От авторов: «Сумерки» нам не принадлежат, но нам нравится, как мы их улучшили.



Когда ты уходишь, кровать пуста, и я схожу с ума, потому что ничего не могу сказать. А мне хотелось бы, чтобы ты сказал, что чувствуешь на самом деле, но ты никогда не скажешь, потому что такое у нас соглашение.

Дасти

- Эдвард, вставай, блядь.

Я сажусь в постели, игнорируя отходняк и маму, и смотрю на место Беллы, чтобы убедиться, что ее там нет.

Ее нет.

Это, блядь, радует.

Я касаюсь подушки моей сладкой девочки, просто чтобы убедиться, и когда убеждаюсь, что мама не застукала нас с Блисс, делаю такой необходимый вдох и всего раз позволяю головной боли уколоть меня. Я тру лицо ладонями, пока мама идет через комнату, подбирая разбросанную одежду, а потом раздвигает шторы.

Я снова ложусь и прячу лицо от солнца под подушкой.

- Чего тебе, ма? – Ткань пахнет моей девочкой. – Это жестоко, блядь.

Мама тянет подушку от моего лица и швыряет ее через комнату.

- Третий час, Эдвард. Вставай, черт побери, пока я не позвонила твоему отцу. – Она отходит и швыряет всю мою грязную одежду в ванную, смежную со спальней. – Я знаю, что вчера ты брал машину, и тебе, блядь, повезло, что я успела перегнать ее, пока твой отец не увидел, что она стоит на лужайке.

Я издаю стон, закрыв лицо руками. Мой косяк.

- Вчера я ездил к Пити. Его мама…

Мама поднимает руку, заставляя меня замолчать. Сердце колотится. Еще одну ссору сегодня я не вынесу.

- Мне насрать на Пити, Эдвард. Ты пьешь за рулем и берешь машину, когда тебе говорят не брать. Сделаешь так еще раз – и ключи мои. – Мама копается в шкафу, вытаскивая перемешанную одежду. И бросает ее мне в грудь. Я смеюсь, но это больно. – Вставай. Ты подаешь ужасный пример своей сестре и Блисс.

Я улыбаюсь про себя и сажусь в постели. Она, блядь, и понятия не имеет.

Мама на полпути к двери, когда она останавливается, оборачивается и по-настоящему смотрит на меня. Под ее пристальным взглядом я чувствую себя уязвимым. Виноватым. Я прекрасно знаю, что моя мать знает меня как свои собственные пять пальцев и знаю, какое разочарование я для нее.

- Стоит тебе попасть хоть в какую-нибудь серьезную передрягу, и шеф Свон больше не позволит Изабелле приходить сюда. – Я могу расшифровать угрозу в ее тоне: можешь проебывать свою собственную жизнь, но не ее и не мою.

Я киваю, натягивая через голову белую футболку.

- Да, ма. Я понял.

Она хлопает дверью. Я снова ложусь, пытаясь собраться с мыслями сквозь головную боль, но события прошлой ночи помню смутно. Я вроде как припоминаю, как тусовался с парнями и потаскухами… возможно, мы были у Пити. Я не помню, как ехал домой, но знаю, что взял машину, когда не должен был брать.

Я помню Блисс.

Она была здесь, когда я пришел домой, спала. Помню, как будил ее прикосновениями. Помню, какой теплой ото сна была ее кожа, когда я провел по ней своей щекой. Помню, каким по ощущениям был ее смех и как ее пальцы сжимали мне бока, когда я целовал ее в шею. Помню, как выглядели ее мурашки и тихие как взмах пера шепот и вздохи.

Помню, какими были на вкус ее губы: сахарная пудра и жажда.

Невзирая на головную боль, я смеюсь в голос.

Прошлой ночью моя девочка осмелела и, подмяв меня под себя, оседлала. И я невольно рассмеялся. Пытался сдержаться, но она рассмеялась первая.

Этот шелест, снова шелест и затем хруст были слишком громкими, чтобы не обращать на них внимания.

- Сколько раз мне говорить тебе не есть в моей постели, малышка Блисс? – Я вытаскиваю из-под спины обертку: мини-пончики в пудре.

Ее голова откинулась назад, глаза зажмурены – она смеялась во весь голос.

Я помню это.

Вспоминая, я улыбаюсь, и где-то в промежутке между зажмуренными глазами и раскачивающимися бедрами я засыпаю и не просыпаюсь до тех пор, когда моя принцесса сахарной пудры снова со мной.

- Ш-ш-ш… - Белла прижимает палец к моим губам. – Я не могу остаться, - шепчет она в тусклом свете, пробивающемся сквозь окно спальни.

