- Смой это.

Это один из тех случаев, когда мне действительно хочется кричать. Хочется ругаться или что-нибудь ударить. Хочется захлопнуть дверь своей комнаты перед ее носом и назвать ее по имени. Хочется, блядь, настоять на личном пространстве. Хочется сказать ей: «Нет, я не смою это, потому что мне пятнадцать и я могу краситься так сильно, если мне хочется!».

Мне хочется выть, рвать на себе волосы, реветь и закатывать истерику пока не добьюсь своего, потому что я выгляжу красиво. За кого она меня принимает? Я не та девочка. Она должна это понимать. Я ее дочь. Она меня знает.

Типа.

Вроде.

Я не та девочка, а эта. Лишь потому, что моя мама не в состоянии оценить то, что со мной сделают тушь и немного румян, не значит, что я не могу. Я нанесла немного теней, но это не выглядит плохо. На моих губах немного помады, но ее не слишком много. Я выгляжу старше. Этого я и добивалась.

- Но я просто собираюсь к Элис, мам, - говорю я еле слышно, уже зная, что эту битву я проиграла.

Я задаюсь вопросом, что она будет делать, если однажды я намеренно откажусь подчиниться. Я всегда делала только то, что хотели мои родители.

Типа.

Вроде.

Какова будет ее реакция, если я скажу «нет» вместо того, чтобы сделать то, о чем она просит? Они уже держат меня мертвой хваткой. Я даже думать не хочу о том, что будет, если я начну вырываться.

- Белла, умойся или ты никуда не пойдешь. – Мам роняет свою сумочку и ключи на кофейный столик и садится, показывая мне, насколько серьезны ее слова.

Я испытываю приступ клаустрофобии. Их правила и ожидания душат меня. Она хочет, чтобы я навсегда осталась маленькой девочкой, но вот она я: в пятнадцать жду, когда мне будет восемнадцать. Готовая убраться отсюда.

Вот почему мне так отчаянно нужно бывать у Калленов. Мне нужны преимущества, которые они предлагают, даже если они только по выходным. Они дают мне пространство, чтобы дышать, тогда как родители следят за каждым моим шагом. Элис с Эдвардом, может, и принимают какие-то неверные решения, но по крайней мере им позволяют совершать их собственные ошибки. А я до сих пор огребаю за то, что слушаю песни, в словах которых есть ругательства. Моя мама неблагосклонно смотрит на меня, когда я надеваю что-то, что она не одобряет. Мой отец светит своим дурацким значком каждый раз, когда высаживает меня у школы. Мне нельзя ездить в машине с Эдвардом, нельзя говорить по телефону после восьми и определенно нельзя красить тенями глаза.

Это лишь очередная причина, почему наши с Эдвардом отношения должны оставаться в тайне.

Никаких мальчиков пока не исполнится семнадцать. Это правило этого дома. Мой отец думает, что мальчики отвлекают, а мама считает, что им нужно только одно. Они не могут поверить, что Карлайл с Эсме позволяют Элис иметь такие серьезные отношения. Моя мама ценит мою дружбу с Гарреттом. Но нет, никаких бойфрендов. Даже Гарретта. Даже несмотря на то, что я уверена, что она выбрала бы для меня именно его. Кто знает, если я пришла бы к ним с Гарреттом, может, они бы и сделали исключение из этого правила про семнадцать лет.

Но если бы мама с папой узнали о нас с Эдвардом, все бы закончилось - мои выходные и школьные каникулы вне дома, и я бы безвылазно сидела дома под их микроскопом.

И может все бы ничего, если бы они позволили мне остаться с Эдвардом, но они не позволят. Я не знаю, что мой отец сделает. Я вообще не представляю, будут ли у Эдварда какие-либо проблемы, но не удивлюсь, если они заставят меня сменить школу. Телефона у меня не будет, как и той небольшой независимости, что у меня определенно есть. Мне больше никогда не разрешат пойти домой к Элис. Я даже не знаю, разрешат ли они нам дружить.

Я не могу всем этим рисковать. Пока не могу. Не в пятнадцать.

Поэтому я умываюсь.

Но убираю пудреницу в свою сумочку, потому шла бы она нахер.

***

Из всех дней рождений, что я провела с Элис, это первый, который я провожу так. Ни украшений, ни торта, ни родителей. Только бухло, друзья, музыка и пустая бутылка.

