От авторов: «Сумерки» нам не принадлежат; мы просто их испортили и поменяли им цвет волос.

«Дасти» писался долго. Это будет всепоглощающе, красиво и катастрофично. Готовьтесь увидеть реальную жизнь американских подростков в ее худшем проявлении. Это не такой фик, к каким вы привыкли.

Влюбляйтесь… сделайте это.

Никогда не отпускай меня, держись сразу за мной. Твоя рука, моя рука, так хорошо подходят. Не завтра, позволь нам остановиться здесь. Мы делали классные вещи, не так ли?

Изабелла Блисс

- Держись сразу за мной, Блисс. – Мама смотрит на меня. Она выглядит веселой, …полной надежд. Она смеется. – Ты взяла на завтрак банановый леденец?

Я киваю, следуя за мамой через парковку.

- Ты сказала что-нибудь взять.

Большим пальцем она рисует миниатюрные круги на руке, которую держит.

- Я имела в виду что-нибудь из того, что едят на завтрак, а не сладкое.

Я пожимаю плечами.

- И вот что я получаю, позволяя пятикласснице самой выбирать себе завтрак, да? – Мама улыбается еще шире, и это похоже на музыку и солнечный свет. – Пойдем, Белла, мы опаздываем в первый же день.

Я держу леденец во рту, и мама ведет меня к дверям начальной школы Форкса. Эта школа кажется мне очень большой. Она выглядит угрожающей и неправдоподобной. Отец обещал, что все будет хорошо, но что, если нет? Что, если я им не понравлюсь? Мне хочется, чтобы нам вообще не приходилось переезжать. Хочется, чтобы отцу вообще не предлагали новую работу. Я скучаю по старой школе, по своим старым друзьям, старым учителям. Я скучаю по своему старому дому.

Леденец холодит мне зубы.

- Подожди здесь, малышка. Я только забегу и возьму кое-какие бумаги. – Мама пытается вести себя свободно и легко. Она за меня боится. Я ее малышка. Единственный ребенок у мамы и папы. Я их Изабелла Блисс. Поэтому я тоже стараюсь вести себя свободно и легко. Мама с папой слишком беспокоятся, и я могу это сделать. Я найду друзей. Может, я скажу им, что им следует хорошо ко мне относиться потому, что мой папа – шеф полиции, а если они не станут, он их арестует.

Нет, это не сработает.

Я мало что вижу в школе, стоя в дверях. Я должна ждать здесь, но я слышу их – других учеников. Я отгрызаю краешек своего бананового леденца и делаю несколько шагов в направлении шума. Мой розовый рюкзак высоко торчит из-за плеч, а прозрачные «мыльницы» скользят в луже.

Пальцы промокли.

Я делаю нервные маленькие шажки, но чем ближе подхожу к воротам, тем громче звуки. Звуки игры. Звуки смеха. Приятные звуки. Обхватив рукой дерево, я украдкой смотрю на другую половину здания. Через сетчатую изгородь я вижу всех своих новых одноклассников. Я чувствую себя посторонней, незваной гостьей. Прежде, чем я понимаю, что делаю, я стою прямо перед входом, наблюдаю, изучаю.

Леденец наполовину съеден, и мама еще не вернулась. Желтый сахар тает на пальцах. Губы холодные, язык занемел, но я не могу оторвать взгляд. Я собираюсь броситься в логово льва, и все, что я съела на завтрак – это банановый леденец.

Плохой выбор.

- Ты действительно думаешь, что есть хоть один человек во всем городе, который тебя не полюбит, Блисс? – сказал папа вчера вечером. Может, я плакала. Может, хныкала и умоляла вернуться обратно в наш дом. Наш дом до того, как мы переехали сюда пять недель назад. Тот дом, который гораздо лучше, чем этот незнакомый, холодный и шумный дом.

Я не войду в него, но вот она я.

- Твои новые лучшие друзья просто ждут, когда их найдут, Белла, - сказал он, гладя меня по голове.

- Да, точно, пап, - проворчала я.

- Я серьезно, Блисс. В этой школе есть тот, кто рожден, чтобы быть твоим другом.

- Всего один? – Я улыбнулась.

Вчера вечером отец помог мне поднять настроение, и когда я проснулась сегодня утром, пока мама накручивала мне волосы, я чувствовала себя хорошо. Я была готова и полна решимости, но сейчас, глядя на всех этих детей, я не знаю.

В смысле, разве это правда, что один человек рождается для другого?