Ее щеки пылают, а глаза светятся от восторга. Я слышу снизу дребезжащий звук телевизора в гостиной. Мама говорит по телефону в кухне, а отец, вероятно, в своем кабинете.

- Где моя сестра? – тихо спрашиваю я, хватая Беллу за бока и подминая под себя.

Она кусает губу и закрывает глаза. Крутит бедрами и целует меня под подбородком.

- Она на улице. Джаспер заскочил.

- Сколько у нас времени?

Белла задирает платье, обнажая верхнюю часть бедер и низ живота.

- Не много.

Я набрасываюсь на ее шею, посасываю… целую, цепляясь и хватая. Вжимаюсь бедрами в ее светло-розовые хлопковые трусики. Ее коленки и руки дрожат – малышка пришла сюда по своей собственной прихоти; она и понятия не имела, во что ввязывается.

Нервное возбуждение от нашей тайны делает это гораздо приятнее.

- Никаких следов, Эдвард, - говорит она едва слышно.

Мои губы движутся от ее шеи к груди, целуя по пути ключицу. Я тянусь и резко стягиваю вниз перед ее платья. Касаюсь губами верха ее прикрытой лифчиком груди. Кусаю ее. Она извивается.

Я улыбаюсь.

- Неженка.

- Нет, - говорит она, так, блядь, самоуверенно.

Моя ухмылка превращается в улыбку, когда я тру большим пальцем ее прикрытый кружевом сосок. Я решаю, не стянуть ли с нее лифчик, и знаю, что она хочет этого, но не прикасаюсь к ней. Мои бедра не двигаются, и большой палец не касается ее. Мои губы не целуют ее.

Грудь Беллы вздымается и опадает – возбужденно и робко. Она уверена, но очень сомневается. Она никогда еще и ни перед кем не обнажалась… в противном случае, я бы знал.

Это робость маленькой принцессочки-девственницы.

Иногда легко забыть, как она мала. Белла крайне неопытна, и ей нравится делать вид, словно она что-то знает о сексе, но она не знает. Малышка не представляет, что я мог бы с ней сделать. И она бы мне позволила. Белла любит меня достаточно, чтобы позволять все. Она уже позволяет мне трахать ей мозг – и позволила бы мне трахнуть ее тело просто потому, что любит меня.

Если бы я захотел, я бы взял ее маленький сосок в рот и прикусывал бы до тех пор, пока она не закричит. Я мог бы снять ее детско-розовое нижнее белье, просунуть в нее свой член, и она бы не остановила меня. Я мог бы раскачиваться, входя в нее до тех пор, пока она не закричит, и ничто из этого не ослабило бы ее доверия и любви.

Она бы думала, что так и должно быть, потому что это я, а она не знает ничего лучшего.

Я оставляю грудь Беллы прикрытой, но верх ее хлопкового платья все еще оттянут вниз. Она неровными порциями всасывает воздух, прикрывая руками лифчик. Через секунду, сделав еще пару рваных вдохов, она убирает руки от груди, поднимает их вверх и в конце концов опускает тыльными сторонами ладоней на подушку у головы.

Я медленно спускаюсь вниз по ее нетронутой коже, целуя живот через платье. Целую внутреннюю сторону ее бедра, с радостью отмечая, какой нетронутый и совершенно новый каждый дюйм ее кожи. Виктория выглядит совсем не так, и ощущения другие. Она раздвигает ноги как потаскуха. Возбуждается как уличная девка. Царапается как сука и трахается как шлюха. На вкус она как сигареты, и ее кожа холодна. Виктория – та, в кого можно сунуть, плюнуть и забыть. Она развратная. В ней все не так и не то. Она профессионально сосет член и выкрикивает грязные словечки, делая вид, что кончает, потому что думает, что этого от нее и ждут.

Кто-то научил ее быть такой.

У Виктории нет ни одного положительного качества. Она – доступная подстилка, всегда готовая трахнуться грязная щелка. И членом я чувствую ее холод и пустоту внутри, как бы глубоко в нее не входил. Она не такая… как моя девочка - моя принцессочка. Кожа Беллы излучает чистоту. Ее тревожные звуки доказывают ее невинность. Каждый ее жест, каждая дрожь демонстрирует чистоту.

Мое лицо очень близко к ее центру, и я протягиваю руку и сжимаю ее грудь. Пальцы ее ног сгибаются и вжимаются в матрас. Она слегка выгибает спину и прикусывает губу, чтобы не издать ни звука.

Я целую внутреннюю часть ее бедра. Тяну нежную кожу, зажав зубами и посасываю, пока она ерзает. Когда чувствую, что она больше не вынесет, я целую этот багровый участок кожи.

Снова двигаясь вверх, я шепчу ей на ухо, тыльной стороной пальцев касаясь сбоку ее шеи:

- Я не могу оставить отметину здесь.