После того, как мама высадила меня у порога дома Элис, я пошла прямиком к ней в спальню и снова накрасилась. Надела неоново-синюю мини-юбку, купленную мне Эсме, натянула черную майку и переобулась в черные босоножки на каблуках, в которых была в школе. Моя лучшая подруга посмотрела на меня так, словно я выжила из ума, но сказала, что мои сиськи и задница выглядят, блядь, весьма заметными.

На Элис джинсы-бойфренды и одна из футболок Джаспера с надписью «Свободу тройке из Уэст-Мемфиса»*.

Мы такая забавная пара.

У Эдварда сегодня после школы была тренировка, поэтому я ничего от него не слышала. Он сказал, что будет, но пока не появлялся. И после двух стопок крепкого спиртного и «Капитана» со «Спрайтом» я не особо об этом беспокоюсь. Мой телефон близко, но друзья еще ближе. Лорен, Пол, Лиа, Джаспер и Гарретт – к счастью, все они здесь и помогают мне радоваться празднику.

Мы на кухне, я сижу за столом, а Элис сидит у меня на коленях. Мы пьем уже пару часов, и уровень веселья на максимуме. Музыка звучит громко, но разговоры и смех - еще громче. Мы болтаем о школе, а Элис – о вчерашнем сексе с Джаспером. Он краснеет, но не останавливает ее.

Порой я так завидую их отношениям.

Поскольку на этой неделе Эсме сопровождает Карлайла в бизнес-поездке, она не смогла купить мне торт, как обычно. И вместо него Элис купила туеву хучу «Твинкиз» и уложила их в три яруса.

Просто мечта.

- Так мы будем это делать или как? – Элис склоняет голову мне на плечо и смотрит на меня выжидательно.

Я делаю глоток коктейля из имбирного эля и «Севен-Апа», который сделал мне Гарретт, и улыбаюсь.

- Элис, ты действительно хочешь, чтобы мой первый поцелуй случился во время игры в «бутылочку»?

Если бы она только знала…

Гарретт смотрит на меня с противоположного угла кухни, где стоит, прислонившись к плите. Я не знаю, почему я это замечаю, но это так. У него в руке красный стаканчик и его глаза блестят от алкоголя. Он улыбается, словно я только что подтвердила что-то, чего он всегда боялся. Я улыбаюсь в ответ, но отвожу взгляд, когда Элис усаживается верхом мне на колени.

Она берет мое лицо в ладони и целует меня.

Сначала я смеюсь, потому что – да ладно – она целует меня! Она тоже смеется, но затем она просовывает язык мне в рот и замолкает. Все смеются, а мое сердце выделывает кульбиты. Кажется, я целую ее в ответ. Это неловко и нежнее, чем с ее старшим братом. Думаю, что она целует меня не так, как целовала бы Джаспера. Она целует меня так, как целовала бы лучшую подругу, которую ни разу не целовали.

Я открываю глаза и вижу, что глаза Элис закрыты. Я вообще не знаю, куда девать руки, поэтому опускаю их по швам. Поцелуй длится долго… минуту или две, но мы не останавливаемся. У нее вкус помады и рома со специями. Элис меньше, чем ее брат, к которому я привыкла. Она нежнее, меньше напирает, и она отлично целуется. В ее поцелуе чувствуется глубина, любовь и важность. И хотя этот поцелуй Элис не более чем дружеский, я рада, что не упустила возможность почувствовать его.

Где-то глубоко возникает мысль об Эдварде, но он заставляет мое сердце глупо биться, поэтому я перестаю о нем думать. Наши языки движутся, и все вокруг продолжают громко подбадривать нас. Джаспер слишком хорошо знает Элис, чтобы злиться – она всегда такая непредсказуемая. Но затем мы сталкиваемся зубами и начинаем смеяться. Элис отстраняется, вытирает рот, а затем снова наклоняется ко мне и ласково целует еще раз.

- Вот. Теперь у тебя был первый поцелуй, - говорит она, словно сделала мне одолжение.

Я не знаю, как себя вести, поэтому начинаю смеяться. Смеюсь до тех пор, пока все не рассаживаются вокруг стола с пустой стеклянной бутылкой от «Кока-колы» в центре. Я хочу избежать этого. Я не хочу целоваться ни с кем кроме Эдварда. Так что я извиняюсь и бегу в ванную напротив спальни Элис.

