От авторов: "Сумерки" нам не принадлежат; лишь розовые босоножки и тонна лака для ногтей. Все права и уважение Стефани Майер, "Talking Back Sunday", "Sublime", Нэсу, "Led Zeppelin", Роберту Земекису и "Fever Ray"**.

Вот что случается, когда долгая ночь подразумевает кулачный бой.



Быстро вперед, чтобы сказать "четыре часа", я берегу время. Я держусь; мы всегда держимся, держимся. И, в первую очередь, поэтому мы здесь. Тебе никогда не следует приходить сюда одной. Тебе вообще не стоит волноваться...

Изабелла Блисс

Сегодня последний день учебы перед зимними каникулами, и я просто сгусток энергии.

Начиная с самого утра, я вся бурлю. Мама намекнула, чтобы я проводила больше времени дома, и я подыгрывала всю неделю, но сегодня пятница, и сегодняшнюю и следующую ночь я буду с Элис.

На улице повсюду снег и лед, но я весь день пританцовываю от радости.

Младших из старшеклассников не слишком много, но в спортзал на рождественский сбор набились все до единого ученики и учителя. Мы все пришли с последнего урока и должны сидеть со своими классами, но я ни разу не видела, чтобы кто-то следовал этому правилу. Выступают чирлидеры, группа пытается играть музыку, а остальные несколько сотен слоняются по залу пока не находят своих друзей, и стоят неподвижно, делая вид, что смотрят.

Я раскачиваюсь на носках своих серых зимних сапог, переводя взгляд с одного профиля на другой в поисках зачесанных вбок пыльно-белых прядей Элис.

Она разрешила мне постричь их лишь на прошлой неделе. Они по-прежнему длинные, но так, как она любит: до середины лба.

- Белла Блисс!

Я оборачиваюсь, услышав, как мое имя произносят знакомым дружелюбным голосом. Со второго ряда трибун Джаспер машет мне рукой. Элис и Гарретт стоят на полу напротив него. Она стоит на цыпочках, капюшон надет на голову, корчит мне презрительную мину.

Смеясь, я машу рукой и надеваю балетки на ноги, чтобы пробраться сквозь толпу.

Хоть мы и должны были сидеть по разные стороны, некоторые семиклассники и восьмиклассники объединяются. Не то, чтобы меня это сильно волновало; я совершенно уверена, что единственные достойные внимания восьмиклассники, которых я знаю, уже прогуливают и к этому моменту, вероятно, подзавяли.

"Завяли" - очередное словечко, которое я переняла от Элис для описания Эдварда и его друзей, когда они настолько накурены, что едва в состоянии держать глаза открытыми. Сильнее, чем просто пара косяков, чуть больше чем "обдолбаны", когда они общаются ни о чем и только смеются и что-то бормочут.

Я не знаю, где они это делают, но иногда они приходят домой откуда-то, где были, и заставляют нас с Элли смеяться так, что болят щеки.

- Здрасьте, дорогая. – Когда я стою рядом с ней, она улыбается с притворным акцентом, посылая мне один из своих презрительных взглядов. Под своим черным худи с надписью "Никакой лжи, только Любовь", вышитой белыми нитками на груди, она вся светится и тоже полна энергии. Я чувствую это.

Мы освещаем друг друга.

- Привет. - Я улыбаюсь, игриво толкая ее локтем в бок. Я улыбаюсь Джасперу и здороваюсь с Гарреттом. Он кивает и шепотом здоровается со мной в ответ.

Мальчишки сидят на ряд ниже нас с Элис. Она рассказывает мне о проекте, который ее заставил выполнить учитель математики, и ее бесит, что каждую свободную минуту на перемене она вынуждена думать о цифрах.

- Так что да, отстойно, - говорит она, доставая из кармана своего худи рулон жвачки.

- Не думаю, что ты должна делать это сегодня. У тебя впереди много недель, прежде чем тебе придется хотя бы подумать об этом, - с оптимизмом говорю я, протягивая руку, а она отрывает от рулона кусок пудрово-розовой мягкой жвачки.

- Точно. Слава Богу. - Элис разламывает оторванный кусок жвачки пополам и возвращает рулон в карман. - Мама нас заберет, а потом они с отцом уходят. Какой-то ужин при параде или что-то в этом роде.

- Здорово. – Я киваю, думая о сегодняшнем вечере, готовая идти. У меня всю неделю были классные и домашние работы. Я в полном восторге, что мы уберемся отсюда и пойдем к ней домой, в ее комнату, где жизнь легка и приятна.

На паркете перед нами тренеры заводят толпу, команда чирлидеров продолжает свое выступление. Мы надуваем пузыри из жвачки и смеемся над Ким с ее помпонами и слишком короткой юбкой.

