***

- Готова к танцам, детка? – Элис стоит надо мной, прыгая на кровати. Я улыбаюсь, но прячусь под ее одеялом. – Ой, хорош грустить, эмо-подросток, не бери в голову. Выпить хочешь?

Я натягиваю одеяло до самых глаз и киваю.

Оказывается, я проспала весь день. И всю ночь – по крайней мере, после того, как выключила мобильный. Вчера Эдвард так и не пришел домой после школы, но я знаю, где он был. Или думаю, что знаю. Он сказал, что едет домой к Пити; Рейчел была на своей очередной пятничной попойке. Я не сомневаюсь, что это правда, … но когда он позвонил, и я услышала на заднем фоне голос Виктории, я решила, что на сегодня с меня хватит, выпила ночной «Тайленол»* и отрубилась.

Сейчас три часа дня.

Внизу Элис наливает текилу из отцовского бара, а я достаю из холодильника лайм и разрезаю его на четыре части. Она наливает нам по двойной порции, пока ее мать, не спеша, входит в кухню. Эсме – олицетворение ослепительной красоты в красном платье и черных туфлях на платформе. Она великолепна и знает это.

- Что это вы тут делаете, девочки? – Она смеется, указывая на спиртное.

- Белла бздит, мам, - говорит Элис, явно раздраженная тем, что ее собственная мать не замечает, что я явно «бздю».

- Ну, в таком случае, продолжайте. – Эсме улыбается, подмигивая. – Но не перестарайтесь, - добавляет она и уходит.

Мы с Элис выпиваем по три стопки. Я даже почти не морщусь. От этой штуки мне становится лучше.

Съев два «Твинки», арахисового масла и джема, я заверяю Элис, что не бздю, и что нам стоит просто начать готовиться к танцам. Она мне верит, и текила помогла, поэтому пока она в душе, я включаю свой мобильный.

И хорошо, что я под мухой, потому что Эдвард вчера вечером не был счастлив.

Сообщение за сообщением – текстовые и голосовые; мой парень явно был пьян и не в своем уме. В одном сообщении он меня проклинает, клянется, что приедет домой и вышибет дверь в спальне Элис, а в следующем просит прощения, говорит, что любит и просит: «Пожалуйста, ответь, детка».

Убедившись, что Элис еще в душе, я ложусь на ее постель и перезваниваю ему. Он берет трубку после первого гудка.

- Я сказал, что прошу прощения, - бормочет он.

Я верчу между пальцев прядь волос.

- Это так ты отвечаешь на звонки?

- Вчера ночью ты мучила меня, маленькая девочка.

Мы молчим.

- Ты получила мои голосовые сообщения? – спрашивает он, и судя по звуку, встает с кровати.

- Да.

- Не обращай внимания на плохие, а обрати особое внимание на те, где я говорю, что люблю тебя, что ты нужна мне, что я хочу тебя и что, пожалуйста, прекрати разбивать мне сердце. – Его голос беспечный и веселый. Я слышу, как он писает. – Я держу свой член, Блисс. Стоит его погладить?

Я громко смеюсь, и мне так хорошо.

- Эдвард!

Мы снова молчим, но на этот раз по-другому. Без напряжения.

- Прости меня, малышка, ладно? – Тон его голоса тихий и жалостливый. Наконец-то.

- Хорошо.

- Я люблю тебя. Увидимся примерно через час.

После того, как я вешаю трубку, и когда Элис выходит из душа, туда иду я, и смываю все свои плохие чувства. На этой неделе у меня было странное настроение. Но, думаю, это из-за любви.

Любовь – переключатель настроения.

Я наблюдаю за тем, как мыльная вода скользит вниз по моим рукам и ногам и утекает в слив. От запаха лаванды и лимонов голова кружится еще сильнее. Я чищу зубы в душе и думаю об Эдварде. Думаю о том, как сильно он любит меня. О голосовых и текстовых сообщениях, которые он прислал мне вчера ночью. О том, какой он сумасшедший и непоследовательный … и страстный, и какими сумасшедшими, непоследовательными и страстными были те сообщения.

Я люблю его до безумия, но, боже, страстная я ли я?