Он не отвечает с первого раза.

Но отвечает со второго.

Где бы он ни был, там громко. Слишком громко. Я плохо его слышу, поэтому я кладу трубку и выключаю телефон. Он должен был быть здесь, и если для него это недостаточно важно, ну, тогда, думаю, я постараюсь сделать так, чтобы эта дурацкая игра перестала быть дурацкой.

Я прячу телефон на дне сумки с вещами для ночевки. Возвращаюсь вниз и занимаю свое место между Элис и Гарреттом. Джаспер, Лорен, Лиа и Пол заняли свои места и готовы играть. У меня в стаканчике остается налито слишком много, поэтому я большим глотком допиваю все и все равно отдаю стаканчик Гарретту, чтобы он налил мне еще. Он спрашивает, уверена ли я, и я отвечаю ему взглядом. Я ни в чем не уверена, но точно знаю, что хочу ни о чем не думать. Хочу забыть, что мое сердце принадлежит парню, который иногда заставляет меня чувствовать, что меня недостаточно. Я хочу быть здесь, веселиться и забыть обо всем остальном. Мне хочется перестать думать о родителях, Виктории и о том гребаном дурацком разговоре, который был у нас сегодня. Хочу напиться и забыть о местах, таких шумных, что я не слышу его голоса.

Может, мне нужно, чтобы меня поцеловали.

Гарретт отдает мне стаканчик и садится. Он красивый, эдакий глупый миляга. Им с Клэр никогда больше не быть вместе, и это обидно… для нее. Я знаю, что нравлюсь ему. Я никогда в жизни не хотела, чтобы он мне нравился, но кто знает? В смысле, разве это так плохо?

Может, все и получится.

А, может, и нет.

Он ловит мой взгляд и двигает свой стул ближе ко мне. Он стал таким высоким, но он не тощий. У него спортивная фигура скейтера, а за его улыбку можно умереть. Его длинные волосы выбиваются из-под шапки-бини, но он делает это не специально. Он просто давно не стригся. Предпочитает кататься.

- Я кручу первая! – вопит Элис и тянется к столу.

Она раскручивает бутылку, сидя на своем месте, но после того, как она поцеловала Лорен, а Лорен поцеловала Лиа, а Лиа поцеловала Пола, Элис оказывается на коленях у Джаспера. Когда наступает моя очередь, я делаю огромный глоток из своего стаканчика и наклоняюсь над столом. Комната выглядит слегка покосившейся, и я знаю, что мне вроде как пора притормозить с выпивкой. Я игнорирую внутренний голос и раскручиваю бутылку.

Она останавливается на Джаспере.

Все начинают смеяться, включая меня и Элис.

- А разве нет правила против того, чтобы целоваться с парнем своей лучшей подруги? – говорю я, стягивая волосы в спутанный хвост.

Джаспер выглядит неуверенным, и он трезв. Он всегда был за здоровый образ жизни. Иногда он курит, и я видела, как он выпивает пару банок пива, но, думаю, ему нравится приглядывать за своей девушкой, которая слишком пьяна и курит сигарету.

- Я украла их у Дасти! – говорит она, когда ловит мой взгляд. Элис выпускает дым краем рта и говорит: - Блядь, просто сделай это.

И мы с Джаспером целуемся.

Быстро. Некрепко и без языков, только ради игры.

Нас освистывают.

Это Элис.

Теперь очередь Джаспера крутить. Бутылка ему подчиняется, поэтому останавливается на Элис. Она поворачивается у него на коленях, усаживается так же, как до этого на меня, отдавая мне наполовину истлевшую сигарету и трется о своего парня, целуя его в губы на глазах у всех. Их поцелуй длится очень долго, поэтому мы решаем играть без них. И поскольку выясняется, что Гарретт единственный, кто не крутил бутылку и кого не целовали, решается, что следующим крутит он.

Я сбрасываю босоножки под столом и усаживаюсь на колени на стул, наблюдая, как бутылка крутится, крутится, крутится. В моем стаканчике пусто, и я дую губы и забираю его стаканчик. У Гарретта в стакане гораздо более крепкий напиток, и я отпиваю маленький глоток, когда бутылка полностью останавливается… напротив Пола. Поскольку мы договорились, что парни не должны целоваться друг с другом, он снова крутит, и на этот раз бутылка останавливается напротив меня.