Я прижимаю ладонь к синяку, который мой рот только что оставил на ее коже:

- А здесь могу.

Белла делает медленный вдох, удерживая меня между колен, и движение ее бедер замедляется. Она смотрит мне в глаза и кивает.

- Хорошо, - шепчет она, и трется внутренней стороной бедер о мои с внешней стороны. – Хорошо, - повторяет она тихим и густым, тягучим голосом.

Поцеловав ее в губы, я целую ее голое плечо и подбородок.

Мы с Беллой немного дурачимся. Не слишком много. Не заходим слишком далеко. Я должен помнить, что ей всего четырнадцать. Я люблю свою девочку, и так, блядь, отчаянно хочу быть с ней – иногда это все, о чем я думаю. Как когда я трахаю Вик, я вижу лицо Беллы. Раньше она была запретной темой, когда я был с другой девушкой, но теперь чаще всего ее лицо - это единственное, что помогает мне дойти до конца.

С Би, блядь, так легко увлечься. Ее тело говорит мне, что она готова, но я знаю, что это не так. И как бы отчаянно я ни хотел ее, я хочу сохранить эту безгрешность еще немного дольше. Я еще немного буду тянуть время; буду толкаться между ее ног и целовать ее кожу. И каждый раз я буду шептать ей на ухо что-нибудь непристойное, просто чтобы увидеть ее реакцию, но я ни разу не дал ей кончить. Ни разу не коснулся ее обнаженного центра… и ни разу не видел ее груди.

И она тоже не видела меня. Она чувствовала его, но Белла ни разу не видела мой член. Я вообще сомневаюсь, что она хоть раз произносила это слово вслух. На самом деле, пару недель назад я сказал что-то о том, каким твердым она делает мой член, и она чуть не умерла от смущения. Щеки моей малышки так покраснели, что мне, блядь, стало неудобно перед ней.

Но такое уж у нас соглашение.

Белла младше меня на два с половиной года. В сравнении со мной она ребенок. И за пределами этой комнаты у меня есть целая жизнь, о которой она мало что знает. Наркотики, секс и вечеринки. По ночам малышка Белла спит с крепко подоткнутым одеяльцем, а я не дома, обдолбан и кто-то увлажняет мне член. Полагаю, мне хочется не смешивать эти два мира еще немного дольше. Даже если она думает, что знает.

Белла слышит разное дерьмо – слухи и всякую чушь. Я знал, что, когда она перейдет в старшие классы, мне будет труднее врать ей, и ей будет легче узнать всякое дерьмо обо мне и других девчонках. Особенно о Виктории. Белла поверит практически всему, что я скажу ей, но с Вик все по-другому. Вероятно, поэтому Би так настойчиво стремится к сексу. Уверен, она думает, что, если у нас будет секс, я завяжу с тусовками.

- Эдвард… Эдвард… - Ее следующие слова прерываются стонами.

Я целую ее выпирающую тазовую косточку. Целую бедро.

- Я люблю тебя, - шепчу я, испытывая такую, блядь, огромную благодарность, что она выбрала меня. – Я так сильно тебя люблю.

Белла тянет мою белую футболку, стаскивая ее через голову. Мои губы снова на ее губах; ее бедра крепко держат меня за бока.

- Мы можем сделать это, если быстро. – В ее тоне слышится смелость, но дрожащие пальцы выдают ее.

Блядь, вот что она будет делать, если в один прекрасный день я просто сделаю это?

Потому что я сделаю. Однажды я не смогу остановиться.

Однажды я буквально трахну ее, и это больше не будет гипотетически.

- Прямо сейчас? – шепотом спрашиваю я, толкаясь своим твердым членом в ее мягкий и очень теплый центр.

Ее дыхание прерывается, но она откидывает голову, открывая мне доступ к шее.

- Да. Просто сделай все быстро.

Просто сделай все быстро. Она вообще без понятия.

У меня заняло бы вечность вместиться в ее тугую киску. Она бы плакала, и, наверняка, просила бы меня остановиться.

Я бы не остановился.

Когда я наконец окажусь внутри нее, я не знаю, смогу ли я вообще когда-нибудь остановиться.

Я вращаю тазом, вжимаясь в нее, целуя снова и снова ее губы до тех пор, когда больше уже не могу. Двигаю бедрами, пока в животе не начинается жжение, … пока я не оказываюсь слишком близко. Я едва могу дышать. Лицо зудит, а движения резкие и отчаянные.

И пока Беллы не вскрикивает и не выгибает спину… в смысле, она по-настоящему выгибает спину… вот тогда-то я замечаю, что она тоже очень близко. Ее ноги широко расставлены, руки безвольно лежат по швам, а рот слегка приоткрыт. Глаза у моей девочки закрыты, а ее щеки – цвета наливной вишни.

