтобы плод её чрева был проклят этим темным даром. Два года она безропотно сносила тяготы своего брака.

В год своего восемнадцатилетия Рена присутствовала на гладиаторском бое в Помпейском Колизее. Среди воинов был кочевник, известный как гитан (п.п.: испанский цыган). Во всей Римской империи не было ему равных. И сильные, и мудрые, и женщины, и мужчины, и богатые, и бедные восхищались силой гитана. Рена не стала исключением. Он победил, и она бросила к его ногам красную розу.

Между ними вспыхнула любовь, которую нужно было хранить в тайне. В жилах Рены текла древняя римская кровь, которую никто и никогда не стал бы смешивать с кровью, что считалась низшей. Она родила ребенка, девочку, которую любила всем сердцем. Муж тоже был рад долгожданному плоду слияния двух родов. Но шли дни, девочка росла, вышла из младенческого возраста. Джейкуб ждал знака, что его дочь обладает даром, но знаки не проявлялись.

Рена не могла больше сносить жизнь с жестоким мужем-оборотнем и не менее жестоким отцом. Она боялась того, что может произойти, когда оба мужчины устанут ждать признаки дара у малышки. Вот почему незадолго до трехлетия девочки, пока её муж был в Риме, она лежала в постели с любовником и планировала побег с ним и их ребенком. Затем они занялись любовью и уснули в объятиях друг друга. Проснувшись, Рена обнаружила, что кровать пропитана кровью, а её возлюбленного нет рядом. В изножье кровати стояли её муж и отец, а за их спинами десятки римских солдат.

Обезумев от страха, Рена побежала в детскую в поисках дочери, но не нашла её. Страх пульсировал по венам Рены, кончики пальцев подрагивали. Рена требовала, чтобы ей вернули дочь, но в ответ услышала, что сотня сильнейших воинов её отца сопровождает девочку в Рим, где семья Джейкуба будет ухаживать за ней до возвращения её отца. Рену же, уличенную в супружеской неверности и подозреваемую в колдовстве, будут судить, а затем повесят.

В тот момент Рена сказала мужу, что он не был отцом ребенка. Оба мужчины впали в ярость. Её отец, Карлус, обвинял её в том, что она разбавила свою кровь бесполезной кровью гитана и тем самым осквернила и уничтожила магию, которая, возможно, все еще текла в её венах, и которую она могла бы передать дочери. Джейкуб обвинял Рену в том, что она не родила ребенка, который мог бы унаследовать его темные силы и ее нетленные силы, которые достались ей от предков. И он поклялся, что убьет ребенка, когда вернется в Рим.

В тот день, 24 августа 79 года, Рена потеряла всё, что было ей дорого. Она вознесла руки к небу, широко расставив пальцы, и солнце померкло в тот же миг, исчезло в облаке вулканического газа и пепла. Извержение вулкана обрушилось на город, никто не мог выбраться из этой ловушки. Она показала отцу и мужу, что в ней есть магия.
 

Магия текла по её рукам в кончики пальцев. Та же самая магия тысячу лет назад была сосредоточена в руках её предшественницы по материнской линии, и эта магия через тысячу лет проявит себя в руках и пальцах следующей избранной женщины, потомка её рода. Она будет еще сильнее, чем Рена и её предки, потому что цыганская кровь не ослабила, а укрепила её силу. Да, однажды её кровь создаст бессмертие, но не смешается с кровью Джейкуба.

Она уничтожит ее.

Она сказала ему, что именно он, Джейкуб, обнаружит, что кровь его семьи разбавлена и слабеет с каждым следующим поколением, пока с магией в руках и кровью цыгана в венах, избранная не отомстит за Рену, даже если понадобится больше, чем одна жизнь.

На этом «Легенда о двух родословных и происхождении Белларии» закончилась, хотя после слова «конец» оказалась еще одна строфа и пара строк.

Прежде чем продолжить, я выдохнула и закрыла книгу. Мне хотелось сбежать от ужасающих образов, наполнивших мое сознание. Они были такими мощными и проникновенными, что я с легкостью могла представить себя свидетелем этих событий.

- Это просто легенда, всего лишь легенда, - уверяла себя я, в то время как в моей голове вспыхивали собственные воспоминания: мой властный отец, покалывание в кончиках пальцев, руки, обращенные к небу.

- Всего лишь легенда, - сглотнув, я снова открыла книгу на последней странице трагедии. Собравшись с духом, я снова вернулась к тексту, чтобы прочитать последнюю строфу, написанную неизвестным ЭСМ. Последний стих был отделен от текста и имел собственное название:

Песнь для Белларии

Прекрасно имя твое, Беллария!

Воспевать его буду я беспрерывно.