- Эй, ты, в фиолетовом платье, двигай!

Я оборачиваюсь и отхожу с дороги как раз в тот момент, как какая-то чокнутая пролетает мимо меня на скейтборде, чуть не отдавив мне пальцы. Она тормозит и одним движением поднимает доску, а затем топает в моем направлении.

Она топает. Не идет. Она топает так, словно каждая нога у нее весит по сто фунтов. Она топает так, словно на полном серьезе собирается задавить меня за то, что я стояла у нее на пути.

- Ты меня чуть не убила! – вопит девчонка, сокращая расстояние между нами. – Больше не стой здесь.

- Ладно, - говорю я, прислоняясь к изгороди. – Прости.

Она передо мной, постукивает ногой. От нее пахнет печеньем с шоколадной крошкой и игрой. Сейчас рано, но мне кажется, что она встала и потела на солнце все утро напролет. У нее вишневно-красные щеки и длинные светлые волосы, прямые и грязные. На этой скейтбордистке джинсовая юбка, в которой ей явно неудобно. У нее грязные кеды, и правый обмотан скотчем. На ногтях у нее облезлый лак, а розовая рубашка совершенно новая. У нее в волосах бант, но мне кажется, что он там потому, что ей кто-то велел ей его надеть.

Она очень красивая. Очень-очень красивая. И злая. И у нее глаза чистейшего голубого цвета, что я когда-либо видела.

- Я не хотела чуть не убить тебя, - шепчу я.

Девчонка просто смотрит на меня, держа доску под мышкой. Затем она улыбается, и я тоже улыбаюсь.

- Ты ешь на завтрак желтый леденец? – спрашивает она, вытирая лоб тыльной стороной ладони.

Я смотрю на свой леденец и киваю.

- Да.

- Это здорово. Я хотела сегодня съесть на завтрак торт, потому что у моего отца вчера был день рождения и у нас был шоколадный торт, но мама сказала «нет», поэтому я вынуждена была съесть «Фростид Флейкс»*. Твоя мама наверно гора-а-а-здо круче, чем моя. Счастливая. Тебе очень везёт. Я Элис Каллен.

Она просто сгусток энергии. Я едва поспеваю за ней.

- Я Белла Свон.

Элис маленькая, бойкая, пахучая и крутая. Она круче меня, но она и не такая как я.

- Прости – я тебя чуть не задавила. – Элис типа краснеет. – Но я ехала так быстро, потому что мой брат был очень вредным, и я не обратила внимания, потому что мама заставила меня надеть эту юбку. – Она дергает за край джинсовой юбки. – А потом я подняла глаза, и ты там, и было слишком поздно тормозить, и ты чуть не погибла.

Я взволнованно качаю головой.

- Ничего подобного. Я отошла, помнишь?

Элис типа улыбается, но она не смотрит на меня, она смотрит на мой леденец.

- Можно взять? В смысле, ты будешь его доедать? В смысле, потому что он все равно тает у тебя в руке.

Я смотрю на свой леденец, и она права: он почти весь растаял. Я действительно хотела его, но согласна отдать ей.

- Ладно. – Я протягиваю ей его.

Сейчас она улыбается по-настоящему, сдувая челку со лба.

- Спасибо. – Один из ее передних зубов слегка выщерблен.

У меня такое чувство, что она собирается доесть леденец в один присест, когда к нам подходят несколько мальчишек.

- Элис, - говорит какой-то мальчик, - верни девочке леденец.

Мальчик с такими же глазами, как у Элис, останавливается рядом с нами. Его друзья, двое других мальчишек, идут вперед. Этот мальчик высокий и тощий. Он возвышается надо мной, или, по крайней мере, так я себя чувствую рядом с ним. У него кривая улыбка, и он постоянно пропускает пальцы через свои спутанные волосы. Думаю, он симпатичный. В смысле, не знаю. Мне нравятся его глаза.

- Я дала его ей, - говорю я, удобно расставляя ноги.

- Да, Эдвард, она дала мне его. – Элис проглатывает леденец целиком. – Так что заткнись.

Эдвард громко смеется, и тянет Элис за концы её светлых волос. Она шлепает его по руке, но он вытягивает у нее сзади кусочек рубашки.

- Милая юбочка, Элли, - дразнит он её.

