ГЛАВА 17. МАЛЕНЬКИЙ ЛЬВЕНОК. ЧАСТЬ 1

От авторов: «Сумерки» нам не принадлежат. И вы ошибаетесь, если думаете, что быть молодым и безрассудным выглядит совсем не так.

YellowGlue, то, что мы пишем – это поэзия.

Mumford & Sons – Little Lion Man:

Оплакивай себя, мой друг, тебе никогда не быть тем, что в твоем сердце. Оплакивай, львенок, ты уже не так смел, как вначале. Оцени себя и покопайся в себе, собери всю смелость, что осталась после решения проблем, которые ты сам нажил себе на голову.

Детка Блисс

- В смысле «потаскухи идут»? – Элис захлопывает свой шкафчик и надувает пузырь из розовой жвачки «Баббл Тейп».

Некоторые вещи никогда не меняются.

Прошла неделя с пятницы. С того дня, когда я поцеловала Гарретта; с того дня, когда у нас с Эдвардом вышла самая крупная ссора за всю историю наших отношений; с того дня, когда мы целовались и оставляли отметины. Большинство моих царапин на ногах и спине зажили, и все синяки побледнели до желто-зеленого цвета, но засосы и раны от укусов остаются. На этой неделе я все дни ходила в школу в худи, и меня это бесит.

Я изо всех сил избегла родителей и носила волосы распущенными. Никто ничего не замечал и не говорил, и я сказала Элис, что нехорошо себя чувствую, когда на следующий день она спросила: «Что за хуйня?» и потянула за завязки моего худи. Но я конченный параноик, потому что боюсь, что что-то сделаю не так, и мою шею кто-нибудь увидит или мама войдет в мою комнату, когда я одеваюсь.

С другой стороны, Эдвард вызвал переполох, когда в понедельник появился в школе с шеей, раскрашенной во все цвета радуги. На щеке у него была царапина, которой я не помнила, но, когда в тот же день мы встретились за школой на третьей перемене, он заверил, что это моя работа.

- Блядь, ты была не в себе, Блисс. – Он рассмеялся, оттягивая вниз мое худи. – Ты очень сильно любила меня.

Он поцеловал синяки на моей шее.

Его засосы были прямо-таки детективной загадкой. Виктория пребывала в дерьмовом настроении, в туалетах шли пересуды, и каждый парень в школе проверял свою девушку, чтобы убедиться, что на ней нет никаких следов оказанных моему чудовищу любезностей.

Это было нелепо.

И совершенно смешно.

В том смысле, что отстойно, что все девчонки в школе принялись выяснять, с какой «шалавой» он провел выходные, но меня искренне забавляла мысль, что та, кто это сделал - последняя, на кого вообще можно было подумать.

Да, над его шеей потрудилась именно я.

Это было в понедельник; к среде большая часть сплетен прекратилась. К сегодняшнему дню все сдались. Думаю, они просто считают Эдварда Каллена бабником, и теперь по победам на любовном фронте он обошел всех старшеклассников Форкса.

Я прыснула от смеха, когда Бри Тэннер сказала: «Я слышала, это была какая-то модель из Сиэттла».

Да, точно. Но единственное, в чем я дефилирую в эти дни – это дурацкие худи.

И даже не могу надеть свое любимое.

- Это мама виновата. Она их пригласила. – Я прислоняюсь к шкафчикам спиной и съезжаю вниз, пока задница не упирается в пол.

В прошлые выходные мы с родителями договорились: если они разрешают провести непосредственно день моего рождения, прошлую пятницу, у Элис дома, в эти выходные мы отмечаем его у нас дома. Тогда я легко согласилась, но теперь сожалею о своих словах. Мама предложила устроить пижамную вечеринку, и я сказала: «Правда, мам?», а она ответила: «Правда, Блисс».

Это было не такой уж ужасной идеей… до сегодняшнего утра.

Первоначально я пригласила Элис, Лорен, Розали и Лиа. Они мои ближайшие подруги, и я не думала, что нужно приглашать кого-то еще. Розали уезжает за город, и я знала, что она не придет, а Лиа получила «кол» по испанскому, и не сможет прийти, потому что наказана. Так что мы должны были оставаться вдвоем с Элис. И мы так и планировали, пока отец не сообщил нам с мамой, что сегодня не сможет отвезти меня в школу, потому что должен ехать сразу в участок. Поэтому везти меня пришлось маме. Что было бы нормально, если бы она не вылезла из машины и не повела меня в школу. Она сказала, что ей нужно вернуть кое-какие бумаги, но я ее раскусила.

