Когда всем заплели косы и все накрасились, мы пошли наверх в мою комнату. Мама зевнула и сказала, что хочет посидеть с нами, но я знала, что она уже хочет спать.

- А я думала, мы побездельничаем и посмотрим «Пляжи»! – сказала она, когда мы впятером поднимались по лестнице.

- В следующий раз, миссис Свон, - заверила ее Виктория.

В следующий раз. Ага, конечно.

Теперь мы с Элис в постели, и готовы закончить этот кошмар, но у потаскух другие планы. Ким, наконец, убирает телефон, а Микси практически пускает слюни при виде полупустой бутылки водки «Попов», которую Виктория достает из своего рюкзака.

- Тебе очень повезло, что она не разбилась, когда ты швырнула мой рюкзак, Элис, - говорит Виктория, бросая бутылку на постель между мной и Эл. – Мы еще не собираемся спать, младшие сестренки. Эта вечеринка только начинается.

Один глоток, две, три… четыре.

Эти девушки умеют пить. В смысле, у меня уже двоится в глазах, а потаскухи все еще на ногах. Мы пьем прямо из бутылки, запивая по чуть-чуть из теплой банки «Коки». Это все, что было у меня в комнате, потому что я ни за что не пошла бы вниз.

- Поверить не могу, что мы пьем дома у шефа полиции, - говорит Микси между глотками. – Мы очень рискуем!

Я тоже не могу в это поверить, но что-то должно было случиться, и, если они не готовы спать, трезвой я не останусь. Кроме того, это развязало язык Элис. Она действительно говорит с Ким. Не мило, но говорит.

- Пит говорит о тебе много дерьма. Почему ты остаешься с ним? – Элис глумится над Ким, а та, думаю, искренне полагает, что Элис не все равно.

Она пожимает плечами и тянется к бутылке с прозрачной жидкостью.

- Не знаю. Я люблю его, и все не так плохо, когда мы с ним вдвоем.

Вик усмехается. Я смеюсь, потому что… не знаю. Я по-настоящему пьяна.

- Кимберли, Пити для тебя – это всегда член. – Виктория играет с прядями своих волос, но не сводит глаз с Ким, призывая ее возразить.

Та не возражает, но говорит:

- Чья бы корова мычала, посмотри на себя и Эдварда.

Мое сердцебиение ускоряется при звуке его имени. Этого я и боялась. Что он всплывет в разговоре. Я пытаюсь вести себя обычно и непринужденно. Беру у Ким водку и «Колу» и отпиваю по маленькому глотку того и другого, а затем передаю все Элис. Голова кружится, руки дрожат и тяжесть в груди. Я начинаю злиться, потому что это мой дом… здесь я должна быть ограждена от этих сплетен. Их не должно быть в моем доме.

- Мы можем не говорить об этом? – говорит Элис. – Он мой брат. Я не хочу слышать никаких рассказов о его члене и о том, куда он его сует.

- Ну, в меня он его не совал. – Виктория смеется.

- Нет, это был Бен, - добавляет Микси.

- И Майк Ньютон! – выкрикивает Ким, указывая пальцем. Виктория виновато улыбается. – Я знала это, потаскуха!

Виктория ложится на спину на ковре, вытягивая руки над головой. Мы рассаживаемся вокруг нее, на расстоянии друг от друга, у дальнего края кровати, просто на случай, если войдет моя мама. Лампа светит тускло, и в комнате кажется по-настоящему тепло благодаря водке. А благодаря этому разговору у меня такое чувство, будто меня душат. Хочется встать и бежать на улицу, где воздух очевидно прохладный и свежий. Но я остаюсь.

- Я спала с Майком один раз, - говорит Виктория, поднимая голову, чтобы подмигнуть.

Майк Ньютон учится в выпускном классе, и это очередной парень, который спит со всеми подряд. Я не знакома с ним лично, и он никогда не пытался заговорить со мной, особенно после того, что случилось в прошлом году с Брэйди Фуллером, но его репутация хорошо известна каждому в этой школе. Меня не сильно удивляет, что одна из этих девушек переспала с ним.

- Зачем ты это сделала? Я слышала, у него триппер. – Элис хмыкает, потому что она только что сказала «триппер».

Виктория пожимает плечами, вытягивая ноги. Ее правая ступня прямо у моего колена. Я думаю о том, чтобы схватить ее за большой палец и выгнуть его в обратную сторону, но не делаю этого.

- Не знаю. Мы просто сделали это. Это было даже не особо классно. – Она замолкает и размышляет. – Твой брат лучше, - говорит она. – Но в последнее время он ведет себя очень странно.