Когда Элис слышит крик Лиа: «О господи, не могу дождаться, чтобы это увидеть!», она оборачивает и визжит.

- Давно пора, - говорит она.

Но это не то же самое, что целоваться с Джаспером. Это больше. Это будет значить больше для Гарретта и для каждого, кто смотрит, и если Эдвард узнает, это будет значить больше и для него.

Но разве в этот момент я должна думать о том, что думает Эдвард? Он постоянно поступает со мной так, если не хуже. И может это будет чем-то большим для Гарретта, но это ничего не будет значить для меня. Мое сердце бьется только для одного человека, для единственного любимого человека. И какой бы глупой не была эта любовь, это только Эдвард. Я могу поцеловать этого парня и остаться равнодушной.

Поэтому я поворачиваюсь на стуле и смотрю на Гарретта. Он улыбается, и в моем сердце вспыхивают искорки восторга, но также и страха. Мне нравится мысль быть не тронутой никем, кроме Эдварда, даже, несмотря на то, что такого же положения с ним я лишена. Я правда не хочу этого делать.

Не буду.

Почему ты просто не можешь быть здесь, как должен был?

- Ты уверена? – спрашивает Гарретт, и это так похоже на него – быть тактичным. Он дает мне возможность отказаться.

Вместо того, чтобы ответить «нет», как я хотела, я просто киваю и наклоняюсь. Гарретт встречает меня на полпути, и наши губы соприкасаются. Поцелуй очень похож на поцелуй Джаспера, только этот теплее и нежнее. Он не такой быстрый, он медленный и долгий. Он не открывает рот, как и я, но этот поцелуй имеет неожиданное воздействие. Это пугает меня, и я тут же отстраняюсь.

- Ой, да брось! – Элис смеется. – Я хотела увидеть слюни и языки, Блисс.

Я не обращаю на нее внимание и кручу бутылку. Она останавливается на Гарретте, и на этот раз он не дает мне времени подумать. А я не могу думать ни о чем, кроме ощущений от его губ.

Блядь, так тепло.

У него вкус доброты и пряного алкоголя. Он сладкий, буквально, словно я могу попробовать на вкус его мысли. И мне хорошо, просто недостаточно хорошо, но сейчас и этого достаточно. Я думаю не как принцесса. Я слышу одобрительные возгласы своих друзей и, кажется, слышу, как Элис воет по-волчьи. Что-то во мне ломается, и я просто уступаю и сдаюсь. Я заталкиваю Эдварда в самый дальний угол сознания и двигаюсь к Гарретту. Обнимаю его за шею и встаю на колени на стуле.

У этого поцелуя есть последствия.

Но мне все равно.

Типа.

Вроде.

«Заставь меня забыть его, - думаю я. - Заставь меня перестать любить его».

Очень плохо, что так не бывает. И мысль о том, чтобы больше не любить Эдварда, причиняет боль. Поэтому я сильнее целую Гарретта. Я толкаю его на спинку стула и целую крепче. Стонаю и тяну его за рубашку. Больше никто не смеется. Я вроде как слышу, как Элис говорит: «Ни хрена себе! Она водила меня за нос».

Я отдаюсь поцелую. Во всяком случае, насколько это возможно. Он не Эдвард, поэтому я никогда не смогла бы отдаться этому поцелую полностью. Я лишь отчасти здесь. Отдаю ему только свою агрессию - никакой любви. Это невозможно, но я все еще стараюсь сделать это силой.

«Просто будь здесь, - думаю я про себя. - Будь здесь, с этим парнем, сейчас».

Но я не могу, и это лишь злит меня.

И, может, я понимаю это, потому что вспоминаю слова Бри: «У Каллена внутри таится что-то безумное».

Оказывается, и у меня тоже.

Но это не значит, что Эдвард поступает правильно.

Он лжец.

Но и я тоже.

Так кем это делает нас?

Мой желудок начинает делать сальто, когда Гарретт принимается трогать мое лицо. Мне это очень не нравится, и я убираю его руки, сказав: «Прекрати» ему в губы.

Затем я слышу, как отпирается входная дверь и смех парней из бейсбольной команды.

