ГЛАВА 15. В ТЮРЬМЕ

От автора: «Сумерки» нам точно не принадлежат. На самом деле, иногда я вообще забываю, что наши герои оттуда.

Sublime – Doin' Time:

О, сними эту пелену с моих глаз. Мое жгучее солнце однажды взойдет. Что я буду делать в этой тюрьме? Скажи, я буду играть с собой. Покажи им, что сейчас мы сошли с полки, и что?

Злая, я пришел сказать тебе, что она – злая, совершенно определенно. Злая, мерзкая, скандальная и злобная, совершенно определенно. Напряжение растет. Мне бы хотелось держать ее голову под водой…

Изабелла Блисс

Летний бриз жжет мне глаза, отчего выступают слезы. Волосы спутались и развеваются в теплом вечернем воздухе. Гравий хрустит под колесами велосипеда Гарретта. Руки на пластиковых ручках потеют. Ноги, обутые в босоножки от Стива Мэддена, которые Эсме подарила мне вообще просто так, крутят и крутят педали – я стараюсь не отставать от трех своих друзей на скейтбордах.

Я кладу одну руку на сиденье поверх своей цвета морской волны юбки с объемным присборенным подолом, потому что во время езды ветер надувает ее, и Элис видела мое нижнее белье.

- Никто не носит юбки, когда ездит на велосипеде, Би, - сказала она перед тем, как мы вышли из моего дома. – Или эти! – Она указала на мои босоножки.

- А я ношу, - сказала я.

Небо окрашено в розовый, фиолетовый, оранжевый и синий: сумерки. Когда мы проезжаем мимо других домов, начинают зажигаться фонари. Пахнет ужином. Дети играют на улице, мимо проезжают машины с опущенными стеклами. Соседи бурно наслаждаются последними нескольким неделями лета, пока оно еще не закончилось.

Элис катится с криком:

- Ты не можешь сопротивляться юности! - Она приседает, летя вниз с холма. – Потому что мы сильные, и мы грубые, невоспитанные люди!

У нее длинные, до талии, волосы, не расчесанные и спутанные. На ней выцветшие фиолетовые джинсовые шорты и черная майка. Кожа Элис потемнела от солнца, а нос облезает от слишком долгого пребывания днем на улице. Она катит, расставив руки, словно летит, словно хочет оторваться от земли.

Джаспер проезжает следом, пытаясь догнать свою девушку. Его глаза светятся любовью и обожанием. То, как он смотрит на нее иногда… это пугает. Словно во всем мире существует только она одна. Их беззвучный язык любви из одних взглядов, вздохов и жестов приводит в ужас.

В смысле, разумеется, они пользуются словами, но уж лучше наблюдать, как они говорят без слов. Гораздо чаще и выразительнее. Проведя это лето в наблюдении за ними, легко понять, что они говорят, когда она медленно дважды моргает, а он тяжко вздыхает. Или, когда Джаспер кашляет в кулак, а Элис краснеет. Или, когда она подмигивает, а он чешет над бровью.

Ранее на этой неделе Джаспер уезжал из города, и это был непривычный день, когда мы вчетвером были не вместе. Джаза не было, и Гарретт, пользуясь случаем, поехал к Клэр домой, а мы с Элис зависали у нее на заднем дворе. Элис была разбитой и потерянной без своей воздыхающей половинки, хоть и не призналась бы в этом. Часы в разлуке они проводили, обмениваясь сообщениями со строками из песен группы «Taking Back Sunday».

Джаспер: От красивой девушки у тебя кружится голова, словно ты пил «Джека» с колой все утро. Она может заставить тебя испытать кайф, полный единственного величайшего ресурса, известного человеку. Обещание, обещание лучшего дня. Обещание еще большей надежды. Обещание нового завтра. Это конкретное состояние можно найти в походке красивой девушки. В ее улыбке и душе, и благодаря ей каждая хрень в жизни кажется поправимой…

Элис: Ты – все, что я вижу, тони во мне. Точи зубы, тони во мне. Тони во мне (тони, тони)

И пока все это происходило, я гадала, где мой парень, и наш с ним обмен сообщениями шел в совсем другом тоне.

Я: Где ты?