Единственное, чего не хватало – это бананового леденца. Она даже попыталась взять меня за руку.

И нам почти удалось пройти не замеченными. Я была у ворот и была готова обернуться и оттолкнуть маму, когда появились потаскухи. Они хором сказали: «Привет, младшая сестренка!», а мама сказала: «Как мило!»

Мама знает Викторию, Микси, Ким и Шарлотт. Она видела их со мной несколько раз за годы учебы, но маме следовало бы знать, что на самом деле я не считаю их своими подругами. Моя челюсть едва не ударилась о землю, когда мама сказала: «Ты пригласила их на свою пижамную вечеринку, Изабелла Блисс?»

И я чуть не упала в обморок, когда Виктория сказала: «Нет, не пригласила! Мы хотим прийти, младшая сестренка! Нам тоже нравятся пижамные вечеринки».

А мама сделала еще хуже, когда посмотрела на меня взглядом, в котором читалось «Я разочарована», когда я немедленно не ответила Виктории. Я была вынуждена сказать: «Виктория, приходите, пожалуйста, на мою пижамную вечеринку».

Это вроде как странно, но я думаю, что Виктория искренне хочет прийти.

- Ну, это, блядь, будет совершенно грандиозно, не думаешь, … младшая сестренка? – Элис смеется, захлопывая свой шкафчик.

- Не называй меня так!

Элис садится рядом со мной. Она склоняет голову мне на плечо, и мы смотрим на проходящих мимо людей.

- Может, будет весело?

- Ага, точно, - со стоном говорю я.

***

- Я слышал.

- Тогда спаси меня.

- Я приду, как только все уснут. – Эдвард обнимает меня и крепко прижимает к себе.

То, что произошло между мной и Эдвардом на прошлых выходных снова изменило динамику наших отношений. Мы всегда работаем над ними, они постоянно развиваются, и я не думаю, что мы когда-нибудь станем обычной парой, но на этой неделе у нас все действительно хорошо – супернасыщенно и полностью поглощающе. Он постоянно рядом, заботливый… и трезвый. В смысле, по большей части.  Думаю, курить дурь Дасти никогда не перестанет. Мне нравится, когда он ее курит, и я не уверена, что меня всерьез заботит, бросит он это когда-нибудь или нет, но его глаза стали прозрачно-голубого цвета, он ходит на все уроки и не пропустил ни одной тренировки по бейсболу.

- Мне надо подтянуть успеваемость, Би, - сказал он, когда я в ту ночь упомянула об этом по телефону. – В смысле, нам же придется пойти в колледж, да?

Колледж. Это был вообще первый раз, когда я услышала, как он говорит хоть что-то о колледже после того, как все это закончится. Я старалась не придавать его словам большого значения, чтобы не тешить себя надеждами, но это сложно. Мы с Эдвардом постоянно говорим об отъезде из Форкса, но я и подумать не могла, что он хочет пойти в колледж. Это было приятно слышать.

Учитывая это и его поведение на этой неделе, я полна надежд.

- Ты никуда не пойдешь сегодня? – спрашиваю я и трусь носом о его щеку.

- Не-а. – Эдвард отталкивает меня, держа за бедра, и разворачивает спиной к себе. Он садится на капот своего «Континенталя», и я оказываюсь между его ног, а затем он прикуривает сигарету и выдувает дым через мое плечо. – Я буду ждать, блондиночка.

Я отклоняюсь к его груди, роняю голову ему на плечо и наблюдаю, как он делает несколько затяжек. Он целует меня в висок и спрашивает:

- Что?

- Ничего. – Я улыбаюсь. – Ты другой.

Эдвард щелчком выбрасывает наполовину недокуренную сигарету и скрещивает руки на моей груди, крепко прижимаясь ко мне.

- Просто устал, понимаешь?

