Город... После...

Я спорю с пятилеткой о том, что маленькой девочке можно носить на людях. Я никогда не думал, что в моей жизни такое случится.

Джаспер говорит, что чувство вины вредно: в лечении, в любви, в жизни. Но иногда это чувство вины настолько сильное, что я едва могу дышать.

Я делаю выбор. Я соглашаюсь. Я обещаю.

Мы с Рен идём по 4-ой улице, взявшись за руки, и я хочу знать, кто купил ей эту нелепую одежду.

- Кто тебя одевал?

- Я сама оделась, - гордо говорит она, восхищаясь своим нарядом, что, так или иначе, немного восхищает.

- Ты забыла свитер.

- Мне не холодно.

- Ты не можешь это носить, - выпаливаю я.

Она останавливается. Кажется, она может расплакаться, когда выдёргивает свою руку и скрещивает руки на груди.

Я понятия не имею, что мне теперь делать.

Я пытаюсь положить руку ей на плечо, но она её стряхивает. Я не знаю, где девчонки учатся этому дерьму.

- Рен.

Она смотрит куда угодно, только не на меня.

- Что?

- Прости, что обидел твои чувства. Просто это слишком нарядная одежда. – Словно ты проститутка. – Так не одеваются, идя в закусочную.

Теперь она смотрит на меня своими грустными карими глазами.

- Я пыталась выглядеть красиво.

Она пыталась выглядеть красиво. А я полный осёл.

- Ты уже красивая. Кроме того, зачем тебе выглядеть красивой рядом со мной? – дразню я её, надеясь, что это заставит её улыбнуться.

- Так ты будешь моим лучшим другом.

Она серьезно. Этот ребёнок.

- Ты не заведёшь себе новых друзей, выряжаясь.

- Почему нет?

- Потому что… в жизни так не бывает.

- Тогда как их заводят?

- Думаю, лучшие друзья просто случаются с тобой. Ты должна быть терпеливой.

- Что значит «терпеливой»?

- Это когда ты должна долго чего-то ждать.

- Я ненавижу терпеть.

- Я знаю, детка. – Я тоже ненавижу терпеть.

Когда мы идём, она тянет меня за пальцы, и вот мы снова держимся за руки.

- Куда хочешь пойти после ланча?

Она делает бровями такую штуку, когда выглядит злой, но на самом деле просто размышляет.

- Я хочу пойти на пляж, - кричит она, скача по тротуару.

Пляж.

- Как же мы туда доберёмся?

Секунду она размышляет.

- Ты мог бы украсть машину.

- Ты слишком много смотришь телевизор.

- Тётя Элис разрешает мне смотреть диснеевских принцесс, а мама возьмёт меня в Диснейленд. Она обещала.

Та лгунья. Я никого так не ненавидел в своей жизни.

Кажется, Рен уже всё позабыла о прошлой неделе. О том, как она ждала, ждала, ждала. Только для того, чтобы та женщина, её мать, объявилась пьяная в дугу, и затем снова исчезла. Но я не забыл. Меня до сих пор трясёт.

Она ставит свою зависимость выше собственного ребёнка, который её любит. Она холодная, эгоистичная и бессердечная. Я понимаю её слишком хорошо.

Я даю Рен свою толстовку, и она не жалуется, что та доходит ей почти до лодыжек.

- Я похожа на гангстера?

На кого?

- Нет, ты похожа на маленькую девочку.

Мы идём в закусочную на воскресный бранч*. В ту, где принимают только наличные. Рен любит хэш-брауны** и рутбир***, а здесь подают и то, и другое.

Она выбирает столик прямо у двери. Она хочет видеть, кто входит и выходит. Как бы мне хотелось не знать, почему. Нас обдаёт сквозняком, когда дверь открывается, но всё нормально, потому что она счастлива.

Каждый раз, когда звенит колокольчик на двери, Рен встаёт на стуле на колени и здоровается со всеми, кто входит. Это неловко и забавно. К счастью, я сижу спиной к двери, и мне не нужно видеть лица незнакомцев.

Я вожу её по местам, которые важны для меня. Обычно я говорю ей, почему, но не сегодня. Я не собираюсь рассказывать ей, что мы с Беллой всегда приходили сюда по воскресеньям после того, как утром неспешно занимались любовью.

- У тебя кепчуп на лице, - говорит она с набитым ртом.

- Спасибо. – Я подмигиваю ей перед тем, как вытереть рот, и это вызывает у неё смех. Смех маленькой девочки.

В закусочной полно народу, все разговаривают. Глаза Рен расширяются и становятся серьезными, когда позади меня в сотый раз звенит колокольчик. Вместо «здрасьте» она пристально смотрит.

Что-то подсказывает мне не смотреть.

- Кажется, сесть можно только у барной стойки. – Я знаю этот голос. Я всегда узнаю этот голос.

- Как долго ждать столик на троих? – Пожалуйста, прекрати говорить. Пожалуйста.

Я не могу дышать.

По выражению лица Рен я вижу момент, когда Белла видит нас.

- Здесь слишком много народу, мам. Пойдём куда-нибудь ещё. - И я слышу это в её голосе.

Я не оборачиваюсь, чтобы увидеть, кто ещё с ней. Ради неё. Но в основном ради себя.

Я наблюдаю за лицом Рен. У неё всё ещё большие глаза, но она продолжает молчать. Я закрываю глаза и задерживаю дыхание, ожидая, когда звякнет колокольчик.

И когда он, наконец, звенит, Рен больше не смотрит через моё плечо – она выжидающе смотрит на меня. Словно я должен ей объяснение.