Дасти: Уехал

Вот как у нас все с его дня рождения: он уехал.

Пока Элис летает мимо меня, а Джаспер – за ней, Гарретт ездит за мной по пятам, и я не спешу. Я провела с этим парнем почти каждый день лета, и трудно не заметить, как он идеален. Он не такой как Джаспер. Тот предпочитает не напрягаться, а Гарретт всегда готов. Он не разговаривает вздохами и жестами. Он медленно горит, но быстро умеет постоять за себя. Думаю, этим он напоминает мне Эдварда. Ни одному из них не нужны слова, чтобы донести свою точку зрения, но Эдвард действует интуитивно, тогда как Гарретт может долго терпеть, прежде чем начнет действовать. Гарретта мало что может разозлить, а Эдварда выводит из себя все подряд.

Несмотря на эти сходства, он не Эдвард.

- Спасибо, что одолжил мне велик, Гарретт, - говорю я, медленно вращая педали.

- Что ты сказала, Блисс?

Я уже собираюсь повторить, когда вижу его. Он на краю холма, стоит у своей машины с Пити и Беном и курит сигарету. Я не видела Эдварда пару дней, и сейчас при виде его мою кожу словно колет миллион маленьких иголок. Слова застревают в горле и сердце сбоит.

Отметина от его укуса пульсирует.

- Ничего, - говорю я Гарретту, ловя лютый взгляд Эдварда.

Я продолжаю крутить педали, изо всех сил стараясь, чтобы руки не дрожали. Эдвард говорит со своей сестрой и Джаспером, но его внимание обращено ко мне, даже если глаза – нет.

Таково наше соглашение.

Чем ближе я подъезжаю, тем лучше вижу. То, что его глаза черные-пречерные. Его руки дрожат сами по себе. У него на ногах серые слипоны «Vans» без носков. В правом кармане его темно-зеленых узких джинсовых, обрезанных до колена, шортов «Levi» что-то лежит. Он не брился пару дней. Волосы грязные, но под бейсболкой выглядят хорошо. Он глубоко затягивается сигаретой, потому что зол. Он ухмыляется, потому что ему есть, что сказать.

- Когда это ты избавилась от страховочных колес, маленькая девочка? – говорит он, выдыхая дым в воздух.

Бен фыркает. Пити берет у Элис доску и выделывает кик-флипы.

- Не будь мудаком, Эдвард, - говорит Элис, берет доску Джаспера и едет за Пити.

Я знаю, что у меня красные щеки, но это единственное, что выдает, насколько я на самом деле раздражена. Остальные части моего тела в спокойном и непринужденном состоянии, хотя кости буквально дрожат, потому мне хочется кричать: «Где ты был, блядь?» Хочется уронить велосипед и тянуть Эдварда за грудки, пока он не ответит. Хочется укусить его за костяшки пальцев и ударить по ногам.

Но я этого не делаю.

Я стою с велосипедом и закатываю глаза.

Бен отходит, говоря по телефону. Гарретт стоит где-то типа рядом со мной. Его плечи расправлены, но ему явно некомфортно рядом с моим парнем. Эдвард по-прежнему ухмыляется, откидываясь на дверцу своего «Континенталя». Он в последний раз затягивается сигаретой и щелчком отправляет ее на асфальт.

- Ни помпонов на ручках. Ни дурацкой белой корзины спереди. Ни звонка. Чей это велик, малышка Блисс?

- Мой, - говорит Гарретт.

Эдвард резко переводит взгляд на Гарретта, и я буквально слышу тот хаос, что происходит в голове Эдварда. Его нервозность видна в сжатых в кулаки руках и стиснутых зубах. Его кривая ухмылка снисходительная и грозная, и она не угрожающая, а обещающая.

Я встаю на землю на обе ноги, велосипед у меня между ног.

- Он одолжил мне его, потому что на скейтборде я ездить не умею, Эдвард.

Гарретт первый отводит взгляд. Он трет лицо ладонями и улыбается мне:

- Я же сказал, что научу тебя.

- Как мило, блядь, - бормочет Эдвард, прикуривая очередную сигарету.