Сполоснувшись, я выхожу из душа. Смотрю на свое тело в зеркало, затем вытираюсь. Я больше не плоская. У меня есть формы и немного мяса. Бедра не такие тощие и бедренные кости не такие прямые. И между поясницей и началом бедер имеется симпатичный изгиб. Талия потолстела… и груди выросли.

Мои груди.

Эдвард их видел. Касался их губами.

Улыбаясь, я заворачиваюсь в розовое полотенце и вытираю свои мокрые светлые с клубничным отливом волосы. В дверь стучат – должно быть, Элис.

- Сейчас, - говорю я, не вполне готовая покидать свой, наполненный Эдвардом, пузырь.

Снова стук. И еще один.

- Что? – Я распахиваю дверь, ожидая увидеть Элли. Но это Эдвард.

Он выглядит усталым – на лице полосы от сна и растрепанные волосы. На ногах у него нет ни носков, ни кедов, а белая футболка помята. Он улыбается и быстро заходит внутрь, закрывая и запирая за собой дверь. Целует меня. Поднимает и усаживает меня на туалетный столик. Его руки на моих бедрах, скользят под полотенце, пока не ухватываются за мои бедра.

Он целует меня в шею, и я говорю ему не оставлять отметин, а он говорит мне заткнуться на хуй и засасывает кожу на шее. Эдвард проталкивается между моих ног, и своим голым центром я чувствую мягкость его баскетбольных шортов. Я кусаю его в плечо, чтобы заглушить свои звуки и обвиваю руками за шею. Он убирает руки с моих бедер и разворачивает полотенце.

Я нервничаю. Ерзаю. Корчусь. Он продолжает посасывать мою шею. Улыбается.

- Все нормально, - шепчет он, стаскивая полотенце вниз.

Вся моя грудь обнажена, и он может видеть меня – и видит.

Мои глаза закрыты, и он говорит:

- Открой их, Блисс.

И я открываю, а он улыбается.

- Моя красавица, - говорит он тихо. – Моя принцессочка, - шепчет он мне в ухо.

Затем он касается меня. Большим пальцем он легонько проводит по моему соску. Я всасываю воздух и держусь за его руку. Его прикосновение – словно миллион маленьких бабочек трепещут крылышками у меня под кожей. Эдвард такой нежный, такой покладистый и добросовестный. Мне кажется, что мое сердце становится в три раза больше. Этим прикосновением он пересекает черту. Это прикосновение – оно новое.

Но на этом все. Это все, что он делает. После этого он падает на колени, кладет голову мне на колени и закрывает глаза. Я провожу пальцами по его волосам и рассказываю о всякой ерунде: о том, что мы с Элис выпили, что я вчера вечером приняла снотворное и о том, что мама заставляет меня надеть на танцы это дурацкое желтое платье.

Он говорит, что желтый мне идет.

Вскоре он встает. Я тяну его вниз, и он ложится лбом на мое плечо. Я обнимаю его, и он обнимает меня, и мы долго стоим так. Затем он снова целует меня в шею, но не так, как раньше. Эти поцелуи легкие, нежные и важные, чтобы быть маленькими и важными напоминаниями.

А затем я слышу:

- Охренеть, Блисс, у тебя на шее гребаный гигантский засос!

Я отталкиваю его, поправляю полотенце и смотрю в зеркало.

- Эдвард! – громко шепчу я. Я разворачиваюсь и бью его в грудь. – Ты сделал это нарочно.

Эдвард убирает в сторону мои подсохшие волосы, пристально рассматривая свою запретную отметину.

- Ты можешь спрятать его, если оставишь волосы распущенными.

Наши взгляды встречаются в зеркале.

- Большое спасибо, придурок.

- Пожалуйста, принцессочка.

***

- Я их не надену. – Элис дует губы, сидя по-турецки перед зеркалом, сложив руки на груди. Она ней надета майка без лифчика. Под глазами у нее тональный крем, а на голове – огромные бигуди.

Я рядом с ней, раскручиваю ей бигуди и распрямляю утюжком для волос слишком сильно закрученные концы.

Я отказалась от бигуди, хоть и очень хотела их использовать. Поднимать волосы для меня больше не вариант – спасибо Эдварду и его чувству собственности.

- Это всего лишь туфли, и всего на один вечер. – Я улыбаюсь ей в зеркале.