Я держусь за его запястья, пока он стоит у машины, до тех пор, когда звенит звонок, сигнализируя о начале последнего урока. Это привычное дело, когда мы с Эдвардом решаем сбежать с уроков, но сегодня мы остаемся. Он этого хочет, а мне это нужно. Элис сегодня едет домой со мной, но остальные девчонки придут вечером. Мне нужно быть готовой и собранной, и время после обеда, проведенное с Эдвардом на пляже под солнцем… из-за этого вечером будет гораздо хуже. Мне не нужно, чтобы что-то напоминало мне о том, как я люблю проводить с ним время. Довольно плохо, что я могу не увидеть его до завтра.

Он говорит, что никуда не пойдет, но с ним никогда не знаешь, как получится.

- Мне пора, - говорю я быстро, целуя тыльную сторону его ладони. Я выбираюсь из его объятий и поднимаю с земли свой рюкзак.

- Будь там, когда будешь мне нужен. Вечером. Пожалуйста! – я отчаянно умоляю его глазами и позой.

Эдвард отталкивается от машины и расправляет свою черно-серую фланелевую рубашку, а затем подтягивает лямки моего рюкзака и высвобождает из-под них мои волосы.

- Будь моей девушкой, Блисс.

Я закатываю глаза и говорю:

- Нет.

Он смеется.

- Как долго ты собираешься заставлять меня ждать, пижамница?

Я думаю секунду, потом еще секунду… и еще.

Эдвард целует меня в лоб и отталкивает.

- Иди на урок, пока я не заставил тебя передумать.

Я машу ему на прощание и начинаю идти. Он делает шаг вперед и ловит меня за запястье.

- Я люблю тебя, - говорит он.

- Не забудь обо мне сегодня, - шепчу я ему в губы.

- Не забуду, детка. Это правило.

***

Мы с Элис стоим в полутора метрах от входной двери. Я грызу ноготь на большом пальце, а она сверлит глазами деревянную дверь.

Мы не можем этого сделать.

Не можем.

- Блисс, открой дверь. –Я оглядываюсь на маму, которая стоит на кухне с пакетом шоколадной крошки в руках. Сегодня она выглядит хорошо. Она выпрямила волосы и немного накрасилась. Мама на взводе. Должно быть, ей отчаянно была нужна девичья компания, потому что она в восторге уже сейчас, когда нас трое.

- Скажи, пусть уходят, Белла, - шепчет Элис, протягивая руку, чтобы вытащить большой палец из моего рта. – Не могу поверить, что ты их пригласила! – шипит она.

- Я не… - Я не успеваю закончить, чтобы в миллионный раз поправить ее, потому что мама проталкивается между мной и Элис и открывает дверь.

- Хорошо выглядите, миссис Свон, - говорит Виктория, входя в дом. – И так вкусно пахнет! – Она игриво подталкивает маму локтем и роняет на пол свою сумку с вещами для ночевки. – О, приветик, младшие сестренки!

Следом за Вик входит Ким, а следом за ней – Микси. Шарлотт с ними нет, так что их всего трое, а также мы с Элис. Они в той же одежде, в которой были в школе, только выглядят уже не так свежо. У Микси пятно на подбородке, а у Ким под глазами размазалась тушь. Она что-то печатает в телефоне, но улыбается, когда это нужно и кивает, когда мама говорит что-то отчасти интересное. Виктория выглядит так, словно она одна на самом деле хотела сюда прийти, но мы здесь все… вшестером.

Внимание, которое потаскухи уделяют моей маме, немного забавно. Я не привыкла видеть их такими вежливыми и приличными. Не думаю, что я хоть раз слышала, чтобы Виктория произносила целое предложение, ни разу не употребив «блядь», «ебать» и «ебаный». Похоже, она заменила эти слова на «да», «пожалуйста» и «спасибо».

По крайней мере, на время.

- Бля… - шепчет Элис: она в таком же шоке, как и я. Я прикрываю ей рот рукой и улыбаюсь за нас двоих, когда мама оборачивается с широко раскрытыми глазами.

- От них все равно пахнет шалавами, - одними губами говорит Элис. Мы притворно хихикаем, когда Ким хвалит мамины «Биркенштоки». Мама смеется, словно это лучшие слова в мире.

- Я всегда хотела такие, но они не особо подходят к моей чирлидерской юбке, - продолжает Ким, освещая ее практически идеальной улыбкой и больше глядя в свой телефон, чем на мамины туфли.