Я чувствую, как биение сердца отдается в зубах, ногтях и волосах. Высокоскоростное «бум-бум-бум». Живот крутит, просто выворачивает. Мне хочется расцарапать ногтями лицо. Хочется выть, потому что внутренности выворачивает наизнанку. Сердце не успокаивается, и я понимаю по виду Эдварда: он хочет сказать что-то плохое. И если Гарретт отсюда не уберется, скажет. Он все испортит, потому что я катаюсь на велике этого парня.

- Видимо, это ужасная идея, - говорю я будничным тоном. – К тому же, у меня неподходящая обувь.

На этот раз Эдвард смеется.

- Малышка, - шепчет он, глядя на мои босоножки.

И после этих слов мне опять его не хватает. Не хватает так сильно, что все мое тело дрожит по совсем иной причине. Сердце колотится, колотится, колотится, но это потому, что любимый прямо передо мной. Я по-прежнему вижу его глаза и грязные волосы, но подмечаю нежность на его лице и голод в улыбке. Я замечаю, как он складывает руки на груди – не потому, что хочет ударить Гарретта, а потому, что хочет коснуться меня.

Поэтому затем я говорю:

- Можешь отвезти меня домой?

И он говорит:

- Садись.

Как только Эдвард говорит мне садиться, подъезжает красная «Хонда Аккорд» с Таней за рулем. Бен жмет Эдварду руку и целует меня в лоб. Он говорит нам «увидимся», а затем запрыгивает в эту машину, и она трогается. Гарретт катит к Джасперу, чтобы спросить, что тот хочет делать. Эдвард забирает у меня велосипед и засовывает его в багажник. Я каждой клеточкой ощущаю его присутствие. Его близость плохо влияет на мой рассудок. Меня притягивает к нему, и я двигаюсь, когда он двигается, а когда он оборачивается, мы оба улыбаемся.

- Я скучал по тебе, - шепчет он, смахивая волосы с моего плеча. – Загорелая девочка.

Мне хочется проскользнуть под его футболку и положить руки туда, где лежат его руки, а голову положить к его голове. Мне хочется, чтобы наши животы и грудные клетки соприкасались. Хочется обвить его ногами за талию и ощутить его там, где ощущения самые приятные. Хочется, чтобы он оттянул мою голову за волосы и поцеловал в шею… хочется, чтобы оставлял синяки. Чтобы остались отметины от зубов и царапины. Хочется почувствовать, как кончики его пальцев проталкиваются между моих бедер и слышать его слова кожей, у уха и в волосах.

Два прошедших дня – это слишком долго.

- Где ты был? – спрашиваю я, не давая ему догадаться, чего я хочу на самом деле.

- У Пити дома, - снисходительным тоном быстро отвечает он. Он открывает дверцу «Континенталя», чтобы я могла сесть. Я делаю шаг вперед и наклоняюсь, чтобы залезть на заднее сиденье, но Эдвард хватает меня за руку и ведет к переднему сиденью. Я сажусь в машину на самый дальний край его широкого пассажирского сиденья, но, когда Эдвард залезает в машину, он просовывает руку между моих ног и тянет меня на середину. В машине очень приятно пахнет смесью косяка, кожи, сосны и Эдварда – ванилью и раздраем.

- Прости, что мы не виделись с… - Он медлит. – С моего дня рождения.

С тех пор, как он сломал замок и вломился ко мне в дом. С тех пор, как вошел в мою комнату. С тех пор, как заставил меня кончить.

- Ну, да, - говорю я, теребя кончики своих волос.

Эдвард обхватывает рукой спинку сиденья. Не оглядываясь, я прижимаюсь к нему.

- Я не хочу, чтобы он ходил с нами, Белла.

Я знаю, что он говорит о Гарретте.

- Тебе надо домой? – спрашивает он.

Я пожимаю плечами.

- Я могу позвонить маме и узнать, разрешит ли она мне остаться у тебя дома.

Эдвард дает мне свой мобильный, потому что мой мобильный в заднем кармане у Элис. Я звоню. Мама говорит, что можно, но я должна быть дома в воскресенье утром, потому что занятия в школе начинаются через несколько недель и мне нужно возвращаться к привычному распорядку дня. Нужно начинать ложиться спать пораньше.