- Ага, потому что ты сбросила на него бомбу на букву «Л», - говорит Микси.

Виктория прикрывает лицо руками, а затем приподнимается на локтях. Эту историю я тоже знаю. Она все мне рассказала, но он рассказал мне раньше. Хотя, я уверена, что его версия чертовски сильно урезана по сравнению с той, которую она собирается рассказать.

- Я не люблю Эдварда, - говорит Виктория.

- Ага, конечно, - бормочет Ким, делая очередной глоток из бутылки. Она морщится, а затем снова опрокидывает бутылку.

- Не люблю. Мы трахаемся периодически, вот и все. – Она говорит, и мое сердце быстро колотится. Я ощущаю пульс глазами и зубами. – Но той ночью, когда я сказала, что люблю его, я была под кайфом. Я не имела в виду это дерьмо. – Она медлит, теребя кончики своих волос. – В смысле, мы даже не целуемся… по-настоящему. Для него все это не так. Словно… он боится, когда его трогают, типа того.

- Ага, конечно. Я видела, как вы целовались, Вик, - говорит Микси, подняв брови.

- Мы целуемся. Разумеется, целуемся. Но как-то неправильно, поцелуй словно… пустой. И это было давно, очень давно. – Виктория качает головой и улыбается, меняя выражение с грустного на безразличное. – Поэтому плевать, и кому есть дело до Эдварда Каллена?

По ее позе и тону голоса я понимаю, что на самом деле она так не думает. Просто слишком сильно защищается. И мне хочется сказать ей, что она понятия не имеет, каково это – любить Эдварда. Это трудно. Вот так. Сидеть в комнате с двумя девушками, которые точно были с ним. Любить Эдварда – это знать это и все равно быть к нему неравнодушной. Любить Эдварда – это всегда сильно рисковать и пребывать в заблуждении. Это снова любить, невзирая на то, что знаешь, потому что не можешь не любить его.

Моя любовь косая и кривая.

Одержимая, злоупотребляющая, ни разу не хорошая, но она моя. Моя, и мне не надо ни перед кем оправдываться. Не только потому, что о нас никто не знает, но и потому, что в глубине души я знаю, что он мой.

Возможно, это делает меня слабой, но разве это не делает меня и очень сильной тоже?

Потому что я не ставлю крест на любви, даже если он поставил его на самом себе.

Мне хочется рассказать Виктории, каково это – любить Эдварда, без секса под кайфом и пустых моментов.

Даже несмотря на то, что мне ненавистно, что у нее есть все то, о чем можно говорить.

Я вынуждена прикрыть рот, чтобы не закричать. Закрываю глаза и мечтаю, чтобы боль в груди исчезла. Прошу свои руки перестать дрожать. Умоляю свои предплечья перестать болеть. «Пожалуйста, прекрати», умоляю я свой живот, который крутит.

- Я не люблю его. – Теперь Виктория говорит более серьезно. – Эдварда невозможно любить. Он никого к себе не подпускает.

- Полагаю, в этом смысле ты ему нравишься, Вик? – спрашивает Ким, двигаясь, чтобы лечь рядом со своей подругой.

Элис вытягивается и кладет голову мне на колени. Я убираю ее волосы с шеи и потираю ее мочку уха, потому что знаю, что она любит, когда я так делаю. Делая Элис приятно, я наблюдаю, как Ким и Вик смотрят друг на друга. Я всегда считала, что их дружба поверхностна и выгодна им обеим. Но глядя на них сейчас, я понимаю, что, похоже, они действительно друг другу небезразличны.

- Я слышала, в прошлые выходные ты целовалась с Гарреттом, Белла, - говорит Микси, прислоняясь к стене прямо под окном. – Он милый. Спокойный типа.

Элис поворачивает голову, лежащую на моих коленях, и смотрит на меня, вместе со всеми ожидая моего ответа. Она всю неделю умоляла меня поговорить о Гарретте, но я мало что сказала ей, чтобы было, о чем говорить. Как и Гарретт, насколько я знаю. С ним что-то не так. Общаться с ним обычно очень легко, но, когда в понедельник утром перед занятиями я столкнулась с ним в библиотеке, он был непривычно напряжен. Я не знала, что сказать, а он не знал, как себя вести.

- Привет, - наконец, пробормотала я.

- Привет, - сказал он, и на этом все.

Я не знаю, ждет ли он от меня большего. Я не позвонила ему в воскресенье, но на самом деле мы с Гарреттом никогда и не говорили по телефону. Может, он ждал моего звонка, потому что мы поцеловались? Возможно. Но это была игра, и бутылка просто остановилась на нем. Возможно, я зашла дальше, чем было нужно, но было приятно иметь такую власть над кем-то. Когда я целовала Гарретта, мне было приятно. Но я не знаю, приятно потому, что я целовала его, или потому, что в конечном счете я вернула Эдварда.