Затем мама говорит:

- О, а я всегда хотела, чтобы Изабелла была в команде поддержки. – Она поворачивается и смотрит на меня. – Да, Блисс?

Я закатываю глаза и говорю:

- Да, мам.

- Да, мам. – Элис с сарказмом передразнивает меня.

Я наступаю ей на ногу.

- Тебе стоит попробовать в следующем году, Белла, - говорит Ким с довольной ухмылкой.

Элис смеется во все горло, запустив пальцы в свои длинные волосы, тянет их и говорит:

- Зачем ты вообще пришла сюда?

- Элис! – Мама оборачивается, пойманная врасплох бестактностью Элис.

Но Элли быстро исправляется.

- Я имела в виду, миссис Свон, зачем она стоит перед дверью? Вот, дай помогу. – Она забирает у Виктории рюкзак и швыряет его. Он летит, приземляется где-то на середине лестницы и кувырком скатывается вниз.

Элис снова поднимает его, но я хватаю ее за руки и крепко держу.

- Я просто пыталась помочь, - бормочет Элис.

- Заткнись! – шиплю я.

- Вероятно, ты права, Элис. Проходите, девочки. Кто-нибудь из ваших мам здесь? – Мама выглядывает на крыльцо. Думаю, она слегка изумлена, когда обнаруживает, что там никого нет.

- Наших мам? – спрашивает Микси, выглядящая, как всегда, сбитой с толку.

Мама улыбается, закрывая входную дверь.

- Ваши родители разрешили вам остаться на ночь, даже не будучи знакомыми со мной или моим мужем?

Я красная как свекла. Щеки так пылают, что мне больно.

Микси посмеивается, Ким вроде как ждет, что ответит Виктория, а та выглядит… печальной. И я терпеть не могу, когда она выглядит печальной, потому что она кажется маленькой и уязвимой. Я ее ненавижу. Ненавижу все, что она олицетворяет. Но затем она вроде как теряет себя, и это часть ее представления – ее чувствительность. Ее твердая оболочка тает, обнажая серьезную семнадцатилетнюю девушку.

- Меня привезла не мама, - говорит она. – Я сама приехала. – Виктория оглядывается, теребя пальцами концы волос. – В смысле я могу ей позвонить, но…

Это выглядит так жалко, что даже Элис ничего не говорит.

- А давайте есть? – говорю я, срываясь с места. – Я именинница и умираю с голода. – Виктория смотрит на меня, и в ее взгляде появляется благодарность, но я ненавижу ее за это еще сильнее. Ненавижу эту двойственность.

Мама делает глубокий вдох и кивает, но не перестает смотреть на несчастную Викторию. С таким же успехом у Вик на лбу могла бы быть надпись: «Беспризорный ребенок», потому что это именно то, что видит моя мама. Для моих родителей нет ничего хуже, чем ребенок без присмотра. Вот почему они так строги со мной. Однажды мама с папой поставят себе в заслугу, что сделали из меня того человека, каким я стала, потому что искренне верят, что их стиль воспитания должен применяться в каждой семье. Мир был бы лучшим местом, если бы все дети были по кроватям, всегда говорят они.

Кто знает, может, они и правы. В смысле, в кого бы превратилась Виктория с родителями вроде моих? В кого бы превратилась я с родителями вроде ее? Я бы хотела думать, что я была бы той же самой Блисс, потому что я та, кто я есть, но, возможно, это и не так. Меня опекали до безобразия, и я была удивительно наивной, пока не познакомилась с Элис и Эдвардом, и я не думаю, что у Виктории когда-либо было такое проклятье. Ее родители – полная противоположность моим, и благодаря этому она научилась использовать свое тело, чтобы компенсировать то, чего ей не хватает в эмоциональном плане.

Какую там дурацкую поговорку мама всегда мне повторяет? Проблемные дети думают, что плохое внимание – это лучше, чем вообще никакого.

Я мало что знаю о семье Микси, но я бы не удивилась, если у нее все еще хуже, чем у Виктории. А еще есть Ким, и у нее, должно быть, все хуже, чем у всех, потому что дома у нее все великолепно. У нее обеспеченные родители, она их единственный ребенок, ездит на новой машине, носит красивую одежду, и ее любят и поддерживают мама и папа, которые безотказно исполняют все ее желания. Мечта любого подростка.