Элли откидывает капюшон и ерошит рукой свои светлые волосы, с улыбкой закатывая глаза. Темно-синий лак на ее ногтях облупился, являясь живым доказательством ее крутизны и того, что мы слишком много времени проводим врозь.

- Дай мне сегодня накрасить тебе ногти. Я купила новый цвет, - бурчу я, запуская пальцы в ее блестящие светлые волосы. - Специально для тебя.

- О, да? - говорит она, словно выпендриваясь.

- Да, и подожди, пока увидишь, как он называется, - с кивком обещаю я, и с нетерпением жду, когда же уже закончится этот дурацкий сбор и начнутся каникулы. - Тебе понравится.

Чем ближе стрелки на огромном секундомере напротив нас к трем часам, тем сильнее меня тянет уйти.

Пытаясь согреть холодные пальцы, я провожу руками по коленям своих джинсов и двигаю их дальше, до ботинок, которые доходят до середины икры. Деним темный и красивый, за зиму я привыкла носить джинсы. Холодная погода - это шарфы и варежки, много мягких слоев, в которые можно укутаться, так что это не так уж и плохо, но я скучаю по платьям.

Я размышляю над тем, что если Эдвард прогуливает вместе со своими дружками, придет ли он домой к ужину или хотя бы до того, как вернутся Карлайл и Эсме.

Сегодня утром он натянул мне шапку на глаза.

Я стояла с Элис у своего шкафчика, снимая пальто. Он подкрался сзади, и все потемнело.

Я сдвинула локтем свою розовую, из мягкой шерсти шапку обратно как раз вовремя, чтобы увидеть проходящего мимо Эдварда, за которым следовали тупой и еще тупее.

- Привет, Блисс. - Он улыбнулся. На голове у него был черный капюшон, на котором таял белый снег. Не сбавляя шага, он потянул Элис за шарф. - Грязная жопа, - пошутил он.

К этому сводится практически все наше общение с Эдвардом и его друзьями в школе. Ланч у нас в разное время, занятия - на разных этажах, так что мы действительно встречаемся всего несколько раз в неделю в коридорах.

Наши миры уже весьма далеки. Он прекрасно умеет не дать забыть об этом. Я - принцессочка, а он – сплошные проблемы.

Когда в следующем году он пойдет в старшие классы, чувствую, мы окажемся в совершенно разных мирах.

Повернувшись спросить у Элис, во сколько уходят ее родители, я открываю рот, но останавливаюсь, когда она еще раз вытаскивает руки из карманов.

Она сминает маленький клочок бумаги и бросает его в лохматые волосы Джаспера, и когда она делает это, из-под ее черного рукава высовывается множество браслетов дружбы.

За последние три года мы сделали и обменялись несусветным множеством плетеных браслетов, браслетов с бусинками и из узелков. Свои я храню в маленькой белой коробочке в шкафу, и ношу один, может, два в день. Но если ты что-то повязал Элли на руку, оно не снимется оттуда до тех пор, пока не перетрется от старости. Ей нравится носить их все разом.

Однако когда я быстро отвожу взгляд от бесконечного множества цветов и текстур у нее на запястье, я замечаю эту связь, когда Джаспер выдергивает бумажку из волос и с усмешкой оборачивается.

Пока моя лучшая подруга делает вид, что она ни при чем, а он швыряет бумажку обратно в нее, я замечаю сплетенную черную нить на его правом запястье.

Она такая же, как самая новая нитка на левом запястье Элис, прямо с краю.

Она снова бросает бумажку в Джаспера, и я сглатываю полуписк-полусмех, который чуть не срывается с моих губ. Я прикрываю улыбку руками, потому что не хочу ее смущать.

Пацанка Элис далеко ушла от того, чтобы бегать по площадке за Фредди Крюгером.

Они далеко не пара, но носят одинаковые браслеты, и это умопомрачительно, восхитительно мило.

Внезапно повсюду раздаются аплодисменты и громкие приветствия, когда директор распускает собрание. Элис неумышленно встает, как только встает Джаспер, и слово "парочка" звучит у меня в голове.

Я не знаю, почему это вызывает у меня мысли об оранжевом свете, группе «Ньюпортс» и двух ножных браслетах, но это так.

Осматривая спортзал, когда мы идем по направлению к коридору, я понимаю, что не было не только мальчишек. Виктории тоже не было.

Я шмыгаю слюной во рту и иду за Элис через коридор семиклассников.

Если бы кого-либо спросили про Эдварда и Викторию, никто бы не сказал, что они пара. Я ни разу не видела, чтобы он держал ее за руку или целовал, или носил ее или чью-либо черную нитку, но я многое узнала, наблюдая за Элис с Джаспером и другими людьми.

Ярлыки мало что значат.