Эсме выпрямляла мне волосы, и, думаю, она увидела засос, но ничего не сказала. Она лишь подмигнула мне и перешла к следующей пряди. Мои волосы выглядят так же идеально, как у Эсме, гладкими и лоснящимися. Мой макияж чуть гуще обычного, но выглядит естественно: бронзовые румяна и бледно-розовый блеск для губ.

- Заныкай у себя в сумке мои «Конверсы», а я заныкаю тебе другое платье, - говорит Элис, вставая и спеша к шкафу.

Желтое платье, на котором настаивает моя мама, слегка устаревшего фасона. Оно ужасное. Хлопковое, с имитацией кружева, длиной до колена и с рукавами-фонариками. Оно понравилось бы мне два года назад, но теперь…

Как же мне хочется, чтобы они позволили мне вырасти.

Элис швыряет на кровать черный топ-бандо; я сижу с утюжком в руке.

- Это, - говорит она и продолжает копаться, – и это, - говорит она, поворачиваясь с темной мини-юбкой в руках. – Ты будешь выглядеть очень горячо!

Я трогаю юбку; это хлопок-стретч, и она будет сильно обтягивать, но мне это нравится.

- Можно обуть твои кеды? – спрашиваю я.

- Да, господи, да! – пищит Элис, засовывая «Конверсы» в мою сумку.

***

Элис похожа на шатающегося новорожденного олененка, когда спускается по лестнице в своих новых черных туфлях на платформе. Она восхитительна в своем бледно-розовом платье, но смешно смотреть, как она идет.

- О, брось, все не так плохо, - говорит Эсме, фотографируя свою дочь. – Можешь, блядь, поверить – я вставлю это фото в рамку.

Глаза моей мамы до сих пор расширяются от лексикона Эсме. Я лишь качаю головой и встречаю у лестницы свою подругу. Это обычные танцы, но судя по поведению моей мамы и Эсме можно подумать, что это чертов выпускной бал. А когда появляются Джаспер с Гарреттом, становится только хуже.

Мы делаем снимки у камина: с Карлайлом, с нашими мамами, с каждой по отдельности; на крыльце – с Джаспером и Гарретом, одни Элис и Джаспер, … одни мы с Гарреттом.

- Мам, мы с ним не пара, - настаиваю я.

- Это круто, - говорит Гарретт.

Я не спрашиваю про Клэр, но беспокоюсь об Эдварде, когда Гарретт кладет руку мне на плечо, а мама и Эсме фотографируют нас.

- Ты уверена, что вы с ним не пара, Блисс? – спрашивает Эсме, пялясь на Гарретта.

Я качаю головой, жалуюсь на вспышку, и я очень рада, что Эдвард уехал с Пити и Беном час назад.

- Хорошо, - говорит Эсме. – Поехали.

Карлайл с Эсме везут нас в школу, потому что никому из нас пока нельзя ездить самим. С Лорен, Леа, Клэр, Полом и его друзьями мы встречаемся там. Но прежде чем мы выходим за дверь, Элис впихивает мне в руки большую дамскую сумку. Затем я наблюдаю, как она, спотыкаясь, ковыляет к дверце машины.

- Повеселитесь там, - говорит мама.

- Хорошо.

- Позвони мне, если что-нибудь случится. – Она целует меня в щеку, размазывая мой макияж.

Я улыбаюсь.

- Ладно, позвоню.

- Твой отец на дежурстве, так что будет неподалеку.

Я сопротивляюсь настойчивому желанию закатить глаза.

- Конечно, мам.

Все в машине. Ждут меня. Поэтому я заверяю маму, что все будет хорошо. Я говорю ей, что у нас с Элис комендантский час с десяти вечера, хотя время и не назначено, и что я позвоню ей, как только буду дома.

- Может, мы будем дома даже раньше, если там отстой, - говорю я.

Она читает мне мини-лекцию о моем языке и о том, как нужно говорить со матерью.

- Я никогда не учила тебя говорить это слово, так что не нужно употреблять его при мне, - говорит она.

Я соглашаюсь со всем, что она говорит, и когда моя мама, наконец, уезжает, я протискиваюсь на заднее сиденье с тремя моими друзьями.

- Тебе что – влетело за слово «отстой»? – спрашивает Элис, но ответа ждут все.