Все, что я делаю, сводится к моему парню. Несмотря на то, как разрушительно это может быть. Быть с Гарреттом было бы очень просто, но нечестно. Нечестно, потому что я бы обманывала себя, делая не то, чего хочу на самом деле, и нечестно по отношению к Гарретту, потому что я бы никогда и ни за что не отдалась ему полностью. Я смогла бы любить Гарретта лишь наполовину, если бы вообще смогла. И это очень нечестно.

- Мы играли в «бутылочку», - покорно говорю я. – Подумаешь.

- Ага, только ты чуть не засосала его лицо целиком, - смеясь, говорит Элис. – Клянусь, Би, я и не знала, что ты такая.

- Правда? – Вик смеется. Она садится и скрещивает ноги перед собой. – Это был твой первый поцелуй?

Я улыбаюсь и смотрю на Элис.

- Типа того.

Несколько секунд стоит тишина, затем Ким встает и потягивается. На ней розовая майка и пижамные штаны с «Хеллоу Китти». Волосы заплетены в косу, на лице ни капли косметики. И я чувствую, что мне нравится, что они здесь. То есть, мне комфортно, и сейчас, в пьяном угаре, все не так плохо. Но я знаю, что завтра все будет по-другому. Завтра они снова станут потаскухами, и мы с Элис снова станем их люто ненавидеть. Завтра Виктория снова будет девушкой, у которой есть та часть моего любимого, которой нет у меня, и я снова стану ее из-за этого презирать.

Но это будет завтра.

Поэтому, когда Ким говорит: «Мне скучно, давайте позвоним и поприкалываемся над Пити», я говорю: «Давайте!».

Оказывается, Пити и Бен с Эдвардом, и их уговорили провести вечер за просмотром иностранных фильмов с Карлайлом и Эсме. Они уже досмотрели «Новый кинотеатр «Парадизо» и теперь начинают смотреть «Лабиринт Фавна».

Хотела бы я быть там.

Первый раз Пит бросил трубку, когда одна из нас представилась распространительницей мужских таблеток для контроля зачатия.

- Что за нах – контроль зачатия для мужчин? – сказал он и повесил трубку.

Когда мы перезвонили, он понял, что это мы.

- Вы там что – пьяные? – смеясь, спросил он. На заднем фоне я услышала, как смеется Эдвард. – Хватит звонить, у нас вечер фильмов.

Поэтому мы позвонили Джасперу на мобильный, но ответила его мама. Затем мы позвонили Майку Ньютону, и он действительно заинтересовался мужскими таблетками для контроля зачатия, поэтому трубку повесили мы. Затем мы позвонили Гарретту, но Виктория забыла заблокировать номер, и поскольку мы звонили с моего телефона, Гарретт сказал: «Белла, я знаю, что это ты».

Я сказала: «Нет, не я!», и Виктория тут же повесила трубку и позвонила Карлайлу.

Карлайл начал: «Откуда у вас мой номер? Его же нет в справочнике!», затем сказал: «Мужские таблетки для контроля зачатия? А можно я куплю своему сыну?», а потом: «Элис, я знаю, что это ты».

После того, как мы обзвонили всех, кого смогли вспомнить, и потом еще пять раз позвонили Пити, мы начали драться подушками. Это было жестоко.

На самом деле, дралась одна Элис, а мы робко жались в углу, надеясь, что она не будет бить слишком больно.

Она ударила Викторию по лицу с такой силой, что та свалилась с кровати и ударилась спиной об пол. После этого Элли не успокоилась; она била Викторию подушкой до тех пор, пока та не взмолилась о пощаде. Потом она ударила Микси, и понеслось.

Мама вошла в комнату, когда Элис стояла на кровати, раскручивая подушку над головой как лопасти вертолета, чтобы запустить ее в Ким.

Мама тут же ушла, но, думаю, потаскухи надеялись, что она собирается их спасать.

Как только мама ушла, Элис ударила Ким по затылку и объявила о победе.

После этого мы все сдались.

Сейчас мы лежим в темноте. Микси вырубилась, Ким следом за ней, Элис храпит, а Виктория все еще пытается говорить со мной о косах и хумусе. Сейчас два часа ночи, и я хочу увидеть своего парня, поэтому притворяюсь спящей, чтобы она замолчала.

Час спустя в комнате совершенно тихо, за исключением сонного сопения и пения сверчков за окном.

