Я слышу, как у Элли урчит в животе, когда она тянется к пульту, чтобы остановить фильм. Мой живот тоже разговаривал со мной, но я ничего не сказала, потому что я хоть и голодна, но и еще и нервничаю.

- Хочешь поужинать? – Элис выпрямляется, указывая на меня пальцем, на ногте которого нарисовано фиолетовое сердечко. – Думаю, в морозилке есть пицца и все такое.

Мой желудок урчит, когда я касаюсь ее пальца своим с таким же рисунком. Мои теперь блестящие черные ногти сверкают, вызывая у меня улыбку.

- Конечно, - говорю я, усмехаясь, когда мой живот издает очередной урчащий звук. Видимо, я голодна сильнее, чем думала, и мне более чем немного любопытно, что происходит за стенами ее комнаты. – Пойдем, найдем себе поесть.

В коридоре мои нервы наполовину успокаиваются. Дверь у Эдварда захлопнута, но из-под нее виден свет и слышится музыка. Так что, даже если он и не хлопнул ею, когда бы ни поднялся наверх, теперь я знаю, что он все еще здесь.

Дальше по коридору дверь Карлайла и Эсме открыта, но в комнате темно и там никого нет, как нет и внизу.

На кухне на столе записка, поверх которой лежат деньги.

Элис, не хотели портить вечер твоей лучшей подруге. Закажите еды, если хотите. Мы вернемся поздно. Любим вас всех троих. Целуем.

Мы звоним в китайский ресторан и торчим в гостиной. Элис пишет Эдварду сообщение, что для него есть креветки с жареным рисом, если он хочет, но он не отвечает и не спускается.

Я держу свой телефон в кармане, где почувствую его, если он завибрирует.

Он не вибрирует.

Мы смотрим очередное кино, и Элис разрешает мне накрасить ей ногти на ногах после того, как я крашу их себе. Мы печем печенье с шоколадной крошкой из готового теста из холодильника и, когда оно готово, макаем его в банку с ванильным мороженым. Около полуночи она получает от Джаспера сообщение с текстом песни, и от этого сияет. Я проверяю телефон, чтобы понять, работает ли он.

Он работает. И у меня нет ни одного пропущенного сообщения. И от этого я чувствую себя немного жалкой.

Даже, несмотря на то, что Эдвард обратил на наше присутствие внимания не больше, чем на лекцию родителей, он знает, что я здесь. Я знаю, что он знает. Я сказала ему, что приду, когда мы вчера вечером говорили по телефону, и прежде чем повесить трубку, он сказал: «До завтра, Блисс».

Мы с Элис переодеваемся в пижамы и перещелкиваем каналы, свернувшись на диване под одеялом. Я слышу, как наверху включается душ, но Эдвард не спускается и мой телефон по-прежнему не вибрирует.

Я знаю, что, по всей видимости, от все еще вне себя от всего, что случилось после обеда, но это же я. Он не должен обращаться со мной так, как со всеми остальными. На этот счет нет правила, но, видимо, его нужно ввести.

Элис зевает во весь рот и потягивается, моргая сонными глазами.

- Я слабачка если скажу, что хочу спать?

Я невольно улыбаюсь.

- Нет. – Я качаю головой. – Почти два ночи. Это не слабость, это нормально. Я тоже устала.

В принципе, я говорю полуправду. Я устала, но не настолько, что сразу усну. Нет, я буду лежать в ее кровати и делать то же самое, что делаю сейчас на диване: гадать, хорошая это идея или дурацкая – пойти к Эдварду в комнату после того, как она уснет.

Мне хочется, но он вообще-то до сих пор даже виду не подал, что знает о моем присутствии.

- Здорово, - Элис устало улыбается, сбрасывает одеяло и выключает телевизор.

Наверху, даже после того, как мы чистим зубы и ложимся в постель под мерцающими желтыми огоньками, я по-прежнему не могу решить, где усну сегодня.

- Хочешь завтра пойти в торговый центр? – зевая, спрашивает Элис. – Мама сказала, что я могу проколоть хрящ уха.

- Конечно. – Я улыбаюсь в сверкающей темноте, засовывая телефон под подушку. – Спокойной ночи, Элли. Я люблю тебя как клубничный винный сок.

Я слышу ее смешок, уже почти сквозь сон.

- Споки, Блисс. Я люблю тебя как подарки на день рождения, когда совсем не мой день рождения.