Музы песнь пронесут сквозь года,

Вечной любовь будет моя.

Беллария, ты душа и сердце моё,

Отринь все сомненья и забытьё,

Пусть час пробьет, и жизнь прожита,

Знай, воспевать тебя буду всегда.

Вся история завершалась двумя строками:

Отныне мне известно, зачем я остаюсь. Я буду ждать тебя, любовь моя.

Amor Vincit Omnia.

ЭСМ

Кончики пальцев любовно скользнули по строчкам стиха, я снова и снова повторяла последние слова, и слова эти смешивались со слезами. «Всегда… Как и всегда и навсегда».

В груди теснило, ярость римской женщины, жившей в Помпеях, пульсировала в моих венах, у нее так жестоко отняли всё, что она любила. Боль была такой сильной, что мне пришлось приложить правую ладонь к груди. В то же время я сжимала и разжимала левую ладонь.

- Что вы думаете о легенде?

Смахнув слезы, я посмотрела на библиотекаря. За её спиной находилось огромное, во всю высоту стены окно, и я увидела, что тучи скрыли солнце.

 - Она… прекрасна, - призналась я, мне не удалось скрыть дрожь в голосе, - но так трагична.

- Такой и должна быть трагедия, - кивнула она.

- И эта последняя строфа, - мой взгляд вновь вернулся к песни Белларии, к последним словам.

- Песнь великолепна, да, в каждой строчке невыносимая тоска и такое всепоглощающее и бесконечное обожание.

- Да, - выдохнула я. - Amor Vincit Omnia. Любовь побеждает всё.

- Да, это так, - тихо согласилась она.

От всей полученной информации у меня закружилась голова. Последняя строфа, написанная ЭСМ, была проникнута таким обожанием, что это ошеломляло. Теперь я была уверена, что ЭСМ, должно быть, муж Белларии… рыцарь, о котором говорил Эдвард на первой лекции.

- Мне говорили… мне говорили, что муж обожал Белларию.

- Последняя строфа безусловно была написана кем-то, кто боготворил её.

 - Но… - я нахмурилась, – что-то не сходится. Я была уверена, что Беллария и её муж жили задолго до того, как произошли события легендарных трагедий средневековой литературы, и их история послужила первоисточником для многих других легенд. Это значит, что они должны были жить в начале средних веков. Но если ЭСМ пишет свою песнь в 1300 годах… спустя сотни лет. Где-то ошибка в хронологии.

Она молча смотрела на меня, на этот раз ей нечего было сказать.

- Мисс?..

- Эсми. Вы можете называть меня Эсми, - улыбаясь, ответила она.

- Эсми, вы случайно не знаете, в каком году случилось извержение Везувия в Помпеях? – спросила я, прекрасно зная ответ на вопрос.

- Извержение произошло в солнечный ясный день в августе 79 года, почти две тысячи человек оказались погребены под слоем вулканического пепла и лавой. Город и его сокровища две тысячи лет были спрятаны ото всех, пока в девятнадцатом веке не были проведены раскопки.

- Если эта часть легенды не является вымыслом, - тихо проговорила я, - то проклиная отца и мужа, Рена прокляла и целый город, всех его жителей.

 - Она прокляла не только жителей города, - добавила Эсми. – Она прокляла поколения потомков. Страдающая душа не видит ничего вокруг и ради мести способна на жестокость.

- Вы случайно не знаете, как историки расценивают эту историю?

Она посмотрела на меня, в теплых открытых чертах лица читалось сомнение.

- Как я уже сказала, существование некоторых персонажей было подтверждено: в последние дни Помпей Карлус возглавлял Сенат, у него была дочь Рена, которая вышла замуж за Джейкуба. Все трое погибли во время извержения Везувия, что было доказано.

- А как же дочь Рены и её возлюбленный гитан, отец ребенка?

Она покачала головой.

- Насколько я знаю, о них нет никаких сведений, кроме этой легенды.

 - Тем не менее, если легенда правдива, и в ней на самом деле рассказывается о происхождении Белларии при смешении двух родословных, то это значит, что дочь Рены выжила. Тайна её происхождения никогда не была раскрыта.

- Скорее всего, да, - согласилась Эсми. – В таком случае она и её потомки жили бы в Риме как аристократы.

- Вплоть до падения Западной Римской империи и расцвета Византии. Но как её потомки оказались в средневековой Англии? – спросила я и тут же сама себе ответила. – Должно быть, в одиннадцатом веке её потомки смешивались с норманнами во время войн византийцев и норманнов. Это доказывает, как Беллария оказалась норманнской аристократкой!