Карлайл смотрит на меня в зеркало заднего вида, а Эсме поворачивается. Джаспер нежно смотрит на меня и ободряюще улыбается. Гарретт не смотрит на меня, но слушает. А Элис, которая сидит у Джаспера на коленях, перебирается через Гарретта и кладет голову мне на колени. Она упирается правой ногой в отцовское сиденье, а левой – в стекло.

- Она сказала, что не учила меня так говорить, - бормочу я, чувствуя неловкость. В смысле, я только что отчитала свою мать в присутствии всех своих друзей. Она заставляет меня носить это платье и эти балетки. Родители установили мне больше правил и указаний, чем я могу вспомнить. Это душит меня, словно мама с папой постоянно следят за мной.

Дайте мне побыть самой собой!

Мои родители до сих пор настаивают, чтобы я ложилась спать в определенное время и не разрешают разговаривать по телефону после восьми вечера. Мама пилит меня за то, что я так сильно крашусь и ношу такие короткие юбки. Она не разрешает мне есть сладкое и пить газировку. А теперь я не могу и говорить свободно без того, чтобы мне не запретили употреблять какие-нибудь слова.

Их ограничения слишком строгие, и я испытываю приступы клаустрофобии. Я чувствую, что протестую против их хватки. От этого у меня сдавливает грудь и сжимается челюсть. Это гнев, который разливается холодом по моим венам каждый раз, когда мне говорят, что делать, или когда я чувствую, что мне не доверяют. Я чувствую его, когда вижу жалость в глазах Карлайла и Эсме и когда слышу каждое бранное слово, которое Элис и Эдварду позволено произносить.

От этого мне хочется кричать.

Но я не кричу.

Я играю свою роль.

- Ну, это тупо, - говорит Элис, когда мы задним ходом выезжаем с подъездной дорожки.

К тому времени, когда мы добираемся до школы, я чувствую себя лучше. Элис жалуется на свои туфли, Эсме пытается убедить Элис, что туфли – лучшие друзья девушки, Карлайл читает Джасперу и Гарретту лекцию о поступках и вежливости, а я сижу сзади и все это впитываю.

Быстро чмокнув Карлайла и Эсме на прощание, мы с Элис бежим к школьному спортзалу, входим внутрь и направляемся прямиком в туалет. В туалете музыка ди-джея глухо отдается от стен. К счастью, здесь никого, и первым делом Элис сбрасывает туфли. Я сбрасываю свои балетки и надеваю ее туфли, уже чувствуя себя больше похожей на себя саму.

Когда обмен обувью заканчивается, мы с Элис беремся за руки и прыгаем.

Она помогает мне расстегнуть сзади платье, и когда я остаюсь в одних трусах и лифчике, она надевает мне через голову черный топ-бандо.

- Осторожнее с волосами, - говорю я, проверяя, не поднялись ли волосы выше шеи.

- Уф, заглохни, - в шутку говорит она, держа для меня расстегнутую юбку. Я просовываю ноги внутрь, она натягивает ее на меня.

Юбка тесная и она намного короче, чем казалась на вешалке. Бретельки моего лифчика на виду, поэтому Элис заправляет их под топ.

- Твою мать, Блисс, ты охуенно горяча. - Ее сверкающие глаза широко раскрыты. Она нажимает на мой сосок как на клаксон, а затем наклоняется, чтобы завязать шнурки на кедах.

А я не могу насмотреться на себя. Я выгляжу старше. Веду себя как кто-то старше. Выгляжу так, как и чувствую себя… сексуальной.

Обувшись, Элис начинает расчесываться и собирает волосы в тугой хвост.

- Помоги мне, - говорит она, пытаясь стянуть хвост достаточно крепко. Когда ее волосы собраны сзади и заколоты, Элис наносит на глаза подводку, красит губы более яркой помадой, а затем отдает ее мне.

- Доверься мне, - говорит она.

Я накладываю гуще тушь и наношу еще немного больше теней для век; мне хочется оставить волосы как есть, но Элис говорит, что их должно быть больше. Она не знает точно, что делает, расчесывая их сзади круглой щеткой.

Щетка застревает в волосах.

- Элис! – вскрикиваю я.

Она тянет щетку, и я паникую. Она смеется.

- Давай я найду кого-нибудь!