Проходит несколько минут. Десять. Пятнадцать.

Элли крепко спит, и я едва слышу музыку, доносящуюся по коридору, но все еще не могу принять решение. Меня не отпугивает его плохое настроение. Я просто не хочу мешать ему, если он предпочитает быть один.

Проходит еще десять минут, и мой телефон под подушкой наконец-то гудит. Одно новое сообщение от Дасти.

Чего ты ждешь, принцессочка?

Я даже не отвечаю.

Я позволяю ему подождать еще несколько секунд, которые уходят на то, чтобы громыхающие камни в моем животе превратились в цветных бабочек; несколько суперкоротких минут уходит на то, чтобы украдкой выбраться из постели и пройти по коридору. Он заставил меня прождать весь вечер; всего пара минут с моей стороны – это честно.

Когда я открываю дверь, Эдвард отходит от окна. Он босой, на нем черные байковые штаны и белая футболка с V-образным вырезом. Левый уголок его рта приподнимается в полуулыбке, когда он видит меня, и вся моя тревога сегодняшнего дня исчезает до капли. Я не знаю ни что произошло, ни что будет, но ее просто больше нет.

Маленький уголок превращается в улыбку во весь рот, хотя его поза все еще напряженная. Я гадаю, злится ли он до сих пор. Я не уверена, но он определенно выглядит беспокойным и слегка обиженным.

- Привет, - говорю я без страха, пытаясь прочувствовать его настроение. Я тихо закрываю за собой дверь и сажусь на свою сторону кровати. Одеяло откинуто, словно он уже ложился и вставал несколько раз.

- Привет, - отвечает он, проходя мимо меня. Как только он выключает свет, его рука привлекает мое внимание. Костяшки на правой руке содраны до крови в той драке.

Когда он ударяет по выключателю, наступает не кромешная темнота, потому что с улицы проходит немного света от фонарей, но обычно мы засыпаем под включенный телевизор. Эта тишина и почти полная темнота в новинку.

Внезапно мой живот заполняется порхающими бабочками, и сердце колотится так сильно, что, думаю, я могу попробовать его на вкус. Все еще сидя, прислонившись к изголовью, я засовываю ноги под скомканное одеяло, когда он обходит кровать и забирается на свою половину. Он похож на тень.

- Ну. – Я сглатываю, когда он тянется за одеялом и накрывает нас обоих. – Что сегодня случилось с…

Я замолкаю, потому что вижу, что Эдвард ложится, качая головой.

- Я правда не хочу об этом говорить, - тихо говорит он. Он просовывает одну руку под меня, а вторую кладет мне на талию и осторожно поворачивает меня так, чтобы я была спиной к нему.

Я забываю про наполовину заданный вопрос.

Я чувствую его сердце между своими плечами и его живот, прижатый к моей спине. Я чувствую обе его руки, обнимающие меня посередине, и рада, что нас окружает темнота. Я рада, что лежу спиной к нему, потому что то, как он обнимает меня, вызывает у меня улыбку как у какой-то сумасшедшей.

Вытащив правую руку из-под его бицепса, я кладу ее поверх его руки, которая обнимает меня за ребра, осторожно касаясь его костяшек. Гадаю, чувствует ли он мое сердце, потому что оно до сих пор колотится как бешеное, но мне все равно. Меня не смущает, если он чувствует его, потому что оно взбесилось из-за него.

Все вопросы позабыты, все тревоги ушли, я моргаю и позволяю глазам закрыться. Мое сердце продолжает неистовствовать, но все остальные части меня расслабляются в объятьях Эдварда.

Он крепче прижимается лицом; я чувствую его нос у себя за ухом. Он согревает мое тело и окружает меня совершенно по-новому.

Я чувствую его дыхание на своей шее, в волосах, и мне хочется уснуть прямо здесь, вот так. Мне хочется смотреть лучшие сны, прямо здесь, но бабочки до сих пор кружат у меня в животе.

Я не знаю, смогу ли уснуть, но затем Эдвард издает тихий-претихий звук прямо у моего уха. От этого на мои ресницы наваливается тысяча прекрасных фунтов веса, и я легко и радостно закрываю глаза.

- Спокойной ночи, Изабелла Блисс, - шепчет он, и его усталый голос щекочет мне ухо.

На этот раз я мычу в ответ, и сладкий сон уносит меня даже раньше, чем я успеваю это понять.
 