Так быстро, как могу, я падаю обратно на свой стул, оставляя Гарретта и остальных в легком недоумении. Мои щеки пунцово-красные, глаза слезятся. Я делаю глоток из стаканчика Гарретта и собираюсь с мыслями. Я по-прежнему ощущаю на своих губах губы Гарретта, и в присутствии приближающегося Эдварда чувствую себя мягко говоря грязной.

- Что за хуйня? – слышу я, как говорит Эдвард, стоя у входной двери. Тон его голоса слегка глуповатый, но внезапно он становится совершенно серьезным.

Мне хочется исчезнуть. Хочется, чтобы началось наводнение и смыло меня. Мне отчаянно хочется, чтобы я сказала «нет», когда Гарретт спросил, уверена ли я. Хочется оказаться в комнате моего парня, укрывшись в безопасности его одеял. Хочется, чтобы он оставался единственным парнем, которого я когда-либо целовала.

Но поцелуй с Гарретом состоялся.

И этого не изменить.

Изобразив на лице смелость, я поворачиваюсь к тем, кто испортил нам вечеринку. К трем грязнулям, пришедшим с тренировки по бейсболу, и у всех троих бейсболки надеты козырьками назад. На коленях у них засохла глина, а Эдвард до сих пор в бутсах. Пити оказывается у стола первым и начинает смеяться. Бен дергает меня за хвост и поздравляет с днем рождения.

Эдвард все еще стоит у входа в кухню, откуда ловит мой взгляд, и он знает. Он просто знает.

- Прости, принцессочка, мы опоздали, - говорит он, входя в кухню и открывая холодильник. Какое-то время он смотрит внутрь, но я вижу, как побелели костяшки его пальцев и гнев в его слишком черных глазах.

С приходом парней на вечеринке в честь моего дня рождения становится тихо. Элис ведет себя по-прежнему и крутит бутылку, раз уж Гарретт к ней не прикасается, но, когда она останавливается напротив Пола, говорит: «О-о, ну нахуй» и сдается.

Затем Эдвард оказывается позади меня. Его руки на моем стуле. Он смотрит на стол. Смотрит на бутылку, на Гарретта, на всех остальных, но особенно на Гарретта.

- Блядь, это так тупо, - говорит он, хватая стаканчик Элис и нюхая его.

- Оставь нас в покое, Эдвард. – Элис тянется за своим стаканчиком, но он поворачивается и выливает его содержимое в раковину.

Пити с Беном стоят напротив кухонной стойки и ждут, что скажет Эдвард.

И он говорит.

- Все нахуй из моего дома. – Его голос низкий, тон твердый и приказной.

Элис поворачивается к брату, говоря всем, блядь, сесть на место, когда они встают.

- Что за черт, Дасти? Ты знал, что ко мне придут на день рождения Блисс.

Эдвард кладет ладони на стойку, и его голова свисает между плеч. Со своего места я ощущаю, как он напряжен. Мое сердце бьется так сильно и быстро, что кажется, будто оно может просто остановиться, и я умру. Я сгораю от стыда. Чувствую, что предала его. Чувствую, что хочу, чтобы мои друзья убрались отсюда нахуй, как он и сказал, чтобы я могла все исправить.

- Я должен был быть здесь, Элис, - наконец, говорит Эдвард. – Чтобы присматривать за вами.

- Да, в десять. Эдвард, сейчас два часа ночи. – Элис подходит к своему брату, но я не смотрю, как она идет. Я не поднимаю головы и слышу, как она говорит:

- Ты испортил ей день рождения, мудак.

Он смеется, а я закрываю глаза. Гарретт трогает меня за руку, но я убираю ее.

- Она же как десятилетняя. Переживет. – И как только он это говорит, я понимаю, что это намеренный выпад в мою сторону. – У тебя был первый поцелуй, Блисс? – спрашивает Эдвард.

Я не отвечаю.

- Готов спорить, был, принцесса. Сладенький был, блядь?

Я поворачиваюсь на стуле и уже собираюсь сказать Эдварду отъебаться, но мне не удается это сделать. Элис вопит на своего брата, а потом просто замолкает. Она держится за живот, и мы все перестаем дышать. Пити хватает мусорное ведро, потому что знает, что будет дальше, но недостаточно быстро.

Элис заблевывает весь кухонный пол.