- Звучит очень убедительно, - согласилась Эсми, тон её голоса воодушевил меня. Долгое время мы обе молчали, даже больше, чем требуется в библиотеке.

- Кажется, я немного увлеклась. Но, боже, признаюсь, что легенда великолепно написана и должна стоять в одном ряду с средневековыми произведениями Чосера и Шекспира. Но проклятие, очевидно, художественный вымысел, как и все магические родословные, оборотни и бессмертные создания, - фыркнула я.

- Может быть, - улыбнулась Эсми. – Однако… многие в литературных кругах того времени считали, что "Макбет" Шекспира на самом деле проклят.

- Вы говорите, что те, кто знаком с легендой, считают, что она проклята?

- Возможно… в самом Средневековье эта мысль была. Это объясняет то, почему так мало известно.

- Хм-м-м, - тихо проговорила я, глядя на темное небо и потирая виски. – Если отбросить все эти суеверия, - нетерпеливо выдохнула я. – Если легенда вымысел, и в ней не рассказывается о происхождении Белларии, то тогда Белларии не существовало, иначе как еще объяснить тот факт, что я ничего не могу найти о ней в средневековой литературе?

- Возможно… вы ищете не там, - она пристально посмотрела на меня.

- Боже, - я запустила руку в волосы и поставила локоть на стол. – Кажется, я вернулась к тому же, с чего и начала.

Эсми положила мне руку на плечо.

- Нет. Теперь у вас есть отправная точка, и я уверена, что если вы продолжите исследование, то обязательно всё найдете.

Я посмотрела на нее с благодарностью.

- Эсми, простите, что отняла так много времени у вас сегодня.

- Не извиняйтесь. Это моя работа помогать в поисках. Я вернусь на свое рабочее место. Вы знаете, где найти меня, если что-то будет нужно.

- Хорошо. Еще раз спасибо. Кстати, я Белла, - представилась я.

- Было… приятно познакомиться с тобой, Белла, - тихо сказала она, а затем вернулась за свой стол.

Отчего-то на сердце было так тяжело. Еще раз пробежавшись по последней строфе, которая уже врезалась в память, я закрыла книгу с прекрасной и душераздирающей легендой.

– Как всегда и навсегда, - повторила я про себя.

Затем я снова стала искать в средневековой Англии следы женщины, происхождение которой я теперь знала, но которая так и оставалась неуловимой.

 ***

Через пару часов я пролистала еще одну книгу, но ничего не нашла. Я отвела взгляд от текста и потерла уставшие глаза. За окном к заливу подкралась ночь, вода мерцала в темноте. Когда я отвела взгляд от окна, то увидела его.

Это был Эдвард Мейсен, высокий, мрачный и бесстрашный. Он уверенно приближался ко мне. Его решительный взгляд был прикован ко мне, черные как уголь глаза затуманила ярость. Он подошел ко мне, и в темной пропасти его глаз я увидела не только ярость, но и гнев. Гнев тысячелетий.

- Что происходит? – пробормотала я, затаив дыхание.

Мои глаза расширились от страха, да, от ужаса, леденящего кровь и перехватывающего дыхание. Он приблизился, и всё потеряло свое значение: библиотечный гул стал тише, а затем исчез. Всё и все, в том числе он, внезапно исчезли, а библиотека превратилась в холст со стекающей акварелью, на котором было изображено безоблачное небо… и вереница римских солдат на конях, сопровождающих через горы плачущую напуганную девочку, а вдали в небо взмывал столп лавы.

Образ быстро изменился, перед глазами снова потемнело, в черноту влился бордовый цвет. Я снова видела Эдварда, он приближался ко мне. Теперь он облачен в окровавленные доспехи средневекового рыцаря. Он медленно, но уверенно шел по темным коридорам, освещенным горящими факелами, подол его плаща развевался. Его окружала тьма, которая так подходила его глазам. В темноте сверкающий предмет, который он сжимал в руке, выделялся еще сильнее. На каменной стене мелькали тени, он мастерски обращался с вещью. Он высоко замахнулся, удерживая резную рукоятку двумя руками, и рассек воздух вокруг себя.

Должно быть, я закричала – худшее, что можно сделать, когда вы засыпаете в библиотеке, и единственное, что заглушает звук, – это страницы древней книги, прижатые к губам. Когда я схватилась за голову, на меня с любопытством и раздражением смотрела как минимум дюжина глаз.

- Тс-с-с! Тише! – цыкнула одна пожилая дама.

- Черт-черт-черт, - беззвучно прошипела я, сжимая волосы. – Я снова упустила это.

Мне потребовалось пять минут, чтобы восстановить дыхание и унять дрожь. Только после этого я смогла собрать книги, которые были мне нужны. Я выбежала из библиотеки.