***

Я ем второй кусок тыквенного пирога перед ужином, мечтая потягивать горячий шоколад у камина в доме Калленов.

Там Элис. Несколько минут назад она прислала мне фотку с кружкой, полной пушистых комочков зефира и одним из своих сморщенно-уютно-счастливых лиц перед камином.

Я как бурундук набиваю за щеки два больших куска пирога, корчу забавную рожицу, делаю фото и посылаю ей в ответ с двумя сердечками под ним. Я скучаю по тебе! Скучаю! Скучаю!

Сегодня День благодарения, и бабушка с дедушкой, родители отца, приехали к нам в гости. Я не видела их с тех пор, как мы переехали. Никто из нас не видел. И сегодня и завтра я без вопросов сижу дома. К вечеру субботы я снова буду свободна, но каждый раз, как я думаю об этом, кажется, что до вечера субботы еще миллион лет.

Так что я изо всех сил пытаюсь не думать.

Я играю свою роль, и это совсем не ужасно. У бабушки с дедушкой полно забавных историй о годах до моего рождения, на столе достаточно вкусной еды, а закусок на стойке хватит мне на много дней вперед. Вдобавок ко всему, мама с папой оба в таком хорошем настроении, постоянно касаются друг друга и обмениваются через всю гостиную счастливыми влюбленными взглядами. Они танцуют щека к щеке на кухне, и когда он в танце наклоняет ее спиной вниз, я смеюсь, когда смеется она. Я беру деда за руку и смеюсь еще громче, когда он говорит: «Давай покажем им, как это делается».

Сидя за столом, мы по очереди обмениваемся благодарностями. Блисс – одно из многих, что мама с папой говорят оба. Я сияю, сжав зубы с полным ртом индейки и клюквенного варенья.

Я не произношу все свои благодарности вслух, но благодарю дедушку и бабушку за то, что они приехали сюда, и за каждый день, когда папа цел и невредим. Я знаю, что Форкс и вполовину не так опасен, как Финикс, но стараюсь никогда не принимать то, что с ним все в порядке, как должное.

Я благодарна маме за то, что завтра она ведет меня по магазинам, обещая купить мне еще взрослых вещей. Я благодарна ей за то, что она научила меня чувствовать любовь так, как чувствует она – всем своим сердцем.

Я благодарна Карлайлу и Эсме. Мои родители незаменимы, и я люблю их сильнее, но своих вторых родителей я тоже люблю. Я благодарна отцу за то, что он был прав: я заведу здесь друзей. Я благодарна Лорен, Леа, Гарретту и даже Пити и Бену. И я чувствую, что могу взорваться, когда думаю, как много для меня значит Элис. И более чем благодарна за то, что она есть у меня.

Она моя напарница, мой товарищ, моя соучастница. Элли – моя союзница. И мой герой, в очень многих вещах.

Я улыбаюсь про себя; я более чем благодарна за то, что у меня есть и Эдвард тоже.

Его вера в меня выходит за рамки веры в самого лучшего из лучших друзей. Он знает, что может доверять мне, что я всегда промолчу. Он настаивает, чтобы я вела себя соответственно своему возрасту и держалась подальше от проблем, но на самом деле он больше обращается со мной как со взрослой, чем с кем либо другим, потому что у нас с ним есть большой-большой секрет, и его вера в то, что я сохраню наш секрет – это то, за что я благодарна сильнее, чем действительно понимаю.

Я чувствую, что нашла в нем друга навек, прямо как Элис. Я даже не могу представить, как мы жили до нашей встречи. Кажется, что раньше моя жизнь была такой пустой, а пустоту трудно запомнить.

От мыслей об этом мне хочется, чтобы эти два дня уже прошли.

После ужина я помогаю маме и бабушке с уборкой, и она спрашивает, что я хочу на Рождество.

- Новые зимние сапоги, – с улыбкой говорю я вместо того, чтобы сказать: «Свободы», чего я действительно хочу. – Серые, такие, у которых внутри и сверху такой мягкий, похожий на теплый шерстяной, носок, но на подошве очень хорошее сцепление.

Когда позже с дедушкой я кладу в рот грудную куриную косточку, я втайне прошу, чтобы Эдвард остался ночью в субботу. Я знаю, что иду к Элли, но его я тоже хочу видеть. Я скучаю по нему.

