***

Через две недели я получаю от бабушки с дедушкой новые сапоги. Глядя на них, мне кажется, что я никогда не упаду. Что пока я буду в них, я могу идти по чему угодно и через что угодно. В них я чувствую себя неуязвимой.

На следующий день я говорила с Эдвардом по телефону почти до часа ночи, пытаясь защитить эту теорию.

- Это просто сапоги, детка. – Он рассмеялся, отчего я тоже рассмеялась. Он мальчишка. А я нет, и я не ждала, что он в полной мере постигнет все величие того, что это зимние сапоги, но было весело попытаться.

- Нет, не просто. – Я улыбнулась, свернувшись под одеялом и мечтая о том, чтобы он был здесь. – Они как суперброня. Они делают меня неуязвимой, - глупо настаивала я, подыскивая лучшие, более сильные слова. – Неприкосновенной. Непобедимой.

Лежа в постели Элис, я закрываю глаза, сражаясь с нервной болью в животе.

Сегодня мы с ней обменялись подарками, а теперь в любую минуту должны обменяться с Эдвардом. В Рождество я могу быть только дома, и до него всего три дня. Я ношу свои суперсапоги уже почти две недели, и они по-прежнему более чем крутые по двум главным причинам:

Во-первых, в Форксе чертовски коварная зима, а в них сцепление со льдом как ни в одних других.

И, во-вторых, потому, что когда мы с Элли вернулись домой из поездки в Порт-Анджелес, когда мы поднялись по лестнице,… когда я все еще была в двух ступеньках от верха… Боже, именно в тот момент, когда я посмотрела наверх…

В куртке на молнии с наполовину надетым капюшоном, который держался на ее черном с ярко-розовыми прядями хвосте, из комнаты Эдварда появилась Виктория. Она продолжала усмехаться над чем-то, что происходило у нее за спиной, и я почувствовала, что пол уходит из-под ног.

Внезапное погружение в атмосферу фантастического дня с подругой и это, еще более резкое, изменение моего крайне расслабленного комфортного состояния, полностью застало меня врасплох. Я схватилась за перила, чтобы взобраться на эти две последние ступеньки, но на мне были мои сапоги, которые поддержали мои лодыжки и уберегли от вывиха.

Я открываю глаза и смотрю на тени крошечных желтых огоньков на потолке.

- Привет, младшие сестренки. – Виктория улыбнулась, пожимая плечами и проходя мимо нас. От нее пахло дурью, и она была похожа на черта в дырявых на коленях джинсах и фиолетовом худи на молнии. Ее губы блестели темно-розовым блеском, и она громко лопнула пузырь жвачки.

Она так красива, что мне больно. Она так красива, что у меня сводит живот.

- Сдохни, - огрызнулась в ответ Элли, стоя там, где ее невозможно было не услышать, прежде чем Виктория закрыла дверь ванной.

Я делаю долгий и медленный выдох, пытаясь и желая изо всех сил выпустить все это наружу.

Мы зашли только чтобы взять несколько дисков из комнаты Элис. Всего через несколько минут мы с ней снова были в машине Эсме. Когда мы уже почти подъехали к торговому центру, я получила сообщение от Эдварда.

Куда же ты поехала, принцессочка моя?

Элис я сказала, что сообщение от моей мамы. Я на него не ответила.

Эсме ходила по торговому центру с мамой Лорен. Мы с Элис встретились с Джазом и съели по пицце перед фильмом. Пока мы с Элис заказывали, я быстро сходила в туалет, чтобы проветрить голову и привести себя в порядок.

Я слышала за дверью спальни Эдварда Пити, который смеялся и говорил Микси заткнуться нахуй, потому что она не знает, о чем говорит. Слышала я и треп Бена. Я знала, что Эдвард был с ней не один, но сам вид ее там, за дверью его комнаты…

Я выдыхаю и поворачиваюсь на бок.

Неважно.

Это неважно.

Это не имеет значения. Ничего не было. Все там были, а не только он и она. Все хорошо.

Я снова закрываю глаза и стараюсь не думать, но не выходит.

Это имеет значение.

Я не знаю, почему. Я лишь знаю, что имеет. Он не должен быть с ней так.

Я еще раз открываю глаза и поворачиваюсь на спину.

Только начало двенадцатого. Мы с Элли пожелали друг другу спокойной ночи меньше двадцати минут назад. По звуку похоже, что она спит, но прошло слишком мало времени, чтобы сказать наверняка, а даже если и спит, я слишком расстроена всем тем, что держала в себе весь вечер, и, вероятно, мне пока не стоит вставать и идти.

Я вздыхаю, потягиваясь под одеялом.

Да.

Стоит.

Эдварду пятнадцать лет и он самостоятельный человек со своей собственной жизнью. Его дело – как он проводит свое время и с кем, так же как и моя жизнь – это мое дело. Это не должно меня беспокоить. Это не должно иметь значения. Это не имеет значения.

Она его не волнует. Он ее не уважает.

Она не засыпает в его объятьях, укрывшись с ним одеялом, и не просыпается с…

О.

О…

Нет. Нет. Нет.

От следующей мысли меня внезапно тошнит, кружится голова, бросает в жар и холодеет все тело. У меня чувство, что сейчас меня стошнит пиццей, и она разлетится по всей комнате. Горло и нос начинает щипать изнутри, и я чувствую, как слезы рекой рвутся из глаз.

Я очень надеюсь, что Элис крепко спит, потому что не могу оставаться здесь дольше ни секунды. Спихнув одеяло и как можно тише выскользнув из постели, я гоню прочь мысль, от которой меня тошнит сильнее всего. Я отказываюсь думать об этом. Не могу. Иначе потеряю контроль.

Они не делали этого. Не стали бы.

Он не стал бы.

Я смахиваю волосы с плеч и набираю полную грудь воздуха. Думая обо всем в мрачном свете, я прохожу как раз мимо пакета, в котором лежит рождественский подарок Эдварда. Вместо него я тянусь за сапогами и надеваю их. От них мнутся мои пастельно-голубые пижамные штаны, а мне все равно.

Это не имеет значения, продолжает повторять мой разум. Он не заботится о ней так, как заботится о тебе. Он считает, что ты красивее. Он говорит это все время…

Но это имеет значение.

Они не могут это делать, не здесь. Это имеет значение. Это мое…

Когда я дохожу до его двери, я понимаю, что свет все еще горит. Он все еще не спит, а я не написала ему, что иду, и не спросила, можно ли. Не то, чтобы я когда-либо спрашивала, но все же я даже не ответила на сообщение, которое он написал мне после обеда.

Я отгоняю эту мысль. Это не имеет значения. Это комната, где живет наш секрет. Она больше не только его комната. Он всегда мне рад и всегда хочет, чтобы я была там. Я знаю это. Так же, как и то, что он знает, что мне можно доверять. Всегда.

Но тогда почему…

Сделав еще один вдох и отогнав сомнения и постоянно растущее волнение по поводу Эдварда, я кладу свою липкую руку на его дверную ручку и поворачиваю.
 

От переводчика: извините, что мало. Следующий кусок будет намного больше