Но Эдвард говорит, что ей скучно. Говорит, она ходит за ними, потому что ненавидит простоту своей жизни. Она жаждет приключений и готова на все ради острых ощущений. Полагаю, Пити в качестве парня и Виктория в качестве подруги - это самый большой средний палец, какой она могла показать простоте.

Мои родители слишком заботливы, о Виктории родители заботятся недостаточно, родители Ким слишком боятся не угодить ей, а родители Элис и Эдварда прежде всего мучаются угрызениями совести. Мы все совершенно разные и испорченные каждый по-своему.

- Кто хочет хумуса? – спрашивает мама, первой направляюсь на кухню.

Ким фыркает.

- Хумус. Вкуснятина.

- Это вкусно? – спрашивает Виктория. Она тут же идет за мамой.

Мы с Элис и Микси стоим треугольником, глядя друг на друга, и когда становится очевидно, что нам совершенно нечего сказать друг другу, Микси пожимает плечами и идет на кухню за своей подругой. Ким идет за ней.

- Может, у них есть травка. Это меньшее, что они могли сделать. – Элис закатывает глаза и пинает сумку Виктории.

Я хватаю ее за руку и тяну за собой на кухню.

- Ты прекратишь? Ты мне совсем не помогаешь.

- Ладно, но мне не обязано это нравиться. – Она тянет меня за волосы и смеется.

Я поворачиваюсь и говорю с большими глазами:

- Ладно!

- Ладно. – Последнее слово всегда должно быть за ней.

Я собираюсь сказать «ладно» еще раз, но затыкаюсь, когда слышу, как Виктория говорит:

- Это самый лучший хумус на свете, миссис Эс!

***

Они пробыли здесь два часа, и все, что мы делали – ели хумус и общались с Рене. Ким по-прежнему сидит в телефоне, только теперь ее волосы заплетены в высокую косу, а Микси красит ногти на ногах в кислотно-зеленый. Виктория сидит по-турецки на полу перед моей мамой, та заплетает ей волосы, а я следующая, жду своей очереди.

Элис дуется на диване.

- Может, пойдем наверх? – спрашивает она в девятый раз за последние полчаса.

- Элис, - нараспев говорит мама, - я знаю, что тебе не нравятся такие вещи, но Блисс они нравятся.

Я смотрю на Элис и подмигиваю.

- Да, Элис, мне нравится.

По телевизору показывают «Дрянных девчонок», но никто особо не смотрит. Мы слушаем Викторию, которая рассказывает, как она жила в Калифорнии. Там только солнце, парни-сёрферы и ни минуты свободного времени. Она лжет, и - невероятно, но мама ловит каждое ее слово.

Я наблюдаю за Викторией, пока мама расчесывает ее волосы. Замечаю, что ей вроде как очень нравятся мамины прикосновения, словно очень долго никто не прикасался к ней с лаской. Виктория приукрашивает свое прошлое, но улыбается она по-настоящему. Ей нравится смешить мою маму, и она искренне реагирует, когда мама что-нибудь говорит.

Даже когда моя мама спрашивает:

- Так твой отец остался в Калифорнии, Виктория?

Я знаю эту историю; это ее Виктория рассказала мне при нашей первой встрече в Ла-Пуш. Ее родители развелись, потому что злоупотребляли наркотиками и алкоголем. Вик с мамой переехали в Форкс, а ее отец снова сел в тюрьму. У него это не первая судимость. Они пытаются выбраться из этой обстановки.

Сначала она молчит и ее глаза чернеют, словно ей хочется визжать и вопить… или плакать, но вместо этого она лжет:

- Да, он остался. Наверное, я вернусь в Калифорнию и буду жить с ним, когда закончу школу. Моя мама считала, что школьная система там сомнительная, поэтому мы переехали сюда, но отец не мог бросить работу, иначе он бы приехал с нами. Они развелись, но не совсем, понимаете?

В это мама верит не так легко, но все равно кивает.

Ким и Микси ерзают от неловкости, потому что знают, что для Вик это больная тема. Я гадаю, слышали ли они и раньше, как она врет об этом. Или, может, это та же история, которую Виктория рассказала родителям Кимберли.

- А вы когда-нибудь были в Калифорнии, миссис Свон? – спрашивает Виктория на одном дыхании.

***