Она роняет палочку от леденца на землю и замахивается на него скейтбордом. Грязные и потертые розовые колесики крутятся, крутятся, крутятся. Изолента начинается отрываться, а сама доска - беспорядочно выкрашенная темно-зеленой краской с полуоторванными наклейками по всей поверхности. Но они счастливо смеются; Эдвард увертывается от ударов Элис, но по-настоящему она не пытается ударить его, они просто играют. Я наблюдаю за ними, поправляя свой фиолетовый комбинезон и касаясь волос, чтобы убедиться, что с прической все в порядке.

Когда они заканчивают беситься, они возвращаются ко мне.

- Это мой брат, Эдвард, - говорит Элис, указывая на мальчика с глазами того же цвета, что и у нее. – Он заявляет, что классный, потому что он в шестом классе, но он даже близко не такой крутой.

Эдвард толкает Элис.

- Я классный. – Он смеется. – И крутой.

Элис закатывает глаза, запрыгивая на свой скейтборд. Она выписывает круги около нас с Эдвардом.

- Так ты новенькая? – спрашивает Эдвард.

Я считаю пуговицы на его фланелевой рубашке, чтобы не смотреть ему в лицо. Элис неправа: Эдвард классный. У него нежный голос и он тоже полон энергии. Он вроде неё, они одинаковые.

- Да, сегодня мой первый день, - говорю я, пытаясь стоять ровно. Я осмеливаюсь посмотреть ему в глаза, и когда смотрю, он улыбается. Он добрый.

- Как тебя зовут?

- Изабелла Блисс. – Я тут же бью себя ладонью по лбу. Так меня зовут только родители; мне неловко.

Эдвард смотрит на меня три секунды, прежде чем Элис проезжает мимо и бьет его.

- Ну, м-м, мне пора.

- Пока, Эдвард, - говорю я, пытаясь спрятать лицо за волосами.

Позади меня Элис выделывает кикфлипы и разные трюки на своем скейтборде. Звук, с которым ей розовые колеса ударяются о тротуар, уже странным образом радует. Словно я слышала этот звук все свою жизнь. Эти звуки должны быть со мной. Они всегда будут. Я знаю это.

Эдвард медлит, прежде чем уйти. Он прочесывает пальцами волосы и говорит:

- Мне нравится этот цвет.

Я улыбаюсь и оглядываюсь. Я в растерянности.

- Чего?

Он криво усмехается, и его глаза освещаются.

- Твоих волос. Мне нравится цвет твоих волос.

О. – Я трогаю свои мягкие кудри. – Моя мама говорит, что этот цвет называется клубничный блонд. Сегодня утром я позволила ей завить их мне. – Я не знаю, зачем я говорю ему это.

Он непринужденно смеётся.

- Твоя мама разрешает тебе есть сласти на завтрак и завивает тебе по утрам волосы? Она классная. – Он медленно пятится.

- Так и есть, - отвечаю я, стоя на месте.

- Ну, увидимся.

- Пока.

Эдвард разворачивается и уже идет к своим друзьям, но затем останавливается и оборачивается лицом ко мне.

- Мне правда нравится. – Он улыбается. – Я про твой цвет волос.

Я корчу мину. Зачем он это говорит? Что я должна ответить: «Мне тоже нравятся твои волосы»? Потому что – серьезно – у него классные волосы, каштаново-рыжие или цвета золота…

Он смеётся надо мной?

Эдвард смеётся, но не похоже, что он делает это чтобы досадить мне.

- Пока, Изабелла Блисс.

Я качаю головой.

- Белла. Меня зовут Белла.

Он кивает и убегает, забирая с собой всё моё смущение. Мальчишки странные, они заставляют меня чувствовать себя тупой. Прежде, чем он убегает, я машу ему на прощание. Элис всё ещё катается, и я с удовольствием наблюдаю за ней. Я бы никогда не смогла прокатиться на скейте, но вроде как классно наблюдать, как она катается. У нее хорошо получается. У Элис на ногах несколько синяков и ободранные коленки, так что, по-видимому, катается она часто. Мне нравится, как взметаются ее волосы, когда она запрыгивает на доску.

- Блисс! – зовет меня мама.

Кусая ногти, я еще секунду наблюдаю за Элис, а затем бегу обратно к маме. Она, щурясь, осматривает парковку в поисках меня. У неё в руке документы, с которыми она идёт на работу. Она кажется слишком встревоженной и напуганной.

- Я тут, мам.

Её лицо разглаживается, и она улыбается, заметно успокаиваясь.

- Я узнала номер твоего класса, детка. Где ты была?