Тайные маленькие знаки - вот они значат, и я видела одну из ее кислотно-розовых резинок на полу у Эдварда несколько недель назад. И зажигалка, которую она достает из кармана, прикуривая сигарету - его чёрный "Бик". Та, от которой он прикуривал свои косяки прошлым летом.

Но нет, они не пара, потому что (как сказал Эдвард со всей своей ухмыляющейся серьезностью) он не может быть связан.

Я мысленно закатила глаза, когда он это сказал.

Дальше по коридору Элис смеется над чем-то с Леа и Джаспером, и этот звук вырывает меня из моих мыслей. Я надеваю сначала свою розовую шапку и розовый шерстяной шарф, а затем куртку сливочно-белого цвета и тянусь за своим рюкзаком, полным вещей для ночевки.

Когда мы с Элис открываем дверь машины Эсме, та великодушно и спокойно ждет нас. Мы забираемся на заднее сиденье. У них дома, вдалеке от ветра и холода, она заказывает для нас китайскую еду, и отдельно ло-мейн* для Эдварда, когда тот вернется домой от Пити.

Мы заканчиваем ужин, когда она возвращается на кухню, застегивая на ходу бриллиантовые серьги.

- Я хочу, чтобы ты позвонила мне, если Эдвард попытается привести сюда своих друзей, когда они подвезут его сегодня.

- Зачем? - спрашивает Элис, доставая из холодильника молоко, едва обращая внимание на слова матери.

Я закрываю коробку с тем, что осталось от нашей лапши и придвигаю ее к стойке, и мне любопытно, что он сделал на этот раз.

Эсме качает головой.

- Потому что мне сегодня звонил мистер Баннер, - отвечает она с совершенно не удивительной и крайне недовольной улыбкой.

Мистер Баннер - завуч нашей школы. Когда я поворачиваюсь, чтобы взять из шкафа два стакана, я задаюсь вопросом, забили ли они уже домашний номер Калленов в список быстрого набора.

Эдвард много раз уходил безнаказанным, но он постоянно переходит границы, снова и снова, и я не понимаю. Я хочу понять, но не могу, что хорошего вообще может из этого выйти по его мнению.

- Он приклеил записку в шкафчике какой-то девочки. Кимберли, кажется, - говорит Эсме, тряхнув своими длинными бронзовыми волнистыми прядями, от чего звякают браслеты у нее на запястье.

Элис фыркает. Я давлю смех, потому что – подумать только - Ким?

- Да, и? - Элис ждет ответа, глядя на мать из-за стакана молока.

Я молча пью. Я могу лишь представить, какие безобразные глупости и грязь были в такой записке.

Эсме пожимает плечами, словно не знает, как это понимать, за исключением того факта, что у Эдварда проблемы…

Снова.

- Ее мама нашла вчера записку, и Кимберли сказала, что это сделал Эдвард. Записка не от руки, но на камерах отчетливо видно, как Эдвард кладет ее ей в шкафчик. А поскольку он хам, и заявил, что хочет поговорить с лучшим адвокатом по защите в Сиэтле вместо того, чтобы говорить с Баннером, который сам и написал эту записку, это его второе письменное предупреждение.

Она снова качает головой и разочарованно вздыхает.

- Когда он вернется в школу, получит отстранение на два дня.

С одной стороны, представляя, как Эдвард с умным видом говорит все это в мясистое лицо мистера Баннера, мне хочется рассмеяться от вероятного содержания этой записки, но с другой стороны я вижу, как расстроена Эсме. Мне хочется, чтобы все утряслось, прежде чем недавняя угроза Карлайла отдать его в военное училище станет явью.

Элис толкает меня локтем, кивая в сторону лестницы.

Поблагодарив Эсме за ужин, я хватают свою сумку и иду за подругой в ее комнату.

Я разуваюсь, и она включает "40 унций до свободы"****.

- Жаль, сейчас не лето, - говорит она, плюхаясь на кровать и вверх тормашками глядя в окно.

Я плюхаюсь рядом с ней, и мы поем про алые бегонии и бледно-голубые. Мы сидим на ее зебровом покрывале, чертим пальцами фигуры и говорим о той записке. Мы совершенно уверены, что, скорее всего, ее написал Пити, и снова смеемся над Ким с ее помпонами.

Когда я даю ей лак, который купила, она радостно подпрыгивает, держа его обеими руками.

- Ладно, ты была права: он мне и правда очень нравится. - Она усмехается, поднимая пузырек вверх и изучая его в ярком дневном свете снежного дня, проникающего через шторы. - Как он называется?

Я протягиваю руку и переворачиваю пузырек матового черного лака у нее в руках донышком вверх, чтобы она увидела наклейку.

- Ха! Это точно. - Она смеется, отдавая мне обратно лак, и встает, чтобы принести из ванной жидкость для снятия лака.

Мысленно улыбаясь, я вытягиваю ноги на кровати и дергаю пальцами в полосатых бело-розовых носках с раздельными пальцами.