Мне удается вытащить половину застрявших в щетке волос, но другая половина вся спуталась. Поэтому я стою там, перед зеркалом, со слишком густым макияжем, в слишком откровенной одежде, и смеюсь.

Я смеюсь, потому что это так, блядь, хорошо – что я могу делать все это.

Элис появляется с Лорен и Леа, и, к счастью, Лорен удается выпутать щетку из моих волос, не выдернув их слишком много. Освобожденной щеткой Лорен расчесывает мне волосы и брызгает достаточно лака, чтобы у всех у нас сперло дыхание. Когда мы все причесаны и приведены в полный порядок, мы делаем несколько снимков в туалете и прячем в дальнем углу наши сумки.

Спортзал переделан, но это все равно спортзал. В нем пахнет баскетбольными мячами и физруками. Музыка звучит громко, тела двигаются, танцуют и общаются. Я вижу, как некоторые из моих учителей болтаются по залу, размыкая парочки, слишком тесно прижавшиеся друг к другу и поедая залежалые печенья, но в остальном все это выглядит действительно весело.

Мы с Элис явно слишком нарядились – большинство пришли в джинсах и футболках. За исключением потаскух – те выглядят как всегда – как потаскухи. Виктория с Брейди, и это по-прежнему странно выглядит. Микси сидит на коленях у Димитри, Шарлотт виснет на Бене, а Эдвард, один, сидит прямо в центре их компании.

Они все обдолбаны.

Это очевидно по их слишком громкому смеху и чересчур театральным движениям. Виктория безостановочно взбивает свои волосы. Микси чересчур громко смеется, а Ким чрезвычайно навязчива. Я вижу, что Эдвард нетрезв, просто глядя на него: ленивый взгляд, капюшон на голове, улыбка – вялая. Он не видит меня, но я его вижу.

Смотрю на него до тех пор, когда уже больше не могу.

- Пошли, Иззибелли Блисс! – кричит Элис сквозь музыку, берет меня за руку и ведет на танцпол.

Я тот еще танцор, и мне определенно не угнаться за Элис, но я умею двигаться, раскачиваться и опускаться, а в этих туфлях возможно все. Мне кажется, будто я на вершине мира. Кажется, будто весь зал вращается вокруг нас с Эл. Мне хорошо – я свободна – без ограничений. Так что я делаю шаги туда-сюда и раскачиваюсь в такт музыке, смеясь над тем, как хорошо Элис танцует. Вскоре к нам присоединяются Лорен и Леа, и мы танцуем в маленьком кругу под мигание голубых, зеленых красных и фиолетовых огоньков, развешанных по спортзалу. Песни сменяют друг друга. В голове до сих пор светло от тех стопок, что я выпила раньше, и я бы выпила еще.

Элис со мной. Ее руки на моих бедрах, и когда музыка позволяет, мы замедляемся, замедляемся, замедляемся вместе.

Мы танцуем под песню о влюбленности в безнадежных местах, когда я вижу, что Эдвард и парни смотрят на нас. Теперь его капюшон снят, и он потягивает воду из бутылки. Он что-то говорит Пити, который что-то говорит Бену. А затем Эдвард подмигивает.

Я показываю ему средний палец и продолжаю танцевать с Элис.

А затем к нам подходят Джаспер и Гарретт. Я спрашиваю у Гарретта, где Клэр, и он говорит, что не знает. Он спрашивает, не хочу ли я подышать воздухом. Я оглядываюсь в поисках Элис, но они с Джаспером занимаются петтингом на танцполе, поэтому я соглашаюсь.

Я делаю примерно три шага в направлении выхода, прежде чем замечаю у себя за спиной Эдварда; его рука у меня на затылке, а пальцы упираются в ту отметину, которую он отставил мне до этого.

- Потанцуй со мной, - шепчет он мне на ухо. Я чувствую запах алкоголя в его дыхании и запах травки от его одежды. Но, хоть это и похоже на ночь, когда мы впервые поцеловались, сейчас все по-другому. Он берет меня за руку, и я чувствую, что его кожа обжигающе горячая. Он смеется мне в волосы и кружит меня в танце.