Словно мне десять лет.

Повесив трубку, я смеюсь: наполовину испытывая неловкость после слов мамы, а наполовину – злясь, что она так со мной обращается.

Эдвард прикуривает очередную сигарету.

- Блядь, а ты хорошо умеешь надувать своих родителей, Глазунья.

- Я знаю.

Мы еще немного ждем, пока Элис и Пити наконец залезают в машину, усаживаясь сзади. Я жду, когда сядут Джаспер и Гарретт, но они так и не садятся.

- Они собираются еще немного покататься, - сообщает мне Элис, когда Эдвард заводит машину и отъезжает от обочины. – Сказали, что прощаются до завтра.

Как и те люди, которых я видела до этого, мы тоже едем по городу с опущенными стеклами и громкой музыкой. Небо темно-синее, загораются звезды. Появляется луна, оранжевая, низко висящая. Пока мы едем по улице, на которой я живу, машину заполняет звук разбрызгивателей и запах воды из шланга; мужчина моет свою машину, дети бегут мимо разбрызгивателей, как только их мама открывает дверь и зовет их в дом. Я по-прежнему прислоняюсь к боку Эдварда, вбирая в себя все это. Скоро все это закончится, и, не успеем мы оглянуться, снова будет зима.

Я размышляю, не стоит ли отодвинуться от Эдварда. Его рука на спинке сиденья, и мы в безобидных позах; никто ничего не сказал, но нам с Эдвардом нужно быть осторожными. Мы никому не можем дать и малейшего повода подумать, что между нами какие-то отношения. Но после его дня рождения и прошедшей пары дней мысль о том, чтобы отодвинуться парализует меня.

Так что я оглядываюсь, просто чтобы увидеть, что делает Элис, и я приятно удивлена и чувствую невероятное облегчение.

Элис с Пити сидят в точно таких же позах, как и мы с Эдвардом, только голова Пити откинулась назад и его глаза закрыты, а Элис уронила голову вперед, и они оба слегка похрапывают.

- Мы едем всего десять минут. – Я хихикаю.

Эдвард смотрит на них в зеркало заднего вида и говорит:

- Пити не спал больше суток, а моя сестра – ребенок, ты же знаешь.

Когда Эдвард останавливается перед моим домом, он говорит мне оставаться в машине. Я не говорила маме, что заеду, и поэтому она не выходит из дома, так что я слушаюсь и не двигаюсь. Пока Эдвард идет к багажнику машины, я поворачиваюсь и щелкаю пальцами перед лицом Элис.

- Элис! – громким шепотом говорю я. Она не шевелится. Я тыкаю Пити в щеку. Он храпит еще громче.

Эдвард захлопывает багажник и швыряет велосипед Гарретта на лужайку перед моим домом.

Ни один из них не издает ни звука, они просто спят.

Они дремлют всю дорогу до пляжа, и когда мы с Эдвардом вылезаем из машины, они все еще не просыпаются. Он закрывает их в машине, пока я расстегиваю босоножки. Эдвард забирает у меня обувь, берет за руку и ведет к нашему участку пляжа.

На полпути он останавливается и роняет мои босоножки в песок. Он берет мое лицо в ладони и легонько целует в губы.

- Я скучал по твоим губам, - шепчет он, на этот раз целуя крепче. Его язык раздвигает мои губы, мои руки обнимают его за шею, и мы оба падаем на землю. Я смеюсь. Он тоже смеется. Мы продолжаем целоваться. Крепко. Еще крепче. Крепче некуда. Наши губы скользят, кружат и легонько касаются друг друга. От него пахнет дымом, зубной пастой и пивом.

Я хочу, чтобы он сделал это снова – то, что он делал в моей комнате в свой день рождения. Но не прямо сейчас. Сейчас я хочу этого – целоваться.

Мы дышим друг другом, и я пробую на вкус его слова.

- Я люблю тебя, - говорит он. – Ты чувствуешь это? Чувствуешь, как сильно я, блядь, люблю тебя, Би?

А затем добавляет:

- Я сломаю велик этого мудака, если снова увижу тебя на нем.

Мы больше не можем целоваться, потому что я гогочу во весь голос.

***

Форум!