Как раз в тот момент, как Элис появляется из-за угла, я слышу, как внизу открывается дверь.

Она поднимает брови, и я тоже. Обменявшись с ней мимолетным взглядом, я слезаю с кровати, и мы бесшумно выходим в коридор.

Когда мы свешиваемся с перил, я едва успеваю заметить Эдварда - его правую руку и каштаново-рыжие волосы, торчащие во все стороны, когда он снимает капюшон, покрытый снегом.

Голос Эсме из гостиной полон ледяного спокойствия:

- Можешь объяснить свой поступок?

Эдвард качает головой и исчезает из виду, направляясь туда, где она, и я думаю, что если бы была на его месте, если бы была ребенком, который постоянно нарушает правила, я бы ненавидела такие вопросы. Они словно буквально вовлекают его в еще большие проблемы.

Я моргаю, и он начинается - допрос. Слышно плохо, потому что мы наверху, но некоторые моменты слышно прекрасно.

Она говорит что-то о том, что надо быть умнее своих друзей.

Он говорит ей «чья бы корова мычала».

Я не совсем понимаю, что он имеет в виду, но в ответ она повышает голос. Она не кричит, но определенно говорит на полном серьезе.

Эдвард не повышает голос, как и всегда. В этом нет необходимости. У него острый язык и довольно быстрый сам по себе.

Разговор не слишком долгий. Мысленно я очень надеюсь, что, по крайней мере, никто не заметил его с друзьями отсутствия на сегодняшнем собрании.

Мы с Элис обменивается взглядами, когда слышим тяжелые шаги Эдварда.

- На этот раз можешь все рассказать об этом своему отцу, - говорит Эсме прямо у него за спиной, когда он снова появляется в поле зрения и поднимает свою сумку с книгами. - Раз уж это "ерунда", вперед.

- Мне все равно, - бормочет он себе под нос, снова поворачиваясь к ней, словно даже не слушает ее.

- Что это было? – требовательно спрашивает она, уперев руки в бока, стоя у подножия лестницы.

Мы с Элли смываемся назад в ее комнату, и прямо перед тем, как она начинает закрывать дверь - медленно, осторожно, чтобы не шуметь - я слышу, как Эдвард бормочет кое-что еще. Довольно тихо, так что не думаю, что Эсме это слышит, и гадаю, слышит ли это Элис:

- Блядь, не могу дождаться, когда свалю отсюда.

Он изо всех сил хлопает дверью. Мы с Элис подпрыгиваем. Затем я слышу, как на другом конце его комнаты сумка ударяется об пол.

Мое сердце колотится, несколько секунд я не смотрю на Элис, потому что не хочу, чтобы ей было еще более неловко, чем, видимо, уже. Я прислоняюсь к ее письменному столу и, поджав губы, сковыриваю только сегодня утром накрашенный розовый лак.

Боковым зрением я вижу, что Элис движется, и поднимаю глаза.

- Я сейчас вернусь. - Она открывает дверь. Я одна, и живот немного сводит.

Не могу сказать, что я привыкла к характеру Эдварда, потому что тут много к чему нужно привыкать, но я настолько близка к этому, насколько и любой другой человек. Однако здесь и сейчас меня беспокоит не его ссора с мамой, не его хлопанье дверью и швыряние книг.

Проблема не в том, что он постоянный участник ссор и не в том, что только что брошенное ругательство звенит у меня в ушах и от него скрутило живот; проблема в последних двух сказанных им словах.

Уберусь отсюда.

Элис локтем открывает дверь, в левой руке у нее жидкость для снятия лака, а под мышкой пакет ватных шариков.

- Забудь об этом. - Она улыбается, пожимая своими сильными тощими плечами, словно все хорошо. Все в порядке.

Ладно, может, Элис привыкла к его характеру больше, чем кто-либо другой, но я чувствую, что я совсем недалеко от нее.

Я беру инициативу в свои руки и сажусь рядом с ней, положив ногу на ногу, и сжимаю нервы в кулак.

Чуть позже Карлайл приходит домой, но не входит. Эсме окликает любимого мужа, кричит наверх: "До свидания!" и уходит.

В доме наступает мир.

* легенда американского кинематографа, актер, выдающийся танцор и хореограф

** видимо, подобные респекты будут в каждой главе, и мне не то, чтобы лень давать вам информацию по каждому из упоминаемых здесь коллективов и исполнителей, просто кому-то эти имена и без меня известны, а кому-то останутся неинтересны, даже если я расскажу, кто они. Поэтому впредь я буду комментировать только то, что имеет значение для повествования, а все остальное есть в интернете. Ну, а Роберт Земекис - режиссер моего любимого фильма «Форрест Гамп» и многих других ;)

*** острая китайская лапша

****дебютный альбом «Sublime» 1992 года