- Вон там. – Я указываю в сторону Элис.

Мама кивает, берет меня за руку и направляется к воротам, через которые я только что вышла. Мне хочется еще поговорить с Элис. Мне кажется, что она могла бы стать мне подругой. Моей единственной подругой. Я тяну маму за руку, прося ее подождать. Мама совершенно не обращает на меня внимания. Мамы это умеют: не обращать внимания, когда их тянут за руку, донимают, плачут и скулят.

Мы проходим через ворота. Элис совершенно не обращает на меня внимания, когда к ней подходит пожилой мужчина. Он указывает на её скейтборд, и, судя по тому, как Элис на него смотрит, это не первый и не последний раз, когда ей придется пожалеть о своем увлечении.

Элис быстро засовывает свой скейт в рюкзак; он почти не влезает в него, но она все равно снова надевает рюкзак на плечи. Элис закатывает глаза, сдувая с глаз чёлку. Она кивает, кивает, кивает, … а затем видит меня.

- Мам, - канючу я и тяну ее за запястье. – Мам, остановись.

- Что, Белла? – Она взволнована, и больше тревожится о моем новом классе, чем я. Что глупо. Это мне там учиться, а не ей.

Я указываю на Элис, и она, должно быть, понимает, потому что искренне улыбается. У мамы молодое лицо, но у нее вокруг глаз есть несколько черточек, которые показывают, когда она действительно счастлива, и сейчас они там.

- Ты уже нашла себе подругу, Блисс?

Я киваю.

Мама довольно долго рассматривает Элис, которая смотрит на нас в ответ. Мужчина всё еще ругает мою новую подругу, но я не вижу его лица. Должно быть, он учитель, и всё же. Стоя спиной ко мне с мамой, он подносит палец прямо к носу Элис. Она не отступает, но он раскачивается и трясёт пальцем, словно говоря: «Нет, нет, нет». И «Плохо, плохо, плохо».

Моя мама громко выдыхает; она не одобряет, когда на детей кричат, шлепают их и тычут в них пальцами. Она практикует подавление и удержание под колпаком, но ни в коем случае не позор. Мои родители никогда не цыкали на меня и никогда меня не били. Мой отец говорит, что бить ребенка – это вообще унижение. Он никогда не рассказывает мне подробностей, но он коп, и за годы службы видел большую долю случаев, когда детей «били». Что бы это ни значило.

Мама с папой постоянно напоминают мне о важности «правильного выбора» и о том, чтобы я «не выходила из себя». Этот мужчина явно выходит из себя. Он груб.

- Ну все, - шепчет мама, и тянет меня за собой. Браслеты у нее на запястье позвякивают. Её юбка развевается позади неё, а кудри подпрыгивают в такт ее шагам. Я чуть не спотыкаюсь, потому что мама идет очень быстро и у меня скользкие «мыльницы».

- Вы не объясните мне, почему кричите на эту маленькую девочку? – Мама выпускает мое запястье и тычет пальцем в лицо мужчине. – Вам нравится, а? А? А?

Мы с Элис хихикаем, пока лысый мужчина в уродских очках запинаясь, говорит:

- Ну, видите ли, её предупреждали. М-м-м, ну…

- У тебя така-а-а-ая классная мама, - шепчет Элис, беря меня за руку.

Её рука липкая от желтого леденца, потная и горячая, но кажется родной. Кажется, что она останется в моей руке навсегда. Кажется, что Элис родилась, чтобы держать меня за руку

***

После того, как мама заканчивает читать мужчине лекцию о том, как нужно обращаться с маленькими детьми, она сопровождает нас с Элис в класс.

- Ты не можешь кататься на скейтборде на территории школы, Элис, - говорит мама. – Но если он еще когда-нибудь так заговорит с тобой, просто дай мне знать. – И, сравнив номер класса Элис с моим, она говорит:

- О, да ты с Блисс в одном классе.

Да, Элис мой единственный друг, и она в моем классе. Мы сидим рядом. И рядом со мной витает запах печений с шоколадной крошкой и пота. Да, и шоколадного торта.

- Ты принесла в школу шоколадный торт? – спрашиваю я, когда она предлагает мне немного из своего мешочка. Торт весь помятый и сплющенный. Он даже уже не похож на шоколадный торт.

- Да, я вечно голодна. – Она хихикает. – Мама сказала, что я не могу есть торт на завтрак, но она не сказала, что я вообще не могу его есть. – Элис пожимает плечами, словно это ерунда.