Как можно тише я выскальзываю из постели и на цыпочках обхожу уставшие тела. Я по-прежнему слегка навеселе от водки, но не так пьяна. Мне хорошо, и я уже готова к приходу Эдварда. Сняв телефон с зарядки, я крадучись выхожу из комнаты и иду в ванную. Свет не включаю и закрываю дверь. Сидя на унитазе, я нахожу его номер и нажимаю кнопку вызова.

Он отвечает с первого гудка.

- Привет, детка. – У него усталый голос, словно он в постели. И я вижу его так отчетливо, словно я рядом, потому что именно там я часто бываю в это время суток.

- Привет, - шепчу я с улыбкой.

- Ты еще хочешь, чтобы я приехал? – спрашивает он, потягиваясь.

- Да.

- Еду.

- Привези мне свитер, - добавляю я, прежде чем повесить трубку.

Выйти украдкой из дома не так сложно, как я думала. Ступени не скрипят, потому что я спускаюсь, наступая через одну, и дверь не скрипит, когда я открываю ее, чтобы выйти. Улица выглядит по-другому, когда ты не должен ее видеть. Воздух холоднее, но свежее… словно он чище всего, когда ты вдыхаешь его воровски. Убедившись, что задняя дверь осталась незапертой, я стою на крыльце и прислушиваюсь, не проснулся ли кто.

Я чувствую себя очень уязвимо, идя вдоль дома. Понятия не имею, как я буду объясняться, если отец выйдет и увидит меня, но этот адреналин, лихорадка, которую я чувствую, когда прохожу мимо наших ворот на подъездную дорожку, щекочет мне нервы. Вокруг гробовая тишина. Соседская собака лает, когда я прохожу мимо, но замолкает, когда понимает, что это всего лишь я. Дойдя до конца подъездной дорожки, я смотрю на дорогу и вижу машину Эдварда. Ее фары вспыхивают и двигатель «Континенталя» оживает. Он медленно катится по улице, и свет с щелчком гаснет, когда он останавливается перед моим домом.

Я сажусь в машину и подношу руки к решетке обогревателя, а затем тянусь и целую Эдварда в губы.

Худи, которое он привез мне, лежит сложенное на сидении между нами. Я беру его и надеваю через голову, тут же прижимая мягкий хлопок к груди.

На нем баскетбольные шорты и серое худи. На голове у него черная шапка, а на ногах шлепанцы. Он выглядит так, словно буквально скатился с кровати, чтобы приехать сюда.

- Ты разута, глазунья, - говорит Эдвард, отъезжая от моего дома.

Я смотрю на свои ноги. Когда я вышла из ванной, я не хотела рисковать, возвращаясь в спальню, и осталась в чем была: в хлопковых шортах и огромной спальной футболке.

Я пожимаю плечами и устраиваюсь на сидении. Никаких вопросов о том, куда мы направляемся.

***

После того, как я рассказала ему, что на вечеринке моя мама кормила нас хумусом с овощами, ему стало дурно. Поэтому, поскольку мы ехали на пляж, Эдвард остановился на заправке и купил мне все, что я хотела. Сейчас мы сидим бок о бок на заднем сидении его машины, задрав ноги на спинки передних сидений. Обогреватель включен на полную, негромко играет радио. Эдвард в отличие от меня не большой фанат сухомятки, но из уважения ко мне ест «Твинки». Я пью шоколадное молоко, а он потягивает воду из бутылки.

Мы болтаем ни о чем. И обо всем. Эдвард прикуривает, делает несколько затяжек, и салон машины заполняется дымом. Он спрашивает, не хочу ли я затянуться, но я говорю «нет» и съедаю очередное драже «Скиттлз». Когда его накрывает, а я наедаюсь, мы прижимаемся друг к другу под одеялом, которое он взял с собой.

- Мне очень нравится, как ты ведешь себя на этой неделе, Эдвард, - говорю я, теребя тесемки одеяла. Это одеяло с его кровати. Мне нравится, что он выбрал его, раз уж мы не можем сейчас находиться в его комнате.

- А ты нравишься мне всегда, Блисс. – Он усмехается, кладя голову мне на плечо.

- Виктория говорит, что ты никому не позволяешь любить себя. Она говорит, что с тобой трудно сблизиться. – Я нахожу его руку под одеялом и сплетаю наши пальцы.

- Думаешь, она права? – спрашивает он.

- Иногда. Порой любить тебя трудно, но я и представить не могу, что мы не близки. – Мой голос звучит по-другому в темноте ночи. Правда звучит грубо.