Я заставляю себя слезть со стула, и мои шаги менее ровные, чем я ожидала. Я спотыкаюсь, но не падаю, потому что врезаюсь в свою лучшую подругу как раз в тот момент, когда она снова блюет. Я держу ее волосы, сопротивляясь собственным рвотным позывам. Запах слишком невыносимый, а свирепый взгляд Эдварда еще хуже. Когда он хлопает дверцей кухонного шкафа, я подпрыгиваю, а Элис между рвотными позывами называет его ублюдком. К этому времени Пити подает нам мусорное ведро, а Бен бросает полотенца на ее блевотину.

Эдвард держит открытой заднюю дверь. Его лицо сморщено от гнева, и он стоит в угрожающей позе.

Не говоря ни слова, Лорен, Пол и Лиа встают, но Гарретт остается сидеть, а Джаспер медлит возле меня, Элис и Пити.

- Я отведу ее в ванную, - тихо говорит Пити, выводя Элис из кухни.

Бен ищет средство для мытья пола, а Эдвард продолжает стоять у двери, выпуская Джаспера и Гарретта.

- Чего вы, блядь, ждете? – нетерпеливо спрашивает Эдвард.

- Мы уходим. – Гарретт допивает то, что осталось в его стаканчике и вскакивает со стула.

Эдвард улыбается, и я знаю, что это значит, поэтому встаю между ними.

- Я провожу вас, - говорю я. Перед глазами все расплывается.

- Блядь, Белла, не смей уходить дальше подъездной дорожки, - предупреждает Эдвард, отходя от двери и выходя из кухни.

Мы молча идем к машине брата Джаспера. Нам нет шестнадцати, поэтому легально никому из нас нельзя водить, но Джаспер с недавних пор одалживает машину у брата. Он не пил, и живет он не слишком далеко; я знаю, что все будет хорошо.

- Я скажу Элис, чтобы она позвонила тебе утром, - говорю я Джазу.

Он кивает и садится в машину. И прежде чем Гарретт скажет что-нибудь о поцелуе, я разворачиваюсь и бегу обратно к дому.

- Ох, блядь. Ну и запах, - жалуется Бен, поднимая с пола полотенца в блевотине. Эдвард рядом с ним, держит открытым пакет для мусора.

- Иди в постель, Белла, - говорит Эдвард. Я не спорю и просто иду. – И надень, блядь, на себя что-нибудь, - добавляет он, когда я, спотыкаясь, поднимаюсь по лестнице.

Первое, что я вижу, оказавшись наверху – это как Пити придерживает Элис над раковиной. Ее глаза закрыты, но она не спит: сплевывает пасту, пока Пит пытается почистить ей зубы.

- Поможешь? – спрашивает он, подавая мне пасту.

Я чищу ей зубы, уворачиваясь от потоков голубой пасты, когда она сплевывает. Элис слегка давится, и мы ждем, чтобы убедиться, что ее больше будет тошнить. Когда она споласкивает рот, я помогаю ему отнести ее в постель. Я снимаю с нее обувь и стягиваю штаны. Пити не смотрит, но стоит сзади, чтобы убедиться, что с ней все в порядке. Мы ждем, пока она не начинает храпеть, и тогда Пити говорит.

- Вы реально облажались.

- Почему? – спрашиваю я, ложась в постель рядом со своей подругой.

Пити берет одну мою ступню и кладет к себе на колени. Он падает на спину и смотрит в потолок.

- Вы пили и целовались с парнями пока нас не было рядом. Ты правда думала, что это дерьмо – нормально?

- Я не знала, что нам нужна команда нянек.

Он поднимается, и на его лице непривычно твердое выражение.

- Ну, блядь, в следующий раз будешь знать, Белла.

Я закатываю глаза.

- Как скажешь.

- Эй, не смей так со мной говорить. Мы всегда присматривали за вами, и может вы им и доверяете, но мы – нет.

Я смеюсь, громко.

- Я совершенно уверена, что это вам не стоит доверять.

Он качает головой и снова ложится.

- Может быть, но только не вам двоим. Для тебя и Элис все, блядь, по-особому.

___________________

* речь о скандальном осуждении в 1994 году троих подростков из города Уэст-Мемфис, штат Арканзас за изнасилование и сатанинское убийство трех восьмилетних мальчиков. Подростки были приговорены к пожизненным срокам, однако всегда заявляли о своей невиновности, и 2011 году после пересмотра дела по вновь открывшимся обстоятельствам были освобождены по УДО с 10-летними сроками