- Ты не поздоровался.

Моё сердце колотится. Я обещал.

- Нет. Не поздоровался, - говорю я ей, не добавляя ничего больше.

- Почему?

- Потому что она была не одна.

Она не перестанет на меня смотреть. Словно пытается понять. Я смотрю на неё в ответ до тех пор, пока она не хмурится.

- Она твоя девушка?

- Нет.

- Тетя Элис говорит, что врать нехорошо.

Она думает, я вру. Если бы она только знала.

- Я стараюсь больше не врать.

- Потому что врать нехорошо?

- Потому что это ранит людей.

- Ты целуешь её в губы? Она твоя девушка, если ты целуешь её в губы.

- Нет.

- Тогда что же вы делаете?

- Чаще всего говорим.

- Почему?

Полагаю, нам обоим есть, что сказать.

- Ты задаёшь много вопросов. Доедай свой завтрак.

Она морщит нос, а потом откусывает большой кусок коричной булочки.

- Она твой лучший друг? – спрашивает она с полным ртом.

Была когда-то.

- Я не знаю, - честно отвечаю я.

- Почему ты не знаешь?

- Потому что всё не так просто.

- Потому что ты должен быть терпеливым?

- Потому что она моя жена, - говорю я, не подумав. И тут же об этом жалею.

- У тебя есть жена? – Она почти кричит, шлёпая руками по столу. Я сопротивляюсь желанию прикрыть ей рот рукой.

- Нет.

- Но ты сказал…

- Просто забудь, хорошо?

- Я собираюсь однажды выйти замуж. Может, за мальчика, а может за девочку. Это разрешается.

Я изо всех сил пытаюсь не рассмеяться.

- Да, это разрешается.

- Ты женат на ней?

- Был когда-то.

- Но больше нет?

- Нет, больше нет.

- Ты тоже папа?

- Нет. Я – нет. Я не папа.

- Ты сейчас заплачешь?

- Нет.

- Ты можешь быть моим папой, если хочешь.

Она говорит это так, словно это пустяк. Словно предлагает мне укусить её булочку.

- Это очень мило, Рен, но боюсь, так не бывает.

- Всё нормально. Я могу быть терпеливой. – Она безуспешно пытается подмигнуть. – Это значит долго ждать.

Мы проводим этот день в детской библиотеке. Я единственный мужчина в помещении, полном матерей с детьми. Наверно, мне не стоило приходить. Должно быть, это очевидно, поскольку библиотекарь указывает нам направо, и мне даже не приходится спрашивать.

- Ваша девочка восхитительна.

Я киваю вместо того, чтобы поправить её. Рен широко улыбается. Я не хочу быть добавленным в список тех, кто разбил ей сердце, но думаю, что уже могу быть в самой его глубине.

Она выбирает стопку книг, и мы полдня сидим на полу, читая истории о всяких девчоночьих штучках. Она прячет коленки под моей огромной толстовкой. В капюшоне и с туго завязанными тесёмками, она листает страницы, а я читаю. Она такая взрослая, и очень-очень маленькая.

И когда я привожу ее обратно в кафетерий, она говорит Элис, что терпеливый – это значит очень долго ждать. Она подмигивает мне, и мне трудно попрощаться.

Элис подбрасывает меня до дома, и я обещаю Рен, что через несколько дней мы увидимся. У меня есть работа, прямо за городом, которая займёт день или два.

Когда я дома, там тихо, пустой дом с привидениями, и я невольно думаю о маленькой девочке без отца. Я не даю себе думать о ней слишком долго. От этих мыслей мне лишь хочется проглотить пригоршню таблеток.

Я нахожу себе занятие в спальне. Маленькой спальне. Я сделал там ремонт. Осталось только покрасить панель.

Белла звонит сразу после заката, даже, несмотря на то, что сегодня не суббота. Я знаю, что это она до того, как снимаю трубку.

Мы говорим о погоде, о строительстве в центре, обо всём, кроме сегодняшнего утра.

- Эдвард, так мы будем об этом говорить?

- Говорить о чём?

- Я ненавижу, когда ты так делаешь, - честно говорит она.

Я не знаю, что сказать.

Я рад, что ты ушла. Я хотел, чтобы ты осталась.

- Извини, что так вышло в закусочной, Эдвард.

Она извиняется.

- Не за что извиняться.

- Эдвард, я не знаю, что делать.

- Я знаю. – Я тоже не знаю, что делать.

- Мы можем поговорить об этом или ты хочешь бродить вокруг да около, как мы делали все прошедшие месяцы?

- Я не знаю, что ты хочешь от меня услышать, Белла.

Мы оба молчим. Вот за что я ненавижу телефон.

- Как твоя мама? – начинаю я.

Она долго молчит.

- Она в порядке.

- Белла…

Она перебивает меня, прежде чем я задам другой вопрос, который мне нельзя задавать.

- Она в порядке, Эдвард.

И то, как она произносит моё имя. Мне хочется спросить у неё обо всём на свете. Хочется извиниться за все ошибки, что я когда-либо сделал и искать прощения за каждую когда-либо произнесённую ложь.

- Чем сегодня занималась? – Кажется, это безопасный вопрос.

- Мы ездили на пляж.

Я слышу её улыбку. Она всегда любила этот пляж.

Мне так много нужно ей сказать. Но я не знаю, как сказать хоть слово вслух.

Мы заканчиваем разговор, и я провожу остаток ночи, счищая всё до последнего клочка обоев в столовой.

*поздний завтрак

**аналог драников

***популярный безалкогольный напиток