Объевшиеся и сонные, мы все отправляемся спать не слишком поздно. Мама с папой уступают свою кровать бабушке с дедушкой. Оставшись без комнаты, они сооружают на диване гнездо из подушек и одеял. Включают кино, и это нелепо романтично – видеть, как они, такие милые и влюбленные, свернулись на диване.

В своей комнате я переодеваюсь в пижаму; дверь закрыта, негромко звучит музыка. Я надеваю пижамные штаны в бледно-розово-бежевую полоску и такого же цвета майку, и выкапываю из дальнего угла шкафа худи Эдварда.

Его лесисто-дымно-ванильный запах выветривается, но если надеть капюшон и умышленно глубоко вдохнуть, я все еще чувствую слабый запах Эдварда.

Я думаю о том, чтобы написать ему сообщение, но понимаю, что не знаю, что сказать. Поэтому, положив телефон на тумбочку на случай, если передумаю, я выключаю свет и забираюсь под одеяло. Включаю маленькую прикроватную лампу и открываю «Дающего»* на главу дальше той, которую мы разбираем на уроке мистера Бёрди.

Через несколько страниц глаза начинают слипаться. Раскатанные рукава свитера Эдварда прикрывают мне пальцы, которые я прижимаю к подбородку и губам. Рукава кажутся такими мягкими. Запах, осязание и мысль о свитере, об Эдварде – все это успокаивает, убаюкивает меня и отправляет мое сонное любопытство туда, где оно никогда еще не бывало.

Когда идея снять пижаму только возникает у меня голове, достаточно ясная, чтобы обдумать ее, я колеблюсь. Мне это кажется немного глупым.

Однако я одна в комнате. Это может быть моим собственным секретом, и никто никогда не узнает, и на этой мысли мое любопытство побеждает. Я сажусь в кровати и снимаю и майку и худи.

На мгновение оказавшись топлесс, я отделяю майку от худи и швыряю майку в сторону шкафа. Улыбаясь и кусая нижнюю губу, я снова просовываю руки в рукава и надеваю худи через голову.

И тут же восторгаюсь своим решением.

Ощущения от его худи изнутри на голой коже лучше, чем все, что я могла себе представить, и я мысленно даю себе пинка за то, что не додумалась до этого раньше. Я много месяцев даже не думала об этом.

Домашняя работа по английскому позабыта, я снова надеваю капюшон и ложусь, вытягивая ноги на кровати. Теплая поношенная мягкая ткань скользит вместе с моими движениями и касается живота и остальных моих голых частей тоже.

Я чувствую, как краснеют щеки, когда провожу руками по худи, и черная ткань движется на моих небольших округлостях. Придерживая низ худи обеими руками, я слегка натягиваю его, просто чтобы почувствовать это снова.

Я сжимаю губы, чтобы не рассмеяться. Мягкий поношенный хлопок легко касается моей голой груди. Я чувствую некое напряжение, как когда тебе холодно, но это по-другому. Это приятно. Лучше, и мои руки повторяют это движение по своей собственной воле.

Зарывшись ярко-красными по ощущениям щеками в худи, я закрываю глаза и улыбаюсь еще шире. Я вдыхаю запах Эдварда и наслаждаюсь им. Обнимаю себя руками, окружая похожим на объятья теплом, и снова хихикаю, потому что не могу перестать снова и снова думать о его имени.

Улыбаясь во весь рот, я несколько раз моргаю, но глаза почти все время остаются закрытыми. Я потягиваюсь и переворачиваюсь, ощущая движение ткани. Сосредотачиваюсь на этом щекотном тянущем чувстве, пока дрожь не становится настолько приятной, что почти больно.

И даже тогда это весьма стоящие ощущения.

Нервная дрожь от этой хлопковой ласки поражает меня, и мне хочется больше никогда не надевать лифчик.

Хихикая, я поворачиваюсь на бок, тянусь за телефоном и набираю сообщение:

Я знаю, что ты знаешь, что оно мне нравится, но сегодня День благодарения, и я благодарна за твое худи. Это все.

Телефон под подушкой, лампа выключена, я укутываюсь в пахнущий ванилью черный хлопок под своим графитово-синим одеялом. Я закрываю глаза, делаю вдох, и мой телефон вибрирует. Слова, сияющие в темноте, освещают весь мой мир:

Я благодарен за тебя, Блисс. Я скучаю по тебе. Ты должна быть здесь, рядом со мной.

* подростковый роман Лоиса Лоури 1993 года