Эдвард поднимается и выпрямляет спину, а затем падает обратно. Я поворачиваюсь на сидении и кладу голову ему на колени, глядя на него. Он касается моего лица, стучит пальцем по моему носу и убирает прядь волос с моего лба.

- Помнишь то дерьмо, что ты нашла у меня на тумбочке?

- Кокаин?

- Да. Его.

Я киваю. Я мало знаю об этом. Ему не следует его употреблять, но я продолжаю выбирать, из-за чего ссориться с Эдвардом. Не знаю… обычно мы не обсуждаем то, что он употребляет наркотики.

- Он пугает меня. – Его голос такой тихий и хриплый. Я не говорю ни слова в ответ. Не шевелюсь и не дышу. Только слушаю. - Когда я под ним, я чувствую, что могу все на свете. Словно я несгибаемый. И это было классно поначалу, но… черт, все изменилось. Это кайф, который я даже не могу объяснить, Блисс.

- То есть ты бросил?

Он пожимает плечами.

- Вроде как. Я думал, что мог бы употреблять его по выходным, но начал хотеть его постоянно. Мне был нужен этот кайф. Это дерьмо начало выходить из-под контроля. – Он смеется, но в его смехе не радость, а ехидство. – В прошлые выходные, когда я вошел, я понял, что ты его поцеловала. В ту же секунду, как посмотрел на тебя, понял. Но это случилось, когда я посмотрел на него – я хотел убить этого ублюдка, серьезно. Чувствовал, что могу. Чувствовал, что могу, блядь, убить его за то, что он прикасается к тебе, и что это будет правильно. – Эдвард злорадно улыбается. – Я хотел стереть этот гребаный вид с его лица. Словно, он наконец заполучил тебя… и это видно.

Я не двигаюсь – боюсь пошевелиться. Боюсь, если пошевелюсь, он замолчит.

- Но напугало меня не это. А то дерьмо, что случилось потом. Когда я был с тобой. Блядь, я так испугался, что ты собираешься от меня уйти. И, не знаю, кокс усилил все это дерьмо. Я, блядь, думал, сердце выскочит из груди. Я чувствовал… что теряю контроль. Но в то же время, он заставляет тебя не чувствовать ничего, если ты не хочешь.

Снова повисает тишина, пока он не говорит:

- Но с тобой я не могу не чувствовать.

Я поднимаюсь и смотрю на него. Эдвард смотрит на меня, но отводит взгляд и усмехается:

- Я лишь хочу, чтобы дерьмо между нами уладилось.

- Я тоже, - шепчу я.

Мы смотрим друг другу в глаза, и мне нравится, что я вижу голубой цвет его зрачков. Он слегка под кайфом, но глаза голубые, и это все, что имеет для меня значение.

- Но ты не будешь моей девушкой? Не хочешь, чтобы кто-нибудь знал? – Эдвард заводит волосы мне за ухо и проводит пальцем по моей нижней губе.

- Я хочу, но…

- Почему должно быть «но» в конце, Би? Я пытаюсь, и я знаю…

- Ты ничего не знаешь, - тихо шепчу я. – Ты и понятия не имеешь. – И так и есть. Он понятия не имеет, каково это – быть мной, на моей стороне наших отношений. Но я там была. Я поцеловала одного парня, и он уже готов выдать наш секрет. Это, блядь, так эгоистично.

- Это не из-за него? – Он подскакивает и тянется за сигаретами на переднем сидении. Злится. Я вижу это по его позе и слышу в тоне голоса.

- Это не имеет никакого отношения к Гарретту, Эдвард. Я просто… я просто хотела, чтобы дерьмо между нами уладилось. – Я говорю теми же словами, что и он, и, похоже, он понимает.

Он прикуривает сигарету и открывает дверцу машины, чтобы выпустить дым. Думает и курит молча, но по его выражению я вижу, что он расстроен. Пока сигарета горит, его плечи напряжены, а когда сигарета догорает, он улыбается.

- Пойдем на песок, - говорю я, перелезая через него.

Эдвард хватает меня за бедра и, широко расставив ноги, не выпускает из машины. Его правая ладонь лежит на моей шее, а другую руку он запускает мне в волосы до самого скальпа.

- Ты никогда от меня не уйдешь, - говорит он. – Пообещай.

- Эдвард. – Я вздыхаю.

- Я знаю, что мы не обещаем, но всего один раз пообещай мне это, Блисс.

Я смотрю ему в глаза и, взявшись за тесемки его худи, тяну его лицо ближе к своему. Целую его в губы и прижимаюсь лбом к его лбу. Неужели он еще не понял?

- Я никогда не смогу уйти от тебя. Это правило.