Я останавливаюсь и скатываюсь с нее, сквозь боль, которую причиняют эти действия, и громко выдыхаю:

- Блядь, блядь … Блядь!

Я прижимаю свой член, надеясь, что она не заметит, какой он, блядь, твердый из-за нее.

Но это не проблема.

Помимо меня у Беллы есть и свои проблемы. Ее грудь тяжело вздымается и опускается, щеки нереально пунцового цвета и глаза крепко зажмурены.

- О господи, что это было? – не дыша, шепчет она, сжимая вместе бедра.

Потрогай себя, детка, хочется мне сказать. Потрогай себя и кончи. Но я не говорю. Вместо этого я одергиваю ее платье, сажусь и тяну себя за волосы.

- Эдвард… - умоляюще стонет Белла в поисках чего-то, что поможет ей избавиться от жжения.

Я чуть не оборачиваюсь и не делаю это.

Но прежде раздается стук в дверь, а затем дергается ручка двери. Дверь заперта.

- Эдвард, открой и посмотри, что принес мне Джаз.

Белла садится на постели, прикрывая руками рот. Глаза широко раскрыты, и в них паника. Она вскакивает на колени, делая все, что в ее силах, чтобы гребаная паника не взяла над ней верх. Это вызывает у меня смех.

- Сейчас, - говорю я в сторону двери.

Я убираю руки Беллы от ее лица и целую ее в губы. Поднимаю ее на руки и несу в ванную, и под ее чертыхания и смех ставлю в душ и задергиваю шторку.

- Тихо, блондиночка.

- Эдвард! – Она хихикает.

Я захлопываю дверь ванной и надеваю футболку, прежде чем впустить Элис.

- Что? – спрашиваю я, пересекая комнату и открывая окно, чтобы покурить.

- Смотри! – пищит она.

Прежде чем посмотреть, я прикуриваю сигарету и затягиваюсь. Я понятия не имею, что она мне показывает.

- Что это?

- Блин, Эдвард, это «Хеллоу Китти Чиа Пет*».

Я смеюсь, стряхивая пепел за окно.

- Чего?

Элис садится на мою кровать – на ту самую кровать, где я только что всухую трахал ее лучшую подружку – и достает глиняную кошачью голову.

- На прошлой неделе мы с Джеем увидели рекламу про этот Чиа Пет, и я такая: «Я хочу такой!». И он купил мне его. Здорово, да? Я люблю его.

Я закатываю глаза и швыряю окурок в окно. Элли давно с Джаспером. Плевать на это. Плевать на него. Я особо об этом не думаю. До тех пор, пока он с ней не трахается, все нормально.

Я делаю шаг к сестре и беру этот глиняный горшок в руки. Смотрю на него, решаю, что это полная фигня и пинком выгоняю ее из своей комнаты.

- Блисс он понравится, - говорит она, закрывая за собой дверь.

Как только раздается щелчок замка, Би выходит из ванной. Она показывает мне язык, а затем забирается ко мне на колени.

- Что это было? – шепчет она. Ее щеки пылают жаром, но цвет уже не такой яркий. –Что со мной было? Мне казалось… что… - Ее глаза ищут мои, и она смотрит на меня в ожидании ответа. Ее кожа светится, губы опухли, а взгляд прищуренных глаз помутнел. – Мне казалось, что я горю… изнутри.

Не колеблясь, я просовываю руку под ее платье и накрываю рукой отметину.

- Здесь, детка? – спрашиваю я. – Здесь горело?

- Да, - шепчет она, слегка улыбаясь.

Я ей не отвечаю. Не хочу, чтобы она знала. Не хочу пока, чтобы она это испытывала. До тех пор, пока я не буду готов дать ей это.

- Тебе лучше уйти, Блисс.

Ее улыбка становится шире, когда ее голые ноги прижимают ворс ковра и она встает, разглаживая свое желтое хлопковое платье. Белла проводит пальцами по своим нетипично спутанным волосам. Посылает мне воздушный поцелуй, а затем открывает дверь и выглядывает. Убедившись, что в коридоре никого, она уходит.

Я откидываюсь на постель и делаю глубокий, такой необходимый мне вдох.

- Бля-я-я-я-дь, - со стоном произношу я. Вцепляюсь в волосы у корней, пытаясь успокоиться.

Блядь, из-за нее у меня болит в груди.

* «Hello Kitty Chia Pet» – керамический горшок в форме хорошо всем известной Hello Kitty, в который высаживаются семена чиа, которые впоследствии вырастают в виде импровизированных волос (кому недостаточно текстового описания – go Youtube)