Я ошарашенно ищу его глаза, чтобы попытаться понять, что он делает, и вижу, что он не просто под кайфом. Эдвард тянет меня ближе к себе, пока я не оказываюсь прижатой к его груди. Я чувствую, как через футболку колотится его сердце.

- Что ты делаешь? – говорю я, оглядываясь на Гарретта, который и сам выглядит немного растерянно.

- Танцую с лучшей подругой своей младшей сестры, - говорит он громко, перекрикивая шум. – Разве не этим должен заниматься старший брат, маленькая девочка?

Бросив взгляд через плечо Эдварда, я нахожу в толпе Элис, танцующую с Пити и Беном. Она прекрасно проводит время с парнями, громко смеясь, кружась и падая спиной в руки то одного, то другого.

В дальнем углу, там, где раньше сидел Эдвард, потаскухи собрались в кучу, смотрят и перешептываются.

- Не волнуйся, малышка, - говорит Эдвард, раскручивая меня на месте. Когда он притягивает меня обратно, моя спина удобно прижимается к его груди. – Ты пытаешься убить меня этой юбкой, да, принцесса?

Я улыбаюсь, раскручиваясь в другую сторону.

- Возможно.

Эдвард сжимает свое сердце через футболку и с улыбкой откидывает голову назад, притворяясь, что умирает.

Песня меняется на другую, немного медленнее и старше. Эдвард отплясывает чечетку, щелкая пальцами, и это самое смешное, что я видела за всю жизнь. Я смеюсь до слез. Смеюсь до тех пор, когда больше не могу этого выносить и щелкаю пальцами вместе с ним.

- Отец научил меня этому дерьму, когда я был младше, - говорит он, прижимая меня ближе, рассказывая об этих старомодных танцевальных движениях. Играет самая медленная песня, и я не уверена, что нам с Эдвардом стоит вместе танцевать, но он заверяет, что все нормально. И я не отказываюсь.

На удивление, Элис танцует не с Джаспером, а с Пити. Виктория танцует с Брейди, и Гарретт наконец-то нашел Клэр. А я с Эдвардом.

Я.

- Мне понравилось, - говорю я, упираясь подбородком ему на грудь, чтобы можно было смотреть ему в лицо. Проходит несколько секунд, прежде чем я спрашиваю:

- Что ты принял?

Он качает головой и говорит, что ничего. Но потом, наконец, говорит:

- Экстази.

- О, - говорю я.

- Оно безвредно… за исключением того, что я, блядь, до одури хочу тебя коснуться.

- Тогда пойдем домой, - шепчу я.

- Не могу, - тут же говорит он, - но я буду дома позже.

Мы движемся небольшими кругами, и я чувствую, как напряжение этой недели давит на меня: выбор быть или не быть с Эдвардом, мои родители, ложь Элис, Виктория… все это слишком, и глупо, и я начинаю плакать.

Но вынуждена прятать слезы.

Руки дрожат и челюсть болит. Слезы текут по щекам. Я прячу лицо в футболке Эдварда и пытаюсь собраться и успокоиться, пока никто не заметил.

- Детка, - со стоном говорит Эдвард. – Прекрати.

- Я пытаюсь, - говорю я.

- Пытайся лучше. – Я не удивлена злостью в его тоне. У него же на плече плачет лучшая подруга его младшей сестры.

- Не уходи, Эдвард. – Я вытираю слезы, силой воли заставляя их перестать литься. Он обнимает меня крепче, поддерживая мое дрожащее тело. А затем его рука сбоку на моей шее. Затем его пальцы у корней моих волос. Затем он сжимает их в кулаках и тянет мои клубничные пряди, а его губы прямо у моего уха. И затем он говорит:

- Блядь, я так сильно люблю тебя… но мне надо идти.

Она ждет его.

Виктория больше не танцует с Брейди; она ждет Эдварда на краю танцпола. На ней темно-синее платье-макси. Туфли у нее в руках, а ее глаза такие же стеклянные, как у Эдварда. Она не улыбается, пока он не смотрит на нее.

Эдвард больше не говорит мне ни слова и уходит. Он поправляет футболку и, проходя мимо Пити, хлопает его по плечу. Когда он подходит к Виктории, кладет руку ей на плечо, и когда к ним подходят остальные из их компании, они уходят. Вместе.

* речь о препарате «TYLENOL PM», который помогает справиться с болью именно в ночное время