Другие дети в классе пялятся на меня так, словно я чудная. Я не чудная. Утром мама накрутила мне волосы, поэтому я не выгляжу по-чудному.

Миссис Перковски, наша учительница, представляет меня как новенькую, прибывшую в начальную школу Форкса. Я краснею, они машут руками, и теперь Элис предлагает мне остатки торта. Делая классную работу, мы делимся цветными карандашами; она делит карандаши и дает мне все девчачьи цвета: розовый, желтый, фиолетовый и бирюзовый. Себе же она оставляет мальчиковые: синий, черный, красный и зеленый. Оранжевый у нас на двоих, потому что он нейтральный.

Мне нравится, как она смотрит на меня.

На первой перемене Элис со мной. Я качаюсь на качелях, а она гоняется за мальчишками.

- Я не могу бегать в этой проклятой юбке! – На её лице появляется лёгкий оттенок красного, когда она тянет джинсовую ткань, разрывая несколько стежков.

За ланчем я делюсь с ней своим сэндвичем с индейкой. Она предлагает мне арахисовое масло и джем, но я говорю ей, что всё нормально.

Я знакомлюсь с несколькими новыми друзьями:

Лорен: Она в нашем классе. Она действительно милая и симпатичная. Ей нравится мой фиолетовый комбинезон, а мне нравится её розовая головная повязка. Думаю, она хочет со мной дружить, но мы обе одинаково стеснительны.

Гарретт: Он тоже в моем классе. Он просто сказал «привет» и всё.

Леа: Она улыбается мне, и мне неприятно, потому что я не говорю ей, что у нее в зубах застрял салат-латук. Было бы грубо поставить ее в неловкое положение на глазах у друзей, и не хочется, чтобы она меня ненавидела. Когда-нибудь она и сама догадается, что он там застрял.

Джаспер: Он тоже стеснительный, и у меня такое чувство, что он нечасто пользуется словами, но он говорит взглядом, и это успокаивает. Они с Гарреттом лучшие друзья.

Ким: Она требует всеобщего внимания, и я не знаю, что я чувствую по этому поводу. Она дружит с девочкой Шарлоттой, и думаю, что и я ей не нравлюсь.

После ланча мы возвращаемся на игровую площадку, и я снова вижу Эдварда. Он играет в футбол** на поле. Элис занята тем, что швыряется в Ким хрустящей картошкой, украденной в кафетерии, поэтому я наблюдаю, как ее брат бегает взад-вперед по травяному полю. С ним кучка других ребят, полагаю, его друзей. Вдоль боковых линий стоят девчонки, они улыбаются, хихикают и перешептываются.

Думаю, они дуры. Чего хихикать над потными мальчишками, пинающими мяч?

Белокурый мальчик, с которым Эдвард пинает мяч, улыбается девочкам, но Эдвард пребывает в своём собственном мире. Он не сводит глаз с мяча, когда бежит на другую сторону поля, а за ним бежит «хвост». Его волосы падают на глаза, он ухмыляется, и я гадаю, остановится ли он когда-нибудь.

Я стою у края качелей до тех пор, пока Эдвард не бьёт мячом в белую сетку. Он забивает гол, и несколько человек из его команды, похоже, рады этому. Белокурый мальчик, который заигрывал с девчонками, прыгает ему на спину, а еще один мальчик с волосами потемнее хватает его под коленями, пока они все втроем не оказываются на земле.

Девчонки хлопают, всё еще перешёптываясь и хихикая. Только теперь они тоже показывают пальцами. Они указывают на Эдварда и его друзей, и это кажется мне странным. Что в нём такого особенного?

- Хочешь хрустящей картошки? – спрашивает Элис, засовывая один ломтик себе в рот.

Я отвожу взгляд от ее брата и смотрю ей в глаза. У неё на носу несколько веснушек и маленький шрам у левого глаза. Интересно, расскажет ли она мне когда-нибудь, как она его заработала. Станет ли она моей лучшей подругой, потому что я хочу этого. Подумает ли она, что я странная, потому что так пристально на неё смотрю. Поймёт ли, как это сложно - не смотреть на неё так близко.

- Нет, спасибо, - говорю я, отворачиваясь от футбольного поля, решая, что завтра утром принесу Элис целый банановый леденец.
 

*марка глазированных хлопьев компании «Келлоггс»

**здесь речь идет о привычном для нас футболе

Продолжение следует...